Профессия: свидетель по делу об убийстве. – Да погоди ты, – нетерпеливо сказал мент. – Провод-то, ясное дело, есть не просит, но вот Васька, если это он, непременно захочет наведаться, посмотреть, что тут и как. А если он тут появится, то к Татьянке непременно заглянет – пожрать, деньжатами разжиться.
– Он что, по-твоему, дурак? – спросил Юрий. – Ясно же, что там его в первую очередь поджидать будут.
– Ясно-то ясно, – сказал капитан, – да только он знает, что в засаду мне посадить некого. Ну, некого! Нет у меня людей. Зато есть ты. Улавливаешь смысл?
– Улавливаю, – ответил Юрий. – Слушай, а не пошел бы ты куда подальше? Нашел себе помощника…
– Как знаешь, – сказал капитан. – Не забудь, ты дал подписку о невыезде. Попробуешь слинять – объявлю тебя в розыск как главного подозреваемого. Вот такие пироги, браток, – заключил он, бросая окурок на землю и давя его каблуком.
– Сука ты, – сказал ему Юрий.
– Работа такая, – ничуть не обидевшись, ответил капитан, Когда дверь отделения захлопнулась у него за спиной, Юрий всухую плюнул на землю, засунул руки в карманы и бесцельно побрел по улице, пыля кирзачами и думая о том, что настало, наверное, время принимать какое-то решение. Капитана он не понимал, как будто тот был инопланетянином. Его версия казалась Юрию верхом беспомощности, да и от всей этой истории в целом отчетливо тянуло каким-то бредом. А тут еще Петрович…
Петрович явно что-то знал или, по крайней мере, догадывался о чем-то таком, что предпочитал держать при себе. Иногда, особенно по ночам, когда не спалось, Юрию приходило в голову, что как раз Петрович и есть, возможно, главный злодей. Сделал дело, припрятал медь, а заодно и причитавшиеся работягам денежки, которые хранились, по слухам, в сейфе у Петлюры, и бродит по поселку, разводя руками: я, мол, ничего не знаю, сам чудом уцелел, а теперь зверюга-мент меня домой не отпускает…
И Васька, мифический Васька, о котором все говорят и которого никто не видел уже неделю. Полноте, подумал Юрий, а был ли мальчик? Может быть, никакого Васьки в природе просто не существует?
Он прогулялся вокруг площади, постоял в вытоптанном ребятней скверике, любуясь на исписанный нехорошими словами и схематичными изображениями разных интересных органов постамент, и наконец набрел на плоскую фанерную витрину со стеклянными дверцами. За этими дверцами была в развернутом виде прикноплена для всеобщего прочтения районная газета. Юрий покачал головой, дивясь такому пережитку застойных времен, закурил свою предпоследнюю сигарету и от нечего делать стал изучать районные новости.
О страшном происшествии на ЛЭП в газете не было ни слова, хотя раздел криминальной хроники здесь имелся.
Неработающий гражданин С, во время распития спиртных напитков поссорился с женой, получил удар чугунной сковородкой по черепу и скончался, на приходя в сознание. Трое неизвестных в масках, угрожая оружием, ворвались в квартиру предпринимателя, связали хозяина и вынесли из дома все, кроме стен. В лесопосадке на окраине города найден труп неизвестного мужчины с двенадцатью ножевыми ранениями. Нападение на таксиста… Младенец в мусорном контейнере – искусанный крысами, но живой… Четыре изнасилования, восемнадцать грабежей, пять преступлений раскрыты по горячим следам. Три угона личного транспорта, две драки со смертельным исходом…
Юрий прочел газету от корки до корки, вплоть до некрологов и поздравлений с юбилеями, и со вздохом отошел от витрины. Капитан, капитан, улыбнитесь… Желание набить морду местному предводителю ментов усиливалось с каждой минутой. Ничего рационального в этом желании не было – Юрию просто хотелось дать выход нараставшему раздражению.
Он сделал еще один круг по площади, поглазел на местное вместилище власти под вылинявшим трехцветным флагом и медленно, нога за ногу, побрел домой. Время от времени с ним здоровались – в основном старухи и дети в возрасте от пяти до пятнадцати лет. Это означало, что он уже сделался привычной деталью местного ландшафта, наподобие пустого постамента на площади. Это было чертовски неприятно, тем более что и сам он, похоже, начал мало-помалу привыкать к такой жизни.
