Обманчивое впечатление…
– Нет. Не хочу, милейший.
Он направился размашистым шагом к заинтересовавшим (да?) его деревьям. – Фрэнк, – неуверенно окликнул Блетчер.
Блэк не ответил. Он двигался точно в трансе, не чувствуя, как ветви деревьев хлещут по рукам и лицу, как ледяная влага просачивается в ботинки, хлюпая и причмокивая.
Будет ли когда-нибудь конец этому кошмару?
***
…Пульсирующие образы перед глазами.
Во рту – привкус крови и грязи. Язык выталкивает какой-то мягкий и сырой сгусток, типа изжеванной бумажной салфетки.
Небо над головой меняет цвет – уже не сплав олова со свинцом, а серебро. С востока на горизонте возникает розовое сияние. Рассвет над Сиэтлом.
Нет, свет разгорается слишком ярко, слишком быстро. Пламя, стремительная стена огня, пожирающая все на своем пути.
Сквозь лес, покачиваясь, словно в агонии, – смутная фигура. Темный силуэт корчится и вздрагивает, точно мотылек в эпицентре свечи. И это человек?
Это человек! Размахивает руками, над которыми, как и над его головой, взлетают языки пламени.
Фрэнк давится зловонием тлеющих волос и горящей плоти.
Треск лопающихся костей почти полностью заглушает утробные мученические крики и хриплые стоны горящего.
Он пытается кричать даже тогда, когда язык сгорает дотла.
Окружающий пейзаж переливается черными и багровыми тонами, деревья и кусты вспыхивают.
Смутные тени без глаз, без ртов и ног ползут по земле.
Запах гари вызывает тошноту, рвоту.
Он хочет, но не может отвести глаза. Он не в силах сделать шаг назад – горящий человек бежит прямо на него, искры и хлопья золы разлетаются вокруг, словно мертвые светлячки.
В месиве того, что было когда-то лицом, Фрэнк различает два ряда мелких стежков там, где некогда были глаза, и… стянутый швами и горящий рот.
***
– Фрэнк, – голос Блетчера пробился сквозь темноту тоненькой ниточкой света, – не мог бы ты…
Фрэнк молчит, потому что теперь он замечает еще одну фигуру, притаившуюся меж двумя деревьями. Это мужчина, в джинсах, в темной куртке, лицо закрывает бейсбольная кепка, руки вяло свисают по бокам. Смутное беспокойство. Еще миг, и он сумеет поймать разгадку, но…
– Фрэнк?
– Тот же самый убийца.
– Что?
Фрэнк заморгал, возвращаясь в реальный мир. Рядом – растерянное бледное лицо Блетчера.
– И он сделал это здесь.
Видение начинает ослабевать, когда он произносит эти слова.
Зловоние горящей плоти тает в прохладном запахе дождя и влажной прошлогодней листвы.
Крики ужаса растворяются в шуме винта поискового вертолета, зависшего прямо над головой.
Фрэнк быстро вдохнул и выдохнул, пробуя февральский воздух на вкус.
Господи, будет ли конец этому кошмару?!
– Жертву подожгли здесь, в лесу.
Он устремился вниз по склону в поисках хоть каких-нибудь следов горения: обуглившихся листьев, одежды, белесой золы.
– Далеко до реки? – обернувшись, крикнул Блетчеру.
Старший детектив следовал за ним, по привычке печатая тяжелый шаг. Да, годы дают знать, Боб. Уже появилась одышка, а язык все чаще требует таблетку. Сердце, нервы… Награда для полицейского. Она нашла своего героя.
– Я спрашиваю, далеко ли до реки?
– Четверть мили.
– Они пришли оттуда.
Блетчер остановился, глядя вослед. Лучше стоять, чем бежать. И лучше сидеть, чем стоять…
– Кем этот парень себя воображает? – выплеснул копившуюся досаду один из детективов. – Шерлоком Холмсом?
