Оставалось предполагать худшее — с Лидой вчера и вправду что-то случилось. Но прежде чем утвердиться в этой горькой мысли, следовало все же нанести визит на службу к мадемуазель Танненбаум — вдруг она, бессовестно прогуляв всю ночь в хорошей компании, с утра, как ни в чем не бывало, заявилась в свою контору и уже выстукивает там на «ремингтоне» очередную бумагу для хозяина, а мы тут сходим с ума впустую?
— Лиза, как называется фирма, в которой служит Лидия Танненбаум?
Мадемуазель Эрсберг задумалась, что-то припоминая.
— Кажется, «Акционерное общество Франц Вернер Крюднер». Господин Штюрмер, у которого я служу, занимался какими-то юридическими делами этой фирмы. Мастерские Крюднера принимают заказы на изделия для военных нужд, но чем именно там занимаются, не скажу.
— Варвара Филипповна, в пансионе найдется справочник «Вся Москва»? Посмотрите в нем адрес фирмы Крюднера, — обратилась я к совершенно приунывшей мадам Здравомысловой. — Мне придется поехать туда и поговорить с сослуживцами Лиды — может быть, узнаю что-нибудь такое, что положит конец нашим волнениям.
— Елена Сергеевна, а не лучше ли нам протелефонировать в контору Крюднера? Ведь телефон же здесь для чего-то установили, почему бы им не воспользоваться? — предложила почтенная вдова.
— Нет, в данном случае чудо технической мысли никак не заменит личного общения. По телефону трудно уловить то, что человек в разговоре утаивает между слов. Варвара Филипповна, а как вы полагаете, Лидия не могла исчезнуть, так сказать, сознательно? Может быть, это какой-то розыгрыш?
— Лидочка не так легкомысленна, — горько ответила мадам Здравомыслова. — Она серьезная девушка, из тех, кто не находит ничего занимательного в подобных розыгрышах. Кроме того, объясните мне, ради Бога, — зачем ей вообще исчезать?
— Этого я, увы, сказать не могу, не узнав побольше о ее жизни…
Я уже собралась уходить, но все же обернулась к Лизе, решившись задать ей еще один, последний вопрос:
— Скажите, мадемуазель Эрсберг, а какие отношения были у Лиды с господином Крюднером?
Елизавета растерянно пожала плечами.
— Я имею в виду, не было ли со стороны Лидии некоторого увлечения, или, может быть, сам Крюднер имел на секретаршу какие-то виды и пытался за ней ухаживать? Или была определенная взаимная симпатия? — Мне пришлось внести некоторые уточнения, чтобы девушке было проще собраться с мыслями.
Пока я задавала Лизе эти пошлые вопросы, отдающие вульгарным любопытством к чужим сердечным делам, меня не оставляло внутреннее неприятное чувство, похожее на стыд.
Нет никакой уверенности, что Лида попала в беду, одни смутные догадки, а мне приходится рыться в ее шкафу, перебирая скромные пожитки, и выпытывать у подруг маленькие тайны бедной девушки… Чувствуешь себя отвратительно от сознания собственной бестактности.
Но с другой стороны, если с Лидой случилось несчастье и ей срочно нужна помощь, излишняя щепетильность может дорого обойтись.
И теперь волей-неволей придется вынюхивать, выслеживать, копаться в ее делах и обыскивать ее вещи ради высокой цели помощи ближнему. На основе собственного житейского опыта я берусь утверждать, что вполне порядочные, нравственные и хорошо воспитанные люди часто вынуждены делать нечто подобное — я имею в виду охоту за чужими тайнами и даже чтение чужих писем — и вовсе не потому, что они одобряют такое неприличное поведение, отнюдь. Но у них не находится иного пути, чтобы защитить себя или своих друзей от худшего зла…
— Так вы не заметили симпатии между Лидочкой и ее шефом? — повторила я свой вопрос.
