Прямо посередине выпотрошенной кухни.
— Будем ждать, — глядя в пространство, сказал он.
Ждать пришлось недолго. В коридоре послышались крики и угрожающее потрескивание; осиный рой приближался, обрастая по ходу все новыми и новыми перепончатокрылыми. Наконец в дверном проеме показался передовой отряд шершней: два мосластых мужика в майках и трениках, три бабенки в домашнем сатине и один тинейджер с порочной физиономией начинающего вуайериста. Кухонный разгром поверг присутствующих в ступор. Лишь тинейджер сохранил присутствие духа и даже позволил себе хихикнуть.
— Все собрались? — добродушно поинтересовался Бычье Сердце. — Проходите, не стесняйтесь, места хватит.
Голос майора, исполненный ласковой угрозы, вернул присутствующих к реальности.
— Это что же такое?! — выдавила из себя первая бабенка. — Это что же… Это…
Это что же ты, гад, сделал?! Погром среди бела дня!..
— Варенье, — просипела вторая. — О, господи!!! Ах ты, паскуда!!!
— Мужчины, — воззвала третья. — Мужчины, сделайте же что-нибудь!!! Так и будете смотреть на это безобразие?!
— Зови Шулькисов и Петровича, Костян, — обратился один из мужиков к тинейджеру. — И Степку прихвати, он вроде дома…
— Ага, — промурлыкал тинейджер, но с места так и не сдвинулся.
Оба мужика синхронно подтянули треники и сделали шаг в направлении Бычьего Сердца. При этом в руках первого невесть как оказалась скалка, а в руках второго — корпус от мясорубки.
— Не советую. — Бычье Сердце аккуратно сжал пудовые кулаки и аккуратно водрузил их на колени. На коленях они явно не помещались.
Мягкие увещевания майора вкупе с кулаками, сломанным носом и свирепой физиономией возымели действие: мужики остановились в нерешительности, посчитав, что сил для лобовой атаки явно недостаточно. Ситуация выглядела патовой, во всяком случае, до прибытия Петровича, Степки и неведомых Бычьему Сердцу Шулькисов.
— Милиция… — осенило вдруг одну из женщин. — В милицию звони, Костян!
— Ага, — промурлыкал тинейджер, но с места так и не сдвинулся.
— Там тебя быстро окоротят, голубчика! Там тебе пообломают рога-то! Там тебе так мозги промоют, что не обрадуешься, хулиганье! Звони в милицию, Костька!
— Не советую. — Бычье Сердце широко улыбнулся всей коммунальной кодле, демонстрируя зубы волкодава. — Я сам милиция. И в отличие от вашего толстозадого участкового цацкаться с вами не буду. Так что если кто рыпнется, будет у меня кровью харкать всю оставшуюся жизнь. Есть желающие?
Желающих не нашлось, и Бычье Сердце приступил к изложению программных требований.
— Значит, так. Старика Ивана Трофимовича не обижать, выказывать ему почет и уважение. И побольше искренности на харях. Проверять буду лично. Стол у окна " сегодняшнего дня тоже принадлежит ем;
Что еще? Ага. От дежурств по коммуналке Иван Трофимович освобождается. Собаку его… Как зовут вашу собаку, Иван Трофимович?
— Черчилль… Английский бульдог, — тряся головой, зачастил старик. — Я его потому так и назвал, что английский…
— Так вот, Черчилля встречать пионерским салютом. И чтобы без глупостей, а то я вас в бараний рог сверну. Вы у меня по этапу в кандалах пойдете. Грешков у вас, как я посмотрю, на десяток статей наберется. Так что сушите сухари, господа хорошие. Все ясно?
На кухне воцарилась гробовая тишина.
— Значит, все, — констатировал Бычье Сердце. — Просьба передать вышеизложенное господам Шулькисам, Петровичу и Степке, чтобы не было вони, что кто-то чего-то не знал. Или не слышал… Кто у вас там еще в квартиросъемщиках, Костян?
Прыщи на подбородке тинейджера запылали ярким верноподданническим огнем.
— Еще Яцура, но она второй месяц в больнице… А Гарик не считается. Гарик сам комнату здесь снимает.
— Молодец, — похвалил смышленого тинейджера Бычье Сердце. — Соображаешь.
Костян порозовел и даже шмыгнул носом от полноты чувств.
