– Это смешно. Ты знаешь, что такое Интерпол, Марино?
– Ну да. Секретная служба.
– Это международная организация уголовной полиции. Страны-участницы совместно работают над раскрытием преступлений, советуются друг с другом. Вроде того, как работают детективы в твоем отделе.
– Тогда у них не должно быть дамочек вроде Брей.
Я наблюдала за Раффином, который держал в руках телефон. С кем бы он ни разговаривал, он старался, чтобы его не услышали.
– Телекоммуникация, закрытая всемирная сеть правоохранительных организаций... Не знаю, сколько смогу его терпеть. Он не только делает то, что хочет, но и гордится этим, – тихо сказала я, глядя, как Раффин вешает трубку.
Марино свирепо смотрел на него.
– Интерпол высылает закодированные цветом уведомления о разыскиваемых и пропавших, предупреждения и запросы, – продолжила я рассеянно, в то время как Раффин затолкал полотенце в задний карман хирургического костюма и выдвинул из шкафчика поднос для пилюль.
Он сел на табурет у сливной раковины спиной ко мне. Раскрыл пронумерованный коричневый пакет из плотной бумаги и вынул из него три флакона с болеутоляющим и два с сильнодействующим препаратом.
– Неопознанное тело помечается черным цветом. Черная метка, – объяснила я. – Обычно это подозреваемые с международными связями. Чак, почему ты делаешь это здесь?
– Я уже говорил, что мне не хватает времени. Никогда не видел, чтобы с трупами присылали так много таблеток. У меня шестьдесят или семьдесят, но все время звонит телефон, я сбиваюсь со счета, и приходится начинать все сначала.
– Ага, Чаки-малыш, – сказал Марино. – Понимаю, почему ты так легко сбиваешься со счета.
Раффин начал насвистывать песенку.
– С чего ты вдруг такой счастливый? – раздраженно спросил Марино, вто время как Раффин пинцетом клал таблетки на голубой пластиковый поднос.
– Нам будут нужны отпечатки пальцев, стоматологическая карта и все, что сможем получить, – обратилась я к Марино, взяв мышечный образец из бедра для анализа ДНК. – Все, что нужно туда послать.
– Куда послать? – не понял Марино.
– В Интерпол! – сердито бросила я.
Снова зазвонил телефон.
– Эй, Марино, возьми трубку. Я считаю.
– Чертовски тяжелая работа, – ответил тот Раффину.
– Ты меня слушаешь? – Я посмотрела на Марино.
– Да, – сказал он. – Некоторое время назад офицером связи в уголовной полиции штата работал один парень, и я помню, что часто приглашал его выпить пива или перекусить в соседнем баре. Ну, знаешь, просто из вежливости, а он даже не менял тон голоса. Я уверен, что нас прослушивали.
Я работала над образцом позвоночной кости, которую позже очищу раствором серной кислоты и отдам трасологам, чтобы они проверили ее на наличие диатомовой водоросли – крохотных микроорганизмов, встречающихся в воде по всему миру.
– Жаль, что не помню, как его звали, – продолжал Марино. – Он принимал информацию, передавал ее в Вашингтон, а те связывались с Лионом, где сидят все секретные агенты. Слышал, они переехали в какое-то страшное здание на тайной дороге, вроде пещеры Бэтмена. Заборы под напряжением, колючая проволока, охрана с автоматами и все тридцать три удовольствия.
– Ты смотришь слишком много фильмов о Джеймсе Бонде.
– Не смотрю с тех пор, как его не играет Шон Коннери. Кино теперь паршивое, а по ящику тоже не передают ничего хорошего. Не знаю даже, зачем я его купил.
– Может, стоит иногда почитать книжку, – посоветовала я.
– Доктор Скарпетта, – сказал Чак, вешая трубку, – звонил доктор Купер. Анализ на алкоголь дал ноль целых восемь сотых в тканевой жидкости и ноль целых ноль десятых в мозге.
Количество 0,08 означало очень мало, поскольку в мозге алкоголь тоже не обнаружили. Возможно, этот человек выпил перед тем, как умереть, или это был посмертный алкоголь, выработанный бактериями. Выпот не с чем было сравнивать, так как у нас не было других жидкостей: ни мочи, ни крови, ни даже стекловидного тела. Если число 0,08 представляло собой настоящее содержание алкоголя, человек мог быть ослаблен и потому более уязвим.