По левую руку от него снова медленно проплыл обшитый серыми досками одноэтажный домик под двускатной крышей, в котором разместилось отделение милиции. “Уазика” с брезентовым верхом перед крыльцом уже не было. Юрий опять вздохнул. Поселок напоминал калейдоскоп, из которого любознательный ребенок вытряхнул почти все цветные стеклышки, оставив всего одно или два: сколько ни старайся, сколько ни верти зеркальную трубку, ничего нового не увидишь. Площадь с флагом и постаментом, отделение милиции, бесконечный гнилой забор остановленной на ремонт два года назад, да так и не запущенной снова лесопилки… Коротенькая улица панельных пятиэтажек, дышащий на ладан автопарк, подстанция в километре от окраины – та самая подстанция, где нашли труп прораба…
Он шел домой и думал о том, какая это гибкая вещь – человеческое сознание. Прошла какая-то неделя, а он уже привык считать эту медленно догнивающую, непривычно просторную бревенчатую развалюху своим домом – пусть временным, но домом. Петрович, тот вообще вел себя так, словно прожил здесь всю жизнь, – колол дровишки, латал крышу, с озабоченным видом прохаживался вдоль сгнившего на корню, пьяно завалившегося в огород забора, копаясь в бороде и что-то прикидывая, – короче говоря, хозяйничал и вообще отрабатывал хлеб. Именно Петрович по собственному почину прочистил намертво забитый сажей и старыми вороньими гнездами дымоход и как-то незаметно, но очень действенно вправил мозги соседям, которые не давали проходу Татьянке, в глаза обзывая ее потаскухой, и все время норовили то спереть что-нибудь со двора, то вылить в огород через забор ведро-другое помоев. Интереснее всего было то, что сама Татьянка вела себя как ни в чем не бывало, ни словом, им жестом не упоминая об инциденте, имевшем место на стройплощадке. Она уважительно называла Петровича “дяденькой Степой” и даже, черт подери, штопала ему носки.
Подняв глаза от земли, он увидел Татьянку, словно та издалека подслушала его мысли и поторопилась явиться на зов, хотя никакого зова, в сущности, не было. Напротив, в последние дни Юрий старался встречаться с Татьянкой пореже – ему очень не нравились взгляды, которые девчонка бросала на него исподтишка. Петрович по ,этому поводу высказывался прямо и недвусмысленно. “Дурак ты, Юрик, – говорил он, ковыряясь в зубах длинным тонким гвоздем. – Лопух лопухом, хоть и образованный. Тебе, понимаешь ли, такой фарт ломится – и стол, и дом, и все интимные услуги, – а ты рыло воротишь. Грязная она для тебя, что ли? Так своди ее в баню, помой. Заодно и сам помоешься.., га-га-га! Нет, серьезно. Там, на трассе, ты мне, конечно, правильно по морде навесил. А теперь-то что же? Она ж сама хочет, по своей воле. Зачем же девку обижать?"
Юрий вздохнул и остановился, наблюдая за тем, как Татьянка приближается к нему, быстро перебирая босыми загорелыми ногами. “Что-то сильно она торопится, – подумал Юрий. – К чему бы это? И время, между прочим, рабочее. Ей в больнице надо быть, а она по улицам бегает. Странно…"
Заметив Юрия, Татьянка издали замахала обеими руками, привлекая к себе его внимание, и припустила бегом. Что-то случилось, понял Юрий. Нехорошее что-то, иначе с чего бы ей так торопиться?
Добежав до него, Татьянка остановилась, переводя дыхание. Юрий невольно отвел глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом, потому что взгляд у нее был как газета, и даже не как газета, а как рекламный щит – хочешь не хочешь, а прочтешь все от первой до последней буквы. Впрочем, этот маневр себя не оправдал, потому что теперь в поле его зрения попала Татьянкина грудь, высоко подымавшаяся после долгой беготни. Юрий дернул щекой и стал глазеть по сторонам.
