А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

У нее и самой появилось циничное отношение к умственным способностям среднего покупателя, ведь именно в силу этих способностей компания «Креспо» получила всемирную известность, выпуская такие сомнительные продукты, как соленые шарики из теста, взбитая оливковая паста и кукурузные хлопья с запахом креветок.
В первые месяцы их знакомства Макс изобрел игру, намереваясь произвести впечатление на Бонни Брукс. Он спорил, что может совершенно точно угадать, какая у человека марка автомобиля, основываясь при этом на его или ее манере поведения, одежде и внешности. Макс считал, что обладает даром интуиции, что и сделало его отличным профессионалом в области рекламы. Во время их свиданий Макс часто выходил из ресторанов или кинотеатров за незнакомыми людьми, чтобы посмотреть, какой марки у них машина. «Ха, „лумина“ – что я тебе говорил? Да ведь на нем буквально написано, что у него должна быть машина именно этой марки!» Макс радовался, когда его догадки оказывались верными (а это, по грубым подсчетам Бонни, происходило в пяти процентах случаев). Вскоре эта игра надоела Бонни, и она попросила Макса прекратить ее. Макс не обиделся, его вообще было трудно обидеть, и эту черту его характера Бонни приписывала суровой обстановке, царившей на Мэдисон-авеню.
Если отец Бонни относился к Максу дружелюбно, но с безразличием, то мать Бонни его явно невзлюбила. Ей казалось, что Макс прилагает чересчур уж много усилий, пытаясь продать себя Бонни точно таким же образом, каким продавал продукты для завтраков и сигареты. Мать отнюдь не считала, что Макс притворяется, совсем наоборот, она была убеждена, что он именно такой, какой есть, – ужасно энергичный и целеустремленный. И дома Макс был точно таким, как на работе, пытался добиться успеха с неменьшим рвением. По мнению матери, Макс Лам страдал скрытым высокомерием и надменностью. Бонни было странно слышать подобную критику из уст женщины, которая всех предыдущих приятелей Бонни считала робкими, не нашедшими себя в жизни неудачниками. И если мать никогда не называла поклонников Бонни «мерзавцами», то Макса Лама она быстренько наградила этим эпитетом, что Бонни болезненно переживала до самого дня свадьбы.
И вот теперь, когда Макса явно охватило безумие, Бонни с тревогой вспоминала слова матери. Неприятные черты характера Макса проявились настолько очевидно, что даже Бонни вынуждена была признать это. Августин понял, о чем она говорила.
– Вас муж считает себя умнее всех.
– К сожалению, – согласилась Бонни.
– Это ясно даже из его телефонных звонков.
– Но, во всяком случае, – Бонни замялась, собираясь с духом, – пока ему удается сохранить свою жизнь.
– Наверное, понял, что иногда полезно держать рот на замке. – Августин встал и потянулся. – Я устал. Может, отложим осмотр шрама на другой раз?
Бонни рассмеялась и согласилась. Подождав, пока за Августином закроется дверь спальни, она позвонила Питу Арчибальду домой в Коннектикут.
– Я разбудила тебя? – спросила Бонни.
– Вовсе нет. Макс предупредил, что ты можешь позвонить.
У Бонни слова застряли в горле.
– Ты... Пит, ты говорил с ним?
– Почти целый час.
– Когда?
– Сегодня вечером. Ему все не дает покоя мысль, что Билл Напп может перехватить у него рекламу «Бронко». Я сказал ему, чтобы он не волновался, у Билла сейчас полно других дел...
– Пит, меня интересует не это. Откуда Макс звонил?
– Не знаю, Бон. Я был уверен, что он и тебе позвонил.
– Он сказал тебе, что случилось? – спросила Бонни, стараясь скрыть боль в голосе.
Пит Арчибальд замялся, что-то промычал, нервно закашлял.
– Так, в общих чертах. Понимаешь, Бонни, все женатые пары, во всяком случае те, которые я знаю, проходят через подобные ссоры. И я вовсе не виню тебя за то, что ты не сказала мне правду, когда звонила в прошлый раз.
– Питер! – воскликнула Бонни. – Мы с Максом не ссорились. И я па самом деле рассказала тебе все, как есть. – Она взяла себя в руки. – Во всяком случае, так это звучало в изложении Макса.