— Ой, что вы! Какая симпатия! — Елизавета наконец продумала, что сказать, и принялась сыпать словами. — Хотя нет, в том смысле, что хозяин хорошо относился к Лидии, симпатия, конечно, была. Но отеческая, никаких ухаживаний. В этом отношении он — настоящий джентльмен. Да и вообще, этот герр Крюднер, он ведь изобретатель. Он и фирму-то открыл, чтобы, прежде всего, собственные прожекты разрабатывать. А изобретатели, они все такие чудаковатые, знаете ли… Не от мира сего. Вот и Крюднер такой же. Просто диву даешься, как он вообще существует на свете, да еще и собственной фирмой управлять ухитряется.
Такая характеристика Крюднера и полное отсутствие взаимного влечения между шефом и секретаршей меня несколько разочаровали. Беллетристика учит нас другому. По законам изящной словесности, секретарше полагалось быть как минимум безнадежной обожательницей своего хозяина. Впрочем, если хозяин отрицательный персонаж, он мог бы позволить себе гнусные и оскорбительные домогательства по отношению к невинной девушке… Еще одно подтверждение, что дамские романы не могут служить учебниками жизни.
Тяжело вздохнув, я вышла из пансиона на улицу и взяла извозчика, чтобы ехать в контору господина Крюднера.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Этнический букет как следствие исторического развития России. — Скандальная обстановка в конторе фирмы Крюднера. — Жертвы хозяйского произвола. — Выгодное стратегическое положение. — Император в шляпе. — Фотографии из девического альбомчика.

Фирма «Франц Вернер Крюднер» находилась где-то в Лефортово, в местах издавна любимых московскими иностранцами.
Дорогой, сидя в пролетке, я вдруг задумалась, как же много в Москве, да и вообще в России, проживает немцев. Уже несколько веков они — самые желанные иностранцы, которых русские государи стараются правдами-неправдами привлечь на службу. Впрочем, можно ли считать истинными немцами тех, чьи предки прибыли в Москву в XV или XVI веке? Четыреста-пятьсот лет, прожитых в России, любой тевтонский род превратят в исконно русский…
И большинство отечественных немцев служит нашему отечеству не за страх, а за совесть. Случается, и голову за него кладут. Вспомнить хоть судьбу петербургского градоначальника генерала фон дер Лауница, жестоко убитого несколько лет назад террористами…
Да и сам наш император, царь-батюшка, как подсчитали дотошные квасные патриоты, имеет лишь 1/128 часть «русской крови». Но меня никто не убедит, что именно состав крови делает человека русским. У многих моих соотечественников в крови — настоящий этнический букет. Очень уж история России этому способствовала.
Даже великие поэты, наша национальная гордость, подарившие нам эталон русского языка, могут найти среди своих предков эфиопа Ганнибала или шотландца Лермонта, а знатнейшие из знатнейших аристократических семейств России, как, например, князья Юсуповы, по одной линии числят в своих пращурах халифа Абубекира Бен Райока и хана Эдигея, а по другой — Фридриха-Вильгельма Прусского.
И экзотическими родословными у нас принято гордиться! Недаром, в отличие от названий других национальностей, выраженных однозначными существительными — француз, испанец, грек, наша имеет форму прилагательного — русский — и является, строго говоря, ответом не на вопрос «кто?», а на вопрос «какой?».

За своими размышлениями я и не заметила, как добралась до далекой Немецкой улицы.
Как известно из учебников по истории, во времена Петра I Немецкая слобода, именовавшаяся тогда Кукуем, была одним из самых красивых мест в Москве, кусочком цивилизованной Европы в азиатской столице. Московских аборигенов поражала изящная архитектура, сады, парки, цветники, яркие вывески лавочек и пивных и необыкновенная чистота здешних мест.
Увы, вероятно, с тех самых пор жители Немецкой слободы переняли не лучшие российские традиции и из кожи вон лезли, чтобы испортить, изуродовать и загадить возможно большую часть берегов Яузы.
Даже на самых парадных из здешних улиц многие дома, судя по фасадам, не знали, что такое ремонт, с тех самых петровских времен, а более поздние постройки носили нестираемую печать убожества. К тому же там и сям какие-то неопрятные закопченные заводики и мастерские выставляли свою безобразную физиономию среди других фасадов.