– Какое заключение ты дашь? – спросил Марино.
– Острый приступ морской болезни, – предложил свою версию Раффин.
– Знаешь, ты действительно начинаешь действовать мне на нервы, – предупредил его Марино.
– Причина смерти не установлена, – сказала я. – Скорее убийство. Это не докер, случайно запертый в контейнере. Чак, мне нужна хирургическая кювета. Поставь ее сюда. И прежде чем ты уйдешь, нам нужно поговорить.
Его глаза метнулись в сторону. Я сняла перчатки и позвонила Розе.
– Зайдите, пожалуйста, в архив и найдите мою старую хирургическую доску, – попросила я.
Управление охраны труда решило, что все хирургические доски должны покрываться тефлоном, потому что пористая поверхность могла служить источником заражения. Такая мера годилась для врачей, работающих с живыми пациентами, или для резки хлеба. Я подчинялась указаниям свыше, но это не означало, что я выбросила все старые доски.
– Мне также понадобятся булавки, – продолжала я. – Они находятся в маленькой пластиковой коробочке в нижнем ящике моего стола. Если их тоже не украли.
– Нет проблем, – сказала Роза.
– По-моему, доски лежат на нижней полке у задней стенки архива, рядом со старыми учебниками по судебной медицине.
– Что-нибудь еще?
– Люси, наверное, не звонила? – поинтересовалась я.
– Еще нет. Если позвонит, я вас найду.
Я секунду подумала. Сейчас несколько минут второго. К этому времени она уже сошла с самолета и могла позвонить. На меня опять нахлынули страх и депрессия.
– Пошлите цветы в ее офис, – произнесла я. – С запиской «Спасибо за визит. С любовью, тетя Кей».
В ответ молчание.
– Вы меня слышите? – спросила я секретаря.
– Вы уверены, что хотите написать именно это?
Я заколебалась.
– Скажите, что я ее люблю и прошу прощения.
Глава 14
Обычно я обводила несмываемым маркером участок кожной ткани, который хотела вырезать с мертвого тела, но сейчас для этого не подошел бы никакой маркер.
С помощью шестидюймовой пластиковой линейки я отмерила область от правого основания шеи до плеча и вниз, до конца лопатки.
– Восемь с половиной на семь дюймов, – продиктовала я Раффину. – Кожа отличается эластичностью. После того как ее вырежут, она сожмется, поэтому важно натянуть ее на разделочную доску таким образом, чтобы она приобрела исходный размер, иначе все вытатуированные изображения будут искажены.
Марино ушел, а мои подчиненные трудились в своих кабинетах или в патологоанатомическом театре. Время от времени на экране телемонитора очередная машина привозила или забирала тело. Мы с Раффином вдвоем работали за закрытыми стальными дверями декомпозиционного зала. Я решила с ним поговорить.
– Если хочешь пойти служить в полицию, я не возражаю.
Звякнуло стекло, когда он вставил пробирки с кровью в штатив.
– Но если хочешь остаться здесь, Чак, ты должен будешь изменить отношение к работе: не отлучаться со своего места, быть ответственным и вести себя уважительно.
Я взяла с хирургического столика скальпель и пинцеты и взглянула на него. Казалось, он ожидал услышать это и заранее подготовил ответ.
– Может, я не идеальный работник, – сказал он, – но ответственный.
– Сейчас вряд ли можно назвать тебя ответственным. Мне нужны еще зажимы.
– У меня многое поменялось, – продолжал он, взяв с подноса зажимы и протянув их мне. – В личной жизни. Жена, дом, который мы купили. Вы не поверите, сколько у меня проблем.
– Сожалею о твоих трудностях, но у меня свои заботы: я руковожу системой медэкспертизы целого штата. У меня нет времени выслушивать оправдания. Если не будешь выполнять предписанные обязанности, считай, что у тебя появились большие неприятности. Не дай Бог мне войти в морг и обнаружить, что ты не подготовил работу. Не заставляй меня искать тебя еще раз.
