— сказала она и опять в нерешительности потупила глаза. — Я уверена, что это нехорошо, — прибавила она и через минуту взяла Аллэна под руку без малейшей нерешительности.
Они пошли по усыпанному маргаритками лугу, молодые, веселые и счастливые, и солнце летнего утра безоблачно освещало их усыпанный цветами путь.
— Куда мы идем теперь? — спросил Аллэн. — В другой сад?
Она весело засмеялась.
— Как это странно, мистер Армадэль, что вы не знаете, когда все это принадлежит вам! Неужели вы видите Торп-Эмброз первый раз сегодня? Как это должно казаться вам странно! Нет, нет, не говорите мне больше комплиментов, а то, пожалуй, вы вскружите мне голову. С нами нет пожилой дамы, и я сама должна заботиться о себе. Позвольте мне быть полезной, позвольте мне показать вашу собственность. Мы выйдем из этой калитки через дорогу в парк, а потом по сельскому мостику кругом плантации — куда вы думаете? Туда, где я живу, мистер Армадэль, в прехорошенький коттедж, который вы отдали внаймы папа. О, если бы вы знали, как мы обрадовались, когда могли его получить!
Она замолчала, посмотрела на своего спутника и остановила еще комплимент, готовый сорваться с губ неисправимого Аллэна.
— Я брошу вашу руку, — кокетливо сказала она, — если вы не перестанете! Мы очень обрадовались, получив коттедж, мистер Армадэль. Папа сказал, что он чувствует себя обязанным вам за это, в тот день, как мы получили ваше согласие. А я сказала, что я вам обязана, неделю тому назад.
— Вы, мисс Мильрой? — воскликнул Аллэн.
— Да. Вам, может быть, удивительно это слышать, но если бы вы не отдали этот коттедж папа, я, кажется, имела бы несчастье попасть в школу.
Аллэн вспомнил о монете, которую он бросал на столе в каюте в Кэстльтоуне.
«Если бы она знала, что я кидал для этого жребий!» — подумал он с раскаянием.
— Наверно, вы не понимаете, почему мне кажется так ужасно попасть в школу, — продолжала мисс Мильрой, истолковав по-другому молчание своего спутника. — Если бы я поступила в школу в детстве, то есть в таких летах, когда отдают других девушек, мне было бы теперь все равно, но тогда мне не удалось. Это было во время болезни мама и несчастных спекуляций папа, а так как папа некому было утешать, кроме меня, Я, разумеется, осталась дома. Напрасно вы смеетесь. Я была полезна, уверяю вас. Я помогла папа переносить неприятности, сидя у него на коленях после обеда и прося его рассказывать мне истории о всех замечательных людях, которых он знал, когда бывал в большом свете, здесь и за границей. Если бы я не развлекала его по вечерам, а его часы не занимали его днем…
— Его часы? — повторил Аллэн.
— О, да! Мне бы надо было сказать вам: у папа необыкновенный талант к механике. И вы это скажете, когда увидите его часы. Они, разумеется, не так велики, но совершенно по образцу знаменитых страсбургских часов. Только подумайте: он начал их, когда мне было восемь лет, и, хотя мне минуло теперь шестнадцать, они еще не кончены! Некоторые из наших друзей ужасно удивились, что он принялся за такую работу, когда начались его неприятности, но папа тотчас им напомнил, что Людовик XVI занялся слесарным мастерством, когда начались его неприятности, и тогда все остались совершенно довольны.
Она замолчала и покраснела.
— О, мистер Армадэль! — сказала она с искренним замешательством на этот раз. — Все мой несчастный язык — опять проболтался! Я уже разговариваю с вами, как будто знала вас несколько лет! Вот об этом-то говорил друг папа, когда уверял, что мое обращение слишком смело. Это совершенно справедливо. Я ужасно скоро становлюсь слишком непринужденной с теми…
Она вдруг замолчала и не закончила свою фразу — «которые мне нравятся».
— Нет, нет, продолжайте! — умолял Аллэн. — Я тоже имею недостаток быть фамильярным, притом мы должны быть фамильярны: мы такие близкие соседи. Я человек довольно необразованный и не знаю, как мне это сказать, но я желаю, чтобы ваш коттедж находился в дружеских отношениях с моим домом, а мой дом с вашим коттеджем. Вот моя мысль, выраженная неуклюжими словами. Продолжайте, мисс Мильрой, пожалуйста, продолжайте!