– Ой, дяденька, а я вас по всему поселку ищу! – затараторила Татьянка. – Ищу, ищу, а вас нигде нету! А вы тута!
– Зачем? – спросил Юрий и, видя, что Татьянка не поняла смысла вопроса, повторил:
– Зачем ищешь?
– Так предупредить же! Предупредить, чтобы вы домой пока что не ходили. Васька вернулся. Как узнал, что вы у меня квартируете, грозился обоих зарезать. Все равно, говорит, им не жить. Прямо в больницу приперся – кричит, руками машет… Боюсь я. Не надо туда ходить.
– Ну-ну, – успокаивающим тоном произнес Юрий. – Что ты заладила, как испорченная пластинка: не ходите, не ходите… Тоже мне, напугала! Васька вернулся… Не хватало мне еще Ваську твоего бояться!
Он говорил нарочито небрежным тоном, стараясь успокоить Татьянку, дать ей понять, что ничего страшного не происходит и не произойдет, пока рядом с нею он, бывший офицер-десантник Юрий Филатов, который не боится никаких васек и федек и сможет в случае чего защитить ее от кого угодно. Думал он при этом почему-то не о Татьянке и даже не о вернувшемся Ваське, а о капитане, который, похоже, все-таки оказался прав.
Потом он заметил на скуле у Татьянки свеженький синяк и, не успев подумать, осторожно прикоснулся к нему кончиками пальцев. Татьянка замолчала на полуслове, закрыла глаза и даже немного подалась всем телом вперед. “Тьфу ты, черт”, – с неловкостью подумал Юрий и поспешно убрал руку, засунув ее от греха подальше в карман.
– Васькина работа? – спросил он.
Татьянка с видимой неохотой открыла глаза, порозовела так, что румянец проступил даже сквозь загар, и неловко кивнула головой.
– Ноги вырву, – чувствуя, что так оно и будет, пообещал Юрий.
Татьянка снова вскинула голову.
– Ой, дяденька, не надо! Не трожьте вы его! Пьяный он сейчас, не надо его трогать! Он, когда пьяный, убить может!
– Посмотрим, – сказал Юрий. – Куда он пошел? Домой?
Татьянка кивнула. “Вот черт, – подумал Юрий, – там же Петрович!” В следующее мгновение он вспомнил, что Петрович, прихватив найденную в сарае удочку, с утра пораньше отправился на рыбалку, и немного успокоился. Ему стало даже интересно: что же, в самом деле, это за Васька такой, которым его все пугают? Это хорошо, что его все тут боятся, подумал Юрий.
С такими очень легко разговаривать. Получив по зубам, эти местечковые сверхчеловеки страшно удивляются и делаются очень общительными.
– Вот что, – сказал он Татьянке. – Ступай-ка ты обратно в больницу. Там твоя баба Маня, наверное, опять полное судно навалила и поет революционные песни. Давай беги. Обо мне не беспокойся. Все будет нормально. Веришь?
Вопреки его ожиданиям, Татьянка отрицательно затрясла головой.
– Не верю, – сказала она, глядя на него снизу вверх своими прозрачными глазами, в которых сейчас появился подозрительный влажный блеск. – Знаю я вас, мужиков. Или он вас, или вы его, а по-другому вы не умеете. Не надо, дяденька. Брат он мне.
– Что за глупости! – неискренне возмутился Юрий.
Татьянка снова замотала головой, и тогда он, внутренне скрежетнув зубами, произнес заведомую ложь.
– Да не волнуйся ты так, – сказал он самым искренним тоном, на какой был способен. – Ничего я ему не сделаю. Ни я ему, ни он мне…
Не дослушав, Татьянка безнадежно махнула рукой и, низко опустив голову, побрела в сторону больницы. Юрий посмотрел ей вслед, выругался вполголоса, круто повернулся на каблуках и, все убыстряя шаг, направился домой.
* * *
Он ожидал чего угодно – грохота, лязганья старых ведер и корыт, которых было полно в сарае, истеричного кудахтанья переполошенных кур, сиплого пьяного рева, звона бьющегося стекла или хотя бы надтреснутого бормотания стоявшего в большой комнате неисправного черно-белого телевизора, – только не той полной тишины, которая царила на подворье Татьянкмного дома. Если бы пьяный до потери человеческого облика отморозок бесновался в доме, сокрушая все, что попадалось ему на глаза, было бы легче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Он что, по-твоему, дурак? – спросил Юрий. – Ясно же, что там его в первую очередь поджидать будут.