– У нас уже появились большие неприятности, – быстро произнес он, словно давно ждал этого момента.
Я сделала надрез.
– Вы еще об этом не знаете, – добавил Раффин.
– Тогда расскажи, в чем заключаются эти неприятности, Чак? – спросила я, отгибая кожную ткань трупа до подкожного слоя.
Раффин смотрел, как я зажимами захватила кожу, чтобы она оставалась натянутой. Я остановилась и в упор посмотрела на него.
– Продолжай, – приказала я. – Рассказывай.
– Не знаю, вправе ли я говорить об этом, – произнес Раффин, и что-то в его глазах насторожило меня. – Послушайте, доктор Скарпетта, я понимаю, что был мальчиком на побегушках. Признаю, что во время рабочего дня уходил по своим личным делам и, наверное, не слишком ответственно выполнял свои обязанности. И мне не нравится Марино. Со всем этим я согласен. И все же скажу вам то, о чем все молчат, если пообещаете, что не накажете.
– Я не наказываю людей за честность! – воскликнула я, рассердившись на то, что он мог даже подумать такое.
Раффин пожал плечами, я уловила на его лице тень самодовольства. Он понимал, что разозлил меня.
– Не наказываю, – повторила я. – Я лишь надеюсь, что подчиненные все делают правильно; в противном случае они наказывают сами себя. Если не удержишься на своей работе, это твоя вина.
– Может быть, я подобрал не то слово, – ответил он, присев на каталку и скрестив руки на груди. – Я не так хорошо выражаю свои мысли, как вы. Просто не хочу, чтобы вы на меня обиделись за откровенность, хорошо?
Я промолчала.
– Все очень сожалеют о том, что случилось в прошлом году, – проговорил он. – Мы не представляем, как вы справились со своей бедой. Правда. Я хочу сказать, что если кто-то сделал бы такое с моей женой, не знаю, как я смог бы жить дальше; особенно такое, как со специальным агентом Уэсли.
Раффин всегда называл Бентона «специальным агентом», хотя я полагала это глупым. Если и был кто-то не обращавший внимания на должности и титулы и даже стеснявшийся их, то это Бентон. Но когда я вспомнила замечание Марино об одержимом желании Раффина работать в правоохранительных органах, начала понимать своего подчиненного. Вероятно, мой слабый, хрупкий смотритель морга преклонялся перед заслуженным агентом ФБР, который к тому же специалист по психологическому профилированию, и я подумала, что его усердие в работе в то время было вызвано скорее авторитетом Бентона, чем моим.
– Это повлияло на нас всех, – продолжал тем временем Раффин. – Вы знаете, что он приходил сюда, заказывал обеды, пиццу, шутил и болтал с нами. Такой важный человек вел себя как равный. Это не укладывалось в голове.
Слушая Раффина, я перебирала в памяти известные мне факты из его биографии. И вдруг все поняла. Его отец погиб в автомобильной катастрофе, когда Раффин был ребенком. Его воспитывала мать – прекрасная интеллигентная женщина, преподававшая в школе. Его жена тоже отличалась сильным характером, а теперь он работал под моим началом. Меня всегда поражало, сколько людей возвращаются в детские годы в поисках виноватого в своих неудачах, которым в данном случае была властная женщина.
– Все боялись лишний раз побеспокоить вас, – рассказывал Раффин. – Поэтому никто ничего не говорил, когда вы не обращали внимания на то или другое, а тем временем происходило и происходит многое, о чем вы не догадываетесь.
– Например? – спросила я осторожно.
– Ну, во-первых, у нас завелся вор, – резко ответил он. – И я бьюсь об заклад, что это кто-то свой. Воровство продолжается уже несколько недель, а вы ничего не делаете.
– Я узнала об этом лишь недавно.
– Что еще раз доказывает мою правоту.
– Это смешно. Роза ничего от меня не утаивает.
– С ней тоже обходятся осторожно. Откройте глаза, доктор Скарпетта: люди считают ее вашей стукачкой. Ей не доверяют.
Я заставила себя сконцентрироваться на своей работе, так как его слова меня задели. Я продолжала снимать кожу, стараясь не разрезать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58