Его бойцы все чаще украдкой обмениваются косыми взглядами, а лица все больше и больше мрачнеют.
Командир принял решение. Пусть тот русский супермен, что засел наверху, делает что хочет — он не станет распылять силы. В зал ему все равно не прорваться, а ведь здесь — гарант выполнения всех его требований — заложники. А чтобы поторопить русских, он начнет убивать по одному заложнику каждые полчаса.
Повернувшись к сидевшим на полу людям, он остановил свой взгляд на сухощавом брюнете лет тридцати с перебинтованной головой.
— Встать! — рявкнул чеченец, ткнув в его сторону стволом пистолета. — На выход, живо!
Он удовлетворенно отметил, как побледнели лица этих людей, пытавшихся сейчас понять, что именно он задумал.
Мужчина медленно поднялся и шагнул в направлении двери.
— Ахмад, проводи его, — жестко приказал командир одному из боевиков по-чеченски. — Пристрелишь на пороге и вышвырнешь во двор.
За его спиной в ужас охнула женщина. Командир быстро обернулся.
— Знаешь наш язык? — прищурившись, спросил он. — Похвально. Переведи остальным…
* * *
Панкрат поправил повязку. С помощью однорукого он смог наложить ее на удивление прилично. Может быть, немного туговато, но ничего. Главное, чтобы рука не затекла. Пуля, к счастью, прошла навылет, и рана не слишком болела. Если не шевелить рукой, конечно.
Раненый негромко спросил его — без особой, впрочем, настойчивости:
— А ты откуда здесь такой взялся? Из какой части? Врать Суворину не хотелось, и он решил ответить на вопрос правдиво.
— С гражданки я. К невесте приехал… И только тут осознал, что в горячке боя позабыл о самом главном — о том, что в этом же крыле, скорее всего, сейчас находится его Ирина. Если она еще жива.
Раненый принял его внезапную бледность за признак слабости после потери крови и проговорил сочувственно:
— Да, братишка, здорово тебе досталось… Панкрат, не слыша его, поднялся, взял автомат и направился к выходу из палаты. Переступил через остатки двери, сорванной с петель, и исчез в дверном проеме.
— Удачи! — крикнул ему вслед раненый.
Перед тем, однако, как покинуть третий этаж и спуститься вниз, Панкрат еще раз зашел в кабинет старшей медсестры. И правильно сделал, иначе девушка, которую он заставил спрятаться в шкафу, просидела бы там до второго пришествия. Он с порога крикнул:
— Не пугайся, свои!
Подошел, отворил дверцу и вытащил медсестру наружу — маленькое заплаканное существо, сидевшее в позе эмбриона, едва ли не пряча голову между колен. Вся смелость покинула ее окончательно и бесповоротно.
— Там тебя пациенты ждут, — с наигранной бодростью в голосе сообщил ей Панкрат.
Девушка подняла на него удивленный взгляд.
— В послеоперационной, — уточнил он. — Ты посиди с ними пока… Да, не знаешь, где Ирина Петровна может быть?
Медсестра всхлипнула.
— Ирина Петровна к Артуру пошла, — чуть слышно произнесла она. — Это здесь, на первом этаже, — и спросила безо всякого перехода. — А вы ее жених?
Панкрат почувствовал вдруг, что краснеет.
— Да, наверное, — как-то смешавшись, ответил он. — Шустрика ты в палату, а то раненые, знаешь, как без женского общества скучают? У них процесс выздоровления останавливается от этого.
И он легонько подтолкнул ее в спину.
* * *
Суворин спускался по лестнице, ничуть не заботясь об осторожности. Это было так называемое состояние берсеркера, когда боец ощущает в себе огромный прилив сил и полагает, что является неуязвимым для вражеского оружия.
Что ж, если долго тренироваться, можно и не такого достичь.
В правой руке Панкрат сжимал “аргон”, левая плетью висела вдоль тела. Ею он старался не шевелить, берег на самый крайний случай. За поясом слева торчала рукоять пистолета, которую при надобности он мог вытащить и одной рукой. На это сил хватит. Пока.
На лестничной клетке между вторым и первым этажами лежали в лужах крови тела застреленных охранников. Подумав, Панкрат остановился и поднял автомат одного из них — удобный тупорылый “клин” с укороченным стволом.
