– изумляется Мусниц­кий. – Пиши: «Нарушителям предложено в кратчайший срок представить сметную документацию… для рассмот­рения в установленном порядке». – Мусницкий смеет­ся: – Значит, первоначально – тебе, ты – мне, а я – в стол. Сегодня, Алтынов, острые вопросы надо решать смелее!.. Не разузнал насчет плана по сносу?
– Договорился. Их машинистка просто сделает для нас лишний экземпляр. Это вариант самый дешевый – коробка конфет.
– А ты не дешевись, прибавь еще какую морковку. Машинистка и на будущее сгодится. Да! Вот еще что. Ходил я в новый дом, второй и третий корпуса. Недодел­ки, халтуры вагон, полное безобразие. – И эти столь распространенные и справедливые сетования заканчива­ет неожиданно: – Узнай, кто еще в приемной комиссии, потолкуй, чтобы принять, как есть. Усек?
– Я, Максим Семеныч, все секу с ходу!
На станции обслуживания Изабелла придирчиво ос­матривает восстановленную фару.
– Ну, все в порядке, – подходит Алик, засовывая в карман бумажник. – Подкинул ребятам за срочность.
Вдвоем они садятся в машину, и Изабелла выводит ее с территории станции.
– Куда вас отвезти? – спрашивает она, приостановясь на улице.
– Белла, а мы не посидим где-нибудь? Тихо-скромно. По-дружески?
– Я должна вернуться на работу. Еще кучу иностран­ных проспектов переводить.
– Вам нравится этот трест «Разнореклама»? И ваша работа?
– Средне.
– Да, вы заслуживаете лучшей участи!..
Продолжение разговора мы слышим у следующего светофора:
– И что же, мы вот так расстанемся и не увидимся больше?
– А зачем, собственно? – хитро косится Изабелла.
– Вам непонятно?
– М-м…
– Вы меня толкаете знаете на что? Еще раз раскокать фару у вашей машины!
– О! Дорогое удовольствие!
– Так не вводите меня в пустые расходы!
Знаменский и Томилин работают в банке с докумен­тами. Закончив складывать какие-то цифры, Пал Палыч нарушает молчание:
– Наивные мы с вами люди, Николай Александро­вич! Кажется, все превзошли, все знаем… А вот сколько товарищ Мусницкий имеет, к примеру, на вывоз мусора? Не скажете? Дышите глубже – пятнадцать тысяч рублей!
– О-го-го!..
– А под скромной графой «Содержание дворов и тротуаров» – угадайте, сколько?
– Н-ну… столько же?
– Тридцать девять тысяч!
– Фантастика! Да. И что же подразумевается в этой графе?!
– Всякие работы, которые, судя по состоянию дво­ров, не производятся. Дальше. Текущий ремонт, прошу прощения, – сто пятьдесят пять тысяч! А капитальный…
– Если на текущий столько, то… полмиллиона?
– Миллиончик без двухсот рублей!
– Куда же это все ухает?!
– Сам давно так не удивлялся! Увидишь облупленный фасад, думаешь: где же на все денег набраться? А день­ги – вот они! Хватило бы всем жить в уюте и комфорте!
– А по району в целом сколько?
– Только на благоустройство и ремонты выделяется двенадцать миллионов в год!
Томилин вскакивает.
– Такие средства!.. Ведь это просто грабеж – только без ножа и кастета! Вы посмотрите только сводку по ремонту! – Он протягивает Пал Палычу свои выкладки.
– Ремонт перед сносом? Тридцать процентов средств?!
– Совершенно верно. Мусницкий благоустраивал дома, которые вскоре шли на слом. Поди потом проверь, что там делали, что нет!
– Недурно. – Пал Палыч снова обращается к сводке Томилина. – А это что за цифра?
– Внизу? То, что истрачено на заселяемые ново­стройки.
– Когда же их ДЭЗы приводили в порядок? Всегда жильцы сами управляются!
– По-моему, тоже. Но строители говорили: ДЭЗы очень заинтересованы получать дома с недоделками.
– Повод для списания денег? Так…
Некоторое время они смотрят друг на друга: в экую трясину попали!
Напольные часы бьют семь. Знаменский спохватыва­ется, что засиделись. Оба начинают собираться, одеваться. Несколько папок укладывают в сейф, опечатывают его.
Опечатывают снаружи и дверь комнаты. Простившись с секретаршей, натягивающей пальто, выходят на улицу.