– Ясно-то ясно, – сказал капитан, – да только он знает, что в засаду мне посадить некого. Ну, некого! Нет у меня людей. Зато есть ты. Улавливаешь смысл?
– Улавливаю, – ответил Юрий. – Слушай, а не пошел бы ты куда подальше? Нашел себе помощника…
– Как знаешь, – сказал капитан. – Не забудь, ты дал подписку о невыезде. Попробуешь слинять – объявлю тебя в розыск как главного подозреваемого. Вот такие пироги, браток, – заключил он, бросая окурок на землю и давя его каблуком.
– Сука ты, – сказал ему Юрий.
– Работа такая, – ничуть не обидевшись, ответил капитан, Когда дверь отделения захлопнулась у него за спиной, Юрий всухую плюнул на землю, засунул руки в карманы и бесцельно побрел по улице, пыля кирзачами и думая о том, что настало, наверное, время принимать какое-то решение. Капитана он не понимал, как будто тот был инопланетянином. Его версия казалась Юрию верхом беспомощности, да и от всей этой истории в целом отчетливо тянуло каким-то бредом. А тут еще Петрович…
Петрович явно что-то знал или, по крайней мере, догадывался о чем-то таком, что предпочитал держать при себе. Иногда, особенно по ночам, когда не спалось, Юрию приходило в голову, что как раз Петрович и есть, возможно, главный злодей. Сделал дело, припрятал медь, а заодно и причитавшиеся работягам денежки, которые хранились, по слухам, в сейфе у Петлюры, и бродит по поселку, разводя руками: я, мол, ничего не знаю, сам чудом уцелел, а теперь зверюга-мент меня домой не отпускает…
И Васька, мифический Васька, о котором все говорят и которого никто не видел уже неделю. Полноте, подумал Юрий, а был ли мальчик? Может быть, никакого Васьки в природе просто не существует?
Он прогулялся вокруг площади, постоял в вытоптанном ребятней скверике, любуясь на исписанный нехорошими словами и схематичными изображениями разных интересных органов постамент, и наконец набрел на плоскую фанерную витрину со стеклянными дверцами. За этими дверцами была в развернутом виде прикноплена для всеобщего прочтения районная газета. Юрий покачал головой, дивясь такому пережитку застойных времен, закурил свою предпоследнюю сигарету и от нечего делать стал изучать районные новости.
О страшном происшествии на ЛЭП в газете не было ни слова, хотя раздел криминальной хроники здесь имелся.
Неработающий гражданин С, во время распития спиртных напитков поссорился с женой, получил удар чугунной сковородкой по черепу и скончался, на приходя в сознание. Трое неизвестных в масках, угрожая оружием, ворвались в квартиру предпринимателя, связали хозяина и вынесли из дома все, кроме стен. В лесопосадке на окраине города найден труп неизвестного мужчины с двенадцатью ножевыми ранениями. Нападение на таксиста… Младенец в мусорном контейнере – искусанный крысами, но живой… Четыре изнасилования, восемнадцать грабежей, пять преступлений раскрыты по горячим следам. Три угона личного транспорта, две драки со смертельным исходом…
Юрий прочел газету от корки до корки, вплоть до некрологов и поздравлений с юбилеями, и со вздохом отошел от витрины. Капитан, капитан, улыбнитесь… Желание набить морду местному предводителю ментов усиливалось с каждой минутой. Ничего рационального в этом желании не было – Юрию просто хотелось дать выход нараставшему раздражению.
Он сделал еще один круг по площади, поглазел на местное вместилище власти под вылинявшим трехцветным флагом и медленно, нога за ногу, побрел домой. Время от времени с ним здоровались – в основном старухи и дети в возрасте от пяти до пятнадцати лет. Это означало, что он уже сделался привычной деталью местного ландшафта, наподобие пустого постамента на площади. Это было чертовски неприятно, тем более что и сам он, похоже, начал мало-помалу привыкать к такой жизни.