– Не знаю, – пробормотал Блетчер. – Полагаю, мы скоро это поймем.
Он-таки припустил вниз по склону следом за Фрэнком, словно дородный колобок. Юбку колобку! Не надо юбку – и в пальто хорош. То есть плох… Кряхтя, сопя и ругаясь, путаясь в пальто, как в огромной черной юбке. Но все время, пока он скатывался, Боб прислушивался к ворчанию подчиненных. Перекликаясь за его спиной, они все-таки собирались последовать за ними. Невзирая на гонор чужака, эксперимент обещал быть интересным.
И тут рация Блетчера взорвалась сухим треском. А затем сквозь помехи – голос. Вертолетчики доложились:
– База! Я Воздух-один! Обнаружили кое-что у реки. Это может оказаться полезным.
– Вас понял, – мрачно ответил Блетчер и, отключив рацию, покатился дальше.
Фрэнка он нашел у кромки реки. Тут плотный лиственный ковер был слегка разворочен – на нем, а также на выступавшей из-под него черной земле виднелись четкие отпечатки ног. Чуть поодаль – следы борьбы: вывернутые камни, сбитые грибы, еще сильнее разворошенная листва.
Фрэнк внимательно изучал место происшествия, продвигаясь к ближайшему кустарнику.
– Это случилось здесь, у реки. Жертва не ожидала нападения. Более того, она была настроена миролюбиво. Все произошло неожиданно. Но вместо того, чтобы сразу его убить, маньяк изощрялся в пытках.
– И чем они тут занимались?
– Пока не уверен, но… Скорее всего, жертва – гомосексуалист. Не забывай, неподалеку расположен Волонтир-Парк.
Блетчер пожал плечами:
– Тогда почему… При чем здесь та стриптизерша из клуба? Если маньяк имеет нестандартную сексуальную ориентацию, зачем ему убивать женщину?
– Еще вопрос, что по нынешним временам считать нестандартом… Ну-ну, я не о нас с тобой, дружище… Мое предположение: случай с Пандемией – особый. Тут не последнюю роль играет ее имя. Но я пока не понял, что оно значит для убийцы. Может быть, так звали его мать? Смерть Пандемии – центральная, вокруг нее будут в строгом порядке располагаться другие.
– И сколько их будет?
– Не знаю. Возможно, семь.
– Почему именно семь?
– Я сказал, возможно. Я пытаюсь понять его мотивы. Это не обычное преступление, Боб. Семь – мистическая цифра. Семь грехов, семь дней недели, которые сотворил Бог. Семь печатей, их сломали перед тем, как вострубили опять семь Ангелов. А после, как ты, наверное, помнишь, начался Апокалипсис.
Блетчер презрительно хрюкнул:
– Веришь в эту чепуху?
Фрэнк очень серьезно ответил:
– В великой книге Бытия, Блетч, не может быть чепухи. Там вся наша жизнь – до и после смерти. Другое дело, верить ли в это или нет. Вера – личное дело каждого.
Теологический спор прервал испуганный возглас:
– Сюда!
Они разом обернулись и увидели Гибелхауза и Камма, стоявших посреди небольшого березового островка и призывно махавших руками. У их ног ползали, разметая листву, двое облаченных в форму стражей порядка. Фрэнк, а за ним и Блетчер поспешили туда.
– Вот, смотрите, – один из полисменов, указав на находку, смачно выругался.
Ну? Что вы тут откопали?
Ого! Откопали, да…
Гроб. Самодельный. Грубо сколоченный из неструганых досок – щепки, точно перья, торчащие отовсюду, поспешно забитые гвозди. На крышке гроба нацарапаны неровные и грубые буквы:
PESTE
Полисмены раскидывали листья, расчищая края крышки. Запах тлена усилился.
