Он на вас злится. Считает, будто вы приказали Тони Мартелли его прикончить. Он расценил это как оскорбление или что-то в этом роде.
– Нуда, – засмеялся Нери. – Может, он и прав. Но ведь Мартелли мертвый, а он живой. Так где же теперь это оскорбление? И сколько он хочет?
– Хочет войти в долю, – мрачно сообщил Буччи. – Десять процентов от всего, что будет.
Нери весело похлопал его по щеке:
– Ну, не надо так грустить, Бруно! В будущем много чего может случиться. Будь реалистом. Мы же не на камне договор высекаем, верно?
– Как хотите, босс.
«Бруно Буччи сказал уже достаточно, – подумал Нери. – Это начинает раздражать».
– Тебе об этом что-нибудь известно? – спросил он. – Что, Мики трахает эту девчонку на стороне? Говори откровенно – я-то на тебя не злюсь.
Буччи повел широкими плечами, словно оскорбившись.
– Нет. Вы бы первым узнали об этом. Он же всегда готов. Вот дурак! Зачем с этим связываться? Какой в этом смысл?
– В хрене весь его смысл. Некоторые вещи никогда не меняются.
Буччи вздохнул и посмотрел на Нери понимающим взглядом:
– Идиот...
– Не будь таким неблагодарным, Бруно. Когда обо всей этой ерунде станет известно, ты будешь неплохо выглядеть. Никому не нужны дурацкие сюрпризы. Ты получаешь мой бизнес. Я ухожу на покой. А этот черный ублюдок Верджил Уоллис распрощается с жизнью, что станет хорошим уроком для всех, кто надеется в будущем шутить шутки с этим домом. Понятно?
– Конечно. – Но вид у Буччи оставался невеселый. – Послушайте, босс. У нас масса хороших планов. Я вывезу вас из страны – нет вопросов. Но если мы начнем заниматься такими проблемами, то я не знаю...
– Ты справишься, – улыбнулся Нери.
– Почему бы мне самому или одному из ребят не заняться Уоллисом? Мы сможем о нем позаботиться.
– Ну да, – усмехнулся Нери. – И об Ад еле с Мики тоже. Думаешь, я дурак?
Буччи молчал. Нери похлопал его по плечу:
– Послушай, я и сам бы так поступил. Черт побери, да ты все равно это сделаешь, когда меня здесь уже не будет – самих себя-то обманывать не стоит. Но у меня есть старые счеты с Верджилом Уоллисом. Есть и кое-какие личные вопросы, на которые я хочу получить ответ. Он замочил моего бухгалтера. Отдал ДИА все мои бумаги. Это благодаря ему я должен теперь уйти на покой. И теперь я хочу его немного отблагодарить. Понятно?
– Я понимаю. Но стоит ли так рисковать?
– Стоит! – отрезал Нери. – Очень даже стоит. Кроме того, когда ты все планируешь, риска никакого нет. Разве я не прав? – Буччи смотрел на него странным взглядом. И Нери не понимал, о чем он думает. – Разве я не прав, Бруно?
– Я никогда ни о чем не просил вас, босс. А сейчас хочу попросить. Только один раз. Давайте будем придерживаться первоначального плана. Никаких отвлечений. Наслаждайтесь отдыхом, а я обо всем позабочусь.
Нери мог бы ему уступить, отказавшись от задуманного. Но он зашел уже слишком далеко, и Буччи, как он догадывался, тоже это понимал.
– Я все еще здесь хозяин! – рявкнул Нери. – Ты будешь делать то, что я скажу. Человек должен оставить о себе память. Вчера вечером кое-что уже было сделано. Теперь настала очередь Уоллиса. Это мой долг, Бруно. Не шути с этим.
Буччи пробормотал что-то невнятное.
– Так когда же мы с этим покончим? – спросил Нери. – И где?
– Он должен нам перезвонить.
Эмилио Нери подумал о своем сыне. И Ад еле. Возможно, это все ее шутки. Возможно, она вот так пыталась убедить Мики, что он может устроить с ней свою жизнь. И станут прекрасной парой. А перед Рождеством она бы трахалась с шофером.
– Знаешь, тут есть кое-что, чего я не понимаю, – сказал Нери, обращаясь больше к себе, нежели к Бруно Буччи. – Как, черт возьми, Мики уговорил Уоллиса так подставиться? Через столько лет? Он что, поглупев под старость?
