Надо вас с ним познакомить. Он помешан на старых тачках. Что до меня, я предпочитаю современные. Моя «350SE» в отличном состоянии. Ну, да у каждого свой вкус.
Шиб вежливо улыбнулся, уложил гроб в багажник и с силой захлопнул крышку.
— Это верно, у каждого свой вкус, — машинально произнес он. — Извините, мне нужно ехать, я опаздываю.
— А взять, скажем, внедорожник, — продолжал его собеседник, пока Шиб заводил мотор, — так с ним намучаешься, Неудобно управлять. Неповоротливый, зараза!
Шиб отъехал и довольно скоро угодил в пробку. Он опустил стекло, вдыхая запах цветущей мимозы, смешанный с выхлопами стоявшего поблизости мотоцикла. Наконец пробка рассосалась, и Шиб рванул с места на первой скорости. Он представил себе, как гроб подпрыгивает в багажнике и Элилу трясется из стороны в сторону на поворотах, но ее это совершенно не беспокоит. Беспокоиться о мертвых— удел живых. Но никак не наоборот.
Вот и холмы. Извилистая дорога, петляющая среди оливковых деревьев. Заснеженные пики гор кажутся совсем близкими. Может, съездить покататься на лыжах в выходные? Слегка развеяться... А вам, Бланш, не помешало бы немного попудриться. Ваш нос наверняка совсем распух.
Стоп.
Трансформаторная будка, поворот, каменная ограда, решетчатые ворота, дом — сумрачный в лучах заходящего солнца. Щиб позвонил.
Шаги по гравию, изящный силуэт АЙши. Длинные черные волосы собраны узлом.
— Эй, давно не виделись! Вы один?
— Увы, да. Хотя вообще-то у меня в багажнике гроб с телом Элилу.
Она широко распахнула глаза, явно шокированная его словами.
— Какой ужас!
— Мадам Андрие попросила меня ее привезти. Ее муж в Париже — так она сказала.
— Он возвращается сегодня вечером. Но... как вы отнесете ее в часовню?
— Она не слишком тяжелая.
— Вы же не собираетесь брать ее на руки! — воскликнула Айша, видя, как он открывает гроб и вынимает оттуда тело, обернутое простыней.
— А как вы хотите, чтобы я поступил? Отвез ее туда на колеснице, запряженной белыми лошадьми?
Эта ссылка на «Мираж жизни» заставила Аи-шу буквально окаменеть. Ее руки нервно подрагивали, мяли белый фартук.
— Это отвратительно, — наконец произнесла она. — Несите ее скорее в часовню, а я пойду предупредить мадам.
— Смерть всегда отвратительна. Моей вины в том нет.
— Да, но у вас такой вид, будто вам на это наплевать.
Ему? Ему, человеку, удел которого— сочувствие усопшим и наилучшая организация их перехода в мир иной, ему, великому распорядителю на балу Смерти, ему наплевать?! Да он весь измучился из-за этой девчонки, думал о ней денно и нощно и чувствовал себя так, словно у него самого выкачали всю кровь и залили вместо нее химический раствор! Должно быть, все дело во внешней невозмутимости, за которую его упрекал и Грег.
Шиб направился по гравиевой дорожке в сторону часовни, держа гроб под мышкой и слыша за спиной напряженное дыхание Айши. Когда они подошли к дому, она, не говоря ни слова, свернула в сторону зимнего сада. Конечно, от меня можно воротить нос, я не красавчик Грег с мускулами вышибалы! Я Черный Шаман, приносящий дурные вести, которого хочется бросить в огонь вместе с ними и от которого пахнет разложившейся плотью.
«И тебе нет смысла рассчитывать на успех у женщин, старина», — добавил Шиб, на сей раз обращаясь к себе во втором лице. Так что перестань строить из себя психопата и поставь этот чертов гроб перед алтарем.
Вот наконец и часовня. Внутри было прохладно, пахло пылью. Слабый свет проникал в неф сквозь цветные стекла витражей, окрашивая плиты пола в розоватый цвет. В углу стоял какой-то предмет, укрытый простыней. Шиб осторожно отогнул краешек. Это была та самая рака, о которой говорила Бланш, Шиб с любопытством осмотрел ее. Хрустальный гроб, сделанный по росту Элилу, с герметичными затворами и небольшим устройством для очистки воздуха. Изнутри он был выстлан белым бархатом, на котором лежала бордовая подушечка. Постель маленькой принцессы под стеклянным колпаком. Спящей Красавицы, заснувшей в часовне. Шиб снова закрыл гроб простыней, подошел к фисгармонии и провел кончиками пальцев по лакированному рассохшемуся дереву. Зажженная кем-то свеча догорала под изображением Богоматери со слегка разведенными руками и приветливой улыбкой. Новая мама Элилу. Добрая мама, которая никогда не сердится и все прощает.