Возникла неловкая пауза, затем Пит Арчибальд продолжил:
– Бон, вы сами все уладите, хорошо? Я не хочу вмешиваться в ваши отношения.
– Ты прав, абсолютно прав. – Тут Бонни осознала, что стучит по подлокотнику кресла свободной рукой, сжатой в кулак. – Пит, не хочу долго задерживать тебя, но, может, ты скажешь мне, о чем еще говорил Макс?
– Да так, мы просто трепались.
– Целый час?
– Ну ты же знаешь своего мужа.
«А может, и не знаю», – подумала Бонни.
Она попрощалась с Питом Арчибальдом и положила трубку. Затем подошла к спальне Августина и постучала в дверь. Не получив ответа, Бонни проскользнула в комнату и присела на уголок кровати. Она подумала, что Августин спит, но тут он повернулся и спросил:
– Не очень хорошая ночь, чтобы проводить ее в комнате с черепами, да?
Бонни Лам покачала головой и заплакала.
* * *
Иди Марш решила воспользоваться ситуацией. Пока все шло по плану. Представитель «Мидвест Кэжьюелти» делал подробные записи, переходя за ней по дому Торреса из комнаты в комнату. Многие вещи были разбиты на мелкие куски, их стоимость не поддавалась определению, поэтому Иди завышала сумму ущерба для страхового заявления. Осколки фарфорового сервиза она трогательно описала как бесценную антикварную вещь, унаследованную Тони от прабабушки из Сан-Хуана. Остановившись перед голой стеной в спальне, Иди указала на гвоздики, на которых раньше висели два оригинала (очень дорогих) акварелей кисти легендарного Жан-Клода Жаро – умершего в муках гаитянского художника, которого Иди выдумала сама. Развалившийся на куски комод с ее слов превратился в шкаф красного дерева ручной работы, в котором висело восемь кашемировых свитеров, унесенных безжалостным ураганом.
– Восемь свитеров, – повторил Фред Дов и поднял голову от своих записей. – В Майами?
– Тончайший шотландский кашемир... можете себе представить? Спросите у своей жены, она вам подтвердит, что от такой потери можно получить разрыв сердца.
Фред Дов достал из кармана пиджака небольшой фонарик и вышел наружу, чтобы оценить степень разрушения дома. Вскоре Иди услышала доносившийся с заднего двора собачий лай, сопровождавшийся громкой руганью. К тому времени, как она добралась до заднего двора, таксы уже изрядно потрепали страхового агента. Иди отвела его в дом, усадила в шезлонг, закатала брючины и смазала кровоточившие лодыжки антисептической жидкостью, которую принесла из кухни.
– Слава Богу, что это были не ротвейлеры, – промолвил Фред Дов, несколько успокоенный заботами Иди и мягкими прикосновениями полотенца.
Иди с готовностью извинилась за нападение собак. Она велела Фреду принять лежачее положение и поднять повыше ноги, чтобы замедлить кровотечение. Откинувшись на спинку шезлонга, агент увидел на стене грамоту Тони Торреса «Лучший продавец года».
– Впечатляющая награда, – заметил он.
– Да, это был для нас радостный день. – Иди лучезарно улыбнулась, изображая гордость за мужа.
– А где же мистер Торрес?
Иди ответила, что муж уехал в Даллас на совещание продавцов трейлеров. Уже во второй раз Фреда Дова охватили некоторые сомнения.
– Во время урагана? Должно быть, очень важное совещание.
– Совершенно верно. Там ему будут вручать еще одну награду.
– Вот как.
– Поэтому он вынужден был поехать. Я имею в виду, что ему просто нельзя было пропустить это совещание, это выглядело бы как неуважение.
– Я тоже так считаю. А когда мистер Торрес вернется в Майами?
Иди театрально вздохнула.
– Не знаю. Надеюсь, что скоро.
Страховой агент попытался поставить спинку шезлонга в вертикальное положение, но ее заело, поэтому Иди Марш помогла ему подняться. Он сказал, что хочет еще раз осмотреть спальню.
Иди полоскала в раковине окровавленное полотенце, когда услышала, что страховой агент зовет ее. Она поспешила в спальню и увидела, что Фред Дов держит в руке фотографию в рамке, которую он отыскал в куче обломков. На фотографии был изображен Тони Торрес с огромной мертвой рыбиной, пасть у которой напоминала по размеру мусорное ведро.