— Тебе он больше не понадобится, брат, — прошептал он, вешая автомат на плечо. — А мне еще пригодится.
Спустившись на первый этаж, он, не колеблясь, повернул ручку двери и вышел в коридор, в одном конце которого находилась дверь в спортзал, а в другом — баррикада, устроенная боевиками. Он убил их двумя выстрелами в затылок. Эхо выстрелов заметалось между стен, и в его отголосках практически растворился негромкий скрип открывшейся двери спортзала.
Панкрат молнией метнулся к нише, в которой когда-то стояли ведра и швабры технического персонала. Краем глаза он успел заметить, что из двери вышли двое: русский раненый и чеченец, державший у его виска пистолет. Когда они поравнялись с нишей, в которой затаился Суворин, он сделал шаг вперед и выстрелом из пистолета разнес череп боевику.
Русский, сухощавый брюнет с перевязанной головой, даже не вздрогнул. Обернулся, увидел Панкрата, усмехнулся как-то непонятно и тут же поднял оружие упавшего.
— Они в спортзале, — негромко произнес он. — Все, кто остался жив.
Суворину понравился столь быстрый переход к делу.
— Сколько человек в зале? — осведомился он, окидывая заложника оценивающим взглядом. — Боевиков, я имею в виду.
Парень, судя по всему, имел железные нервы — пуля Панкрата прошла в каком-то сантиметре от него, а он и ухом не повел. Такой не подведет. Для того, что собирался сделать Панкрат, нужны были именно железные нервы. Сильные и прочные, как канаты.
— Четверо, — ответил на его вопрос парень, в свою очередь изучающе рассматривая Суворина.
— Где заложники?
— В центре зала, — быстро ответил раненый. — Все сидят, так что уровень стрельбы — выше пояса. Суворин раздвинул губы в улыбке.
— Спасибо за объяснение, — и, посмотрев на лежащего, предложил. — Возьми еще и пистолет. Придется с двух рук стрелять.
Теперь настал черед раненого улыбаться. Одними губами — глаза оставались холодными.
Со стороны можно было подумать, что эти двое ведут милую светскую беседу, а не готовятся убивать.
Парень не последовал совету Панкрата; вместо этого он протянул руку и попросил:
— Лучше уступи мне “клин”. Я нашей технике больше доверяю.
Пожав плечами, Суворин передал ему оружие убитого охранника.
— Ну что? — хладнокровно спросил он, взвесив автомат в руке. — Пошли?
Панкрат кивнул.
Подойдя к двери спортзала, они встали по обе стороны.
— Открывай, — шепнул парню Суворин. — И сразу — за мной.
Парень рывком распахнул дверь. Панкрат змеей скользнул внутрь и вправо, освобождая ему дорогу.
Такого поворота дел боевики совершенно не ожидали. Двое из них стояли у окон спортзала, вполоборота к заложникам, и Суворин, действовавший сейчас с быстротой компьютера, тут же исключил их из своей зоны огня. Очередью из “аргона” он скосил того, кто был ближе всего — здоровенного детину, почти успевшего вскинуть автомат. Получив чуть пониже груди свинцовый подарок, боевик отлетел назад и повалился на пол. Второй успел выстрелить дважды, но Панкрат уже прыгнул, распластываясь в воздухе, словно кошка. В его левой руке был вытащенный из-за пояса пистолет и, прежде чем чеченец успел в третий раз нажать на курок, пуля, вылетевшая из оружия Суворина, угодила ему аккурат между глаз. Чеченец упал навзничь. Панкрат приземлился и, перекатившись в падении через его труп, встал на одно колено, мгновенно окинув взглядом спортзал и оценив ситуацию.
Его случайный напарник не подкачал. Ворвавшись в зал долей мгновения позже, он в течение одной секунды поразил обе цели, оставленные ему Панкратом — так, словно действовал на заурядной тренировке по пулевой стрельбе.
* * *
Суворин опустил оружие. Пистолет вдруг стал невыносимо тяжелым, а в раненой руке словно проснулась боль, сжав плечо раскаленными тисками. Он выронил пистолет, глухо ударившийся о деревянный пол, и обвел усталым взглядом заложников. Среди изможденных и отчаявшихся лиц людей, еще не успевших до конца поверить в собственное спасение, он искал лишь одно лицо.