Вот! Вот только этого не хватало! Именно сегодня, именно сейчас! Фрэнк загодя потряс головой – вдруг опять заболели горло и глаза. Но жар, который он ранее ощущал у основания черепа, ушел; Фрэнк чувствовал себя покинутым всеми кораблем, навсегда запертым во льдах. М-да, чувство не ахти…
– Он пуст, – произнес Блэк севшим от холода и волнения голосом.
Скрип дерева, писк гвоздей, поддающихся натиску.
Крышка оторвалась.
И они увидели…
Ничего… Ничего они не увидели!
Несколько жухлых листьев упало на дно гроба, когда один из офицеров опустился на колени, внимательно, а точнее, туповато всматриваясь в…
Да нет там ничего! Совершенно ничего! За исключением ржавого пятна в одном из углов. И… кучки фекалий в другом. Фекалий, понятно? Дерьма, срань господня, дерьма!
Полисмен указал на внутреннюю сторону крышки:
– Глядите, глядите!
Было б на что! А впрочем…
Шершавая поверхность с рядом грубо выдолбленных отверстий покрыта… красно-коричневыми царапинами! Словно кто-то скреб крышку, пытаясь вырваться наружу. И скреб совсем недавно.
– Вот дерьмо! – сквозь зубы проконстатировал Блетчер. – Похоже, маньяку очень нравится это место.
Когда он поднял взгляд, то увидел, что Фрэнк идет прочь.
Блетчер поспешил вдогонку:
– Думаю, нам следует поговорить.
Фрэнк не ответил. Остаток пути до его «чероки» они прошли молча – вчерашние соратники, в одночасье ставшие яростными противниками. Серьезными противниками. Или как?
Фрэнк сел за руль.
Блетчер ждал.
Фрэнк не включал зажигания.
Блетчер ждал.
Наконец Фрэнк снизошел вежливой, но ни к чему не обязывающей фразой, если по большому-то счету:
– Садись. Подвезу обратно. До города. Или… Или ты на своем вертолете?
– Подвинься, умник!
– Я-то, положим, умник, а вот кое-кто…
– Кто – кое-кто?
– Кое-кто.
– Помолчи, а?
– Я-то, положим, помолчу, а вот кое-кто…
– Кое-кто тоже с удовольствием помолчит.
– О-о, мир сошел с ума!
– Мир таков, каков есть.
***
Они в полном безмолвии (на пари?) миновали сельские унылые, занесенные снегом окраины. Въехали в город.
Снова дождь. Еще один день, как две капли воды похожий на предыдущие. Холод, косые стрелы по стеклу, хандра.
И ничего не сделаешь: все дело в климате. Скачки давления, ломота в суставах и желание то ли выпить, то ли наложить на себя руки.
Фрэпк вдруг поймал себя на мысли, что самые зверские преступления совершаются именно в такие дни. Не слишком оригинальная мысль, однако истина всегда тривиальна. Непогода обостряет нюх у всех сумасшедших, и они, словно звери с вирусом бешенства, выходят на охоту. Жертва всегда найдется, был бы охотник.
Но одно дело, когда убийство совершается продуманно. Тут полиции и карты в руки: связи, угрозы, улики, всегда найдется ниточка.
Совсем иной случай сейчас. Аффект, безумие. Кто предскажет дальнейшие действия сумасшедшего? Только такой же сумасшедший.
Беда в том, что именно Фрэнк и есть тот самый безумец, такой же… Пусть беда, а не вина. Легче стало, мистер Блэк? То-то и оно!
Машины на шоссе ползли медленно, как обычно в полуденные часы.
Фрэнк включил радиоприемник и покрутил ручку настройки, пока не поймал классическую музыку. Классика нейтральна. Успокаивает нервы. Это поняли даже фермеры, которые теперь в момент дойки коров включают им Вивальди. Надои растут, фермерские доходы тоже. Что ни говори, победила волшебная сила искусства.
В зеркале он поймал отражение Блетчсра. Тот с повышенным интересом смотрел вперед, на череду автомобилей перед ними. Ой-ой, как интересно!
