А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Я привлекла специалиста из стройуправления, полезли втроем на этот чердак, пере­пачкались, голуби дурацкие шарахаются…
– А результаты, Зиночка?
– Мы с Томилиным всю дорогу обирали друг с друга перья – вот и весь результат!
– Действительно, дегтем не обмазали, а в перьях изваляли, – улыбается Томилин. – Свежие трубы, Пал Палыч, с иголочки.
– Но только по чердаку. А вниз идут ржавые стояки, – продолжает Кибрит. – Эксперт из стройуправления предположил, что чердачную разводку сменили буквально вчера-позавчера. На ней еще пыли даже нет!
– Пан начальник проявил такую оперативность? – озадаченно произносит Пал Палыч.
– Видимо, да… Но Зинаида Яновна уверена, что, если поискать, обнаружатся следы прежних аварий.
Кибрит кивает:
– И потом существует разрыв в сроках: официально проводку обновляли три месяца назад, а фактически – только что. На этом ты можешь сыграть? – Что-то щекочет ей шею, она проводит рукой и снимает перышко. – Еще одно! Тебе на память. – Она кладет перо в пепельницу.
– Сыграть на сроках?.. – прикидывает Пал Палыч. – А что это нам даст?
Томилин в сомнении пожимает плечами.
– По-моему, – подводит итог Пал Палыч, – на сей раз нас обскакали. Остается извиниться перед Зиной и впредь быть умней… Вот что, Николай Александрович, берите понятых и бегом в ДЭЗ. Изымайте книгу жалоб – раз. И в помещении диспетчера должны быть тетради с записями об авариях – их тоже. Хорошо бы года за два.
– Понял! – Томилин хватает пальто и спешит уйти.
К Мусницкому влетает главный инженер и шепчет на ухо, хотя в кабинете, кроме них двоих, никого нет.
– А чего ты шепчешь, Алтынов? – удивляется на­чальник. – Ведь уже изъяли?
Алтынов кивает.
– Наша промашка. Но мандражировать нечего. Глав­ное – не терять лицо. – Мусницкий впереди, Алтынов следом проходят в помещение канцелярии, где Томилин при понятых упаковывает будущие улики.
– Добрый день начальству! – Когда надо, Мусниц­кий умеет изобразить радость даже при виде сотрудника БХСС. – Что ж не заглянули, Николай Александрович? Я ведь ценю набеги… вроде вашего.
– Да?
– Хотите – верьте, хотите – нет. Мобилизует, пони­маете. Тонизирует! – выдумывает Мусницкий. – Да и сам, чего греха таить, иное отложишь на завтра, иное на неделю, а то и совсем отпихнешься. Бывает, бывает. А тут глядь – вы! Сразу настраиваешься на деловой лад. Тем­пы, качество, организованность. Правильно? – апелли­рует он к Алтынову.
– Еще бы! – соглашается тот.
– Так что вы не скрывайтесь, Николай Александро­вич. Если чем могу – только моргните!
– Непременно моргну. Но такая мелочь, не хотелось вас беспокоить. Всего хорошего.
– Заходите, делитесь соображениями, – провожает его Мусницкий. И уже без Томилина жестко говорит Алтыновy: – Кого про что будут спрашивать – чтоб я сразу знал!
– С жильцами сложно…
– Ничего сложного, все болтают, как сороки!
Знаменский, на этот раз в форме, и Томилин подни­маются по лестнице весьма запущенного жилого дома – даже выбитая часть окна не застеклена, а кое-как залата­на картоном.
– Дом, который забросил ЖЭК, – комментирует Пал Палыч.
– С какой квартиры начнем? – Томилин останавли­вается на площадке.
– С любой. Тут заявки были от всех подряд.
Они звонят в квартиру. Открывает интеллигентная женщина средних лет.
– Здравствуйте. Можно с вами побеседовать?
– Пожалуйста… Проходите… – приглашает она несколько растерянно.
Когда дверь захлопывается, с нижней площадки заглядывает востроносая старушонка: визит милиции не остался незамеченным.
– Если б вам удалось навести хоть какой-то поря­док! – волнуется женщина, усаживая гостей в комна­те. – Своими силами ничего добиться нельзя… То есть некоторые добиваются. Но я… я не умею дать…
– А берут?
– Знаете, берут. Вот, например, соседка сверху – ей много что сделали. Она говорит, надо заявление пере­гнуть пополам и внутрь положить. И не в руки, а на уголок стола. Оставляю, дескать, тут у вас заявление – и сразу задний ход. Я было послушалась, а потом покрути­лась-покрутилась в коридоре и не смогла… Ох, если б вы их как следует приструнили!