Нашел.
— Панкрат?! — словно не узнавая, воскликнула Ирина, когда их глаза встретились.
И опять, уже громче, с невысказанной тревогой и заботой в голосе:
— Панкрат!
Она бросилась к нему, и это словно послужило сигналом для остальных. Люди вскочили, кто смеясь, кто плача от радости, размахивая руками. Они кинулись к своим спасителям, не сдерживая более эмоций.
Ирина властным жестом отогнала всех от Суворина и склонилась над ним, приговаривая:
— Господи, милый мой, ты жив, о Господи… Врач тут же взял в ней верх, и она принялась проверять его неумелые повязки, нахмурившись и поправляя ей одной видимые огрехи.
— Ну точно, сам накладывал… — она слабо улыбнулась, а по щекам текли слезы. — Сам, вижу, что сам, не отнекивайся…
Панкрат не перечил. Единственное, чего он сейчас хотел — это целиком отдаться во власть ее нежных, исцеляющих рук, не чувствовать ничего, кроме их ласковых легких прикосновений, не видеть ничего, кроме ее глаз, блестящих от слез радости и избавления…
* * *
Командующий, укрывшись за корпусами бэтээров, которые выстроились клином, острием упиравшимся во двор госпиталя, говорил в мегафон:
— ..Мы рассмотрели ваши требования. Их решено удовлетворить. Подождите совсем немного: освободить всех заключенных не так уж просто. А пока мы просим вас сохранять спокойствие и вести себя благоразумно…
Его голос эхом отражался от стен домов, выщербленных пулями и осколками снарядов и бомб. Редкие птицы, пугаясь громовых раскатов усиленного мегафоном начальственного голоса, взлетали в небо с голых крыш, испуганно хлопая крыльями.
Спецназовцы из “Осы” уже поднялись в небо над госпиталем на собственном, принадлежавшем их подразделению вертолете. Сейчас они готовились десантироваться на крышу здания. Все предстояло рассчитать очень точно — высадка должна была произойти вне поля зрения боевиков. И, хотя на крышах не было их наблюдателей, командующий потребовал максимальной осторожности. Поэтому пилот просто творил чудеса, маневрируя в жестко заданной зоне так, чтобы даже внезапный порыв ветра не смог вынести спецназовцев, спускавшихся на тонких сверхпрочных канатах, за ее пределы — туда, где их могли увидеть боевики.
Командующий время от времени посматривал в сторону толпы в полосатых больничных пижамах, сгрудившейся слева от клина бэтээров. Это были легко раненые из числа пациентов госпиталя, немедленно эвакуированных после того, как выпущенный боевиками заложник рассказал об их намерении взорвать все крыло.
На лицах этих людей читалась широкая гамма чувств — от праведного гнева до смертельной усталости. Иногда кто-нибудь из раненых бросал короткий взгляд в сторону командующего, и тот почему-то чувствовал себя предателем. Командующий знал, что жертвы среди заложников будут. Они неизбежны. Он уже предчувствовал, помимо всего прочего, каких трудов будет стоить заткнуть глотки распоясавшимся нынче журналистам. Редкая операция подобного рода обходилась без жертв, и с этим ничего нельзя было поделать. Вот только никто не желал этого понимать.
Он снова поднял мегафон, в который раз уже собираясь повторно обратиться к боевикам с увещевательной речью, составленной психологами-аналитиками. Но эта попытка была тут же прервана звуками выстрелов, донесшихся со стороны госпиталя. Командующий опустил было микрофон, но стрельба тут же прекратилась. Воцарилась полная тишина — все боялись заговорить первыми.
Командующий поднес к губами рацию. Он не смог бы объяснить, обратись к нему кто-нибудь с вопросом “Что вами двигало в этот момент?"
Рация работала на частоте “Осы”, и командующий проговорил, сам сомневаясь в собственных словах:
— Остановите операцию.