— Ну, что ж. Инцидент, как говорится, исчерпан. Не смею больше задерживать.
Или есть вопросы?
Сбившееся в кучу сатиновое бабье молчало. А вышедший вперед делегат со скалкой примирительно пробухтел:
— Вы тово… Могли бы спокойно обо всем сказать, а не погром устраивать. Мы ведь не дети малые, понимаем. А Иван Трофимович пусть не волнуется. Все будет в лучшем виде. Освобождай стол, Татьяна, — обратился он к бывшей хозяйке варенья.
— То есть как это — освобождай?! — взвилась та.
— Освобождай, я сказал! — Очевидно, за мужиком в трениках водились дела посерьезнее, чем травля одинокого пенсионера, и испытывать судьбу он не решился. — Переносите свои вещи, Иван Трофимович…
— А вы как же? — пролепетал обмякший старик.
— Ничего. Как-нибудь устроимся.
В садке с коммунальными пираньями наступило затишье, и Бычье Сердце посчитал свою миссию завершенной. Он с чувством пожал руку Пупышеву, по-свойски подмигнул Костяну и направился к выходу.
И только возле самой двери остановился.
— Буду вас навещать, — проникновенным голосом пообещал Бычье Сердце. — Очень уж вы мне понравились.
Кто-то из слабонервных коммунальщиц охнул, а до сих пор остававшийся за кадром второй мужик выронил мясорубку.
В сопровождении восхищенного Костяна Бычье Сердце продефилировал по коридору, дружелюбно раскланиваясь с опоздавшими на представление обитателями коммуналки. Уже в конце коридора Костян прошмыгнул вперед и широко распахнул перед Бычьим Сердцем створку двери.
Майор потрепал услужливого мальца по загривку и напутствовал его грозным: «Следи за порядком!» Вот тут и произошла заминка, а все из-за того, что Бычье Сердце нос к носу столкнулся с молодым человеком, собиравшимся войти в квартиру номер двадцать четыре.
— Привет, Гарик! — почему-то обрадовался тинейджер. — А у нас тут такое!..
— Здравствуй, Костя! — бросил молодой человек, пропуская Бычье Сердце. На слова Костяна он не обратил никакого внимания и сразу же скрылся в комнате — крайней от двери.
Ничего выдающегося в молодом человеке не было, но у Бычьего Сердца сразу же зачесалось в носу. Так было всегда, стоило только ему обнаружить изъян в стройной картине мира. Изъян мог быть самым невинным, незаметным человеческому глазу; он мог не портить картину, а, наоборот, украшать и дополнять ее. Так витражи украшают узкие бойницы нефов, превращая крепость в храм. И все же изъян оставался изъяном, инородным телом, соринкой в глазу, тополиным пухом в ноздре, вишневой косточкой в горле. Вот и сейчас вишневая косточка по имени Гарик прилепилась к сиверсовскому кадыку и никуда не желала двигаться. А все потому, что холеный, начищенный до блеска молодой человек наотрез отказался стыковаться с оголтелой коммуналкой Пупышева. Квартира на верхнем этаже подошла бы ему больше. Да и в самом Гарике прослеживалось некое сходство с мертвым Валевским; во всяком случае, Рома-балерун мог пройти мимо Бычьего Сердца именно так: брезгливо ускорив шаг. Он бы и нос зажал, если бы воспитание ему позволило. С точно такой же брезгливостью местный чистоплюй Гарик поздоровался с вертким прыщавым Костяном. И не проявил никакого интереса к волнующей душу склоке на кухне, что противоречило главному закону любой коммуналки. А Бычье Сердце хорошо знал этот закон: без драк, препирательств, мелких гадостей и крупных стычек по поводу замызганного очка в сортире коммуналка тотчас же испустит дух. Гикнется, скопытится, преставится, покончит жизнь самоубийством.
Бычье Сердце подождал, пока за Костяном захлопнется дверь, и прокашлялся.
От одного инородного тела в гортани избавиться удалось (и верно, какое дело Бычьему Сердцу до постояльца левой коммуналки?), зато напомнили о себе другие. А именно — рыжая дельтапланеристка, не очень удачно мимикрировавшая под продавщицу ларька.