– Может, он тоже подумывает уйти на покой, – предположил Буччи. – И хочет все утрясти.
– Ну, на покой-то он уйдет, – усмехнулся Эмилио Нери. – Это уж точно.
* * *
Они обнимают друг друга на влажной, холодной кровати. Его блестящие, с расширенными зрачками глаза скользят по комнате, которую он не желает видеть. Она следит за ним, улыбаясь и о чем-то размышляя; он ощущает ее дыхание на своей коже.
Он смотрит ей в глаза, и только теперь, окончательно завладев его вниманием, она вдруг начинает говорить – новым, низким голосом, который словно принадлежит кому-то другому:
– Каждое доброе дело нуждается в свидетелях, Ник. Каждое преступление должно быть наказано. А без этого...
Он смеется, не в силах сдержаться, не в силах поверить в ее слова.
– Вызови полицию, – говорит он. – Для этого мы и существуем.
Она прижимается к его груди своим стройным, тугим телом. Ее сильные пальцы впиваются в него, заставляя взглянуть ей в глаза. Затем она поворачивает его голову, и он снова видит фигуры на стенах – сплетающиеся между собой, смеющиеся, болтающие на каком-то незнакомом языке. Он закрывает глаза.
Откуда-то из глубины, которую он не в силах пронизать взглядом, доносится голос, грубый и резкий, вырывающийся из уст безумной маски.
– Смотри, козел, – говорит он, – наконец-то до тебя дошло.
Он понимает, что не произносит этих слов вслух. Из-за деревянной двери доносятся какие-то звуки. Люди, события – возможно, они реальны, а возможно, это лишь воспоминания, тени прошлого, которые просочились в настоящее.
– По-моему, – говорит она, – здесь когда-то побывала одна девушка. Много лет назад, но не так давно, чтобы об этом забыть. Молодая девушка. Были и другие. Но эта девушка была особенной.
– Все они особенные, – бормочет он.
– Она была красива.
– Все красивые. До известной степени.
Грубый голос хохочет из-за маски, в нем слышится насмешка.
Горячее дыхание обжигает его, поток слов в голове превращается в образы. Он видит их в своем воображении. Обе стоят к нему спиной, в смиренной позе школьниц. Длинные светлые волосы спадают по стройным плечам на холщовые мантии. Юные шеи увивают гирлянды цветов, другие, поменьше, венчают светлые головки. Гвоздики символизируют любовь, лилии – смерть. Их запах наполняет комнату, резкий и насыщенный, но за ним ощущается что-то еще – наркотический дурман, проникающий в самые отдаленные уголки сознания.
Одна из них поворачивается, и он видит Барбару Мартелли, на шестнадцать лет моложе той женщины, которую он знал. Длинные локоны ниспадают до самой талии, на улыбающемся лице отражается радость встречи.
Барбара открывает рот, но Ник ничего не слышит. Она предназначена в дар. Он понимает это по ее виду, по тому, как она стоит, как манит к себе, и что-то в лице Барбары говорит ему о том, что она тоже это знает.
Ее загорелые руки, все еще по-девичьи округлые, тянутся вперед в ожидании мужского прикосновения и того дара, который оно с собой несет.
«Барбара знает, – думает он. – Барбара хочет».
К его уху прижимаются губы Миранды, жаркие и влажные.
– Смотри, – шепчет она.
Вторая девушка поворачивается, и он чувствует, что сердце останавливается и становится нечем дышать.
Перед ним стоит Элеанор Джеймисон, живая и улыбающаяся. Миранда права. Она красивее любой из них, и дело тут не только в ее внешности. Из глаз ее льется наивный, неземной свет невинности, который хочется притушить, потому что он слишком ярок. В этом кроется ее гибель. При виде этого огня мужчины, а может быть, и женщины захотят лишить ее этой силы, да и самой жизни. Но она этого не понимает. Просто улыбается и манит к себе.
– Она ничего не знает, идиотка! – гремит голос. – Она ничего не понимает.
Элеанор Джеймисон открывает свой прелестный рот и улыбается.
У нее красно-коричневые зубы. Ее широко раскрытые, невидящие глаза так же мертвы, как и зловонные воды Тибра.
В ее горле что-то сверкает, отливая серебром и золотом. Монета, предназначенная для перевозчика.
За ее спиной в тени кто-то движется.