Пал Палыч спрашивает:
– У нас есть данные, где сейчас официально ведется капитальный ремонт? :
– В основном да.
– Надо будет на днях прогуляться, поглядеть живьем.
Дорого обставленная квартира Сони. Изабелла приве­ла Алика знакомиться, и чувствуется, что ей очень важно мнение матери. Все трое чинно пьют чай.
– Начальство планирует загнать меня на Цейлон, – рассказывает о себе гость. – Немножко скучновато, но условия прекрасные.
– Представляешь, мама, круглый год лето! – встав­ляет Изабелла.
Но Соню занимают вещи более практические. Она рассматривает Алика, и тому становится слегка не по себе – столь откровенно она взвешивает «за» и «против».
– Расскажите, как это вышло, что вы развелись с женой?
– Виноват я. В прошлую поездку надо было взять ее с собой. Но – Ближний Восток, перестрелки, взрывы… словом, побоялся. А она молоденькая, хорошенькая, де­тей не было… все естественно.
– Проводили раздел имущества?
– Даже в квартиру не вошел, хоть куплена на мои деньги. Сел в машину и уехал – весь раздел.
– Значит, вы бездомный?
– После Цейлона решу квартирный вопрос.
Звонит телефон, Изабелла снимает трубку.
– Мама, Мусницкий.
– Слушаю, Максим Семеныч… Собрание? Пожалуй­ста, проведу… Когда мне удобней? Давай согласуем по­позже, сейчас я занята… Да-да, звони, не стесняйся.
Она кладет трубку и снова разглядывает Алика. Решив что-то, говорит дочери:
– Иза, посмотри, что там по телевизору.
– Восемь часов, – смеется Изабелла. – «Спокойной ночи, малыши!»
– Вот и прекрасно. Ступай.
Оставшись наедине с Аликом, Соня приступает к объяснению:
– Три года за границей… То есть вам срочно нужна жена…
– Рад, что вы меня поняли. И Белла, вероятно, дога­дывается о серьезности моих намерений.
– После шапочного знакомства и сразу – серьезные намерения?
– Софья Рашидовна, я бы с удовольствием долго и красиво ухаживал за вашей дочерью. Каждый день возил бы розы с Центрального рынка! При других обстоятель­ствах.
– Мне даже не известно, кто ваши родители!
– К сожалению, покойные. Отец был врач. Гомеопат с большой практикой. Маме не было нужды работать. Он умер от сердечного приступа, и мама недолго его пере­жила. – Алик погружается в печаль.
– Допустим, вы приличный человек, – говорит Соня. – Но почему Иза? Не рассказывайте мне, что влюблены без памяти!
– С такой женщиной, как вы, надо быть абсолютно откровенным, – уважительно признает Алик. – Да, я не влюблен без памяти. Потому что я, Софья Рашидовна, ничего без памяти не делаю. Я на трезвую голову знаю, что мне нужна именно Иза.
– Да почему именно она?! – не отступается заботли­вая мать.
– Мне такие нравятся. Красивая, веселая, не черес­чур умная…
– Приятно слышать! – прерывает Соня. – По-ваше­му, Иза – дурочка?
– Софья Рашидовна, я чистосердечный человек, я с вами в открытую. Иза – разумная девушка, образованная, но… Вот вы – вы очень умная, а Иза немножко ребенок. И мне такие нравятся, мама такая была. Что еще для меня важно… сейчас свободные нравы, а она держится иначе. За это вам поклон.
– Благодарите, будто уже свадьбу справили!
– Все зависит от вас, Софья Рашидовна, – ласково журчит Алик. – Иза вас глубоко уважает. И есть за что. Я сам такой – немножко несовременный, уважаю родите­лей. С прежней тещей, знаете, до сих пор друзья. Так сложилось, что близких родственников у меня нет, и я очень без семьи скучаю, не хватает домашнего очага. Вот так посидеть, попить чаю. Для меня семья…
– Погодите! – восстает Соня против его обволакива­ющих речей. – Если вы не уговорите Изу и меня, что тогда? Найдете себе другую красивую и веселую?
– Как вы меня неправильно поняли, Софья Раши­довна! Ай-ай-ай! Разумеется, я не поеду на Цейлон, пошлют кого-то еще. А я останусь, буду возить цветы и добиваться только вашей дочери! Но боюсь, потом при­дется нам ехать на Ближний Восток.
Разговор прерывает звонок в дверь, Изабелла вышла открыть.
– Мама, портниха.
Из-за ее плеча выглядывает женское лицо.
