Около Людлов-Бич я двинулась вверх по холму, а затем свернула на крутую боковую улицу, где проживала моя любимица Марсия Треджилл. Припарковавшись, достала бинокль и стала наблюдать за ее террасой. Все растения в этот раз были на месте и выглядели совсем неплохо, что мне не понравилось. Не было видно ни самой Марсии, ни соседки, с которой она враждовала. Мне очень хотелось сфотографировать, как она, например, затаскивает в пикап пятидесятифунтовые коробки с книгами. Я даже была согласна на снимок, где она выходит из гастронома с огромной сумкой, набитой выпирающими сквозь нее консервными банками. Я снова сосредоточилась на ее террасе и впервые обратила внимание, что в деревянную банку наверху ввернуто в общей сложности четыре больших крюка для горшков с растениями. На ближнем висел тот самый ботанический монстр, которого я видела раньше, а вот три других пока пустовали. Отложив бинокль, я вошла в здание, остановилась на площадке между вторым и третьим этажами и заглянула в лестничный пролет. Если встать правильно, то вполне можно ухватить в кадр прекрасный вид входной двери в квартиру Марсии Треджилл. Убедившись в этом еще раз, я снова спустилась к машине и направилась к супермаркету "Гейтуэй". Я прикинула на глаз вес нескольких домашних растений в пластмассовых горшках и обнаружила один экземпляр, весьма подходящий для моих целей, – фунтов двадцать пять, с мощным стволом, утыканным чудовищными саблеобразными листьями. Для оформления подарка я приобрела упаковку алых, как огнетушитель, лент и приличествующую случаю открытку с сентиментальными стишками. Конечно, на это ушло время, которое можно было бы потратить на расследование дела Никки Файф, но мне хотелось все-таки отработать свой гонорар, и я чувствовала себя так, словно по крайней мере на полмесяца стала совладельцем "Калифорния фиделити".
Снова вернувшись к дому Марсии Треджилл, я оставила машину перед входом. Потом проверила фотоаппарат, разорвала упаковку с лентами и обмотала ими пластмассовый горшок с растением, развесив концы лент в веселом беспорядке, а в заключение сунула между листьями открытку, нацарапав неразборчивую подпись, которую и сама не смогла бы расшифровать. Напрягаясь и пыхтя, я затащила растение, фотоаппарат и саму себя по крутым бетонным ступенькам подъезда на второй этаж.
Установив горшок у дверей квартиры Марсии, я поднялась на лестничную площадку этажом выше, проверила экспонометр, взвела затор и установила расстояние. Мне подумалось, что угол для съемки выбран просто идеально. Должно получиться настоящее произведение искусства. Осторожно спустившись к дверям квартиры мисс Треджилл, я нажала кнопку звонка и молнией отскочила назад в укрытие. Достав фотоаппарат, еще раз проверила фокусировку. Все было рассчитано идеально.
Марсия Треджилл открыла входную дверь и изумленно уставилась себе под ноги. На ней были шорты и вышитая маечка на узких лямках, а позади надрывалась Оливия Ньютон-Джонсон, пользующаяся последние месяцы массовым успехом у слушателей, словно настоящий звуковой леденец. Подождав секунду, я глянула через перила. Марсия наклонилась, чтобы достать открытку, прочитала ее, перевернула и опять взглянула на лицевую сторону, пожав в недоумении плечами. Оглядевшись по сторонам, она сделала несколько шагов вперед и заглянула в лестничный пролет, надеясь еще захватить доставившего подарок. Я начала делать снимки; жужжание тридцатипятимиллиметровой автоматической камеры при перемотке кадров показалось гораздо громче, чем я рассчитывала. Марсия вернулась к двери своей квартиры и, слегка наклонившись, подхватила все двадцать пять фунтов ботаники, даже не согнув при этом коленей, как обычно рекомендуют инструкторы по физподготовке. Пока она затаскивала растение в квартиру, я выскочила на улицу и навела камеру уже с тротуара на ее балкон как раз в тот момент, когда она там появилась и поставила горшок на перила. На несколько секунд Марсия исчезла из виду.