Стеклоочистители ритмично двигались из стороны в сторону, смахивая назойливые капли.
По приемнику – Бетховен. Пятая симфония. Любите ли вы Бетховена, как люблю его я? Когда судьба стучится в дверь. Па-па-папам! Па-па-па-пам!
Блетчер явно не любит. Терпел-терпел и дотянулся до кнопки, отключил-выключил.
– Не любишь Бетховена, Боб?
– Та-ак! «Старуха, дверь закрой!» Не люблю. Ему-то хорошо!..
– Кому?
– Бетховену! Глухая тетеря – сам не слышал, что писал, а мы тут дергайся!
– А ты не дергайся, Боб!
– Ага! Не дергайся тут… когда судьба стучится в дверь.
– Судьба? Все-таки веришь в судьбу, материалист ты наш?!
– Да как тебе сказать, Фрэнк…
– Не томи, старина. Что ты там припас на закуску?
– Ладно! Уговорил, речистый!.. В общем… Короче… Словом… Ай, да ну их всех и вся в задницу!.. Так вот! Один приятель был сегодня утром в анатомичке, осматривал труп. Парень по имени Уотте. Знаешь такого?
Фрэнк приподнял бровь:
– Теперь знаю. По фамилии, во всяком случае. Благодаря тебе. Ты ее назвал. Более – никак.
– Ну-ну!
– Напрасно ты так настроен, Боб. Никто не собирается отнимать лавры у тебя или у твоих парней. Мы просто хотим помочь.
– Мы? Все-таки, значит, мы!
– Ну я! Так тебе больше нравится?
– Угу. От вас помощи… С ним беседовали мои парни. Он сказал, что входит в какую-то группу под названием «Миллениум».
– Миллениум, так, – бросил Фрэнк. Сама невозмутимость!
– Старина, это те, на кого ты работаешь?
– Допустим.
– Ну и… кто они?
– Да так, несколько парней. Занимаются обеспечением правопорядка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Нет. Не хочу, милейший.
Он направился размашистым шагом к заинтересовавшим (да?) его деревьям. – Фрэнк, – неуверенно окликнул Блетчер.
Блэк не ответил. Он двигался точно в трансе, не чувствуя, как ветви деревьев хлещут по рукам и лицу, как ледяная влага просачивается в ботинки, хлюпая и причмокивая.
Будет ли когда-нибудь конец этому кошмару?
***
…Пульсирующие образы перед глазами.
Во рту – привкус крови и грязи. Язык выталкивает какой-то мягкий и сырой сгусток, типа изжеванной бумажной салфетки.
Небо над головой меняет цвет – уже не сплав олова со свинцом, а серебро. С востока на горизонте возникает розовое сияние. Рассвет над Сиэтлом.
Нет, свет разгорается слишком ярко, слишком быстро. Пламя, стремительная стена огня, пожирающая все на своем пути.
Сквозь лес, покачиваясь, словно в агонии, – смутная фигура. Темный силуэт корчится и вздрагивает, точно мотылек в эпицентре свечи. И это человек?
Это человек! Размахивает руками, над которыми, как и над его головой, взлетают языки пламени.
Фрэнк давится зловонием тлеющих волос и горящей плоти.
Треск лопающихся костей почти полностью заглушает утробные мученические крики и хриплые стоны горящего.
Он пытается кричать даже тогда, когда язык сгорает дотла.
Окружающий пейзаж переливается черными и багровыми тонами, деревья и кусты вспыхивают.
Смутные тени без глаз, без ртов и ног ползут по земле.
Запах гари вызывает тошноту, рвоту.
Он хочет, но не может отвести глаза. Он не в силах сделать шаг назад – горящий человек бежит прямо на него, искры и хлопья золы разлетаются вокруг, словно мертвые светлячки.
В месиве того, что было когда-то лицом, Фрэнк различает два ряда мелких стежков там, где некогда были глаза, и… стянутый швами и горящий рот.