– Извините, Соня Рашидовна, я немного раньше.
Соня встает.
– На всякий случай я прощаюсь, – небрежно гово­рит она Алику.
Тот галантно целует ей руку:
– Если позволите, я вас дождусь.
Соня выходит. За ее спиной – незаметно для Изабел­лы – Алик и портниха обмениваются многозначитель­ным взглядом.
Томин входит в кабинет Пал Палыча.
– Наконец-то застал! Ты на работе бываешь?
– Только до открытия банка.
– Так, может, зайти на следующий год? Или когда Томилин будет в отпуске?
– Ладно-ладно, к твоим услугам.
– Это тебе требуются мои услуги! Между прочим… – Томин проходит, садится. – Паша, ты напрямую общал­ся с Мусницким?
– Еще нет.
– Учти, на легкий испуг его не возьмешь. Юриди­чески чист, хотя, думаю, полдюжины статей о нем плачут. На редкость тертый мужик. С большими связями. И кремень. Его надо вглухую обложить, иначе не одо­леем! Вторая фигура после него – Алтынов, главный инженер, тоже парень хваткий. На последнем курсе вуза у него папашу посадили по хозяйственному делу. И довольно шумно, даже фельетон был. Так что комиссия по распределению подстраховалась и выдала парню свободный диплом. А Мусницкий подобрал и приспо­собил к делу… Что-то получается один сплошной моно­лог, а?
– Сижу, мотаю на ус.
– Нет, ты меня спроси: а что слышно пикантного?
– Да? – оживляется Пал Палыч. – Считай, спросил.
– Отвечаю: уборщица. В ДЭЗе у Мусницкого. Веник и тряпку в руки не берет, но иногда заходит, потому как председатель месткома.
– «Освобожденная» уборщица?
– Незабываемой красоты женщина. Твоя старинная знакомая.
– С какой стороны?
– С нехорошей, Паша. Когда валютчики находились в нашей компетенции. Уже молодость приходится вспоми­нать, вот жизнь окаянная!.. Был тогда некий Нарзоев.
– Незабываемая фигура! Два раза на суде выпутывался, на третьем приговорен к высшей мере… Но что уборщица?.. Соня Нарзоева?
– Собственной персоной!
– Ну конечно… Она и в те времена числилась дворником… Бывало, к одиннадцати часам ей подавали «ЗИМ»… А как она нынче поживает?
– Слишком неплохо, Паша. Машина. Казенная квар­тира…
– Постой, она ведь в том же районе и жила!
– И в той же квартире! Мусницкий в ту пору был техник-смотритель. Он в жилищной системе уже лет трид­цать крутится. К Нарзоевым был вхож.
– Выходит, давние друзья?!
Знаменский и Томилин идут вдоль довольно большо­го жилого дома старой постройки. Огибают его, осматри­вают с задней стороны.
– Четыре месяца капитальный ремонт, – пожимает плечами Пал Палыч. – Как там сказано в смете?
– Замена паркета в двух третях квартир, – цитирует на память Томилин. – Обновление кровли. Окраска внут­ренних перегородок. Замена штукатурки. Возведение раз­борных лесов.
– Не наблюдаю. Пошли внутрь.
В разных подъездах они выборочно звонят в квартиры с одним и тем же вопросом:
– Извините, ремонтники не у вас?
Встреченная ими пожилая женщина жалуется:
– Какой ремонт! Помазали на лестнице да ушли.
– А в квартирах что-нибудь делали?
– Что вы! А как бы нужно! Пойдемте, я вам покажу. Все в негодность пришло, потолок потрескался, в окнах щели, пол совершенно расклеился… Вот моя дверь, входите.
– Да мы ничего не решаем, мамаша.
– Так и знала, опять одни разговоры!..
Когда наши герои снова на улице, Томилин говорит:
– Пал Палыч, можно я переключусь на оперативные рельсы? Чтобы параллельно…
– Сам хотел предложить.
– Разведаю, куда дели стройматериалы с этого «кап­ремонта», чем занимались четыре месяца рабочие, кото­рым тут наряды закрывали. Я вам не нужен в банке?
– Справлюсь. Только… чтоб раньше времени не то что Мусницкого – блоху возле него не потревожить!
На общем собрании работников ДЭЗа председатель­ствует и ведет собрание Соня.
– Спасибо, Максим Семеныч, – величественно благодарит Соня выступавшего. – Надеюсь, собрание доверит нам подготовить резолюцию.
1 2 3 4 5 6 7 8