Рядом с ней плакал кровавыми слезами ее сын, прибитый к огромному деревянному кресту. Шиб вздохнул. Ему также казалось странным поклоняться человеку, претендующему одновременно на звание Отца, Сына и Святого Духа, а не человеку с головой сокола. Может быть, его отец был поклонником вуду? Или в его жилах течет кровь какого-нибудь великого африканского правителя? Он погладил одну из гладко отполированных скамеек и наклонился, чтобы вдохнуть приятный запах воска.
— Здравствуйте.
Он не слышал, как она вошла. И обернулся — слишком резко.
На ней была серая шерстяная юбка и черный пуловер под горло. Никакой краски на лице, никаких украшений, кроме золотой цепочки с крестиком. Очень бледная, со скрещенными на груди руками, она напоминала восковую статую.
— Я могу ее увидеть? — тихо спросила Бланш. Он сделал шаг ей навстречу, словно пытаясь помешать.
— Я... я думаю, будет лучше подождать вашего мужа. Это зрелище может оказаться слишком тяжелым.
— Она что, так изменилась?
— Нет, но, поверьте, будет правильнее, если вы сделаете это вместе.
Бланш заломила руки, губы ее задрожали. Она отвернулась, сделала глубокий вдох, потом снова повернулась к Шибу. Серые глаза цвета дождя, цвета горизонта без единого лучика надежды... Шиб с ужасом осознал, что его правая рука сама собой пришла в движение, собираясь погладить ее по щеке, — он удержался в последний момент. Бланш, казалось, ничего не заметила. Она не отрывала глаз от гроба, в котором лежал ее ребенок.
Пылинки, танцующие в солнечном луче. Тишина. Звук их дыхания. Учащенное дыхание Бланш.
Внезапно она резко взглянула на него, и глаза ее засверкали, как будто она наконец решилась выплеснуть наружу гнев и отчаяние.
— Выпьете что-нибудь? Ошеломленный, он машинально кивнул. Они вышли из часовни.
— Вы видели, как цветут лавровые деревья? — спросила Бланш по дороге к зимнему саду.
Шиб кивнул. Если она целыми днями вот так сдерживается, неудивительно, что по ночам ей снятся кошмары. Лучше бы ей выплакаться, рвать на себе волосы, царапать щеки, выть волчицей на Луну, оплакивая своего детеныша.
В зимнем саду пахло свежевскопанной землей и инсектицидом. Шиб ощутил эти запахи с порога и тут же остановился. Все дети были здесь — Шарль, Луи-Мари, Аннабель и Энис. Они сидели на крошечных японских табуреточках вокруг низкого столика с зеленым керамическим покрытием. Очевидно, собирались пить чай.
— Дети, поздоровайтесь с месье Морено, — сказала Бланш, подводя Шиба к одному из плетеных кресел у стеклянной стены.
Послышался нестройный хор не слишком дружелюбных «здрасьте». Шиб заметил, что дети пили не чай, а горячий шоколад и ели оладьи. Они жевали бесшумно, не толкались, не ссорились, лишь изредка переглядывались и хихикали. Слишком застенчивые? Или выдрессированные, словно собачонки?
— Садитесь, пожалуйста.
Он повиновался, чувствуя, как четыре пары недружелюбных глаз сверлят его затылок.
— Чай, кофе или что-нибудь укрепляющее? — спросила Бланш, словно автомат.
«Укрепляющее»! Откуда она набралась таких слов — из руководства по этикету столетней давности?
— Чай, пожалуйста, — ответил Шиб, пытаясь поудобнее устроиться в узком жестком кресле.
Появилась Айша, толкая перед собой столик на колесах, на котором стоял желто-красный керамический чайничек и крошечные чашечки. Понятно, опять зеленый чай. Японская обстановка, японский чай, но секс, должно быть, французский — судя по количеству детей. Браво, Шиб, скоро ты переплюнешь Грега!
Он отпил глоток чая, который оказался очень горячим и обжег ему язык. Шиб чуть не выронил чашечку и поставил ее на такое же крохотное блюдце. Айша начала убирать посуду с детского стола. Послышалось стрекотание электронной игрушки Аннабель. Шарль принялся писать что-то в тетради, Луи-Мари раскрыл книгу— это оказался «Гарри Поттер», а маленькая Энис, усевшись на, пол, заговорила о чем-то с плюшевым кроликом в красных штанишках.
Шиб перевел взгляд на женщину, сидевшую напротив него: ее бледный профиль четко вырисовывался в потоке света. Классическая красота, такая холодная и хрупкая... опасное сочетание, Шиб, она уже завладела твоим умом, и скоро ты, словно расплавленный воск, растечешься у ее ног, а она оттолкнет тебя кончиком туфельки, поморщится и скажет: «Айша, уберите это».
Еще один глоток чая... С каким удовольствием он бы выпил ледяного пива! Бланш пила свой чай, уставившись в пустоту. На ее горле билась маленькая жилка. Шиб едва удерживался от того, чтобы не провести по ней кончиком пальца и не прошептать: «Успокойся, все наладится». Но ничто не наладится. Элизабет-Луиза не воскреснет, как и маленький Леон. Бланш родит еще одного ребенка, будет принимать все больше и больше транквилизаторов, начнет пить тайком и в конце концов окажется в клинике для прохождения курса дезинтоксикации— высохшая, с растрепанными волосами, но не утратившая аристократичности. Ее угнетенный дух вырвется наконец на свободу и будет лихорадочно метаться во все стороны, не разбирая дороги, лишенный ориентиров...