***
– Фрэнк, – голос Блетчера пробился сквозь темноту тоненькой ниточкой света, – не мог бы ты…
Фрэнк молчит, потому что теперь он замечает еще одну фигуру, притаившуюся меж двумя деревьями. Это мужчина, в джинсах, в темной куртке, лицо закрывает бейсбольная кепка, руки вяло свисают по бокам. Смутное беспокойство. Еще миг, и он сумеет поймать разгадку, но…
– Фрэнк?
– Тот же самый убийца.
– Что?
Фрэнк заморгал, возвращаясь в реальный мир. Рядом – растерянное бледное лицо Блетчера.
– И он сделал это здесь.
Видение начинает ослабевать, когда он произносит эти слова.
Зловоние горящей плоти тает в прохладном запахе дождя и влажной прошлогодней листвы.
Крики ужаса растворяются в шуме винта поискового вертолета, зависшего прямо над головой.
Фрэнк быстро вдохнул и выдохнул, пробуя февральский воздух на вкус.
Господи, будет ли конец этому кошмару?!
– Жертву подожгли здесь, в лесу.
Он устремился вниз по склону в поисках хоть каких-нибудь следов горения: обуглившихся листьев, одежды, белесой золы.
– Далеко до реки? – обернувшись, крикнул Блетчеру.
Старший детектив следовал за ним, по привычке печатая тяжелый шаг. Да, годы дают знать, Боб. Уже появилась одышка, а язык все чаще требует таблетку. Сердце, нервы… Награда для полицейского. Она нашла своего героя.
– Я спрашиваю, далеко ли до реки?
– Четверть мили.
– Они пришли оттуда.
Блетчер остановился, глядя вослед. Лучше стоять, чем бежать. И лучше сидеть, чем стоять…
– Кем этот парень себя воображает? – выплеснул копившуюся досаду один из детективов. – Шерлоком Холмсом?
– Не знаю, – пробормотал Блетчер. – Полагаю, мы скоро это поймем.
Он-таки припустил вниз по склону следом за Фрэнком, словно дородный колобок. Юбку колобку! Не надо юбку – и в пальто хорош. То есть плох… Кряхтя, сопя и ругаясь, путаясь в пальто, как в огромной черной юбке. Но все время, пока он скатывался, Боб прислушивался к ворчанию подчиненных. Перекликаясь за его спиной, они все-таки собирались последовать за ними. Невзирая на гонор чужака, эксперимент обещал быть интересным.
И тут рация Блетчера взорвалась сухим треском. А затем сквозь помехи – голос. Вертолетчики доложились:
– База! Я Воздух-один! Обнаружили кое-что у реки. Это может оказаться полезным.
– Вас понял, – мрачно ответил Блетчер и, отключив рацию, покатился дальше.
Фрэнка он нашел у кромки реки. Тут плотный лиственный ковер был слегка разворочен – на нем, а также на выступавшей из-под него черной земле виднелись четкие отпечатки ног. Чуть поодаль – следы борьбы: вывернутые камни, сбитые грибы, еще сильнее разворошенная листва.
Фрэнк внимательно изучал место происшествия, продвигаясь к ближайшему кустарнику.
– Это случилось здесь, у реки. Жертва не ожидала нападения. Более того, она была настроена миролюбиво. Все произошло неожиданно. Но вместо того, чтобы сразу его убить, маньяк изощрялся в пытках.
– И чем они тут занимались?
– Пока не уверен, но… Скорее всего, жертва – гомосексуалист. Не забывай, неподалеку расположен Волонтир-Парк.
Блетчер пожал плечами:
– Тогда почему… При чем здесь та стриптизерша из клуба? Если маньяк имеет нестандартную сексуальную ориентацию, зачем ему убивать женщину?