Пришло, пришло время заняться ею вплотную. Так же как и несостоявшейся звездой Афиной Филипаки. Да и тушка примы-балерины Лики Куницыной тоже требовала разделки. Три грации, ничего не скажешь!.. От этих трех граций у Бычьего Сердца воротило с души, он бы с большим удовольствием занялся бы какими-нибудь железобетонными вымогателями или второразрядной перестрелкой в сауне при туберкулезном диспансере. Но выбирать не приходилось, тем более что кто-то из троих должен привести его к убийце. Это майор Сивере знал наверняка. И это несколько приподняло ему настроение, подпорченное коммунальной квартирой № 24. Согласившись пойти туда с Пупышевым, Бычье Сердце рассчитывал на полноценную, широкомасштабную, веселую и отчаянную драку, возможно, с применением подручных средств. Вот уж где бы он потешился! Вот уж где почесал бы заскучавшие кулаки! Но в коммуналке его нагло продинамили, а подобные обломы майор Сивере переносил тяжело. От подобных обломов не спасала даже дешевая мастурбация на пару с боксерской грушей.
С такими невеселыми мыслями Бычье Сердце покинул Фонтанку, 5, напоследок остановившись у парапета. Отсюда хорошо просматривалась квартира Валевского: четыре окна и башенка. Над башенкой плыли беспечные летние облака, в цирке Чинизелли играли туш, по мазутному лону Фонтанки, покряхтывая, сновали пароходики, — словом, денек был что надо! Но Бычьему Сердцу было не до красот. Окаянный танцзал с надстройкой все еще не отпускали его. В них тоже был какой-то изъян, какая-то червоточинка. И Бычье Сердце обязательно докопался бы до нее, если бы не старый пень со своими проблемами. Теперь же остается ждать, когда червоточинка вылезет наружу и сама напомнит о себе.
…Остаток дня Бычье Сердце провел за составлением очередного отчета. Дело двигалось туго, поскольку отчетов майор Сивере не любил. Во-первых, потому, что был не чужд орфографических ошибок и до сих пор писал «потерпевший» через "и", а «сведетель» через "е". Во-вторых, толстые пальцы Бычьего Сердца и миниатюрные блондинистые клавиши печатной машинки находились в состоянии конфронтации, так что и без того хромая сиверсовская орфография частенько подкреплялась новообразованиями типа «ьоцп новждагигв N».
Особо впечатлительные сотрудники отдела находили в этой абракадабре монгольские корни и даже романтический намек на эсперанто. На поверку же оказывалось, что степной посвист потомков Чингисхана ничего общего с экзерсисами Бычьего Сердца не имеет, а «ьоцп новждагигв N» есть не что иное, как банальное «труп гражданина N».
Дейнека появился в комнате Бычьего Сердца, когда тот в красках расписывал набег на парфюмерную кибитку Сулеймана-оглы и давал краткие характеристики рыжей дельтапланеристке.
— Хорошо, что пришел, — сказал Бычье Сердце, выстукивая одним пальцем сомнительное слово «одеколон». — Одеколон через "о" или через "а"?
— Через "о".
— Там два "о" или "а" тоже есть?..
— Все через "о". А зачем тебе понадобился одеколон?
— Не мне, а покойному Роме.
— Ты о Валевском?
— О нем, родимом…
— Значит, еще не знаешь, — Дейнека распялил губы в улыбке и тяжело опустился на стул. — Дело-то от нас забирают. Дело Валевского — я имею в виду.
Несколько секунд Бычье Сердце по инерции продолжал печатать. Но когда из «одеколона» вылупилось непроизносимое «лдкулдог», поднял косматую голову и уставился на Дейнеку.
— То есть как это забирают?
— Молча.
— И кому отдают? — В голосе Бычьего Сердца послышались ревнивые нотки.
— Бауману и Сальниковой.
— Кому?! — изумился Бычье Сердце.
С тем же успехом расследование дела об убийстве можно было поручить супружеской паре белых медведей. Или попугаям-неразлучникам. Или подуставшим от долгой слякотной жизни коняшкам с Аничкова моста. За Бауманом и Сальниковой уже давно и прочно закрепилась репутация «заматывателей». К ним обращались только тогда, когда что-то нужно было элегантно спустить на тормозах. Или начальство имело свой шкурный интерес в деле. С синим чулком Сальниковой Бычье Сердце только здоровался, да и то сквозь зубы, когда деться в узком коридоре было некуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Будем ждать, — глядя в пространство, сказал он.