Она улыбнулась и заколебалась.
— Я не совсем помню, на чем я остановилась, — промолвила она. — Я только помню, что мне хотелось вам что-то сказать. Это все оттого, мистер Армадэль, что я иду с вами под руку, будет гораздо лучше, если вы согласитесь идти отдельно. Вы не соглашаетесь? Ну, когда так, напомните же мне, что такое хотела я вам сказать? На чем я остановилась, прежде чем заговорила о неприятностях и часах папа?
— Вы были в школе! — отвечал Аллэн, покопавшись в своей памяти.
— Не в школе, хотите вы сказать, — продолжала мисс Мильрой, — по милости вашей. Теперь я опять могу продолжать, и это очень утешительно. Я говорю совершенно серьезно, мистер Армадэль, что, если бы вы не согласились отдать внаймы папа коттедж, меня отдали бы в школу. Вот как это получилось: когда мы начали переезжать, миссис Блэнчард была так добра, что прислала нам сказать, что ее слуги в нашем распоряжении, если нам нужна помощь. После этого нам с папа только оставалось пойти и поблагодарить ее. Мы видели миссис и мисс Блэнчард. Миссис была очаровательна, а мисс просто прелестна в трауре. Вы, наверно, восхищаетесь ею. Она высока, бледна и грациозна и, вероятно, совершенно оправдывает вашу идею о красоте?
— Ничуть не бывало, — отвечал Аллэн. — Моя идея о красоте в настоящую минуту…
Мисс Мильрой, опасаясь комплимента, тотчас отняла свою руку.
— Я хочу сказать, что я никогда не видел ни миссис Блэнчард, ни ее племянницы, — прибавил Аллэн, поспешно поправившись.
Мисс Мильрой сменила гнев на милость и опять взяла Аллэна под руку.
— Как это странно, что вы никогда их не видели! — продолжала она. — Вам решительно незнакомы все и вся, в Торп-Эмброзе! Вот когда мы посидели и поговорили немножко с мисс Блэнчард, я услыхала, что миссис Блэнчард произнесла мое имя, и затаила дыхание. Она спрашивала папа: кончила ли я мое воспитание. Папа тотчас высказал свое главное затруднение. Надо вам знать, что моя прежняя гувернантка вышла замуж перед нашим приездом сюда и никто из наших друзей не мог рекомендовать нам другую, с умеренным жалованьем. «Мне сказали, миссис Блэнчард, люди, понимающие это лучше, чем я, — сказал папа, — что объявлять в газетах всегда риск. Это все падает на меня при расстроенном здоровье миссис Мильрой, и, кажется, я должен кончить тем, что отдам мою девочку в школу. Не знаете ли вы школы, которая была бы по средствам бедного человека?» Миссис Блэнчард покачала головой. Я готова была расцеловать ее за это. «Вся моя опытность, майор Мильрой, — сказала эта чудесная женщина, — говорит в пользу объявлений. Гувернантка моей племянницы была взята по объявлению, а вы можете вообразить, как она была нам полезна, когда я вам скажу, что она жила в нашем семействе более десяти лет». Я готова была упасть на колени перед миссис Блэнчард и сама удивляюсь, как я этого не сделала! Папа был поражен в то время. Я это видела и заговорила об этом опять, когда мы возвращались домой. «Хотя я давно не бывал в свете, моя милая, — сказал папа, — я с первого взгляда узнаю знатную и умную женщину. Опытность миссис Блэнчард поставила объявления в новом свете, я должен об этом подумать». Он об этом подумал, и, хотя он не признался мне открыто, я знаю, что он решился напечатать объявление не позже, как вчера. Итак, если папа благодарит вас за коттедж, мистер Армадэль, и я тоже благодарю вас. Если бы не вы, мы никогда не познакомились бы с милой миссис Блэнчард, а если бы не милая миссис Блэнчард, меня отдали бы в школу.
