Из глаз хлынули слезы и промочили маску. Шерсть сильнее запахла пылью.
«Прекрати!»
Через некоторое время она, наверное, задремала.
Потому что внезапно поняла, что машина не движется. Струя воздуха больше не била в лицо, ухабистая дорога не выворачивала наизнанку желудок. Радио в салоне не работало.
Джоанна услышала, как где-то неподалеку громко и чисто пропел петух.
Крышка багажника открылась, и сквозь переплетение шерстяных нитей маски просочился серый свет. Ее вытащили за ноги. Джоанна ударилась губой о металлическую кромку и ощутила вкус крови.
Теперь она стояла на ногах. Мужчина, который так грубо с ней обошелся, не упустил возможности провести ладонью по ее грудям, рассмеялся и проговорил нараспев:
- Bueno.
По спине Джоанны пробежал холодок страха: среди всех возможных концов, среди различных унижений и насилий, которые она мысленно перебирала в самые жуткие минуты, такое даже не представлялось.
Хотя - почему нет?
Мужчина перестал ее лапать и куда-то повел. Под шерстью маски Джоанна различала неясные тени. Они оказались в доме.
В дверь вела высокая ступенька, о которой ее никто не предупредил. Джоанна споткнулась и стукнулась коленом о твердый камень. Ее тут же снова вздернули на ноги и ввели в помещение, которое, должно быть, служило коридором. Она смутно ощущала стены по обе стороны.
«Пахнет фермой», - подумала она.
Овцы, коровы, курицы. Неотделанные деревянные балки. Свежевыпеченный хлеб.
Внезапно они остановились, и с головы Джоанны стянули маску-чулок.
Она оказалась в небольшой комнате, ненамного отличавшейся от той, которую недавно покинула. Окна были тоже забиты. На полу валялся грязный матрац - близнец того, на котором она проспала восемь ночей. Но была одна существенная разница: здесь находились люди.
Две женщины.
Когда охранники удалились, они подошли прикоснуться к Джоанне, словно не доверяли глазам и хотели убедиться, что она в самом деле существует.
- Hola, - поздоровалась одна из них, на вид лет сорока пяти.
- Я американка, - ответила Джоанна. - Вы говорите по-английски?
- Не часто. Да и тебе теперь тоже нельзя, - улыбнулась другая.
* * *
Их звали Маруха и Беатрис.
Маруха была журналисткой - ровно до тех пор, пока ее не вытащили из машины прямо на площади Боливара. А Беатрис занимала ответственный пост в правительстве и предложила применять к бандитам более строгие меры. Она поплатилась тем, что ее похитили на улице средь бела дня, на ее глазах убив телохранителя.
Через несколько минут после того, как привели Джоанну, в комнате появился мрачного вида человек, который назвался доктором. Он объявил, что всякие разговоры между ними запрещены. И при этом погрозил пальцем, словно рассерженная наставница в монастырской школе для девочек.
Другие охранники более снисходительны, сказала Маруха. Или по крайней мере обращают на своих пленниц меньше внимания. По вечерам они главным образом слушают репортажи с футбольных матчей по радио в коридоре или смотрят по телевизору «мыльные оперы».
Джоанна потеряла Пола, затем Джоэль. Теперь ее окружали люди, которые прошли те же испытания, что и она. У них были семьи, дети, родители. И они ее понимали.
Женщины шептались и переговаривались жестами. Маруха и Беатрис поведали Джоанне свои истории, показали фотографии своих супругов, детей и даже домов. Одна из них жила в фешенебельном районе Боготы Ла Калера, другая обосновалась на холмах над городом.
Когда они спросили, есть ли у Джоанны дети, она ответила: «Да. Девочка». Но никаких фотографий у нее нет. Только образ, который она хранит в мыслях. Джоанна рассказала, что произошло с ней и Полом. Маруха и Беатрис вздыхали и сочувственно качали головами.
Все трое спали на одном матраце - валетом. Маруха, в той, прошлой, жизни бывшая неисправимой курильщицей, ужасно храпела. Беатрис, пытаясь ее утихомирить, толкала под ребра. Разумеется, с любовью, по-сестрински.