– Еще вопрос, что по нынешним временам считать нестандартом… Ну-ну, я не о нас с тобой, дружище… Мое предположение: случай с Пандемией – особый. Тут не последнюю роль играет ее имя. Но я пока не понял, что оно значит для убийцы. Может быть, так звали его мать? Смерть Пандемии – центральная, вокруг нее будут в строгом порядке располагаться другие.
– И сколько их будет?
– Не знаю. Возможно, семь.
– Почему именно семь?
– Я сказал, возможно. Я пытаюсь понять его мотивы. Это не обычное преступление, Боб. Семь – мистическая цифра. Семь грехов, семь дней недели, которые сотворил Бог. Семь печатей, их сломали перед тем, как вострубили опять семь Ангелов. А после, как ты, наверное, помнишь, начался Апокалипсис.
Блетчер презрительно хрюкнул:
– Веришь в эту чепуху?
Фрэнк очень серьезно ответил:
– В великой книге Бытия, Блетч, не может быть чепухи. Там вся наша жизнь – до и после смерти. Другое дело, верить ли в это или нет. Вера – личное дело каждого.
Теологический спор прервал испуганный возглас:
– Сюда!
Они разом обернулись и увидели Гибелхауза и Камма, стоявших посреди небольшого березового островка и призывно махавших руками. У их ног ползали, разметая листву, двое облаченных в форму стражей порядка. Фрэнк, а за ним и Блетчер поспешили туда.
– Вот, смотрите, – один из полисменов, указав на находку, смачно выругался.
Ну? Что вы тут откопали?
Ого! Откопали, да…
Гроб. Самодельный. Грубо сколоченный из неструганых досок – щепки, точно перья, торчащие отовсюду, поспешно забитые гвозди. На крышке гроба нацарапаны неровные и грубые буквы:
PESTE
Полисмены раскидывали листья, расчищая края крышки. Запах тлена усилился.
Вот! Вот только этого не хватало! Именно сегодня, именно сейчас! Фрэнк загодя потряс головой – вдруг опять заболели горло и глаза. Но жар, который он ранее ощущал у основания черепа, ушел; Фрэнк чувствовал себя покинутым всеми кораблем, навсегда запертым во льдах. М-да, чувство не ахти…
– Он пуст, – произнес Блэк севшим от холода и волнения голосом.
Скрип дерева, писк гвоздей, поддающихся натиску.
Крышка оторвалась.
И они увидели…
Ничего… Ничего они не увидели!
Несколько жухлых листьев упало на дно гроба, когда один из офицеров опустился на колени, внимательно, а точнее, туповато всматриваясь в…
Да нет там ничего! Совершенно ничего! За исключением ржавого пятна в одном из углов. И… кучки фекалий в другом. Фекалий, понятно? Дерьма, срань господня, дерьма!
Полисмен указал на внутреннюю сторону крышки:
– Глядите, глядите!
Было б на что! А впрочем…
Шершавая поверхность с рядом грубо выдолбленных отверстий покрыта… красно-коричневыми царапинами! Словно кто-то скреб крышку, пытаясь вырваться наружу. И скреб совсем недавно.
– Вот дерьмо! – сквозь зубы проконстатировал Блетчер. – Похоже, маньяку очень нравится это место.
Когда он поднял взгляд, то увидел, что Фрэнк идет прочь.
Блетчер поспешил вдогонку:
– Думаю, нам следует поговорить.
Фрэнк не ответил. Остаток пути до его «чероки» они прошли молча – вчерашние соратники, в одночасье ставшие яростными противниками. Серьезными противниками. Или как?
Фрэнк сел за руль.
Блетчер ждал.
Фрэнк не включал зажигания.
Блетчер ждал.
Наконец Фрэнк снизошел вежливой, но ни к чему не обязывающей фразой, если по большому-то счету:
– Садись. Подвезу обратно. До города. Или… Или ты на своем вертолете?
– Подвинься, умник!
– Я-то, положим, умник, а вот кое-кто…
– Кто – кое-кто?