Прежде чем Аллэн успел ответить, они обогнули плантацию и вышли к коттеджу. Описывать его было бы бесполезно. Вся вселенная уже знает его. Это был типичный коттедж первых уроков рисовального учителя, набросанный размашистым карандашом, с хорошенькой соломенной кровлей, с роскошными ползучими растениями, со скромными решетчатыми окнами, с сельским крыльцом, с проволочной клеткой — всего тут было сполна!
— Не правда ли, какая прелесть? — сказала мисс Мильрой. — Пожалуйста, войдите!
— Можно ли? — спросил Аллэн. — А если майор подумает, что слишком рано?
— Рано или поздно, я уверена, что папа будет очень рад видеть вас.
Она торопливо прошла по садовой тропинке и отворила дверь гостиной. Аллэн последовал за ней в маленькую комнатку и увидел на дальнем конце ее мужчину, сидевшего у старинного письменного стола спиной к гостю.
— Папа! Вот вам сюрприз! — сказала мисс Мильрой, отвлекая его от занятия. — Мистер Армадэль приехал в Торп-Эмброз, и я привела его к вам.
Майор вздрогнул и вскочил, растерявшись на минуту, немедленно оправился и подошел встретить своего молодого хозяина, гостеприимно протянув руку.
Человек с более опытной и с более тонкой наблюдательностью, чем Аллэн, прочел бы на лице майора Мильроя историю его жизни. Домашние неприятности, поразившие майора, ясно обнаружились в его согбенном стане, в его исхудалых, морщинистых щеках сразу же, когда он встал со своего кресла. Неизменное влияние одного неменяющегося занятия и одной монотонной мысли выразилось потом в его обращении и в его задумчивом взгляде, когда дочь заговорила с ним. Через минуту, когда майор несколько оживился, принимая своего гостя, он вполне раскрылся как личность. Тогда в утомленных глазах майора мелькнуло слабое отражение его более счастливой молодости. В спокойном обращении майора произошла перемена, безошибочно показывавшая дарования, приобретенные давно в школе благородного общества. Это был человек, давно уже терпеливо находивший прибежище от своих неприятностей в одном занятии механикой, человек, только пробуждавшийся время от времени, чтобы увидеть себя опять тем, кем он когда-то был. Открывшись таким образом для всех глаз, какие могли правильно понять его, майор Мильрой стоял перед Аллэном в первое утро знакомства, которому было предназначено иметь влияние на жизнь Аллэна.
— Искренно рад видеть вас, мистер Армадэль, — сказал он, говоря монотонным и тихим голосом, свойственным людям, занятия которых бывают уединенны и однообразны. — Вы уже сделали мне одно одолжение, приняв меня вашим жильцом, а теперь вы делаете мне другое одолжение этим дружеским визитом. Если вы еще не завтракали, позвольте мне без церемонии пригласить вас сесть за наш маленький стол.
— С величайшим удовольствием, майор Мильрой, если я только вам не помешаю, — ответил Аллэн, восхищенный этим приемом. — С огорчением я услыхал от мисс Мильрой, что миссис Мильрой нездорова. Может быть, мой неожиданный приход… Может быть, вид незнакомца…
— Я понимаю вашу нерешимость, — перебил майор, но она совершенно излишняя. Болезнь миссис Мильрой не позволяет ей выходить из ее комнаты… Приготовлено ли уже все на столе, душа моя? — продолжал он, так круто переменив разговор, что более внимательный наблюдатель, чем Аллэн, мог бы подозревать, что этот разговор был ему неприятен. — Ты сделаешь чай?
Внимание мисс Мильрой, по-видимому, было уже занято, она не отвечала. Пока ее отец и Аллэн разменивались любезностями, она приводила в порядок письменный стол и рассматривала разные вещи, разбросанные на нем, с необузданным любопытством избалованного ребенка. Через минуту после того, как майор заговорил с нею, она увидела бумажку, спрятанную между листьями пропускной бумаги, схватила ее и тотчас обернулась с восклицанием удивления.
— Неужели мои глаза обманывают меня, папа? — спросила она. — Или вы точно писали объявление, когда я вошла?
— Я только что кончил, — отвечал ей отец. — Но, душа моя, мистер Армадэль здесь. Мы ждем завтрак.
— Мистер Армадэль все знает, — отвечала мисс Мильрой. — Я сказала ему в саду.