Они, должно быть, находились в горах, решила Джоанна. Ночью стало безумно холодно, при дыхании изо рта вырывался пар, и они, пытаясь согреться, прижимались друг к другу. А утром доски на окнах покрылись пятнышками инея.
На второй день у Джоанны возникло ощущение, что все это - какая-то нескончаемая вечеринка в пижамах. Они заплетали друг другу волосы. Кто-то из охранников дал Марухе пузырек дешевого лака для ногтей «Алая страсть». И они по очереди делали друг другу маникюр и педикюр.
Мужчина, который щупал груди Джоанны, больше не приближался, и ее страх перед насилием постепенно померк, уступая место другим страхам. Разумеется, страху перед смертью.
И другому, грызущему изнутри, который был едва ли не страшнее: удастся ли когда-нибудь отсюда выйти?
Маруха и Беатрис были похожи на давно сидящих в тюрьме и уже угасающих узниц; их лица посерели. И Джоанна спрашивала себя, как скоро и ее кожа приобретет такой же оттенок.
Иногда, сообщила Беатрис, охранники позволяли им смотреть вместе с ними телевизор. И они с нетерпением ждали выпусков новостей. В этих выпусках время от времени появлялись их мужья и дарили крупицу надежды.
«Мы ведем переговоры. Мы пытаемся вас вытащить. Бодритесь».
Джоанна понимала, что у нее такого утешения не будет. Пол уехал и растворился в эфире так же мгновенно и бесследно, как ее прошлая жизнь.
На третье утро раздался стук в дверь. Это само по себе было необычно: охранники привыкли вваливаться в комнату, когда им заблагорассудится, не обращая внимания на то, что их пленницы могли лежать, шептаться или даже, полураздевшись, протирать себя губкой из ведра с чуть теплой водой. «Купание шлюхи» - кажется, это так называлось?
Но на этот раз все трое сидели одетые в центре комнаты и коротали время, составляя список своих любимых городов. Беатрис выбрала Рим, Рио и Лас-Вегас. Маруха - Сан-Франциско, Буэнос-Айрес и Акапулько. Настала очередь Джоанны. Но она не могла придумать ничего, кроме Нью-Йорка. Города, в котором жила и в который изо всех сил желала вернуться.
Дверь открылась. В комнату вошла Галина.
До какой же степени отчаяния дошла Джоанна, если вид ее похитительницы вызвал у нее прилив... чего же именно? Радости? Облегчения? Или просто удовольствия от вида знакомого лица?
Может быть, такое чувство возникло от того, что Галина выглядела по-другому, чем в прошлый раз, когда мрачно объявила Джоанне, что Полу не удалось выполнить задание. Теперь она была больше похожа на другую Галину - ту, с которой каждый с удовольствием посидел бы на солнышке на скамейке в парке.
Она поманила к себе Джоанну - хотела ей что-то сказать.
- У нас есть вести от вашего мужа. - Галина сжала ей руку. - Подождите, все еще образуется.
Сердце Джоанны, или ее дух, - словом, то, что способно вознести человека на седьмое небо, всколыхнулось в груди. И не потому, что она услышала радостную новость. Нет.
Галина приехала в горы не одна. Следом за ней вошел один из охранников - тот застенчивый паренек, что выглядел лет на тринадцать.
Он нес на руках Джоэль.
Глава 23
Они переехали Уильямсбургский мост, нырнули в тоннель Линкольна и направились куда-то за пределы Джерси-Сити. Было пять часов вечера. Безлюдную дорогу обрамляли поля колышущейся тимофеевки. «Высокой, до глаза слону». Строка была из любимого мюзикла Джоанны - «Оклахомы». Пол сказал Майлзу, что на их последнюю годовщину они с Джоанной ходили на возобновленную постановку спектакля.
Слово «последняя» застряло у него в горле.
Прошло три дня и восемнадцать часов с тех пор, как он оставил жену и дочь.
Болото вибрировало от непрерывного гудения насекомых. Но счет в бейсбольном матче «Большой лиги» был превосходно слышен. Майлз слушал с жадным вниманием.
- Бейсбол - такой спорт, в котором очень трудно выверить шансы на успех. Жестокий.
- Вы имеете в виду тотализатор?
