Ее провели, как противоэпидемическое мероприятие, но все прошло гладко только потому, что Борисов и Дорофеев беспрекословно соблюдали служебную дисциплину, а Медведев и Голенищев не знали законов.
По закону, если у изолированных не будет обнаружено какое-то определенное смертельно опасное инфекционное заболевание или явные признаки неизвестной болезни, то их придется отпустить. Закон стоит на страже гражданских прав и свобод и не позволяет схватить первого попавшегося человека на улице и сказать ему: «Мы подозреваем, что у тебя страшная заразная болезнь, которая проявится только через десять лет — так что посиди эти десять лет в изоляторе без права переписки».
Закон не предусматривает ситуацию под названием «прилет инопланетян» — и ничего тут не попишешь.
А изоляция людей, подозреваемых в контакте с подозреваемыми в заболевании — это будет похлеще сталинского термина «контакты, ведущие к подозрению в шпионаже».
В советское время это могло бы пройти — но при нынешней свободе слова о последствиях страшно даже подумать.
Вот если бы было введено чрезвычайное положение и объявлен всеобщий карантин — тогда другое дело. Но чрезвычайное положение вводит президент и утверждает Совет Федерации, а сведения, поступающие в Объединенный Штаб из Москвы, говорили о том, что президент сомневается в необходимости чрезвычайных мер.
Когда год назад к власти пришел президент-державник, многие надеялись, что он станет закручивать гайки. И весь год ему намекали, что неплохо бы ввести чрезвычайное положение по всей стране — ведь в экономике по-прежнему ничего не получается, народ нищает, южные окраины бурлят, преступность перехлестывает через край и только самые жесткие меры спасут Россию от окончательного развала.
Однако президент делал вид, что не понимает намеков, и не уставал заверять либеральную половину населения, а также зарубежных друзей в верности демократическим принципам. Из-за этого всевозможные сверхдержавники, поддержавшие президента на выборах, уже начали подумывать и даже говорить вслух, что они поставили не на того человека.
Но президент был опытным политиком. Старый лис, поднаторевший в кремлевских интригах, держал «ястребов» во главе силовых структур, и у остальных державников и сверхдержавников создавалось впечатление, будто президент по-прежнему с ними. А глава государства тем временем создавал противовес, расставляя на ключевые посты людей совсем другого склада и иных воззрений.
И один из таких людей — представитель президента по Санкт-Петербургу — был первым, кто высказался против карантинных мероприятий.
В споре, который за этим последовал, истина, как обычно, не родилась, но был достигнут определенный компромисс. В карантин попали только четыре человека — те, что побывали непосредственно в Зазеркалье. Их друзья, родственники и «лица, находившиеся в контакте, остались на свободе».
Но Наташу Сероглазову эта свобода не радовала. Она металась по квартире, как тигр в клетке: то порывалась звонить во все инстанции и требовать если не освобождения Сережи Медведева, то хотя бы ответа на вопрос, где он находится, то бросала трубку, так и не набрав номера — потому что не знала, куда надо звонить, зато знала, что ей ответят.
Наташа пыталась успокоиться и ради этого даже промучилась несколько минут под холодным душем — но все бесполезно.
Раньше, когда Сереже можно было в любой момент позвонить, позвать его на прогулку или в гости, поболтать о том о сем, Наташа вовсе не стремилась к тому, чтобы он все время был рядом. Иногда Серый даже надоедал ей — особенно когда начинал строить из себя невесть что.
А теперь Наташа вдруг почувствовала, что не может прожить без него и часа.
Опустела без тебя земля…
Наташе стало вдруг ужасно неуютно в привычной квартире, где она обитала с младенческих лет. Жить обычной жизнью — как прежде, как всегда, разговаривать с родителями, как ни в чем не бывало, ходить в магазин, мыть посуду, выносить мусор, поступать в институт — и знать, что сегодня Сережа не позвонит, и завтра тоже, и послезавтра, и вечером не будет свидания, и в выходной на дискотеку придется идти одной — лучше уж не ходить вообще!..
Невыносимо!