— О да! — вмешался Аллэн. — Пожалуйста, не обращайтесь со мной, как с посторонним, майор!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Они пошли по усыпанному маргаритками лугу, молодые, веселые и счастливые, и солнце летнего утра безоблачно освещало их усыпанный цветами путь.
— Куда мы идем теперь? — спросил Аллэн. — В другой сад?
Она весело засмеялась.
— Как это странно, мистер Армадэль, что вы не знаете, когда все это принадлежит вам! Неужели вы видите Торп-Эмброз первый раз сегодня? Как это должно казаться вам странно! Нет, нет, не говорите мне больше комплиментов, а то, пожалуй, вы вскружите мне голову. С нами нет пожилой дамы, и я сама должна заботиться о себе. Позвольте мне быть полезной, позвольте мне показать вашу собственность. Мы выйдем из этой калитки через дорогу в парк, а потом по сельскому мостику кругом плантации — куда вы думаете? Туда, где я живу, мистер Армадэль, в прехорошенький коттедж, который вы отдали внаймы папа. О, если бы вы знали, как мы обрадовались, когда могли его получить!
Она замолчала, посмотрела на своего спутника и остановила еще комплимент, готовый сорваться с губ неисправимого Аллэна.
— Я брошу вашу руку, — кокетливо сказала она, — если вы не перестанете! Мы очень обрадовались, получив коттедж, мистер Армадэль. Папа сказал, что он чувствует себя обязанным вам за это, в тот день, как мы получили ваше согласие. А я сказала, что я вам обязана, неделю тому назад.
— Вы, мисс Мильрой? — воскликнул Аллэн.
— Да. Вам, может быть, удивительно это слышать, но если бы вы не отдали этот коттедж папа, я, кажется, имела бы несчастье попасть в школу.
Аллэн вспомнил о монете, которую он бросал на столе в каюте в Кэстльтоуне.
«Если бы она знала, что я кидал для этого жребий!» — подумал он с раскаянием.
— Наверно, вы не понимаете, почему мне кажется так ужасно попасть в школу, — продолжала мисс Мильрой, истолковав по-другому молчание своего спутника. — Если бы я поступила в школу в детстве, то есть в таких летах, когда отдают других девушек, мне было бы теперь все равно, но тогда мне не удалось. Это было во время болезни мама и несчастных спекуляций папа, а так как папа некому было утешать, кроме меня, Я, разумеется, осталась дома. Напрасно вы смеетесь. Я была полезна, уверяю вас. Я помогла папа переносить неприятности, сидя у него на коленях после обеда и прося его рассказывать мне истории о всех замечательных людях, которых он знал, когда бывал в большом свете, здесь и за границей. Если бы я не развлекала его по вечерам, а его часы не занимали его днем…
— Его часы? — повторил Аллэн.
— О, да! Мне бы надо было сказать вам: у папа необыкновенный талант к механике. И вы это скажете, когда увидите его часы. Они, разумеется, не так велики, но совершенно по образцу знаменитых страсбургских часов. Только подумайте: он начал их, когда мне было восемь лет, и, хотя мне минуло теперь шестнадцать, они еще не кончены! Некоторые из наших друзей ужасно удивились, что он принялся за такую работу, когда начались его неприятности, но папа тотчас им напомнил, что Людовик XVI занялся слесарным мастерством, когда начались его неприятности, и тогда все остались совершенно довольны.
Она замолчала и покраснела.
— О, мистер Армадэль! — сказала она с искренним замешательством на этот раз. — Все мой несчастный язык — опять проболтался! Я уже разговариваю с вами, как будто знала вас несколько лет! Вот об этом-то говорил друг папа, когда уверял, что мое обращение слишком смело. Это совершенно справедливо. Я ужасно скоро становлюсь слишком непринужденной с теми…
Она вдруг замолчала и не закончила свою фразу — «которые мне нравятся».
— Нет, нет, продолжайте! — умолял Аллэн. — Я тоже имею недостаток быть фамильярным, притом мы должны быть фамильярны: мы такие близкие соседи. Я человек довольно необразованный и не знаю, как мне это сказать, но я желаю, чтобы ваш коттедж находился в дружеских отношениях с моим домом, а мой дом с вашим коттеджем. Вот моя мысль, выраженная неуклюжими словами. Продолжайте, мисс Мильрой, пожалуйста, продолжайте!