Не прошло и пяти минут, как из настежь распахнувшейся задней двери начали выходить измученные, бледные люди с радостными улыбками на лицах, по которым текли неудержимые слезы — и у мужчин, и у женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Командир принял решение. Пусть тот русский супермен, что засел наверху, делает что хочет — он не станет распылять силы. В зал ему все равно не прорваться, а ведь здесь — гарант выполнения всех его требований — заложники. А чтобы поторопить русских, он начнет убивать по одному заложнику каждые полчаса.
Повернувшись к сидевшим на полу людям, он остановил свой взгляд на сухощавом брюнете лет тридцати с перебинтованной головой.
— Встать! — рявкнул чеченец, ткнув в его сторону стволом пистолета. — На выход, живо!
Он удовлетворенно отметил, как побледнели лица этих людей, пытавшихся сейчас понять, что именно он задумал.
Мужчина медленно поднялся и шагнул в направлении двери.
— Ахмад, проводи его, — жестко приказал командир одному из боевиков по-чеченски. — Пристрелишь на пороге и вышвырнешь во двор.
За его спиной в ужас охнула женщина. Командир быстро обернулся.
— Знаешь наш язык? — прищурившись, спросил он. — Похвально. Переведи остальным…
* * *
Панкрат поправил повязку. С помощью однорукого он смог наложить ее на удивление прилично. Может быть, немного туговато, но ничего. Главное, чтобы рука не затекла. Пуля, к счастью, прошла навылет, и рана не слишком болела. Если не шевелить рукой, конечно.
Раненый негромко спросил его — без особой, впрочем, настойчивости:
— А ты откуда здесь такой взялся? Из какой части? Врать Суворину не хотелось, и он решил ответить на вопрос правдиво.
— С гражданки я. К невесте приехал… И только тут осознал, что в горячке боя позабыл о самом главном — о том, что в этом же крыле, скорее всего, сейчас находится его Ирина. Если она еще жива.
Раненый принял его внезапную бледность за признак слабости после потери крови и проговорил сочувственно:
— Да, братишка, здорово тебе досталось… Панкрат, не слыша его, поднялся, взял автомат и направился к выходу из палаты. Переступил через остатки двери, сорванной с петель, и исчез в дверном проеме.
— Удачи! — крикнул ему вслед раненый.
Перед тем, однако, как покинуть третий этаж и спуститься вниз, Панкрат еще раз зашел в кабинет старшей медсестры. И правильно сделал, иначе девушка, которую он заставил спрятаться в шкафу, просидела бы там до второго пришествия. Он с порога крикнул:
— Не пугайся, свои!
Подошел, отворил дверцу и вытащил медсестру наружу — маленькое заплаканное существо, сидевшее в позе эмбриона, едва ли не пряча голову между колен. Вся смелость покинула ее окончательно и бесповоротно.
— Там тебя пациенты ждут, — с наигранной бодростью в голосе сообщил ей Панкрат.
Девушка подняла на него удивленный взгляд.
— В послеоперационной, — уточнил он. — Ты посиди с ними пока… Да, не знаешь, где Ирина Петровна может быть?
Медсестра всхлипнула.
— Ирина Петровна к Артуру пошла, — чуть слышно произнесла она. — Это здесь, на первом этаже, — и спросила безо всякого перехода. — А вы ее жених?
Панкрат почувствовал вдруг, что краснеет.
— Да, наверное, — как-то смешавшись, ответил он. — Шустрика ты в палату, а то раненые, знаешь, как без женского общества скучают? У них процесс выздоровления останавливается от этого.
И он легонько подтолкнул ее в спину.
* * *
Суворин спускался по лестнице, ничуть не заботясь об осторожности. Это было так называемое состояние берсеркера, когда боец ощущает в себе огромный прилив сил и полагает, что является неуязвимым для вражеского оружия.
Что ж, если долго тренироваться, можно и не такого достичь.
В правой руке Панкрат сжимал “аргон”, левая плетью висела вдоль тела. Ею он старался не шевелить, берег на самый крайний случай. За поясом слева торчала рукоять пистолета, которую при надобности он мог вытащить и одной рукой. На это сил хватит. Пока.
На лестничной клетке между вторым и первым этажами лежали в лужах крови тела застреленных охранников. Подумав, Панкрат остановился и поднял автомат одного из них — удобный тупорылый “клин” с укороченным стволом.