- Да. Тут все дело в пробежках - одной, другой, третьей, и все в конечном итоге зависит от питчера. Худшая на свете команда может выиграть шестьдесят раз в год. Вот и думай тут, на кого ставить.
- Не знал, что вы делаете ставки.
- По крохам. По двадцать, тридцать долларов, чтобы поднять настроение. Знаете, это мой маленький бунт против предписанного традициями образа жизни. У ортодоксального иудея на все есть свои скрупулезные правила. Может вывести из себя.
Пол предположил, что и присутствие Майлза на работе без кипы - тоже маленький бунт против предписываемого образа жизни.
- А вам не приходило когда-нибудь в голову отказаться от своей ортодоксальности?
- Еще как приходило. Но кем я буду в таком случае? Задавать мне подобный вопрос - все равно что спрашивать черного, не желает ли он перестать быть черным. Можно размышлять как угодно, но вы тот, кто вы есть.
- И что, существуют правила по поводу ставок на бейсбольные матчи?
- Безусловно. Правила предписывают сторониться подобных занятий. - Майлз выключил радио.
Пол чуть не сказал, сколько часов во время обеда они с коллегами провели, устанавливая актуарные вероятности выигрышей в бейсболе с разными питчерами и разными бэттерами на разных полях. Он мог бы сообщить Майлзу, что, когда на третьей площадке Комо-парка появляется Барри Бондз, вероятность выигрыша три к одному. Два раза из трех он запускает мяч в стратосферу.
Но промолчал.
Пол понимал: адвокат говорит о спорте, чтобы не говорить о другом. О том, что они делали в данный момент. А в данный момент они предполагали встретиться с наркодельцами на болотах за Джерси-Сити. Если бы они говорили об этом, то вынуждены были бы признать, что безнадежно преступили закон.
- Спасибо, - сказал он.
- За что?
- За то, что вы для меня делаете.
Майлз немного помолчал.
- Это я отправил вас в Боготу. Сказал, что там совершенно безопасно. И теперь чувствую определенную ответственность.
- Грандиозно! Может, я вас найму, чтобы вы предъявили иск самому себе?
- Я не занимаюсь исками.
- Вы давно работаете адвокатом? - спросил Пол.
- Давно? - повторил за ним Майлз, словно никогда не задавался этим вопросом. - Слишком давно. И недостаточно давно. Зависит от настроения.
- А почему вы захотели стать юристом?
- Я не хотел. Мечтал стать Сэнди Куфаксом. Но Бог был не на моей стороне. И раз не получилось стать вторым Сэнди, оставалось идти в юристы или врачи. Сделаться вождем краснокожих мне не светило, хотя мы - тоже своего рода племя. Но раз нельзя, так нельзя, и я и пошел в адвокаты. Правда, я стал не тем, чего от меня ожидали.
- Кто?
- Старейшины нашего племени - те, кто занимается недвижимостью, налогами и фирмами. Вот так я попал в юридическую помощь. Молодежный отдел.
- И как вам там понравилось?
- Сумасшествие. У меня на руках было по сто пятьдесят дел - десять минут на каждого подростка, мельком взглянуть в бумаги и бегом к судье. Вот что это было такое. И никаких предварительных ходатайств.
- Почему?
- Обвинители не боялись долгих судебных процессов с присяжными, потому что в делах с несовершеннолетними присяжных нет. К тому же подростки, как правило, не располагают никакой ценной информацией, которую можно было бы использовать. Максимум, что я мог для них сделать, - это поместить в больницу в Бронксе.
- Больницу?
- Для душевнобольных. Поверьте, это намного лучше, чем детское исправительное заведение! Пусть уж лучше подростков заставляют глотать лекарства, чем насилуют целой толпой. Больница - рай по сравнению с тюрьмой для несовершеннолетних. Для них она - самое безопасное место на земле. Потом я начал путать в суде Джулио с Хуаном, Марию с Мэгги и понял, что зашиваюсь. Обратился к начальнику, попросил уменьшить количество дел, сказал, что стал халтурить. Начальник ответил: «Размечтался». И я ушел.
- Значит, от малолетних преступников вы обратились к колумбийским младенцам?
