Мне не известно, настоящие они или нет... Я их вижу впервые!
Майор покачал головой:
– Это не лучший способ защиты, сеньор. Мы следим за вами с самого вашего прибытия в Боливию и знаем, для чего вы здесь.
– Да? И для чего же?
– Для того, чтобы купить крупную партию кокаина, Вы из мафии. У вас были контакты с такими известными представителями наркобизнеса, как, например, Хосефа... И вот еще эти фальшивые доллары...
Малко чувствовал, что сходит с ума. Первейшее правило его работы заключалось в том, чтобы НИКОГДА и ни при каких обстоятельствах не открывать своей принадлежности ЦРУ, ибо никогда не известно, какая на это будет реакция. Единственно, что он мог себе позволить – это назвать имя того или иного ответственного чиновника из Компании.
– Все это – вздор, – сказал Малко. – В Ла-Пасе находится человек, который может вам доказать, что я не торговец наркотиками. Это – Джек Кэмбелл, директор Ю. Эс. Ай. Эс.
Боливиец играл паспортом задержанного. – Вы не американец, – заметил он. – У вас австрийский паспорт.
– Джек Кэмбелл – мой личный друг, – сухо произнес Малко. – И я такой же американский гражданин.
Майор не спеша закурил сигаретку и стал считать банкноты.
– Здесь двести двенадцать тысяч долларов США, – сказал он, наконец.
– Я вам уже говорил, что...
Боливиец наклонился к Малко и ласково, по-отечески поглядел ему в глаза. От его шевелюры разило бриолином.
– Тысяча извинений, сеньор, но у меня имеется строжайший приказ покончить с торговлей наркотиками. Я не собираюсь портить вам жизнь. Мы очень гостеприимны по отношению к иностранцам. Американцы – наши друзья. Вы просто подпишете заявление о том, что приехали в Боливию с двумястами двенадцатью тысячами долларов с целью приобретения кокаина. Мы вас вышлем и забудем эту злосчастную историю. Доллары же, конечно, конфискуем.
– Никогда, – отрезал Малко.
Майор Гомес засунул мизинец в левое ухо и сильно потряс им.
– Я ваш друг, сеньор, – грустно произнес он. – При нынешних законах я могу держать вас в тюрьме очень и очень долго. И даже в концлагере. А концлагерь – штука неприятная. К тому же в Камири очень жарко.
Малко изо всех сил старался не паниковать. Как сильно блефовал боливиец? Вся эта акция была следствием побега Мартины и его собственного визита к дону Федерико. Пока майор ничего не нашел, опасаться не приходилось. Меня хотят во что бы то ни стало выдворить из страны.
Следовательно, имеется желание что-то скрыть. Этим «что-то» может быть только Клаус Хейнкель. А я, Малко, могу исчезнуть, как Джим Дуглас, в чужом гробу. Я пропал, если дам себя запугать.
Малко посмотрел в глаза боливийцу и сказал:
– Меня подставили. Вы это прекрасно знаете. Я хочу, чтобы вы вызвали Джека Кэмбелла и адвоката.
Боливиец изменился в лице. Ударив ладонью по столу, он завопил:
– Нахал! Бродяга!.. Майору Гомесу «я хочу» не говорят!
Он встал, открыл дверь и рявкнул:
– Рамон!
Появилось нервно-заискивающее, изъеденное оспой лицо.
– В пятую! – бросил майор парню, а когда Малко вставал, отработанным движением нанес арестованному удар по лодыжке квадратным носком ботинка. Острая боль пронзила ногу Малко.
Рамон отстегнул один из наручников и, как теленка, потащил Малко по коридору. По внутренней лестнице они спустились в подвал. От едкого запаха пота и грязи Малко едва не задохнулся. Голая лампочка освещала обитые железом двери. Открыв одну из них, полицейский толкнул арестованного внутрь камеры.
Это был мрачный карцер, размером четыре на четыре метра.
– Подыхай, выбл...к, – любезно проговорил Рамон.
На этом придворные изыски кончились. Дверь захлопнулась. В слабом свете лампочки Малко разглядел сидевшего в углу человека. Его руки были заведены за спину, ноги связаны. Лицо покрывали ссадины и запекшаяся кровь. Увидев новичка, он поднял голову и застонал.