Отойдя немного назад, я установила телеобъектив и стала ждать, затаив дыхание.
Назад она вернулась с чем-то похожим на кухонный стул. Я сделала несколько выдающихся снимков, зафиксировавших ее восхождение. Уверенным движением она взяла горшок с растением за проволочную ручку, подняла его на уровень плеча и зацепила проволочную петлю за вбитый рядом с ней крюк. При этом все мускулы у нее мощно напряглись. Ей приходилось прилагать столь титанические усилия, что ее маечка задралась, и я получила великолепный снимок Марсии Треджилл с вывалившейся наружу довольно мясистой грудью. Похоже, закончила я как раз вовремя, поскольку успела заметить ее быстрый подозрительный взгляд, зафиксировавший неизвестную, которая с интересом наблюдала за ее физическими упражнениями. Когда я оглянулась на балкон, Марсии там уже не было.
По дороге я сдала пленку на проявку и печать, особо позаботившись, чтобы были проставлены дата и имя снимавшей. Хотя фотографии в таких случаях и не решают окончательно исход дела – особенно при отсутствии свидетеля, который мог бы подтвердить объективность моих показаний, включая дату, время и обстоятельства съемки, – но по крайней мере эти снимки хотя бы заставят руководителя отдела исков "Калифорния фиделити" внимательнее рассмотреть этот случай. И это самое большее, на что я могла рассчитывать. А если он даст добро, то я могла бы вернуться туда уже с видеокамерой и профессиональным оператором, чтобы отснять документальный ролик, который вполне можно продемонстрировать в суде.
* * *
Мне следовало бы догадаться заранее, что у менеджера отдела исков несколько другой взгляд на вещи. Энди Мотика, которому было уже давно за сорок, сидел передо мной и с остервенением грыз ногти. Решив сегодня заняться правой рукой, он в данный момент как раз догрызал остатки на большом пальце. Мне на него даже смотреть было противно. Но я хладнокровно ждала, когда он наконец расправится с треугольным кусочком плоти в самом углу ногтя. Чувствуя, как мое лицо невольно морщится от брезгливости, я старалась перевести взгляд влево за его плечо. Хотя я не успела объяснить и половины, Энди уже замотал головой.
– Это невозможно, – проговорил он бесцветным голосом. – У этой крошки даже адвоката нет. Вероятно, на следующей неделе мы уже получим официальное заключение врача. И нечего суетиться. Мне неохота затевать эту чехарду. Цыпочке причитается всего четыре тысячи восемьсот долларов. Простое же обращение в суд обойдется нам в десять тысяч баксов. И вы это прекрасно знаете.
– В общем-то знаю, однако...
– Никаких "однако". Риск слишком велик. Даже непонятно, какого черта Мак поручил вам это дело. Понимаю, у вас чешутся руки, ну и что из того? Вы разозлите ее, и она потопает нанимать адвоката, а потом все это может вылиться нам в миллион баксов. Так что забудьте о вашем предложении.
– Тогда она повторит свой трюк где-нибудь еще, – пыталась сопротивляться я.
Энди только плечами пожал.
– Почему я должен тратить время на обсуждение такой чепухи? – произнес он уже с явным раздражением. – Оставим эту тему. – Он перешел на более доверительный тон:
– Лучше пообещайте мне показать ее фотографии, когда получите их из печати. У нее недурные сиськи.
– Пошел ты... – ответила я и направилась в свой офис.
Глава 21
На моем автоответчике было два сообщения. Первое – от Гарри Стейнберга, и я ему сразу перезвонила.
– А, Кинси! – воскликнул Гарри, когда нас соединили.
– Привет, Гарри. Как поживаешь?
– Недурно. У меня есть для тебя кое-какая информация, – ответил он. По его тону я почувствовала, что он испытывает удовлетворение от своей находки, но то, что я затем услышала, заставило меня просто изумиться. – Сегодня утром я разыскал наконец анкету, которую Лайл Абернетти заполнил при поступлении на работу. Из нее следует, что какое-то время он был учеником в слесарной мастерской. У мастера по имени Фиерс.
– Слесарной? – переспросила я.