- Да. Решил, дай-ка спущусь на более раннюю ступень развития. Она лучше оплачивается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
«Прекрати!»
Через некоторое время она, наверное, задремала.
Потому что внезапно поняла, что машина не движется. Струя воздуха больше не била в лицо, ухабистая дорога не выворачивала наизнанку желудок. Радио в салоне не работало.
Джоанна услышала, как где-то неподалеку громко и чисто пропел петух.
Крышка багажника открылась, и сквозь переплетение шерстяных нитей маски просочился серый свет. Ее вытащили за ноги. Джоанна ударилась губой о металлическую кромку и ощутила вкус крови.
Теперь она стояла на ногах. Мужчина, который так грубо с ней обошелся, не упустил возможности провести ладонью по ее грудям, рассмеялся и проговорил нараспев:
- Bueno.
По спине Джоанны пробежал холодок страха: среди всех возможных концов, среди различных унижений и насилий, которые она мысленно перебирала в самые жуткие минуты, такое даже не представлялось.
Хотя - почему нет?
Мужчина перестал ее лапать и куда-то повел. Под шерстью маски Джоанна различала неясные тени. Они оказались в доме.
В дверь вела высокая ступенька, о которой ее никто не предупредил. Джоанна споткнулась и стукнулась коленом о твердый камень. Ее тут же снова вздернули на ноги и ввели в помещение, которое, должно быть, служило коридором. Она смутно ощущала стены по обе стороны.
«Пахнет фермой», - подумала она.
Овцы, коровы, курицы. Неотделанные деревянные балки. Свежевыпеченный хлеб.
Внезапно они остановились, и с головы Джоанны стянули маску-чулок.
Она оказалась в небольшой комнате, ненамного отличавшейся от той, которую недавно покинула. Окна были тоже забиты. На полу валялся грязный матрац - близнец того, на котором она проспала восемь ночей. Но была одна существенная разница: здесь находились люди.
Две женщины.
Когда охранники удалились, они подошли прикоснуться к Джоанне, словно не доверяли глазам и хотели убедиться, что она в самом деле существует.
- Hola, - поздоровалась одна из них, на вид лет сорока пяти.
- Я американка, - ответила Джоанна. - Вы говорите по-английски?
- Не часто. Да и тебе теперь тоже нельзя, - улыбнулась другая.
* * *
Их звали Маруха и Беатрис.
Маруха была журналисткой - ровно до тех пор, пока ее не вытащили из машины прямо на площади Боливара. А Беатрис занимала ответственный пост в правительстве и предложила применять к бандитам более строгие меры. Она поплатилась тем, что ее похитили на улице средь бела дня, на ее глазах убив телохранителя.
Через несколько минут после того, как привели Джоанну, в комнате появился мрачного вида человек, который назвался доктором. Он объявил, что всякие разговоры между ними запрещены. И при этом погрозил пальцем, словно рассерженная наставница в монастырской школе для девочек.
Другие охранники более снисходительны, сказала Маруха. Или по крайней мере обращают на своих пленниц меньше внимания. По вечерам они главным образом слушают репортажи с футбольных матчей по радио в коридоре или смотрят по телевизору «мыльные оперы».
Джоанна потеряла Пола, затем Джоэль. Теперь ее окружали люди, которые прошли те же испытания, что и она. У них были семьи, дети, родители. И они ее понимали.
Женщины шептались и переговаривались жестами. Маруха и Беатрис поведали Джоанне свои истории, показали фотографии своих супругов, детей и даже домов. Одна из них жила в фешенебельном районе Боготы Ла Калера, другая обосновалась на холмах над городом.
Когда они спросили, есть ли у Джоанны дети, она ответила: «Да. Девочка». Но никаких фотографий у нее нет. Только образ, который она хранит в мыслях. Джоанна рассказала, что произошло с ней и Полом. Маруха и Беатрис вздыхали и сочувственно качали головами.
Все трое спали на одном матраце - валетом. Маруха, в той, прошлой, жизни бывшая неисправимой курильщицей, ужасно храпела. Беатрис, пытаясь ее утихомирить, толкала под ребра. Разумеется, с любовью, по-сестрински.