Малко подошел ближе и ужаснулся. Один конец проволоки был накручен на шею «чуло», другой – вокруг яичек, что не давало несчастному разогнуться. Малко попытался было размотать проволоку, но без плоскогубцев это оказалось невозможно. Когда же он нечаянно задел страшно раздувшиеся яички сокамерника, тот взвыл.
Из соседней камеры ответили криками, за которыми последовали звуки ударов, ругани и дикое завывание смертельно мучимого человека.
Малко прислонился к сырой стене. Картина была впечатляющей. Если, конечно, это не было инсценировкой. Малко вполне могли убить или замучить в одном из подземелий, и никто об этом никогда не узнал бы.
Чтобы не думать о страшно распухших яичках несчастного товарища, он стал вспоминать проведенный с Лукресией вечер. Они встретились после поездки к дону Федерико. Пообедали у «Максима», в наименее плохом ресторане на Прадо. С ужасом узнав о мнимом самоубийстве Фридриха, девушка принялась умолять Малко плюнуть на этого Клауса Хейнкеля... Потом они вместе позавтракали... Теперь отпечатки пальцев немца были в руках у майора Гомеса.
* * *
Малко проснулся от удара ногой. Он открыл глаза и увидал двух зверски злых полицейских в рубашках с засученными рукавами.
– Эй ты, выбл...к! Поднимайся!
Малко встал. Ему тут же надели наручники. Почти одновременно нанесенный удар в живот согнул Малко пополам. Удары посыпались, как град. Полицейские били методично, целясь в наиболее болезненные точки, и естественно, не жалея сил. Когда Малко упал, люд Гомеса стали бить его ногами, молча и деловито, как по боксерской груше. От удара по селезенке Малко вскрикнул. Животный страх охватил все его существо. Было похоже, что эти типы получили приказ забить его до смерти.
Но побои прекратились так же внезапно, как и начались. Полицейские подняли Малко и освободили от наручников. Младший произнес краткое наставление:
– Постарайся, милый, вести себя учтиво с майором, а не то тебе переломают кости и отрежут яйца.
От ответа Малко воздержался. И не успел он натянуть пиджак, как оказался в коридоре. Малко не ел уже более суток и практически ничего не пил, не считая нескольких глотков гнилой воды. От голода и страшной жажды его качало. Один из конвоиров подтолкнул Малко кулаком:
– Ну! Педик! Шагай!
* * *
Упитанное лицо Уго Гомеса все так же лоснилось. Но на нем уже не осталось и тени былой любезности. Он протянул арестованному бумагу с напечатанным на машинке текстом.
– Вот ваши показания, сеньор. Предлагаю подписать. Туда внесены номера всех ваших банкнотов.
– Поставьте в известность американское посольство, ответил Малко, стараясь сохранить спокойствие. – Я совершал никаких преступлений.
Голова Малко кружилась, и он с большим трудом держался на ногах. Гомес подошел и, не говоря ни слова, изо всех сил ударил по лицу. Его часы зацепились за ухо Малко, и тому показалось, что оно оторвалось.
Малко был уверен, что Джек Кэмбелл знал о его задержании. Если бы Гомес не был в курсе связей арестованного с ЦРУ, ему бы не понадобился весь этот театр для удаления Малко из Боливии. Но ему нужны были хоть какие-то доводы, которые позволили бы оправдаться в главах американцев.
– Даю тебе еще сутки на размышление, – сказал Гомес и сделал знак увести арестованного.
Когда Малко проходил по внутренней галерее, он услышал крик, долетавший со двора. Взглянув вниз, он увидел Лукресию, махавшую в его сторону руками. Она, как одержимая, ринулась к деревянной лестнице. Выйдя на крик из кабинета и увидев девушку, Гомес что-то рявкнул, и толпа полицейских высыпала на галерею.
Заметив их, Лукресия бросилась к выходу и мгновение спустя бежала по улице Аякучо. Не успел Малко проводить ее глазами, как полицейские, явно желая наказать за то, что он видел Лукресию, обрушили на него груду ударов и поволокли по лестнице. «Ни к чему хорошему это не привело бы, – подумал Малко. – Бросили бы в тюрьму – и только. Те, кто защищает Хейнкеля, похоже, люди всемогущие в Ла-Пасе».