* * *
Прочитав отчет из лаборатории, Верджил Уоллис добрых пять минут сидел молча. По знаку своего шефа Перони вышел, якобы за кофе, чтобы узнать, нет ли новостей. Люди, прочесывавшие город, пока ничего не нашли. Мики Нери, кажется, все хорошо организовал.
Вернувшись, Перони незаметно покачал головой и поставил перед американцем чашку кофе. У Уоллиса в глазах стояли слезы, он вытер их тыльной стороной ладони.
– Простите, – наконец сказал он. – У вас тут полно сюрпризов.
– Слишком много, – подтвердил Фальконе. – А вы разве не знали этого? Вы что, не подозревали, что она имела связь с Мики?
Наступил критический момент, понял Перони. Верджил Уоллис может стоять на своем, делая вид, что все время говорил правду, и бесстыдно выкручиваясь. В таком случае Ник Коста умрет, вместе с Джулиус и ее девочкой. Все сейчас зависит от решения этого старого бандюги.
– Нет, – печально ответил Уоллис. – Я все еще не могу в это поверить. Увидев их вместе, вы ни за что бы об этом не догадались. Элеанор была умной, немного наивной. Может, поэтому я время от времени ей потакал. Она могла поступить в любой колледж, в какой бы только захотела. А мальчишка Нери был настоящим оболтусом. Хуже, чем его отец, – если такое вообще возможно.
– Может, это ей и понравилось, – предположил Перони, стараясь вести себя корректно с этим человеком, который так много для них значил. – У меня есть дети, и волей-неволей начинаешь понимать подобные вещи – по крайней мере отчасти. Иногда они все делают вам назло, просто из духа противоречия. Это не значит, что вы должны винить себя за то, что происходит потом. Просто так уж устроены люди.
– Это верно, – кивнул Уоллис.
– Ну вот, – продолжал Перони. – Теперь, когда вам это известно, перестаньте прикидываться. Мы знаем, что она исчезла совершенно неожиданно. И должен заметить, мистер Уоллис, что вы и сами это понимаете. Так что не пудрите нам мозги. До назначенного вам срока осталось совсем немного времени. Вы должны рассказать, что же тогда произошло в действительности.
– Неужели? – горько улыбнулся Уоллис, и Перони это совсем не понравилось. Этот человек, пожалуй, может им помочь, но он не теряет контроля над собой и никогда не сообщит больше того, что считает необходимым. – Не имею понятия. Это правда. Клянусь! Если бы я знал... – Он не закончил фразы.
– Вы бы его убили? – предположил Перони. – Только за то, что он был с ней в связи?
– Учитывая, каким я тогда был... Да, я бы его убил, – кивнул Уоллис.
– А сейчас?
– Сейчас я живу в Риме и читаю книги, – пожал он плечами и плотнее запахнул пальто. – Любой человек может предаваться иллюзиям. Что в этом плохого?
Фальконе, переглянувшись с Перони попытался вернуться к прежней теме.
– Куда, как вы считали, направлялась в тот день Элеанор?
– Нечто вроде костюмированного бала. Нери знал, что меня интересует, и знал, что интересует ее. Собственно, это было одно и то же. Когда мы выезжали вместе на отдых, как раз после дня рождения Элеанор, Нери сказал, что хотел бы сделать ей подарок. Преподнести сюрприз – что-нибудь связанное с прошлым. На тот день рождения я подарил ей книгу Кирка. Эта чушь ей страшно понравилась, за пару дней она прочитала ее всю. И я, упомянув об этом, сказал Нери, что, может быть... – Уоллис тяжело вздохнул. – Тогда Нери устроил в своем доме совещание. Я, он и этот Кирк, у которого горели глаза при мысли о том, что ему заплатят за осуществление его же мечты. Если бы я пораскинул мозгами, то, возможно, и ощутил бы какую-то тревогу. Я даже не знал, что собой представляет дионисийская церемония. Наверное, поэтому Кирк все время так странно на меня смотрел. Я просто не мог... вообразить. – Он помолчал. – Элеанор, конечно, знала. Мальчишка Нери, должно быть, заморочил ей голову.
– И где это должно было произойти? – осведомился Перони.
– Не знаю, – ответил Уоллис. – Я не спрашивал. Я мог бы пойти, если бы захотел. Но я не захотел.
– Почему? – поинтересовался Перони.