— Тебе он больше не понадобится, брат, — прошептал он, вешая автомат на плечо. — А мне еще пригодится.
Спустившись на первый этаж, он, не колеблясь, повернул ручку двери и вышел в коридор, в одном конце которого находилась дверь в спортзал, а в другом — баррикада, устроенная боевиками. Он убил их двумя выстрелами в затылок. Эхо выстрелов заметалось между стен, и в его отголосках практически растворился негромкий скрип открывшейся двери спортзала.
Панкрат молнией метнулся к нише, в которой когда-то стояли ведра и швабры технического персонала. Краем глаза он успел заметить, что из двери вышли двое: русский раненый и чеченец, державший у его виска пистолет. Когда они поравнялись с нишей, в которой затаился Суворин, он сделал шаг вперед и выстрелом из пистолета разнес череп боевику.
Русский, сухощавый брюнет с перевязанной головой, даже не вздрогнул. Обернулся, увидел Панкрата, усмехнулся как-то непонятно и тут же поднял оружие упавшего.
— Они в спортзале, — негромко произнес он. — Все, кто остался жив.
Суворину понравился столь быстрый переход к делу.
— Сколько человек в зале? — осведомился он, окидывая заложника оценивающим взглядом. — Боевиков, я имею в виду.
Парень, судя по всему, имел железные нервы — пуля Панкрата прошла в каком-то сантиметре от него, а он и ухом не повел. Такой не подведет. Для того, что собирался сделать Панкрат, нужны были именно железные нервы. Сильные и прочные, как канаты.
— Четверо, — ответил на его вопрос парень, в свою очередь изучающе рассматривая Суворина.
— Где заложники?
— В центре зала, — быстро ответил раненый. — Все сидят, так что уровень стрельбы — выше пояса. Суворин раздвинул губы в улыбке.
— Спасибо за объяснение, — и, посмотрев на лежащего, предложил. — Возьми еще и пистолет. Придется с двух рук стрелять.
Теперь настал черед раненого улыбаться. Одними губами — глаза оставались холодными.
Со стороны можно было подумать, что эти двое ведут милую светскую беседу, а не готовятся убивать.
Парень не последовал совету Панкрата; вместо этого он протянул руку и попросил:
— Лучше уступи мне “клин”. Я нашей технике больше доверяю.
Пожав плечами, Суворин передал ему оружие убитого охранника.
— Ну что? — хладнокровно спросил он, взвесив автомат в руке. — Пошли?
Панкрат кивнул.
Подойдя к двери спортзала, они встали по обе стороны.
— Открывай, — шепнул парню Суворин. — И сразу — за мной.
Парень рывком распахнул дверь. Панкрат змеей скользнул внутрь и вправо, освобождая ему дорогу.
Такого поворота дел боевики совершенно не ожидали. Двое из них стояли у окон спортзала, вполоборота к заложникам, и Суворин, действовавший сейчас с быстротой компьютера, тут же исключил их из своей зоны огня. Очередью из “аргона” он скосил того, кто был ближе всего — здоровенного детину, почти успевшего вскинуть автомат. Получив чуть пониже груди свинцовый подарок, боевик отлетел назад и повалился на пол. Второй успел выстрелить дважды, но Панкрат уже прыгнул, распластываясь в воздухе, словно кошка. В его левой руке был вытащенный из-за пояса пистолет и, прежде чем чеченец успел в третий раз нажать на курок, пуля, вылетевшая из оружия Суворина, угодила ему аккурат между глаз. Чеченец упал навзничь. Панкрат приземлился и, перекатившись в падении через его труп, встал на одно колено, мгновенно окинув взглядом спортзал и оценив ситуацию.
Его случайный напарник не подкачал. Ворвавшись в зал долей мгновения позже, он в течение одной секунды поразил обе цели, оставленные ему Панкратом — так, словно действовал на заурядной тренировке по пулевой стрельбе.
* * *
Суворин опустил оружие. Пистолет вдруг стал невыносимо тяжелым, а в раненой руке словно проснулась боль, сжав плечо раскаленными тисками. Он выронил пистолет, глухо ударившийся о деревянный пол, и обвел усталым взглядом заложников. Среди изможденных и отчаявшихся лиц людей, еще не успевших до конца поверить в собственное спасение, он искал лишь одно лицо.