* * *
Затянутый в клетчатый желтый пиджак, Джек Кэмбелл мрачно взирал на Малко. Майор Гомес казался еще более растолстевшим. Малко пытался скрыть свою радость. После того дня, когда он увидел Лукресию, ему пришлось провести еще один малоприятный день в подвале. «Чуло» с проволокой умер около часа дня.
– Вас известили о моем незаконном задержании? – спросил Малко американца. – Вот уже два дня, как меня держат здесь по совершенно фантастическому обвинению.
Взгляд того, к кому он обращался, был откровенно враждебным. Кэмбелл прокаркал:
– Полуофициальное уведомление об этом я от майора Гомеса получил. Но, принимая во внимание тяжесть обвинения, решил не вмешиваться в дела боливийского правосудия.
Стоявшая в глубине кабинета голова покойного президента Барриентоса хитро, как почудилось Малко, подмигнула ему. В стране, где Преступление давно свернуло шею Правосудию...
– Никакой торговлей я не занимаюсь, и меня просто подставили, – сухо произнес Малко. – Для чего? Вам это известно не хуже, чем мне.
Большего он сказать не мог.
Малко был вне себя от злости, видя, что Кэмбелл и Гомес были заодно.
– Даже если я должен буду просидеть в этой камере десять лет, я не признаю обвинения в торговле наркотиками. А если меня убьют, то отвечать за это будете вы.
Майор Гомес сидел с отсутствующим видом. Зато Джек Кэмбелл проворчал:
– Убивать вас никто не собирается. Более того, я здесь именно для того, чтобы присутствовать при вашем временном освобождении. Майор Гомес согласился внять моим просьбам, вопреки собранным против вас уликам. Разумеется, вам придется покинуть Ла-Пас в двадцать четыре часа! Завтра в половине первого из Браниффа летит самолет.
Уго Гомес что-то нацарапал на бумагах, которые затем протянул Кэмбеллу. Малко пальцем указал на «самсонит», все еще лежавший на столе майора.
– А мои вещи?
Бесцветным голосом Гомес произнес:
– Это улики, сеньор. Они уже опечатаны и остаются в распоряжении боливийского правосудия... Заберите паспорт. Завтра он вам пригодится.
Малко почувствовал, как злость в нем закипает снова.
– В этом чемодане находятся документы, принадлежащие американскому правительству, – сказал он, сдерживая себя. – Надеюсь, мне их вернут.
Боливиец осклабился.
– Если то, что вы говорите, верно, эти документы будут переданы мистеру Кэмбеллу или поверенному в делах...
В этом и заключался финт, проделанный Кэмбеллом. Он, должно быть, убедил майора, что поскольку отпечатки пальцев Хейнкеля у них, Малко более опасности не представляет!.. Даже если пожалуется Лэнгли.
Но за каким дьяволом, вопреки инструкциям другого отдела ЦРУ, Кэмбелл так подыгрывает боливийцу?
Однако сейчас главным было выбраться отсюда. Встав, Малко взял из рук Гомеса паспорт. Прощание было кратким.
Оказавшись на внешней галерее, Малко облегченно вздохнул. Во дворе, как всегда, было полно народу. С грустью вспомнив о несчастном сокамернике, он с наслаждением вдохнул свежего воздуха.
Когда они оказались на площади Мурильо, Джек Кэмбелл раздраженно сказал:
– Я вас вытащил из такого дерьма!.. Увидимся завтра в аэропорту Эль-Альто. Не опаздывайте. Я не хочу новых объяснений с боливийскими властями...
Малко подумал, надо ли ему сейчас же влепить Кэмбеллу ногой в живот или подождать когда поднакопятся силы. Он выбрал второе и, не сказав американцу ни слова, быстро зашагал вниз по улице Аякучо.
Не прошел он и двадцати метров, как дробный стук каблучков заставил его оборотиться. Запыхавшаяся Лукресия бросилась ему на шею. Склон был крутой, и они чуть было не скатились до самого проспекта Камачо. После дождя дорога была скользкой, и машины в старый город не ездили.
– Ужасно хочется есть, – сказал Малко.
– Я приготовила для тебя такую «аппарийаду»!.. Такой ты еще никогда не пробовал... – ответила Лукресия. – Я жутко за тебя боялась...
– Как ты меня разыскала?