…Востроносая старушонка обсуждает что-то с приятельницей. Та любопытно оглядывается на дверь подъезда.
…А Пал Палыч и Томилин сидят в другой квартире, где на вопросы следователя отвечает молодой человек в тренировочном костюме. На полках за его спиной красу­ются спортивные призы.
Пал Палыч ведет протокол.
– Раз десять обращался к начальнику ЖЭКа, – гово­рит спортсмен.
– К Мусницкому? – уточняет Пал Палыч.
– Да, к нему. Подите, говорю, посмотрите сами, в каком состоянии ванна. И не подумаю, говорит. Ее срок службы – тридцать лет. Объясняю, что я дома тренируюсь буквально до седьмого пота, душ – просто необходимая вещь! А вы, говорит, сходите к главному инженеру. Мо­жет быть, найдете выход.
– И нашли?
– Нашел…
– Сложенное пополам заявление на уголок стола? – хмыкает Томилин.
– Для начала. Потом еще содрали. А куда деваться? Толкнулся в магазин «Сантехника» – нет ванн. Если на стороне добывать, все равно краденую купишь. Да еще устанавливать не придут, есть и такой способ держать за горло. Либо давай, либо до пенсии не мойся!.. Только это вы не пишите, что взятки давал: ни к чему мне репута­цию портить.
Молодожен Алик, пока он дома в одиночестве, пре­дается довольно странному занятию: переворачивает, тщательно осматривает и простукивает деревянные части стульев, исследует ножки стола, столешницу. Затем при­нимается таким же манером за платяной шкаф.
Слышится звук открываемой двери. Алик делает полный досады и разочарования жест, быстро вешает назад выну­тую на плечиках одежду и ложится с газетой на диван.
– Белочка, это ты?
– И я и мама… – Появляется его счастливая супруга.
– Наконец-то! – вскакивает Алик. – Одному в доме так скучно!
Вошедшая следом Соня застает пылкую встречу.
– Мы были в нашей квартире! – сообщает Изабел­ла. – Примеряли шторы.
– Меня смущает, что мама несет такие расходы, – хмурится Алик.
– А меня смущает, что вы совершенно не интересуе­тесь будущим жилищем, – говорит Соня.
– Но там еще маляры, Софья Рашидовна. Не умею разговаривать с малярами. А главное, целиком полагаюсь на ваш вкус!
…Мусницкий энергичной походкой приближается к ДЭЗу. Здесь его дожидается кучка людей из присутствую­щих на собрании и при ночной смене труб на чердаке.
– Максим Семеныч, один вопросик!
– По личному можно, Максим Семеныч?
Начальник, не задерживаясь, проходит к себе:
– Все после обеда! Сейчас ничего!
Он снимает пальто, тут же открывает записную книж­ку и названивает по телефону:
– Петр Анатольевич, Мусницкий. Сколько лет, сколь­ко зим!.. Как ваше драгоценное?.. И я помаленьку, спаси­бо. Мне бы посоветоваться, Петр Анатольевич… Некото­рые возникли затруднения, а у вас такой круг друзей… Нет, лучше не телефонно. Когда разрешите заскочить?.. Спасибо большое, буду точно в три. – Он делает пометку на одном из ближайших листков календаря и снова наби­рает номер: – Алло, это секретарь Михаила Самсоныча?.. Леночка?.. Здравствуйте, дорогая, Мусницкий беспоко­ит… Еще не забыли?.. Ценю, ценю ваше отношение!.. Нет, я по другому поводу. Михаила Самсоныча надо бы пови­дать… Да, очень желательно поскорей… Замолвите словеч­ко? Ваш должник по гроб жизни! Когда перезвонить?.. Очень хорошо!.. Обязательно! Целую ручку!
Новая пометка в календаре и новый звонок:
– Гога?.. А можно его?.. Жду… Гога, Максим на прово­де… Да не пугайся, я не про карточный должок. Слушай, у тебя с Комаровым сохранилась связь?.. А он на прежнем месте?.. Вот что, устрой нам встречу в домашней обстанов­ке – и будем с тобой квиты… Да, серьезно!.. Нет, конец месяца не годится, необходимо на днях… Договорились. Звони в любое время, хоть на работу, хоть домой. Пока.
На следующем звонке заедает: длинные гудки – не берут трубку. А другой номер упорно занят. Просовывает голову в дверь главный инженер.