Они, должно быть, находились в горах, решила Джоанна. Ночью стало безумно холодно, при дыхании изо рта вырывался пар, и они, пытаясь согреться, прижимались друг к другу. А утром доски на окнах покрылись пятнышками инея.
На второй день у Джоанны возникло ощущение, что все это - какая-то нескончаемая вечеринка в пижамах. Они заплетали друг другу волосы. Кто-то из охранников дал Марухе пузырек дешевого лака для ногтей «Алая страсть». И они по очереди делали друг другу маникюр и педикюр.
Мужчина, который щупал груди Джоанны, больше не приближался, и ее страх перед насилием постепенно померк, уступая место другим страхам. Разумеется, страху перед смертью.
И другому, грызущему изнутри, который был едва ли не страшнее: удастся ли когда-нибудь отсюда выйти?
Маруха и Беатрис были похожи на давно сидящих в тюрьме и уже угасающих узниц; их лица посерели. И Джоанна спрашивала себя, как скоро и ее кожа приобретет такой же оттенок.
Иногда, сообщила Беатрис, охранники позволяли им смотреть вместе с ними телевизор. И они с нетерпением ждали выпусков новостей. В этих выпусках время от времени появлялись их мужья и дарили крупицу надежды.
«Мы ведем переговоры. Мы пытаемся вас вытащить. Бодритесь».
Джоанна понимала, что у нее такого утешения не будет. Пол уехал и растворился в эфире так же мгновенно и бесследно, как ее прошлая жизнь.
На третье утро раздался стук в дверь. Это само по себе было необычно: охранники привыкли вваливаться в комнату, когда им заблагорассудится, не обращая внимания на то, что их пленницы могли лежать, шептаться или даже, полураздевшись, протирать себя губкой из ведра с чуть теплой водой. «Купание шлюхи» - кажется, это так называлось?
Но на этот раз все трое сидели одетые в центре комнаты и коротали время, составляя список своих любимых городов. Беатрис выбрала Рим, Рио и Лас-Вегас. Маруха - Сан-Франциско, Буэнос-Айрес и Акапулько. Настала очередь Джоанны. Но она не могла придумать ничего, кроме Нью-Йорка. Города, в котором жила и в который изо всех сил желала вернуться.
Дверь открылась. В комнату вошла Галина.
До какой же степени отчаяния дошла Джоанна, если вид ее похитительницы вызвал у нее прилив... чего же именно? Радости? Облегчения? Или просто удовольствия от вида знакомого лица?
Может быть, такое чувство возникло от того, что Галина выглядела по-другому, чем в прошлый раз, когда мрачно объявила Джоанне, что Полу не удалось выполнить задание. Теперь она была больше похожа на другую Галину - ту, с которой каждый с удовольствием посидел бы на солнышке на скамейке в парке.
Она поманила к себе Джоанну - хотела ей что-то сказать.
- У нас есть вести от вашего мужа. - Галина сжала ей руку. - Подождите, все еще образуется.
Сердце Джоанны, или ее дух, - словом, то, что способно вознести человека на седьмое небо, всколыхнулось в груди. И не потому, что она услышала радостную новость. Нет.
Галина приехала в горы не одна. Следом за ней вошел один из охранников - тот застенчивый паренек, что выглядел лет на тринадцать.
Он нес на руках Джоэль.
Глава 23
Они переехали Уильямсбургский мост, нырнули в тоннель Линкольна и направились куда-то за пределы Джерси-Сити. Было пять часов вечера. Безлюдную дорогу обрамляли поля колышущейся тимофеевки. «Высокой, до глаза слону». Строка была из любимого мюзикла Джоанны - «Оклахомы». Пол сказал Майлзу, что на их последнюю годовщину они с Джоанной ходили на возобновленную постановку спектакля.
Слово «последняя» застряло у него в горле.
Прошло три дня и восемнадцать часов с тех пор, как он оставил жену и дочь.
Болото вибрировало от непрерывного гудения насекомых. Но счет в бейсбольном матче «Большой лиги» был превосходно слышен. Майлз слушал с жадным вниманием.
- Бейсбол - такой спорт, в котором очень трудно выверить шансы на успех. Жестокий.
- Вы имеете в виду тотализатор?