Она радостно тряхнула головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Майор покачал головой:
– Это не лучший способ защиты, сеньор. Мы следим за вами с самого вашего прибытия в Боливию и знаем, для чего вы здесь.
– Да? И для чего же?
– Для того, чтобы купить крупную партию кокаина, Вы из мафии. У вас были контакты с такими известными представителями наркобизнеса, как, например, Хосефа... И вот еще эти фальшивые доллары...
Малко чувствовал, что сходит с ума. Первейшее правило его работы заключалось в том, чтобы НИКОГДА и ни при каких обстоятельствах не открывать своей принадлежности ЦРУ, ибо никогда не известно, какая на это будет реакция. Единственно, что он мог себе позволить – это назвать имя того или иного ответственного чиновника из Компании.
– Все это – вздор, – сказал Малко. – В Ла-Пасе находится человек, который может вам доказать, что я не торговец наркотиками. Это – Джек Кэмбелл, директор Ю. Эс. Ай. Эс.
Боливиец играл паспортом задержанного. – Вы не американец, – заметил он. – У вас австрийский паспорт.
– Джек Кэмбелл – мой личный друг, – сухо произнес Малко. – И я такой же американский гражданин.
Майор не спеша закурил сигаретку и стал считать банкноты.
– Здесь двести двенадцать тысяч долларов США, – сказал он, наконец.
– Я вам уже говорил, что...
Боливиец наклонился к Малко и ласково, по-отечески поглядел ему в глаза. От его шевелюры разило бриолином.
– Тысяча извинений, сеньор, но у меня имеется строжайший приказ покончить с торговлей наркотиками. Я не собираюсь портить вам жизнь. Мы очень гостеприимны по отношению к иностранцам. Американцы – наши друзья. Вы просто подпишете заявление о том, что приехали в Боливию с двумястами двенадцатью тысячами долларов с целью приобретения кокаина. Мы вас вышлем и забудем эту злосчастную историю. Доллары же, конечно, конфискуем.
– Никогда, – отрезал Малко.
Майор Гомес засунул мизинец в левое ухо и сильно потряс им.
– Я ваш друг, сеньор, – грустно произнес он. – При нынешних законах я могу держать вас в тюрьме очень и очень долго. И даже в концлагере. А концлагерь – штука неприятная. К тому же в Камири очень жарко.
Малко изо всех сил старался не паниковать. Как сильно блефовал боливиец? Вся эта акция была следствием побега Мартины и его собственного визита к дону Федерико. Пока майор ничего не нашел, опасаться не приходилось. Меня хотят во что бы то ни стало выдворить из страны.
Следовательно, имеется желание что-то скрыть. Этим «что-то» может быть только Клаус Хейнкель. А я, Малко, могу исчезнуть, как Джим Дуглас, в чужом гробу. Я пропал, если дам себя запугать.
Малко посмотрел в глаза боливийцу и сказал:
– Меня подставили. Вы это прекрасно знаете. Я хочу, чтобы вы вызвали Джека Кэмбелла и адвоката.
Боливиец изменился в лице. Ударив ладонью по столу, он завопил:
– Нахал! Бродяга!.. Майору Гомесу «я хочу» не говорят!
Он встал, открыл дверь и рявкнул:
– Рамон!
Появилось нервно-заискивающее, изъеденное оспой лицо.
– В пятую! – бросил майор парню, а когда Малко вставал, отработанным движением нанес арестованному удар по лодыжке квадратным носком ботинка. Острая боль пронзила ногу Малко.
Рамон отстегнул один из наручников и, как теленка, потащил Малко по коридору. По внутренней лестнице они спустились в подвал. От едкого запаха пота и грязи Малко едва не задохнулся. Голая лампочка освещала обитые железом двери. Открыв одну из них, полицейский толкнул арестованного внутрь камеры.
Это был мрачный карцер, размером четыре на четыре метра.
– Подыхай, выбл...к, – любезно проговорил Рамон.
На этом придворные изыски кончились. Дверь захлопнулась. В слабом свете лампочки Малко разглядел сидевшего в углу человека. Его руки были заведены за спину, ноги связаны. Лицо покрывали ссадины и запекшаяся кровь. Увидев новичка, он поднял голову и застонал.