Уоллис бросил на него сердитый взгляд:
– Смотреть, как дети танцуют в маскарадных костюмах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Нуда, – засмеялся Нери. – Может, он и прав. Но ведь Мартелли мертвый, а он живой. Так где же теперь это оскорбление? И сколько он хочет?
– Хочет войти в долю, – мрачно сообщил Буччи. – Десять процентов от всего, что будет.
Нери весело похлопал его по щеке:
– Ну, не надо так грустить, Бруно! В будущем много чего может случиться. Будь реалистом. Мы же не на камне договор высекаем, верно?
– Как хотите, босс.
«Бруно Буччи сказал уже достаточно, – подумал Нери. – Это начинает раздражать».
– Тебе об этом что-нибудь известно? – спросил он. – Что, Мики трахает эту девчонку на стороне? Говори откровенно – я-то на тебя не злюсь.
Буччи повел широкими плечами, словно оскорбившись.
– Нет. Вы бы первым узнали об этом. Он же всегда готов. Вот дурак! Зачем с этим связываться? Какой в этом смысл?
– В хрене весь его смысл. Некоторые вещи никогда не меняются.
Буччи вздохнул и посмотрел на Нери понимающим взглядом:
– Идиот...
– Не будь таким неблагодарным, Бруно. Когда обо всей этой ерунде станет известно, ты будешь неплохо выглядеть. Никому не нужны дурацкие сюрпризы. Ты получаешь мой бизнес. Я ухожу на покой. А этот черный ублюдок Верджил Уоллис распрощается с жизнью, что станет хорошим уроком для всех, кто надеется в будущем шутить шутки с этим домом. Понятно?
– Конечно. – Но вид у Буччи оставался невеселый. – Послушайте, босс. У нас масса хороших планов. Я вывезу вас из страны – нет вопросов. Но если мы начнем заниматься такими проблемами, то я не знаю...
– Ты справишься, – улыбнулся Нери.
– Почему бы мне самому или одному из ребят не заняться Уоллисом? Мы сможем о нем позаботиться.
– Ну да, – усмехнулся Нери. – И об Ад еле с Мики тоже. Думаешь, я дурак?
Буччи молчал. Нери похлопал его по плечу:
– Послушай, я и сам бы так поступил. Черт побери, да ты все равно это сделаешь, когда меня здесь уже не будет – самих себя-то обманывать не стоит. Но у меня есть старые счеты с Верджилом Уоллисом. Есть и кое-какие личные вопросы, на которые я хочу получить ответ. Он замочил моего бухгалтера. Отдал ДИА все мои бумаги. Это благодаря ему я должен теперь уйти на покой. И теперь я хочу его немного отблагодарить. Понятно?
– Я понимаю. Но стоит ли так рисковать?
– Стоит! – отрезал Нери. – Очень даже стоит. Кроме того, когда ты все планируешь, риска никакого нет. Разве я не прав? – Буччи смотрел на него странным взглядом. И Нери не понимал, о чем он думает. – Разве я не прав, Бруно?
– Я никогда ни о чем не просил вас, босс. А сейчас хочу попросить. Только один раз. Давайте будем придерживаться первоначального плана. Никаких отвлечений. Наслаждайтесь отдыхом, а я обо всем позабочусь.
Нери мог бы ему уступить, отказавшись от задуманного. Но он зашел уже слишком далеко, и Буччи, как он догадывался, тоже это понимал.
– Я все еще здесь хозяин! – рявкнул Нери. – Ты будешь делать то, что я скажу. Человек должен оставить о себе память. Вчера вечером кое-что уже было сделано. Теперь настала очередь Уоллиса. Это мой долг, Бруно. Не шути с этим.
Буччи пробормотал что-то невнятное.
– Так когда же мы с этим покончим? – спросил Нери. – И где?
– Он должен нам перезвонить.
Эмилио Нери подумал о своем сыне. И Ад еле. Возможно, это все ее шутки. Возможно, она вот так пыталась убедить Мики, что он может устроить с ней свою жизнь. И станут прекрасной парой. А перед Рождеством она бы трахалась с шофером.
– Знаешь, тут есть кое-что, чего я не понимаю, – сказал Нери, обращаясь больше к себе, нежели к Бруно Буччи. – Как, черт возьми, Мики уговорил Уоллиса так подставиться? Через столько лет? Он что, поглупев под старость?
– Может, он тоже подумывает уйти на покой, – предположил Буччи. – И хочет все утрясти.