Ждать пришлось недолго. В коридоре послышались крики и угрожающее потрескивание; осиный рой приближался, обрастая по ходу все новыми и новыми перепончатокрылыми. Наконец в дверном проеме показался передовой отряд шершней: два мосластых мужика в майках и трениках, три бабенки в домашнем сатине и один тинейджер с порочной физиономией начинающего вуайериста. Кухонный разгром поверг присутствующих в ступор. Лишь тинейджер сохранил присутствие духа и даже позволил себе хихикнуть.
— Все собрались? — добродушно поинтересовался Бычье Сердце. — Проходите, не стесняйтесь, места хватит.
Голос майора, исполненный ласковой угрозы, вернул присутствующих к реальности.
— Это что же такое?! — выдавила из себя первая бабенка. — Это что же… Это…
Это что же ты, гад, сделал?! Погром среди бела дня!..
— Варенье, — просипела вторая. — О, господи!!! Ах ты, паскуда!!!
— Мужчины, — воззвала третья. — Мужчины, сделайте же что-нибудь!!! Так и будете смотреть на это безобразие?!
— Зови Шулькисов и Петровича, Костян, — обратился один из мужиков к тинейджеру. — И Степку прихвати, он вроде дома…
— Ага, — промурлыкал тинейджер, но с места так и не сдвинулся.
Оба мужика синхронно подтянули треники и сделали шаг в направлении Бычьего Сердца. При этом в руках первого невесть как оказалась скалка, а в руках второго — корпус от мясорубки.
— Не советую. — Бычье Сердце аккуратно сжал пудовые кулаки и аккуратно водрузил их на колени. На коленях они явно не помещались.
Мягкие увещевания майора вкупе с кулаками, сломанным носом и свирепой физиономией возымели действие: мужики остановились в нерешительности, посчитав, что сил для лобовой атаки явно недостаточно. Ситуация выглядела патовой, во всяком случае, до прибытия Петровича, Степки и неведомых Бычьему Сердцу Шулькисов.
— Милиция… — осенило вдруг одну из женщин. — В милицию звони, Костян!
— Ага, — промурлыкал тинейджер, но с места так и не сдвинулся.
— Там тебя быстро окоротят, голубчика! Там тебе пообломают рога-то! Там тебе так мозги промоют, что не обрадуешься, хулиганье! Звони в милицию, Костька!
— Не советую. — Бычье Сердце широко улыбнулся всей коммунальной кодле, демонстрируя зубы волкодава. — Я сам милиция. И в отличие от вашего толстозадого участкового цацкаться с вами не буду. Так что если кто рыпнется, будет у меня кровью харкать всю оставшуюся жизнь. Есть желающие?
Желающих не нашлось, и Бычье Сердце приступил к изложению программных требований.
— Значит, так. Старика Ивана Трофимовича не обижать, выказывать ему почет и уважение. И побольше искренности на харях. Проверять буду лично. Стол у окна " сегодняшнего дня тоже принадлежит ем;
Что еще? Ага. От дежурств по коммуналке Иван Трофимович освобождается. Собаку его… Как зовут вашу собаку, Иван Трофимович?
— Черчилль… Английский бульдог, — тряся головой, зачастил старик. — Я его потому так и назвал, что английский…
— Так вот, Черчилля встречать пионерским салютом. И чтобы без глупостей, а то я вас в бараний рог сверну. Вы у меня по этапу в кандалах пойдете. Грешков у вас, как я посмотрю, на десяток статей наберется. Так что сушите сухари, господа хорошие. Все ясно?
На кухне воцарилась гробовая тишина.
— Значит, все, — констатировал Бычье Сердце. — Просьба передать вышеизложенное господам Шулькисам, Петровичу и Степке, чтобы не было вони, что кто-то чего-то не знал. Или не слышал… Кто у вас там еще в квартиросъемщиках, Костян?
Прыщи на подбородке тинейджера запылали ярким верноподданническим огнем.
— Еще Яцура, но она второй месяц в больнице… А Гарик не считается. Гарик сам комнату здесь снимает.
— Молодец, — похвалил смышленого тинейджера Бычье Сердце. — Соображаешь.
Костян порозовел и даже шмыгнул носом от полноты чувств.