Она улыбнулась и заколебалась.
— Я не совсем помню, на чем я остановилась, — промолвила она. — Я только помню, что мне хотелось вам что-то сказать. Это все оттого, мистер Армадэль, что я иду с вами под руку, будет гораздо лучше, если вы согласитесь идти отдельно. Вы не соглашаетесь? Ну, когда так, напомните же мне, что такое хотела я вам сказать? На чем я остановилась, прежде чем заговорила о неприятностях и часах папа?
— Вы были в школе! — отвечал Аллэн, покопавшись в своей памяти.
— Не в школе, хотите вы сказать, — продолжала мисс Мильрой, — по милости вашей. Теперь я опять могу продолжать, и это очень утешительно. Я говорю совершенно серьезно, мистер Армадэль, что, если бы вы не согласились отдать внаймы папа коттедж, меня отдали бы в школу. Вот как это получилось: когда мы начали переезжать, миссис Блэнчард была так добра, что прислала нам сказать, что ее слуги в нашем распоряжении, если нам нужна помощь. После этого нам с папа только оставалось пойти и поблагодарить ее. Мы видели миссис и мисс Блэнчард. Миссис была очаровательна, а мисс просто прелестна в трауре. Вы, наверно, восхищаетесь ею. Она высока, бледна и грациозна и, вероятно, совершенно оправдывает вашу идею о красоте?
— Ничуть не бывало, — отвечал Аллэн. — Моя идея о красоте в настоящую минуту…
Мисс Мильрой, опасаясь комплимента, тотчас отняла свою руку.
— Я хочу сказать, что я никогда не видел ни миссис Блэнчард, ни ее племянницы, — прибавил Аллэн, поспешно поправившись.
Мисс Мильрой сменила гнев на милость и опять взяла Аллэна под руку.
— Как это странно, что вы никогда их не видели! — продолжала она. — Вам решительно незнакомы все и вся, в Торп-Эмброзе! Вот когда мы посидели и поговорили немножко с мисс Блэнчард, я услыхала, что миссис Блэнчард произнесла мое имя, и затаила дыхание. Она спрашивала папа: кончила ли я мое воспитание. Папа тотчас высказал свое главное затруднение. Надо вам знать, что моя прежняя гувернантка вышла замуж перед нашим приездом сюда и никто из наших друзей не мог рекомендовать нам другую, с умеренным жалованьем. «Мне сказали, миссис Блэнчард, люди, понимающие это лучше, чем я, — сказал папа, — что объявлять в газетах всегда риск. Это все падает на меня при расстроенном здоровье миссис Мильрой, и, кажется, я должен кончить тем, что отдам мою девочку в школу. Не знаете ли вы школы, которая была бы по средствам бедного человека?» Миссис Блэнчард покачала головой. Я готова была расцеловать ее за это. «Вся моя опытность, майор Мильрой, — сказала эта чудесная женщина, — говорит в пользу объявлений. Гувернантка моей племянницы была взята по объявлению, а вы можете вообразить, как она была нам полезна, когда я вам скажу, что она жила в нашем семействе более десяти лет». Я готова была упасть на колени перед миссис Блэнчард и сама удивляюсь, как я этого не сделала! Папа был поражен в то время. Я это видела и заговорила об этом опять, когда мы возвращались домой. «Хотя я давно не бывал в свете, моя милая, — сказал папа, — я с первого взгляда узнаю знатную и умную женщину. Опытность миссис Блэнчард поставила объявления в новом свете, я должен об этом подумать». Он об этом подумал, и, хотя он не признался мне открыто, я знаю, что он решился напечатать объявление не позже, как вчера. Итак, если папа благодарит вас за коттедж, мистер Армадэль, и я тоже благодарю вас. Если бы не вы, мы никогда не познакомились бы с милой миссис Блэнчард, а если бы не милая миссис Блэнчард, меня отдали бы в школу.
Прежде чем Аллэн успел ответить, они обогнули плантацию и вышли к коттеджу. Описывать его было бы бесполезно. Вся вселенная уже знает его. Это был типичный коттедж первых уроков рисовального учителя, набросанный размашистым карандашом, с хорошенькой соломенной кровлей, с роскошными ползучими растениями, со скромными решетчатыми окнами, с сельским крыльцом, с проволочной клеткой — всего тут было сполна!