– Ну, на покой-то он уйдет, – усмехнулся Эмилио Нери. – Это уж точно.
* * *
Они обнимают друг друга на влажной, холодной кровати. Его блестящие, с расширенными зрачками глаза скользят по комнате, которую он не желает видеть. Она следит за ним, улыбаясь и о чем-то размышляя; он ощущает ее дыхание на своей коже.
Он смотрит ей в глаза, и только теперь, окончательно завладев его вниманием, она вдруг начинает говорить – новым, низким голосом, который словно принадлежит кому-то другому:
– Каждое доброе дело нуждается в свидетелях, Ник. Каждое преступление должно быть наказано. А без этого...
Он смеется, не в силах сдержаться, не в силах поверить в ее слова.
– Вызови полицию, – говорит он. – Для этого мы и существуем.
Она прижимается к его груди своим стройным, тугим телом. Ее сильные пальцы впиваются в него, заставляя взглянуть ей в глаза. Затем она поворачивает его голову, и он снова видит фигуры на стенах – сплетающиеся между собой, смеющиеся, болтающие на каком-то незнакомом языке. Он закрывает глаза.
Откуда-то из глубины, которую он не в силах пронизать взглядом, доносится голос, грубый и резкий, вырывающийся из уст безумной маски.
– Смотри, козел, – говорит он, – наконец-то до тебя дошло.
Он понимает, что не произносит этих слов вслух. Из-за деревянной двери доносятся какие-то звуки. Люди, события – возможно, они реальны, а возможно, это лишь воспоминания, тени прошлого, которые просочились в настоящее.
– По-моему, – говорит она, – здесь когда-то побывала одна девушка. Много лет назад, но не так давно, чтобы об этом забыть. Молодая девушка. Были и другие. Но эта девушка была особенной.
– Все они особенные, – бормочет он.
– Она была красива.
– Все красивые. До известной степени.
Грубый голос хохочет из-за маски, в нем слышится насмешка.
Горячее дыхание обжигает его, поток слов в голове превращается в образы. Он видит их в своем воображении. Обе стоят к нему спиной, в смиренной позе школьниц. Длинные светлые волосы спадают по стройным плечам на холщовые мантии. Юные шеи увивают гирлянды цветов, другие, поменьше, венчают светлые головки. Гвоздики символизируют любовь, лилии – смерть. Их запах наполняет комнату, резкий и насыщенный, но за ним ощущается что-то еще – наркотический дурман, проникающий в самые отдаленные уголки сознания.
Одна из них поворачивается, и он видит Барбару Мартелли, на шестнадцать лет моложе той женщины, которую он знал. Длинные локоны ниспадают до самой талии, на улыбающемся лице отражается радость встречи.
Барбара открывает рот, но Ник ничего не слышит. Она предназначена в дар. Он понимает это по ее виду, по тому, как она стоит, как манит к себе, и что-то в лице Барбары говорит ему о том, что она тоже это знает.
Ее загорелые руки, все еще по-девичьи округлые, тянутся вперед в ожидании мужского прикосновения и того дара, который оно с собой несет.
«Барбара знает, – думает он. – Барбара хочет».
К его уху прижимаются губы Миранды, жаркие и влажные.
– Смотри, – шепчет она.
Вторая девушка поворачивается, и он чувствует, что сердце останавливается и становится нечем дышать.
Перед ним стоит Элеанор Джеймисон, живая и улыбающаяся. Миранда права. Она красивее любой из них, и дело тут не только в ее внешности. Из глаз ее льется наивный, неземной свет невинности, который хочется притушить, потому что он слишком ярок. В этом кроется ее гибель. При виде этого огня мужчины, а может быть, и женщины захотят лишить ее этой силы, да и самой жизни. Но она этого не понимает. Просто улыбается и манит к себе.
– Она ничего не знает, идиотка! – гремит голос. – Она ничего не понимает.
Элеанор Джеймисон открывает свой прелестный рот и улыбается.
У нее красно-коричневые зубы. Ее широко раскрытые, невидящие глаза так же мертвы, как и зловонные воды Тибра.
В ее горле что-то сверкает, отливая серебром и золотом. Монета, предназначенная для перевозчика.
За ее спиной в тени кто-то движется.