— Ну, что ж. Инцидент, как говорится, исчерпан. Не смею больше задерживать.
Или есть вопросы?
Сбившееся в кучу сатиновое бабье молчало. А вышедший вперед делегат со скалкой примирительно пробухтел:
— Вы тово… Могли бы спокойно обо всем сказать, а не погром устраивать. Мы ведь не дети малые, понимаем. А Иван Трофимович пусть не волнуется. Все будет в лучшем виде. Освобождай стол, Татьяна, — обратился он к бывшей хозяйке варенья.
— То есть как это — освобождай?! — взвилась та.
— Освобождай, я сказал! — Очевидно, за мужиком в трениках водились дела посерьезнее, чем травля одинокого пенсионера, и испытывать судьбу он не решился. — Переносите свои вещи, Иван Трофимович…
— А вы как же? — пролепетал обмякший старик.
— Ничего. Как-нибудь устроимся.
В садке с коммунальными пираньями наступило затишье, и Бычье Сердце посчитал свою миссию завершенной. Он с чувством пожал руку Пупышеву, по-свойски подмигнул Костяну и направился к выходу.
И только возле самой двери остановился.
— Буду вас навещать, — проникновенным голосом пообещал Бычье Сердце. — Очень уж вы мне понравились.
Кто-то из слабонервных коммунальщиц охнул, а до сих пор остававшийся за кадром второй мужик выронил мясорубку.
В сопровождении восхищенного Костяна Бычье Сердце продефилировал по коридору, дружелюбно раскланиваясь с опоздавшими на представление обитателями коммуналки. Уже в конце коридора Костян прошмыгнул вперед и широко распахнул перед Бычьим Сердцем створку двери.
Майор потрепал услужливого мальца по загривку и напутствовал его грозным: «Следи за порядком!» Вот тут и произошла заминка, а все из-за того, что Бычье Сердце нос к носу столкнулся с молодым человеком, собиравшимся войти в квартиру номер двадцать четыре.
— Привет, Гарик! — почему-то обрадовался тинейджер. — А у нас тут такое!..
— Здравствуй, Костя! — бросил молодой человек, пропуская Бычье Сердце. На слова Костяна он не обратил никакого внимания и сразу же скрылся в комнате — крайней от двери.
Ничего выдающегося в молодом человеке не было, но у Бычьего Сердца сразу же зачесалось в носу. Так было всегда, стоило только ему обнаружить изъян в стройной картине мира. Изъян мог быть самым невинным, незаметным человеческому глазу; он мог не портить картину, а, наоборот, украшать и дополнять ее. Так витражи украшают узкие бойницы нефов, превращая крепость в храм. И все же изъян оставался изъяном, инородным телом, соринкой в глазу, тополиным пухом в ноздре, вишневой косточкой в горле. Вот и сейчас вишневая косточка по имени Гарик прилепилась к сиверсовскому кадыку и никуда не желала двигаться. А все потому, что холеный, начищенный до блеска молодой человек наотрез отказался стыковаться с оголтелой коммуналкой Пупышева. Квартира на верхнем этаже подошла бы ему больше. Да и в самом Гарике прослеживалось некое сходство с мертвым Валевским; во всяком случае, Рома-балерун мог пройти мимо Бычьего Сердца именно так: брезгливо ускорив шаг. Он бы и нос зажал, если бы воспитание ему позволило. С точно такой же брезгливостью местный чистоплюй Гарик поздоровался с вертким прыщавым Костяном. И не проявил никакого интереса к волнующей душу склоке на кухне, что противоречило главному закону любой коммуналки. А Бычье Сердце хорошо знал этот закон: без драк, препирательств, мелких гадостей и крупных стычек по поводу замызганного очка в сортире коммуналка тотчас же испустит дух. Гикнется, скопытится, преставится, покончит жизнь самоубийством.
Бычье Сердце подождал, пока за Костяном захлопнется дверь, и прокашлялся.
От одного инородного тела в гортани избавиться удалось (и верно, какое дело Бычьему Сердцу до постояльца левой коммуналки?), зато напомнили о себе другие. А именно — рыжая дельтапланеристка, не очень удачно мимикрировавшая под продавщицу ларька.