Малко подошел ближе и ужаснулся. Один конец проволоки был накручен на шею «чуло», другой – вокруг яичек, что не давало несчастному разогнуться. Малко попытался было размотать проволоку, но без плоскогубцев это оказалось невозможно. Когда же он нечаянно задел страшно раздувшиеся яички сокамерника, тот взвыл.
Из соседней камеры ответили криками, за которыми последовали звуки ударов, ругани и дикое завывание смертельно мучимого человека.
Малко прислонился к сырой стене. Картина была впечатляющей. Если, конечно, это не было инсценировкой. Малко вполне могли убить или замучить в одном из подземелий, и никто об этом никогда не узнал бы.
Чтобы не думать о страшно распухших яичках несчастного товарища, он стал вспоминать проведенный с Лукресией вечер. Они встретились после поездки к дону Федерико. Пообедали у «Максима», в наименее плохом ресторане на Прадо. С ужасом узнав о мнимом самоубийстве Фридриха, девушка принялась умолять Малко плюнуть на этого Клауса Хейнкеля... Потом они вместе позавтракали... Теперь отпечатки пальцев немца были в руках у майора Гомеса.
* * *
Малко проснулся от удара ногой. Он открыл глаза и увидал двух зверски злых полицейских в рубашках с засученными рукавами.
– Эй ты, выбл...к! Поднимайся!
Малко встал. Ему тут же надели наручники. Почти одновременно нанесенный удар в живот согнул Малко пополам. Удары посыпались, как град. Полицейские били методично, целясь в наиболее болезненные точки, и естественно, не жалея сил. Когда Малко упал, люд Гомеса стали бить его ногами, молча и деловито, как по боксерской груше. От удара по селезенке Малко вскрикнул. Животный страх охватил все его существо. Было похоже, что эти типы получили приказ забить его до смерти.
Но побои прекратились так же внезапно, как и начались. Полицейские подняли Малко и освободили от наручников. Младший произнес краткое наставление:
– Постарайся, милый, вести себя учтиво с майором, а не то тебе переломают кости и отрежут яйца.
От ответа Малко воздержался. И не успел он натянуть пиджак, как оказался в коридоре. Малко не ел уже более суток и практически ничего не пил, не считая нескольких глотков гнилой воды. От голода и страшной жажды его качало. Один из конвоиров подтолкнул Малко кулаком:
– Ну! Педик! Шагай!
* * *
Упитанное лицо Уго Гомеса все так же лоснилось. Но на нем уже не осталось и тени былой любезности. Он протянул арестованному бумагу с напечатанным на машинке текстом.
– Вот ваши показания, сеньор. Предлагаю подписать. Туда внесены номера всех ваших банкнотов.
– Поставьте в известность американское посольство, ответил Малко, стараясь сохранить спокойствие. – Я совершал никаких преступлений.
Голова Малко кружилась, и он с большим трудом держался на ногах. Гомес подошел и, не говоря ни слова, изо всех сил ударил по лицу. Его часы зацепились за ухо Малко, и тому показалось, что оно оторвалось.
Малко был уверен, что Джек Кэмбелл знал о его задержании. Если бы Гомес не был в курсе связей арестованного с ЦРУ, ему бы не понадобился весь этот театр для удаления Малко из Боливии. Но ему нужны были хоть какие-то доводы, которые позволили бы оправдаться в главах американцев.
– Даю тебе еще сутки на размышление, – сказал Гомес и сделал знак увести арестованного.
Когда Малко проходил по внутренней галерее, он услышал крик, долетавший со двора. Взглянув вниз, он увидел Лукресию, махавшую в его сторону руками. Она, как одержимая, ринулась к деревянной лестнице. Выйдя на крик из кабинета и увидев девушку, Гомес что-то рявкнул, и толпа полицейских высыпала на галерею.
Заметив их, Лукресия бросилась к выходу и мгновение спустя бежала по улице Аякучо. Не успел Малко проводить ее глазами, как полицейские, явно желая наказать за то, что он видел Лукресию, обрушили на него груду ударов и поволокли по лестнице. «Ни к чему хорошему это не привело бы, – подумал Малко. – Бросили бы в тюрьму – и только. Те, кто защищает Хейнкеля, похоже, люди всемогущие в Ла-Пасе».