— Не правда ли, какая прелесть? — сказала мисс Мильрой. — Пожалуйста, войдите!
— Можно ли? — спросил Аллэн. — А если майор подумает, что слишком рано?
— Рано или поздно, я уверена, что папа будет очень рад видеть вас.
Она торопливо прошла по садовой тропинке и отворила дверь гостиной. Аллэн последовал за ней в маленькую комнатку и увидел на дальнем конце ее мужчину, сидевшего у старинного письменного стола спиной к гостю.
— Папа! Вот вам сюрприз! — сказала мисс Мильрой, отвлекая его от занятия. — Мистер Армадэль приехал в Торп-Эмброз, и я привела его к вам.
Майор вздрогнул и вскочил, растерявшись на минуту, немедленно оправился и подошел встретить своего молодого хозяина, гостеприимно протянув руку.
Человек с более опытной и с более тонкой наблюдательностью, чем Аллэн, прочел бы на лице майора Мильроя историю его жизни. Домашние неприятности, поразившие майора, ясно обнаружились в его согбенном стане, в его исхудалых, морщинистых щеках сразу же, когда он встал со своего кресла. Неизменное влияние одного неменяющегося занятия и одной монотонной мысли выразилось потом в его обращении и в его задумчивом взгляде, когда дочь заговорила с ним. Через минуту, когда майор несколько оживился, принимая своего гостя, он вполне раскрылся как личность. Тогда в утомленных глазах майора мелькнуло слабое отражение его более счастливой молодости. В спокойном обращении майора произошла перемена, безошибочно показывавшая дарования, приобретенные давно в школе благородного общества. Это был человек, давно уже терпеливо находивший прибежище от своих неприятностей в одном занятии механикой, человек, только пробуждавшийся время от времени, чтобы увидеть себя опять тем, кем он когда-то был. Открывшись таким образом для всех глаз, какие могли правильно понять его, майор Мильрой стоял перед Аллэном в первое утро знакомства, которому было предназначено иметь влияние на жизнь Аллэна.
— Искренно рад видеть вас, мистер Армадэль, — сказал он, говоря монотонным и тихим голосом, свойственным людям, занятия которых бывают уединенны и однообразны. — Вы уже сделали мне одно одолжение, приняв меня вашим жильцом, а теперь вы делаете мне другое одолжение этим дружеским визитом. Если вы еще не завтракали, позвольте мне без церемонии пригласить вас сесть за наш маленький стол.
— С величайшим удовольствием, майор Мильрой, если я только вам не помешаю, — ответил Аллэн, восхищенный этим приемом. — С огорчением я услыхал от мисс Мильрой, что миссис Мильрой нездорова. Может быть, мой неожиданный приход… Может быть, вид незнакомца…
— Я понимаю вашу нерешимость, — перебил майор, но она совершенно излишняя. Болезнь миссис Мильрой не позволяет ей выходить из ее комнаты… Приготовлено ли уже все на столе, душа моя? — продолжал он, так круто переменив разговор, что более внимательный наблюдатель, чем Аллэн, мог бы подозревать, что этот разговор был ему неприятен. — Ты сделаешь чай?
Внимание мисс Мильрой, по-видимому, было уже занято, она не отвечала. Пока ее отец и Аллэн разменивались любезностями, она приводила в порядок письменный стол и рассматривала разные вещи, разбросанные на нем, с необузданным любопытством избалованного ребенка. Через минуту после того, как майор заговорил с нею, она увидела бумажку, спрятанную между листьями пропускной бумаги, схватила ее и тотчас обернулась с восклицанием удивления.
— Неужели мои глаза обманывают меня, папа? — спросила она. — Или вы точно писали объявление, когда я вошла?
— Я только что кончил, — отвечал ей отец. — Но, душа моя, мистер Армадэль здесь. Мы ждем завтрак.
— Мистер Армадэль все знает, — отвечала мисс Мильрой. — Я сказала ему в саду.
— О да! — вмешался Аллэн. — Пожалуйста, не обращайтесь со мной, как с посторонним, майор!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58