И даже за Яузой, в местах, предназначенных Екатериной II для строительства московского Зимнего дворца (и, стало быть, сверкавших красотой еще и в екатерининские времена!), теперь господствует унылый казарменный стиль.
Ненавидевший все матушкины начинания сын Екатерины император Павел отдал роскошный, но недостроенный дворец под военные конюшни, рядом появились казармы, потом еще одни казармы и еще… Теперь здешние места известны среди москвичей под названием Красных (благодаря облупленным стенам из старого красного кирпича) казарм.
Конечно, и Кадетский корпус, и школу прапорщиков, и разнообразные военные части нужно где-то размещать, но все же казарменная архитектура не делает местность живописной с точки зрения обывателя, если это, конечно, не отставной ротмистр, обладающий армейским художественным вкусом…
Обнаружить на Немецкой улице ворота искомого акционерного общества не составило большого труда (они были увенчаны громоздкой вывеской), но все увиденное за ними, меня сильно озадачило.
В конторе фирмы Крюднера творилось черт знает что. Дамам не положено трахаться, но других слов, чтобы выразить свое отношение к этому безобразию, у меня нет. Насколько я знаю, на фешенебельных фирмах с иностранным капиталом, обстановка всегда респектабельная и благопристойная, а вышколенные служащие весьма корректны и взвешивают каждое свое слово. Про фирму Крюднера говорили, что хозяин набирает на службу исключительно немецкий персонал в надежде на деловитость и европейскую уравновешенность людей, представляющих лицо его фирмы.
Но здесь царила совершенно нездоровая суета, к тому же там и сям вспыхивали экспрессивные скандалы и звучали столь неподобающе громкие крики, рыдания и проклятья, словно на службу к Крюднеру нанялось какое-то дикое племя, никогда не слышавшее о сдержанности и хороших манерах.
Я долго металась среди этой орды, пытаясь узнать что-нибудь о Лидии Танненбаум, но меня не понимали и даже не слушали…
Придя в полное отчаяние, я уселась на стул посреди конторы и принялась прислушиваться к обрывкам звучавших вокруг меня речей. С одной стороны, так я скорее обращу на себя внимание — ведь я всем мешаю и рано или поздно меня захотят выпроводить. А я ни за что не уйду, не получив ответов на свои вопросы, стало быть, кто-нибудь будет просто вынужден со мной поговорить.
С другой стороны, сидя в центре этой суеты, навострив слух, я и сама сумею кое-что понять… Недаром сказано: имеющий уши да услышит…
Моя созерцательная позиция в выгодном стратегическом положении довольно быстро принесла определенные плоды. Во всяком случае три вещи стали мне совершенно ясны — в конторе происходит массовый расчет персонала (и чем же все эти люди так сразу проштрафились?); хозяина сегодня нет, а неприятную миссию дать служащим пинка он поручил своему управляющему, которого отверженные готовы разорвать на куски; никаких следов Лидочки здесь тоже не наблюдается…
А вдруг она узнала о грозящем увольнении и бродила всю ночь где-нибудь, заливаясь слезами?
Многие понятия не имеют, как девушке, не имеющей связей в обществе, трудно найти место, а найдя — удержаться на нем. Теперь, когда мне приходится иметь дело со служащими барышнями, я стала гораздо лучше разбираться в их чаяниях. Не удумала бы Лидия с горя что-нибудь с собой сотворить…
Господи, только бы она нашлась, я в три дня добуду ей через знакомых другое место, было бы из-за чего переживать!

Прошло немало времени, прежде чем скандал в конторе стал потихоньку стихать и жертвы хозяйского произвола, стеная, покинули помещение. Некоторые из них, продвигаясь к выходу, задевали за мой стул и даже стукались об него (и как мне казалось, больно), но меня никто так и не заметил.
Я уже стала тревожиться — не превратилась ли я случайно в невидимку, когда взмыленный, словно усталая скаковая лошадь, управляющий в очередной раз возник в дверях своего кабинета и, как ни странно, устремил на меня вполне осмысленный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47