– Заходи, Алтынов, – приглашает Мусницкий.
Тот вытаскивает из кармана бумажку:
– Тут у кого побывала вчера милиция. Особо вот этот накапал, спортсмен.
Мусницкий барабанит пальцами.
– Ладно, займусь.
Он поднимается, решительно нахлобучивает шапку и отправляется прямиком на свидание с нервным уголов­ником…
В квартиру, где прежде обитал ансамбль, Мусницкого впускает Томин.
– Нашему благодетелю! – Томин протягивает ему руку.
– Как устроились на новом месте?
– Похуже, конечно, и грязновато. Но я лично не жалуюсь.
– Этот… с картинками… здесь? – понижает голос Мусницкий.
– Недавно встали-с, – в тон ему отзывается Томин. Сделав Мусницкому знак обождать, он идет на кухню, где что-то жует его сосед.
– К вам.
– Опять домовладелец? – Уголовник выходит насуп­ленный. – Если снова жительство менять…
– Ни в коем случае!
– Тогда чего?
Мусницкий переходит на полушепот:
– Понимаете, насолил мне один тип вот так, – чир­кает он по горлу. – Нельзя ли его…
– Абзац! – перебивает собеседник. – По мокрому не работаю.
– И не надо, зачем! Его достаточно… пошли, погово­рим, а? Здесь как-то неудобно…
Все так же нехотя уголовник пропускает его в комнату.
И Томин, прислушивающийся из кухни, не улавли­вает больше ни звука.
…Поздним вечером, когда спортсмен возвращается до­мой, в подъезде его ждут татуированный уголовник, просту­женный мужичонка, навещавший кореша, и еще третий.
Едва спортсмен показался в подъезде, как на него набрасываются с кулаками. Парень он крепкий и, не­смотря на внезапность атаки, успевает тоже нанести не­сколько увесистых ударов.
Тогда нападающие меняют тактику: двое держат, тату­ированный бьет. Без ожесточения, с ленцой, но крепко.
– Ребята, за что? – вскрикивает спортсмен.
– Ванну любишь? Душ любишь? Купайся! А лишнего не болтай! Понял? Не трепи языком! – приговаривает уголовник, «вколачивая» в спортсмена каждую фразу.
Где-то наверху нажали кнопку вызова, с характерным звуком пополз лифт.
Татуированный и его подручные мгновенно исчеза­ют, бросив спортсмена. Тот бессильно оседает на пол.
День. На том же месте, что и раньше, в машину к Алику подсаживается портниха.
– Ну?
Алик отрицательно качает головой.
– Опять ничего?! Сколько можно чикаться?! Прошлый раз ты сработал в три дня! Три дня – и до свидания!
– Прошлый раз было что взять! А тут – дохлое дело! Вляпался по твоей милости, одни расходы кругом!
– Алик, не выводи меня из себя! Тут есть что взять! Соня очень богатая женщина!
– Купила квартиру, обстановку…
– Думаешь, истратилась? Да ей на двадцать квартир хватит! Ну вот хоть эти-то деньги – на квартиру, на мебель – откуда она брала? Ведь при тебе!
– Не знаю. Дома тайников нету. Кроме пустых, кото­рые я, между прочим, сразу нашел!
– Слыхала-слыхала. Неужто Соня у кого-то держит?.. Доверенное лицо?.. – пожимает плечами. – А дура Иза­белла знает про деньги?
– Знает в принципе, что от папаши осталось, но досту­па не имеет. За каждый стольник с матерью сюсюкает.
– Ох, Соня!
– Насчет доверенных тоже, скажу тебе, не похоже. Я с любимой тещи глаз не спускаю! Куда вы, мама? На рынок? Я подвезу. В поликлинику? Провожу, у меня как раз свободное время. Вы на кухню? Разрешите побыть около вас… Она уже щурится: вы, говорит, Алик, не на мне женаты, а на Изочке! Сказал, что отгуливаю неис­пользованный отпуск, и шляюсь за ней как пришитый. Вечером сумочку проверю – одна мелочь. Наутро реви­зую – уже бумажки лежат! Непонятно откуда. Буквально все при мне делает!
– И моется при тебе?
– Моется одна… – задумчиво говорит Алик. – Мо­жет, и правда проверить ванну? Я там смотрел, но не очень внимательно.
– Она вот-вот выпихнет тебя в отдельную квартиру. Ты понимаешь серьезность ситуации? Спешить надо!
– Не накручивай – и так на пределе! Этот медовый месяц в год жизни влетит!
1 2 3 4 5 6 7 8