* * *
Прочитав отчет из лаборатории, Верджил Уоллис добрых пять минут сидел молча. По знаку своего шефа Перони вышел, якобы за кофе, чтобы узнать, нет ли новостей. Люди, прочесывавшие город, пока ничего не нашли. Мики Нери, кажется, все хорошо организовал.
Вернувшись, Перони незаметно покачал головой и поставил перед американцем чашку кофе. У Уоллиса в глазах стояли слезы, он вытер их тыльной стороной ладони.
– Простите, – наконец сказал он. – У вас тут полно сюрпризов.
– Слишком много, – подтвердил Фальконе. – А вы разве не знали этого? Вы что, не подозревали, что она имела связь с Мики?
Наступил критический момент, понял Перони. Верджил Уоллис может стоять на своем, делая вид, что все время говорил правду, и бесстыдно выкручиваясь. В таком случае Ник Коста умрет, вместе с Джулиус и ее девочкой. Все сейчас зависит от решения этого старого бандюги.
– Нет, – печально ответил Уоллис. – Я все еще не могу в это поверить. Увидев их вместе, вы ни за что бы об этом не догадались. Элеанор была умной, немного наивной. Может, поэтому я время от времени ей потакал. Она могла поступить в любой колледж, в какой бы только захотела. А мальчишка Нери был настоящим оболтусом. Хуже, чем его отец, – если такое вообще возможно.
– Может, это ей и понравилось, – предположил Перони, стараясь вести себя корректно с этим человеком, который так много для них значил. – У меня есть дети, и волей-неволей начинаешь понимать подобные вещи – по крайней мере отчасти. Иногда они все делают вам назло, просто из духа противоречия. Это не значит, что вы должны винить себя за то, что происходит потом. Просто так уж устроены люди.
– Это верно, – кивнул Уоллис.
– Ну вот, – продолжал Перони. – Теперь, когда вам это известно, перестаньте прикидываться. Мы знаем, что она исчезла совершенно неожиданно. И должен заметить, мистер Уоллис, что вы и сами это понимаете. Так что не пудрите нам мозги. До назначенного вам срока осталось совсем немного времени. Вы должны рассказать, что же тогда произошло в действительности.
– Неужели? – горько улыбнулся Уоллис, и Перони это совсем не понравилось. Этот человек, пожалуй, может им помочь, но он не теряет контроля над собой и никогда не сообщит больше того, что считает необходимым. – Не имею понятия. Это правда. Клянусь! Если бы я знал... – Он не закончил фразы.
– Вы бы его убили? – предположил Перони. – Только за то, что он был с ней в связи?
– Учитывая, каким я тогда был... Да, я бы его убил, – кивнул Уоллис.
– А сейчас?
– Сейчас я живу в Риме и читаю книги, – пожал он плечами и плотнее запахнул пальто. – Любой человек может предаваться иллюзиям. Что в этом плохого?
Фальконе, переглянувшись с Перони попытался вернуться к прежней теме.
– Куда, как вы считали, направлялась в тот день Элеанор?
– Нечто вроде костюмированного бала. Нери знал, что меня интересует, и знал, что интересует ее. Собственно, это было одно и то же. Когда мы выезжали вместе на отдых, как раз после дня рождения Элеанор, Нери сказал, что хотел бы сделать ей подарок. Преподнести сюрприз – что-нибудь связанное с прошлым. На тот день рождения я подарил ей книгу Кирка. Эта чушь ей страшно понравилась, за пару дней она прочитала ее всю. И я, упомянув об этом, сказал Нери, что, может быть... – Уоллис тяжело вздохнул. – Тогда Нери устроил в своем доме совещание. Я, он и этот Кирк, у которого горели глаза при мысли о том, что ему заплатят за осуществление его же мечты. Если бы я пораскинул мозгами, то, возможно, и ощутил бы какую-то тревогу. Я даже не знал, что собой представляет дионисийская церемония. Наверное, поэтому Кирк все время так странно на меня смотрел. Я просто не мог... вообразить. – Он помолчал. – Элеанор, конечно, знала. Мальчишка Нери, должно быть, заморочил ей голову.
– И где это должно было произойти? – осведомился Перони.
– Не знаю, – ответил Уоллис. – Я не спрашивал. Я мог бы пойти, если бы захотел. Но я не захотел.
– Почему? – поинтересовался Перони.
Уоллис бросил на него сердитый взгляд:
– Смотреть, как дети танцуют в маскарадных костюмах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58