– Слева – это Тони, – пояснила Иди, сухо и нервно хохотнув.
– Отличный экземпляр. Где он ее поймал?
– В океане. – «Где же еще?» – подумала Иди.
– А это кто? – Страховой агент поднял с пола другую фотографию.
Стекло рамки было разбито, сама фотография покорежилась от дождя. Это была цветная фотография 9x12, вставленная в позолоченную рамку с филигранью: Тони Торрес обнимал одной рукой за талию небольшого роста, но полногрудую латиноамериканку. Оба радужно улыбались.
– Это его сестра Мария, – выпалила Иди, чувствуя, что ее игра подходит к концу.
– Она в свадебном платье, – заметил Фред Дов без тени сарказма. – А мистер Торрес в черном фраке.
– Он был свидетелем на ее свадьбе.
– Вот как? Но он так нежно ее обнимает.
– Они очень дружны, родные брат и сестра, – уже менее уверенным тоном произнесла Иди.
Фред Дов расправил плечи и спросил уже более резким тоном:
– А у вас случайно нет каких-нибудь документов? Меня устроят водительские права. Или любой другой документ с фотографией.
Иди Марш промолчала. Ее пугало то, что на нее могут навесить еще одно преступление.
– Давайте я попробую угадать, – предложил страховой агент. – Все ваши документы пропали во время урагана.
Иди склонила голову, размышляя: «Я не могу снова потерпеть неудачу. Должно же мне хоть раз повезти».
– Проклятье, – громко вымолвила она.
– Простите?
– Я сказала «проклятье». Это значит, что я сдаюсь. – Иди отказывалась верить в происходящее... эта гребаная свадебная фотография! Тони и эта неверная шлюха, которую он собирался нагреть на половину страховки. Жаль, что Кусака смылся, это зрелище в десять раз поинтересней «Салли Джесси».
– Кто вы? – голос Фреда Дова звучал теперь строго и официально.
– Послушайте, что теперь будет?
– А я вам скажу совершенно точно, что теперь будет...
В этот момент в генераторе закончился бензин, и он заглох, чихнув несколько раз. Погасли лампочки и телевизор, в доме 15600 по Калуса-драйв внезапно стало тихо, как в часовне. И только на заднем дворе две таксы тихонько повизгивали, пытаясь освободиться от поводков.
Фред Дов полез в карман за фонариком, но Иди Марш удержала его, схватив за запястье. Она решила, что ничего не потеряет, если предпримет последнюю попытку.
– Что вы делаете? – удивился страховой агент. Иди поднесла его ладонь к своим губам.
– Что вы хотите?
Фред Дов застыл, как статуя.
– Говорите, – языком Иди нежно облизывала костяшки его пальцев, – что вы хотите?
– Что я хочу... чтобы не вызывать полицию? Вы это имеете в виду? – срывающимся шепотом произнес страховой агент.
Иди улыбнулась. Ладонь Фреда Дова ощутила прикосновение ее губ и зубов.
– На какую сумму застрахован дом? – спросила Иди.
– Зачем вам это знать?
– Сто двадцать тысяч? Сто тридцать?
– Сто сорок одна, – ответил Фред Дов и подумал: «У нее невероятно нежное дыхание».
Иди переключилась на сексуально-ласковый тон, тот самый, с помощью которого ей не удалось соблазнить в Палм-Бич молодого Кеннеди.
– Сто сорок одна? Вы уверены, мистер Дов?
– Да, сумма страховки такова из-за плавательного бассейна.
– Ох, конечно же. – Иди прижалась крепче, сожалея о том, что надела бюстгальтер, хотя, как она подозревала, сейчас это уже не имело большого значения. Тормозные колодки у бедняги Фредди уже задымились. Она пощекотала ресницами шею страхового агента и почувствовала, как его лицо уткнулось в ее волосы.
– Что вам нужно? – с трудом вымолвил Фред Дов.
– Мне нужен партнер, – ответила Иди Марш, скрепляя их соглашение долгим страстным поцелуем.
* * *
Сержант Кейн Дарби относился к службе в Национальной гвардии с той же серьезностью, с какой относился к своей официальной работе в качестве охранника в тюрьме строгого режима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61