По левую руку от него снова медленно проплыл обшитый серыми досками одноэтажный домик под двускатной крышей, в котором разместилось отделение милиции. “Уазика” с брезентовым верхом перед крыльцом уже не было. Юрий опять вздохнул. Поселок напоминал калейдоскоп, из которого любознательный ребенок вытряхнул почти все цветные стеклышки, оставив всего одно или два: сколько ни старайся, сколько ни верти зеркальную трубку, ничего нового не увидишь. Площадь с флагом и постаментом, отделение милиции, бесконечный гнилой забор остановленной на ремонт два года назад, да так и не запущенной снова лесопилки… Коротенькая улица панельных пятиэтажек, дышащий на ладан автопарк, подстанция в километре от окраины – та самая подстанция, где нашли труп прораба…
Он шел домой и думал о том, какая это гибкая вещь – человеческое сознание. Прошла какая-то неделя, а он уже привык считать эту медленно догнивающую, непривычно просторную бревенчатую развалюху своим домом – пусть временным, но домом. Петрович, тот вообще вел себя так, словно прожил здесь всю жизнь, – колол дровишки, латал крышу, с озабоченным видом прохаживался вдоль сгнившего на корню, пьяно завалившегося в огород забора, копаясь в бороде и что-то прикидывая, – короче говоря, хозяйничал и вообще отрабатывал хлеб. Именно Петрович по собственному почину прочистил намертво забитый сажей и старыми вороньими гнездами дымоход и как-то незаметно, но очень действенно вправил мозги соседям, которые не давали проходу Татьянке, в глаза обзывая ее потаскухой, и все время норовили то спереть что-нибудь со двора, то вылить в огород через забор ведро-другое помоев. Интереснее всего было то, что сама Татьянка вела себя как ни в чем не бывало, ни словом, им жестом не упоминая об инциденте, имевшем место на стройплощадке. Она уважительно называла Петровича “дяденькой Степой” и даже, черт подери, штопала ему носки.
Подняв глаза от земли, он увидел Татьянку, словно та издалека подслушала его мысли и поторопилась явиться на зов, хотя никакого зова, в сущности, не было. Напротив, в последние дни Юрий старался встречаться с Татьянкой пореже – ему очень не нравились взгляды, которые девчонка бросала на него исподтишка. Петрович по ,этому поводу высказывался прямо и недвусмысленно. “Дурак ты, Юрик, – говорил он, ковыряясь в зубах длинным тонким гвоздем. – Лопух лопухом, хоть и образованный. Тебе, понимаешь ли, такой фарт ломится – и стол, и дом, и все интимные услуги, – а ты рыло воротишь. Грязная она для тебя, что ли? Так своди ее в баню, помой. Заодно и сам помоешься.., га-га-га! Нет, серьезно. Там, на трассе, ты мне, конечно, правильно по морде навесил. А теперь-то что же? Она ж сама хочет, по своей воле. Зачем же девку обижать?"
Юрий вздохнул и остановился, наблюдая за тем, как Татьянка приближается к нему, быстро перебирая босыми загорелыми ногами. “Что-то сильно она торопится, – подумал Юрий. – К чему бы это? И время, между прочим, рабочее. Ей в больнице надо быть, а она по улицам бегает. Странно…"
Заметив Юрия, Татьянка издали замахала обеими руками, привлекая к себе его внимание, и припустила бегом. Что-то случилось, понял Юрий. Нехорошее что-то, иначе с чего бы ей так торопиться?
Добежав до него, Татьянка остановилась, переводя дыхание. Юрий невольно отвел глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом, потому что взгляд у нее был как газета, и даже не как газета, а как рекламный щит – хочешь не хочешь, а прочтешь все от первой до последней буквы. Впрочем, этот маневр себя не оправдал, потому что теперь в поле его зрения попала Татьянкина грудь, высоко подымавшаяся после долгой беготни. Юрий дернул щекой и стал глазеть по сторонам.
– Ой, дяденька, а я вас по всему поселку ищу! – затараторила Татьянка. – Ищу, ищу, а вас нигде нету! А вы тута!