– Кое-кто.
– Помолчи, а?
– Я-то, положим, помолчу, а вот кое-кто…
– Кое-кто тоже с удовольствием помолчит.
– О-о, мир сошел с ума!
– Мир таков, каков есть.
***
Они в полном безмолвии (на пари?) миновали сельские унылые, занесенные снегом окраины. Въехали в город.
Снова дождь. Еще один день, как две капли воды похожий на предыдущие. Холод, косые стрелы по стеклу, хандра.
И ничего не сделаешь: все дело в климате. Скачки давления, ломота в суставах и желание то ли выпить, то ли наложить на себя руки.
Фрэпк вдруг поймал себя на мысли, что самые зверские преступления совершаются именно в такие дни. Не слишком оригинальная мысль, однако истина всегда тривиальна. Непогода обостряет нюх у всех сумасшедших, и они, словно звери с вирусом бешенства, выходят на охоту. Жертва всегда найдется, был бы охотник.
Но одно дело, когда убийство совершается продуманно. Тут полиции и карты в руки: связи, угрозы, улики, всегда найдется ниточка.
Совсем иной случай сейчас. Аффект, безумие. Кто предскажет дальнейшие действия сумасшедшего? Только такой же сумасшедший.
Беда в том, что именно Фрэнк и есть тот самый безумец, такой же… Пусть беда, а не вина. Легче стало, мистер Блэк? То-то и оно!
Машины на шоссе ползли медленно, как обычно в полуденные часы.
Фрэнк включил радиоприемник и покрутил ручку настройки, пока не поймал классическую музыку. Классика нейтральна. Успокаивает нервы. Это поняли даже фермеры, которые теперь в момент дойки коров включают им Вивальди. Надои растут, фермерские доходы тоже. Что ни говори, победила волшебная сила искусства.
В зеркале он поймал отражение Блетчсра. Тот с повышенным интересом смотрел вперед, на череду автомобилей перед ними. Ой-ой, как интересно!
Стеклоочистители ритмично двигались из стороны в сторону, смахивая назойливые капли.
По приемнику – Бетховен. Пятая симфония. Любите ли вы Бетховена, как люблю его я? Когда судьба стучится в дверь. Па-па-папам! Па-па-па-пам!
Блетчер явно не любит. Терпел-терпел и дотянулся до кнопки, отключил-выключил.
– Не любишь Бетховена, Боб?
– Та-ак! «Старуха, дверь закрой!» Не люблю. Ему-то хорошо!..
– Кому?
– Бетховену! Глухая тетеря – сам не слышал, что писал, а мы тут дергайся!
– А ты не дергайся, Боб!
– Ага! Не дергайся тут… когда судьба стучится в дверь.
– Судьба? Все-таки веришь в судьбу, материалист ты наш?!
– Да как тебе сказать, Фрэнк…
– Не томи, старина. Что ты там припас на закуску?
– Ладно! Уговорил, речистый!.. В общем… Короче… Словом… Ай, да ну их всех и вся в задницу!.. Так вот! Один приятель был сегодня утром в анатомичке, осматривал труп. Парень по имени Уотте. Знаешь такого?
Фрэнк приподнял бровь:
– Теперь знаю. По фамилии, во всяком случае. Благодаря тебе. Ты ее назвал. Более – никак.
– Ну-ну!
– Напрасно ты так настроен, Боб. Никто не собирается отнимать лавры у тебя или у твоих парней. Мы просто хотим помочь.
– Мы? Все-таки, значит, мы!
– Ну я! Так тебе больше нравится?
– Угу. От вас помощи… С ним беседовали мои парни. Он сказал, что входит в какую-то группу под названием «Миллениум».
– Миллениум, так, – бросил Фрэнк. Сама невозмутимость!
– Старина, это те, на кого ты работаешь?
– Допустим.
– Ну и… кто они?
– Да так, несколько парней. Занимаются обеспечением правопорядка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26