Пришло, пришло время заняться ею вплотную. Так же как и несостоявшейся звездой Афиной Филипаки. Да и тушка примы-балерины Лики Куницыной тоже требовала разделки. Три грации, ничего не скажешь!.. От этих трех граций у Бычьего Сердца воротило с души, он бы с большим удовольствием занялся бы какими-нибудь железобетонными вымогателями или второразрядной перестрелкой в сауне при туберкулезном диспансере. Но выбирать не приходилось, тем более что кто-то из троих должен привести его к убийце. Это майор Сивере знал наверняка. И это несколько приподняло ему настроение, подпорченное коммунальной квартирой № 24. Согласившись пойти туда с Пупышевым, Бычье Сердце рассчитывал на полноценную, широкомасштабную, веселую и отчаянную драку, возможно, с применением подручных средств. Вот уж где бы он потешился! Вот уж где почесал бы заскучавшие кулаки! Но в коммуналке его нагло продинамили, а подобные обломы майор Сивере переносил тяжело. От подобных обломов не спасала даже дешевая мастурбация на пару с боксерской грушей.
С такими невеселыми мыслями Бычье Сердце покинул Фонтанку, 5, напоследок остановившись у парапета. Отсюда хорошо просматривалась квартира Валевского: четыре окна и башенка. Над башенкой плыли беспечные летние облака, в цирке Чинизелли играли туш, по мазутному лону Фонтанки, покряхтывая, сновали пароходики, — словом, денек был что надо! Но Бычьему Сердцу было не до красот. Окаянный танцзал с надстройкой все еще не отпускали его. В них тоже был какой-то изъян, какая-то червоточинка. И Бычье Сердце обязательно докопался бы до нее, если бы не старый пень со своими проблемами. Теперь же остается ждать, когда червоточинка вылезет наружу и сама напомнит о себе.
…Остаток дня Бычье Сердце провел за составлением очередного отчета. Дело двигалось туго, поскольку отчетов майор Сивере не любил. Во-первых, потому, что был не чужд орфографических ошибок и до сих пор писал «потерпевший» через "и", а «сведетель» через "е". Во-вторых, толстые пальцы Бычьего Сердца и миниатюрные блондинистые клавиши печатной машинки находились в состоянии конфронтации, так что и без того хромая сиверсовская орфография частенько подкреплялась новообразованиями типа «ьоцп новждагигв N».
Особо впечатлительные сотрудники отдела находили в этой абракадабре монгольские корни и даже романтический намек на эсперанто. На поверку же оказывалось, что степной посвист потомков Чингисхана ничего общего с экзерсисами Бычьего Сердца не имеет, а «ьоцп новждагигв N» есть не что иное, как банальное «труп гражданина N».
Дейнека появился в комнате Бычьего Сердца, когда тот в красках расписывал набег на парфюмерную кибитку Сулеймана-оглы и давал краткие характеристики рыжей дельтапланеристке.
— Хорошо, что пришел, — сказал Бычье Сердце, выстукивая одним пальцем сомнительное слово «одеколон». — Одеколон через "о" или через "а"?
— Через "о".
— Там два "о" или "а" тоже есть?..
— Все через "о". А зачем тебе понадобился одеколон?
— Не мне, а покойному Роме.
— Ты о Валевском?
— О нем, родимом…
— Значит, еще не знаешь, — Дейнека распялил губы в улыбке и тяжело опустился на стул. — Дело-то от нас забирают. Дело Валевского — я имею в виду.
Несколько секунд Бычье Сердце по инерции продолжал печатать. Но когда из «одеколона» вылупилось непроизносимое «лдкулдог», поднял косматую голову и уставился на Дейнеку.
— То есть как это забирают?
— Молча.
— И кому отдают? — В голосе Бычьего Сердца послышались ревнивые нотки.
— Бауману и Сальниковой.
— Кому?! — изумился Бычье Сердце.
С тем же успехом расследование дела об убийстве можно было поручить супружеской паре белых медведей. Или попугаям-неразлучникам. Или подуставшим от долгой слякотной жизни коняшкам с Аничкова моста. За Бауманом и Сальниковой уже давно и прочно закрепилась репутация «заматывателей». К ним обращались только тогда, когда что-то нужно было элегантно спустить на тормозах. Или начальство имело свой шкурный интерес в деле. С синим чулком Сальниковой Бычье Сердце только здоровался, да и то сквозь зубы, когда деться в узком коридоре было некуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57