Она пыталась успокоить себя, мысленно восклицая: «Дура! Он ведь жив. Утром ты думала, что он умер — и это был кошмар. Но он жив и почти наверняка здоров. как только врачи в этом убедятся, его отпустят, и все будет хорошо. Ничего страшного не случилось».
И, глядя на медузу, которая неподвижно парила над деревьями, опустив до земли свои «юбки», Наташа задыхалась от ненависти к этому мерзкому инопланетному монстру, который отнял у нее любимого.
Хотя если присмотреться повнимательнее — никакой он не мерзкий.
И не монстр.
Красиво, черт возьми!
И так хочется подойти поближе, чтобы рассмотреть детали.
Черт бы побрал этих омоновцев, которые выстроились за железными барьерами, прикрылись щитами и никого не пускают за кольцо.
12
И дольше века длится день.
Так всегда кажется после бессонной ночи — особенно если оба дня, предыдущий и текущий, переполнены событиями.
Человек делит сутки не по часам. Полночь для него — понятие условное. Один день отделяется от другого не двенадцатью ударами часов, а сном. Нет сна — нет и разделения, и следующий день кажется продолжением предыдущего.
Удивительно другое. Ян Борецкий вовсе не хотел спать — хотя утром он даже не вздремнул толком.
Но утро давно кончилось, прошел день, наступил вечер, а Ян по-прежнему не чувствовал ни тяжести в голове, ни слабости в теле, и глаза его не слипались, и бодрости хватило бы на двоих.
На выходе из медузы дежурили новые персонажи. На смену СОБРу пришел спецотряд ФСБ, но эффект был сомнителен. Чекисты Яна не заметили.
Он спокойно прошел через всю запретную зону, переполненную солдатами, милицией и товарищами в штатском со специфическим выражением лица, так и оставаясь невидимым для всех. И только когда на пути Яна встало сврхплотное внешнее оцепление, он выхватил из кармана сою медаль, хлопнул по плечу ближайшего омоновца и, ткнув медаль ему под нос, произнес самым суровым тоном:
— Секретная служба его величества.
Омоновец растерялся так, что уронил щит и попытался отдать честь обеими руками сразу. А когда он опомнился, Ян уже давно перелез через ограждение и растворился в толпе зевак, которая к вечеру разрослась до угрожающих размеров.
Разгонять ее не решались, поскольку явных беспорядков пока не было, зато телекамер — сколько угодно. Но водометные машины и слезоточивый газ держали наготове. Мало ли что.
Нарваться в этой толпе на знакомого было равносильно выигрышу в лотерею — но Ян все-таки нарвался. Прямо под боком у компании уфологов, развернувших перед оцеплением наскоро написанные фломастерами бумажные плакаты, он столкнулся лицом к лицу с Наташей Сероглазовой.
— Ой! — сказала Наташка. — Привет! Ты что тут делаешь? Тебя везде ищут.
— Я знаю, — ответил Ян. — Даст Бог, не найдут. А ты чего такая? Плакала что ли?
— Ага. Сережку в карантин забрали.
— В какой карантин?
— Не знаю. Куда-то в госпиталь, в изолятор. Он будто бы мог какую-то заразу оттуда принести.
Говоря «оттуда», Наташа махнула рукой в сторону медузы.
— А Пашку? — спросил Ян.
— Что — Пашку?
— Его тоже забрали?
— Не знаю. Наверное. и тебя тоже для этого ищут.
Ян поправил очки и серьезно сказал, оглянувшись на медузу и бойцов из оцепления:
— Ага. Вон их сколько, и все меня ловят. Только ничего у них не получится.
— Почему? — удивилась Наташка.
— Потому что я заколдованный.
— Да ну тебя! Я серьезно говорю
— Я тоже серьезно. Сейчас в магазин схожу, продуктами запасусь — и обратно в Зазеркалье.
— В какое Зазеркалье?! Ты с ума сошел, да?
— А Серега разве не рассказывал, что там, по другую сторону медузы?
— Да мы с ним и поговорить не успели толком. А что там?
— Да так… Это видеть надо. Хочешь, тебя проведу?
— Куда?