- Да. Тут все дело в пробежках - одной, другой, третьей, и все в конечном итоге зависит от питчера. Худшая на свете команда может выиграть шестьдесят раз в год. Вот и думай тут, на кого ставить.
- Не знал, что вы делаете ставки.
- По крохам. По двадцать, тридцать долларов, чтобы поднять настроение. Знаете, это мой маленький бунт против предписанного традициями образа жизни. У ортодоксального иудея на все есть свои скрупулезные правила. Может вывести из себя.
Пол предположил, что и присутствие Майлза на работе без кипы - тоже маленький бунт против предписываемого образа жизни.
- А вам не приходило когда-нибудь в голову отказаться от своей ортодоксальности?
- Еще как приходило. Но кем я буду в таком случае? Задавать мне подобный вопрос - все равно что спрашивать черного, не желает ли он перестать быть черным. Можно размышлять как угодно, но вы тот, кто вы есть.
- И что, существуют правила по поводу ставок на бейсбольные матчи?
- Безусловно. Правила предписывают сторониться подобных занятий. - Майлз выключил радио.
Пол чуть не сказал, сколько часов во время обеда они с коллегами провели, устанавливая актуарные вероятности выигрышей в бейсболе с разными питчерами и разными бэттерами на разных полях. Он мог бы сообщить Майлзу, что, когда на третьей площадке Комо-парка появляется Барри Бондз, вероятность выигрыша три к одному. Два раза из трех он запускает мяч в стратосферу.
Но промолчал.
Пол понимал: адвокат говорит о спорте, чтобы не говорить о другом. О том, что они делали в данный момент. А в данный момент они предполагали встретиться с наркодельцами на болотах за Джерси-Сити. Если бы они говорили об этом, то вынуждены были бы признать, что безнадежно преступили закон.
- Спасибо, - сказал он.
- За что?
- За то, что вы для меня делаете.
Майлз немного помолчал.
- Это я отправил вас в Боготу. Сказал, что там совершенно безопасно. И теперь чувствую определенную ответственность.
- Грандиозно! Может, я вас найму, чтобы вы предъявили иск самому себе?
- Я не занимаюсь исками.
- Вы давно работаете адвокатом? - спросил Пол.
- Давно? - повторил за ним Майлз, словно никогда не задавался этим вопросом. - Слишком давно. И недостаточно давно. Зависит от настроения.
- А почему вы захотели стать юристом?
- Я не хотел. Мечтал стать Сэнди Куфаксом. Но Бог был не на моей стороне. И раз не получилось стать вторым Сэнди, оставалось идти в юристы или врачи. Сделаться вождем краснокожих мне не светило, хотя мы - тоже своего рода племя. Но раз нельзя, так нельзя, и я и пошел в адвокаты. Правда, я стал не тем, чего от меня ожидали.
- Кто?
- Старейшины нашего племени - те, кто занимается недвижимостью, налогами и фирмами. Вот так я попал в юридическую помощь. Молодежный отдел.
- И как вам там понравилось?
- Сумасшествие. У меня на руках было по сто пятьдесят дел - десять минут на каждого подростка, мельком взглянуть в бумаги и бегом к судье. Вот что это было такое. И никаких предварительных ходатайств.
- Почему?
- Обвинители не боялись долгих судебных процессов с присяжными, потому что в делах с несовершеннолетними присяжных нет. К тому же подростки, как правило, не располагают никакой ценной информацией, которую можно было бы использовать. Максимум, что я мог для них сделать, - это поместить в больницу в Бронксе.
- Больницу?
- Для душевнобольных. Поверьте, это намного лучше, чем детское исправительное заведение! Пусть уж лучше подростков заставляют глотать лекарства, чем насилуют целой толпой. Больница - рай по сравнению с тюрьмой для несовершеннолетних. Для них она - самое безопасное место на земле. Потом я начал путать в суде Джулио с Хуаном, Марию с Мэгги и понял, что зашиваюсь. Обратился к начальнику, попросил уменьшить количество дел, сказал, что стал халтурить. Начальник ответил: «Размечтался». И я ушел.
- Значит, от малолетних преступников вы обратились к колумбийским младенцам?
- Да. Решил, дай-ка спущусь на более раннюю ступень развития. Она лучше оплачивается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44