– Вот именно. Я уже звонил владельцу мастерской сегодня утром. И думаю, тебе будет любопытно узнать, что он мне сообщил. Я объяснил, что Абернетти нанимается к нам на работу в качестве охранника и мне необходимо проверить его данные. Этот Фиерс сначала что-то мямлил, но в конце концов признался, что вынужден был избавиться от парня. От клиентов, которых обслуживал Лайл, до Фиерса периодически доходили жалобы о пропаже наличных денег, так что он заподозрил парня в мелком воровстве. Доказать это было довольно трудно, но при первой возможности он его уволил.
– Это и в самом деле очень интересно, черт побери, – проговорила я. – Значит, Лайл в любое время мог забраться в дом Файфов. И в дом Либби, кстати, тоже.
– Похоже, что так. Он работал у Фиерса восемь месяцев и, судя по тому, что тот рассказал, вполне набрался необходимых навыков, чтобы отважиться на такое. Конечно, если у них не было сигнализации или чего-нибудь в этом роде.
– Послушай, у них было лишь одно эффективное средство безопасности – здоровенная немецкая овчарка, которую сбила машина как раз за шесть недель до смерти самого Лоренса Файфа. В момент гибели собаки дома не было никого – ни его, ни жены, ни детей.
– Любопытно, – заметил Гарри. – Спустя столько времени ты уже вряд ли что сможешь проверить, но по крайней мере это способно дать какую-то зацепку. Как насчет его анкеты? Тебе сделать копию?
– Было бы неплохо. А что, удалось узнать относительно счетов Файфа?
– Я забрал их к себе и собираюсь просмотреть, как только смогу. Здесь придется прилично повозиться. А тем временем я просто подумал, что тебе было бы интересно узнать о слесарных навыках этого типа.
– Очень признательна за помощь, Гарри. Господи, ну и дерьмо же, оказывается, этот малый!
– У меня пока все. Мне тут звонят, я еще свяжусь с тобой, – закончил он, оставив на всякий случай свой домашний номер телефона.
– Ты здорово выручил меня. Благодарю.
Второе сообщение было от Гвен из "Корнере К-9".
Трубку взяла одна из помощниц, и пока Гвен шла к телефону, до меня доносился разноголосый лай и повизгивание ее многочисленных клиентов.
– Кинси?
– Ага, это я. Получила ваше сообщение. Что случилось?
– Вы не могли бы встретиться со мной во время ленча?
– Минутку, только посмотрю свое расписание, – ответила я и, прикрыв микрофон ладонью, взглянула на часы, на которых было 13.45. А я вообще-то обедала? Да и завтракала ли сегодня? – Да, я свободна.
– Хорошо. Тогда, если не возражаете, встретимся в "Палм-Гарден" через пятнадцать минут.
– Договорились. До скорого.
Мне как раз принесли бокал белого вина, когда я заметила приближающуюся к ресторану Гвен: высокую и стройную, с откинутыми назад пепельными волосами. На ней была блузка из серого шелка с пышными длинными рукавами и кнопками на манжетах, темно-серая юбка изящно подчеркивала талию и бедра. Держалась она очень элегантно и уверенно – так же, как и Никки, – и мне стало вполне понятно, чем обе женщины так привлекали к себе Лоренса Файфа. Должно быть, и Шарлотта Мерсер в свое время относилась к такому же типу женщин – рослых, элегантных и с тонким вкусом. И еще я рассеянно подумала, что, может быть, такой же облик с возрастом приобрела бы и Либби Гласс, останься она в живых. В свои двадцать четыре года Либби, естественно, еще не держалась столь уверенно, а скорее была порывиста и открыта, но именно ее свежесть и честолюбие и могли привлечь внимание Лоренса в его сорок лет. Избави нас Бог от последствий мужского климакса.
– Привет. Как дела? – весело обратилась ко мне Гвен, присаживаясь за столик. Она сняла салфетку с тарелки и заказала подошедшей официантке вина. Вблизи она выглядела не столь решительно и сурово, как издалека: угловатая линия скул смягчалась плавными дугами коричневых бровей, а волевой рот – нежно-розовой губной помадой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42