Нашел.
— Панкрат?! — словно не узнавая, воскликнула Ирина, когда их глаза встретились.
И опять, уже громче, с невысказанной тревогой и заботой в голосе:
— Панкрат!
Она бросилась к нему, и это словно послужило сигналом для остальных. Люди вскочили, кто смеясь, кто плача от радости, размахивая руками. Они кинулись к своим спасителям, не сдерживая более эмоций.
Ирина властным жестом отогнала всех от Суворина и склонилась над ним, приговаривая:
— Господи, милый мой, ты жив, о Господи… Врач тут же взял в ней верх, и она принялась проверять его неумелые повязки, нахмурившись и поправляя ей одной видимые огрехи.
— Ну точно, сам накладывал… — она слабо улыбнулась, а по щекам текли слезы. — Сам, вижу, что сам, не отнекивайся…
Панкрат не перечил. Единственное, чего он сейчас хотел — это целиком отдаться во власть ее нежных, исцеляющих рук, не чувствовать ничего, кроме их ласковых легких прикосновений, не видеть ничего, кроме ее глаз, блестящих от слез радости и избавления…
* * *
Командующий, укрывшись за корпусами бэтээров, которые выстроились клином, острием упиравшимся во двор госпиталя, говорил в мегафон:
— ..Мы рассмотрели ваши требования. Их решено удовлетворить. Подождите совсем немного: освободить всех заключенных не так уж просто. А пока мы просим вас сохранять спокойствие и вести себя благоразумно…
Его голос эхом отражался от стен домов, выщербленных пулями и осколками снарядов и бомб. Редкие птицы, пугаясь громовых раскатов усиленного мегафоном начальственного голоса, взлетали в небо с голых крыш, испуганно хлопая крыльями.
Спецназовцы из “Осы” уже поднялись в небо над госпиталем на собственном, принадлежавшем их подразделению вертолете. Сейчас они готовились десантироваться на крышу здания. Все предстояло рассчитать очень точно — высадка должна была произойти вне поля зрения боевиков. И, хотя на крышах не было их наблюдателей, командующий потребовал максимальной осторожности. Поэтому пилот просто творил чудеса, маневрируя в жестко заданной зоне так, чтобы даже внезапный порыв ветра не смог вынести спецназовцев, спускавшихся на тонких сверхпрочных канатах, за ее пределы — туда, где их могли увидеть боевики.
Командующий время от времени посматривал в сторону толпы в полосатых больничных пижамах, сгрудившейся слева от клина бэтээров. Это были легко раненые из числа пациентов госпиталя, немедленно эвакуированных после того, как выпущенный боевиками заложник рассказал об их намерении взорвать все крыло.
На лицах этих людей читалась широкая гамма чувств — от праведного гнева до смертельной усталости. Иногда кто-нибудь из раненых бросал короткий взгляд в сторону командующего, и тот почему-то чувствовал себя предателем. Командующий знал, что жертвы среди заложников будут. Они неизбежны. Он уже предчувствовал, помимо всего прочего, каких трудов будет стоить заткнуть глотки распоясавшимся нынче журналистам. Редкая операция подобного рода обходилась без жертв, и с этим ничего нельзя было поделать. Вот только никто не желал этого понимать.
Он снова поднял мегафон, в который раз уже собираясь повторно обратиться к боевикам с увещевательной речью, составленной психологами-аналитиками. Но эта попытка была тут же прервана звуками выстрелов, донесшихся со стороны госпиталя. Командующий опустил было микрофон, но стрельба тут же прекратилась. Воцарилась полная тишина — все боялись заговорить первыми.
Командующий поднес к губами рацию. Он не смог бы объяснить, обратись к нему кто-нибудь с вопросом “Что вами двигало в этот момент?"
Рация работала на частоте “Осы”, и командующий проговорил, сам сомневаясь в собственных словах:
— Остановите операцию.
Не прошло и пяти минут, как из настежь распахнувшейся задней двери начали выходить измученные, бледные люди с радостными улыбками на лицах, по которым текли неудержимые слезы — и у мужчин, и у женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56