– Зачем? – спросил Юрий и, видя, что Татьянка не поняла смысла вопроса, повторил:
– Зачем ищешь?
– Так предупредить же! Предупредить, чтобы вы домой пока что не ходили. Васька вернулся. Как узнал, что вы у меня квартируете, грозился обоих зарезать. Все равно, говорит, им не жить. Прямо в больницу приперся – кричит, руками машет… Боюсь я. Не надо туда ходить.
– Ну-ну, – успокаивающим тоном произнес Юрий. – Что ты заладила, как испорченная пластинка: не ходите, не ходите… Тоже мне, напугала! Васька вернулся… Не хватало мне еще Ваську твоего бояться!
Он говорил нарочито небрежным тоном, стараясь успокоить Татьянку, дать ей понять, что ничего страшного не происходит и не произойдет, пока рядом с нею он, бывший офицер-десантник Юрий Филатов, который не боится никаких васек и федек и сможет в случае чего защитить ее от кого угодно. Думал он при этом почему-то не о Татьянке и даже не о вернувшемся Ваське, а о капитане, который, похоже, все-таки оказался прав.
Потом он заметил на скуле у Татьянки свеженький синяк и, не успев подумать, осторожно прикоснулся к нему кончиками пальцев. Татьянка замолчала на полуслове, закрыла глаза и даже немного подалась всем телом вперед. “Тьфу ты, черт”, – с неловкостью подумал Юрий и поспешно убрал руку, засунув ее от греха подальше в карман.
– Васькина работа? – спросил он.
Татьянка с видимой неохотой открыла глаза, порозовела так, что румянец проступил даже сквозь загар, и неловко кивнула головой.
– Ноги вырву, – чувствуя, что так оно и будет, пообещал Юрий.
Татьянка снова вскинула голову.
– Ой, дяденька, не надо! Не трожьте вы его! Пьяный он сейчас, не надо его трогать! Он, когда пьяный, убить может!
– Посмотрим, – сказал Юрий. – Куда он пошел? Домой?
Татьянка кивнула. “Вот черт, – подумал Юрий, – там же Петрович!” В следующее мгновение он вспомнил, что Петрович, прихватив найденную в сарае удочку, с утра пораньше отправился на рыбалку, и немного успокоился. Ему стало даже интересно: что же, в самом деле, это за Васька такой, которым его все пугают? Это хорошо, что его все тут боятся, подумал Юрий.
С такими очень легко разговаривать. Получив по зубам, эти местечковые сверхчеловеки страшно удивляются и делаются очень общительными.
– Вот что, – сказал он Татьянке. – Ступай-ка ты обратно в больницу. Там твоя баба Маня, наверное, опять полное судно навалила и поет революционные песни. Давай беги. Обо мне не беспокойся. Все будет нормально. Веришь?
Вопреки его ожиданиям, Татьянка отрицательно затрясла головой.
– Не верю, – сказала она, глядя на него снизу вверх своими прозрачными глазами, в которых сейчас появился подозрительный влажный блеск. – Знаю я вас, мужиков. Или он вас, или вы его, а по-другому вы не умеете. Не надо, дяденька. Брат он мне.
– Что за глупости! – неискренне возмутился Юрий.
Татьянка снова замотала головой, и тогда он, внутренне скрежетнув зубами, произнес заведомую ложь.
– Да не волнуйся ты так, – сказал он самым искренним тоном, на какой был способен. – Ничего я ему не сделаю. Ни я ему, ни он мне…
Не дослушав, Татьянка безнадежно махнула рукой и, низко опустив голову, побрела в сторону больницы. Юрий посмотрел ей вслед, выругался вполголоса, круто повернулся на каблуках и, все убыстряя шаг, направился домой.
* * *
Он ожидал чего угодно – грохота, лязганья старых ведер и корыт, которых было полно в сарае, истеричного кудахтанья переполошенных кур, сиплого пьяного рева, звона бьющегося стекла или хотя бы надтреснутого бормотания стоявшего в большой комнате неисправного черно-белого телевизора, – только не той полной тишины, которая царила на подворье Татьянкмного дома. Если бы пьяный до потери человеческого облика отморозок бесновался в доме, сокрушая все, что попадалось ему на глаза, было бы легче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52