* * *
Затянутый в клетчатый желтый пиджак, Джек Кэмбелл мрачно взирал на Малко. Майор Гомес казался еще более растолстевшим. Малко пытался скрыть свою радость. После того дня, когда он увидел Лукресию, ему пришлось провести еще один малоприятный день в подвале. «Чуло» с проволокой умер около часа дня.
– Вас известили о моем незаконном задержании? – спросил Малко американца. – Вот уже два дня, как меня держат здесь по совершенно фантастическому обвинению.
Взгляд того, к кому он обращался, был откровенно враждебным. Кэмбелл прокаркал:
– Полуофициальное уведомление об этом я от майора Гомеса получил. Но, принимая во внимание тяжесть обвинения, решил не вмешиваться в дела боливийского правосудия.
Стоявшая в глубине кабинета голова покойного президента Барриентоса хитро, как почудилось Малко, подмигнула ему. В стране, где Преступление давно свернуло шею Правосудию...
– Никакой торговлей я не занимаюсь, и меня просто подставили, – сухо произнес Малко. – Для чего? Вам это известно не хуже, чем мне.
Большего он сказать не мог.
Малко был вне себя от злости, видя, что Кэмбелл и Гомес были заодно.
– Даже если я должен буду просидеть в этой камере десять лет, я не признаю обвинения в торговле наркотиками. А если меня убьют, то отвечать за это будете вы.
Майор Гомес сидел с отсутствующим видом. Зато Джек Кэмбелл проворчал:
– Убивать вас никто не собирается. Более того, я здесь именно для того, чтобы присутствовать при вашем временном освобождении. Майор Гомес согласился внять моим просьбам, вопреки собранным против вас уликам. Разумеется, вам придется покинуть Ла-Пас в двадцать четыре часа! Завтра в половине первого из Браниффа летит самолет.
Уго Гомес что-то нацарапал на бумагах, которые затем протянул Кэмбеллу. Малко пальцем указал на «самсонит», все еще лежавший на столе майора.
– А мои вещи?
Бесцветным голосом Гомес произнес:
– Это улики, сеньор. Они уже опечатаны и остаются в распоряжении боливийского правосудия... Заберите паспорт. Завтра он вам пригодится.
Малко почувствовал, как злость в нем закипает снова.
– В этом чемодане находятся документы, принадлежащие американскому правительству, – сказал он, сдерживая себя. – Надеюсь, мне их вернут.
Боливиец осклабился.
– Если то, что вы говорите, верно, эти документы будут переданы мистеру Кэмбеллу или поверенному в делах...
В этом и заключался финт, проделанный Кэмбеллом. Он, должно быть, убедил майора, что поскольку отпечатки пальцев Хейнкеля у них, Малко более опасности не представляет!.. Даже если пожалуется Лэнгли.
Но за каким дьяволом, вопреки инструкциям другого отдела ЦРУ, Кэмбелл так подыгрывает боливийцу?
Однако сейчас главным было выбраться отсюда. Встав, Малко взял из рук Гомеса паспорт. Прощание было кратким.
Оказавшись на внешней галерее, Малко облегченно вздохнул. Во дворе, как всегда, было полно народу. С грустью вспомнив о несчастном сокамернике, он с наслаждением вдохнул свежего воздуха.
Когда они оказались на площади Мурильо, Джек Кэмбелл раздраженно сказал:
– Я вас вытащил из такого дерьма!.. Увидимся завтра в аэропорту Эль-Альто. Не опаздывайте. Я не хочу новых объяснений с боливийскими властями...
Малко подумал, надо ли ему сейчас же влепить Кэмбеллу ногой в живот или подождать когда поднакопятся силы. Он выбрал второе и, не сказав американцу ни слова, быстро зашагал вниз по улице Аякучо.
Не прошел он и двадцати метров, как дробный стук каблучков заставил его оборотиться. Запыхавшаяся Лукресия бросилась ему на шею. Склон был крутой, и они чуть было не скатились до самого проспекта Камачо. После дождя дорога была скользкой, и машины в старый город не ездили.
– Ужасно хочется есть, – сказал Малко.
– Я приготовила для тебя такую «аппарийаду»!.. Такой ты еще никогда не пробовал... – ответила Лукресия. – Я жутко за тебя боялась...
– Как ты меня разыскала?
Она радостно тряхнула головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30