— К медузе, куда же еще.
— Как это?
— Элементарно, Ватсон.
Тут уфологи взревели: «Пустите нас к инопланетянам!!!» — да так яростно, что Ян с Наташей вздрогнули.
— Нет там никаких инопланетян! — рявкнул на них Ян и потащил Наташку в сторону метро.
Наташа оказалась для него подарком небес, потому что у нее с собой были деньги и телефонная карточка.
Отчиму Ян сказал по телефону всего несколько слов:
— Со мной все в порядке. Ночевать не приду. Есть причины, но вы за меня не беспокойтесь.
И повесил трубку, не дав отчиму произнести хоть слово в ответ.
И незамедлительно попросил у Наташи денег в долг, пообещав взамен показать ей нечто такое, чего она никогда не видела и без его помощи никогда не увидит.
Глядя, как Ян делает покупки, Наташа окончательно уверилась, что у него поехала крыша. Ведь ни один человек в здравом уме не станет покупать три виноградины, три клубничины и пять ягод черешни. А еще яблоко, грушу, апельсин, мандарин, лимон и помидор.
Но с другой стороны, Наташу эти действия заинтриговали, и она с интересом ждала продолжения.
На обратном пути девушка заметила, что сквозь толпу они проходят как-то удивительно легко — словно все люди как по мановению руки расступаются перед ними.
У железных барьеров Ян просто не стал останавливаться.
— Дорогу гвардии кардинала! — воскликнул он и протолкнул Наташу вперед.
Ян почему-то был заранее уверен, что это у него получится, и Наташу не остановят.
И получилось. Не остановили.
— Дорогу мушкетерам короля! — выкрикивал Ян, рассчитывая не столько внести смятение в ряды доблестных воинов, сколько произвести впечатление на Наталью.
Наташа покорно следовала за ним с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. В медузу она вошла на грани шока и на выходе долго беззвучно шевелила губами, не в силах произнести ни слова.
— Вот это и есть Зазеркалье, — объявил Ян с такой гордостью, словно вся эта земля принадлежала ему лично.
13
— Как ты это делаешь?
Наташа трижды пыталась начать эту фразу, но не могла справиться со словом «как». И только с четвертой попытки, заикаясь, довела предложение до конца.
— Понятия не имею, — ответил Ян. — Само собой получается.
— Так не бывает.
— Еще как бывает. Наверное, это медуза. Она расчищает мне дорогу.
— Почему именно тебе?
— Потому что я самый умный и красивый.
Наташа восхищенно осматривала с холма потрясающую панораму белой пустыни, освещенной мистическим светом медузы и двух лун.
— Какая красота! — выдохнула она, когда глаза устали всматриваться вдаль.
Ян как бы невзначай взял ее за руку, и они стали спускаться с холма к озеру. Ян хотел посмотреть, как поживает его картошка, а по пути рассказывал про здешние странности.
— И что теперь будет? — спросила Наташа. — Меня тоже отправят в карантин?
— Не будешь болтать про свои приключения — никуда тебя не отправят. Серега сразу выложил все ментам — теперь расхлебывает. А я наврал аж самому министру внутренних дел и смылся из дому. И, как видишь, до сих пор на свободе.
— А если они сюда за тобой придут?
— Они медузы боятся, как черт ладана. А меня она защитит. Вообще-то я думаю, она защищает всех, кто побывал в Зазеркалье. Мы ведь все трое утром ушли отсюда без помех.
— А почему тогда Сережку забрали?
— Бог его знает. Может, потому что он слишком далеко ушел от медузы.
— А у меня ее из окон видно… — сообщила Наташа. — Значит, она и меня защитит?
— Все может быть.
Снежок набился Наташе в босоножки. Он не таял, как снег, и не причинял беспокойства, как песок, но Наташа все равно сняла босоножки и пошла дальше босиком. Для Яна, который ходил в кроссовках, этой проблемы не существовало.
В пятидесяти метрах от озера Наташа наткнулась на высокий куст с перистыми листьями.
— Мутирует, — сказал Ян, наклонившись, чтобы рассмотреть детали при слабом свете луны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31