...совсем как ты сейчас, старина Шиб.
— Мам!
Молчание, потом спокойный голос Бланш:
— Что, дорогой?
Перед ними стоял Луи-Мари в отглаженных джинсах, синем свитере и белых кроссовках.
— Пьер пригласил меня на день рождения, в субботу днем.
— Боюсь, ты не сможешь пойти, дорогой.
— Но почему? Ведь это суббота, занятий не будет, к тому же все туда собираются!
— В субботу днем приедет Жослен для освящения.
— А в воскресенье он не может приехать?
— Какой же ты тупица, Луи! — послышался презрительный голос Шарля.
— Заткнись, тебя не спрашивают! — огрызнулся младший брат.
— Довольно! — сухо перебила Бланш. — Он не сможет приехать в воскресенье, потому что твой отец попросил его приехать послезавтра, и...
— Но мне-то зачем здесь оставаться?
Бланш глубоко вздохнула, и Шиб представил, что она сейчас закричит: «Потому что будут благословлять стеклянный гробик, куда положат твою сестренку, а потом оставят ее в этой гребаной холодной часовне, и я хочу, чтобы вы все при этом присутствовали, потому что, мать твою, это и твоя сестренка, Луи-Мари!» —но она просто сказала:
— Отец тебе вечером объяснит. И перестань спорить.
Мальчишка раздраженно вздохнул, бросил на Шиба взгляд пса, жаждущего укусить, но сдерживаемого ошейником, и ретировался, сжав кулаки.
Бланш снова разлила чай. К ним подошла маленькая Энис и, усевшись на корточки у ног матери, принялась теребить своего кролика с картонной морковкой в лапах.
— Его зовут Банни, — сообщила она Шибу, который в ответ выдавил улыбку. — Он ест мог'ковку и пиг'ожки с вишневым джемом. И еще он умеет говог'ить, — с серьезным видом добавила она.
— Надо же! — поразился Шиб, который никогда не умел разговаривать с детьми.
Энис надавила на живот кролика, и тот механически проскрипел: «Я твой друг».
— Оставь месье Морено в покое, — велела Бланш.
— Тебя так зовут? — спросила Энис. — Месье Мо'гено?
— Леонар. Леонар-леопард. Господи, Шиб, ты спятил?
— Леона'г-леопа'гд? — повторила Энис, засмеявшись. — Но ты не похож на леопа'гда.
— Как это не похож? Р-р-р-р!
— Слышишь, Банни? — спросила Энис— Поздо'говайся с леопа'гдом!
— Я люблю морковку! — объявил Банни с японским акцентом.
В компании кролика, маленькой девочки и Дамы Червей не хватало только Безумного Шляпника, чтобы окружающий кошмар превратился в Страну Чудес.
— А где ты живешь, леопа'гд? — поинтересовалась Энис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Шиб вежливо улыбнулся, уложил гроб в багажник и с силой захлопнул крышку.
— Это верно, у каждого свой вкус, — машинально произнес он. — Извините, мне нужно ехать, я опаздываю.
— А взять, скажем, внедорожник, — продолжал его собеседник, пока Шиб заводил мотор, — так с ним намучаешься, Неудобно управлять. Неповоротливый, зараза!
Шиб отъехал и довольно скоро угодил в пробку. Он опустил стекло, вдыхая запах цветущей мимозы, смешанный с выхлопами стоявшего поблизости мотоцикла. Наконец пробка рассосалась, и Шиб рванул с места на первой скорости. Он представил себе, как гроб подпрыгивает в багажнике и Элилу трясется из стороны в сторону на поворотах, но ее это совершенно не беспокоит. Беспокоиться о мертвых— удел живых. Но никак не наоборот.
Вот и холмы. Извилистая дорога, петляющая среди оливковых деревьев. Заснеженные пики гор кажутся совсем близкими. Может, съездить покататься на лыжах в выходные? Слегка развеяться... А вам, Бланш, не помешало бы немного попудриться. Ваш нос наверняка совсем распух.
Стоп.
Трансформаторная будка, поворот, каменная ограда, решетчатые ворота, дом — сумрачный в лучах заходящего солнца. Щиб позвонил.
Шаги по гравию, изящный силуэт АЙши. Длинные черные волосы собраны узлом.
— Эй, давно не виделись! Вы один?
— Увы, да. Хотя вообще-то у меня в багажнике гроб с телом Элилу.
Она широко распахнула глаза, явно шокированная его словами.
— Какой ужас!
— Мадам Андрие попросила меня ее привезти. Ее муж в Париже — так она сказала.
— Он возвращается сегодня вечером. Но... как вы отнесете ее в часовню?
— Она не слишком тяжелая.
— Вы же не собираетесь брать ее на руки! — воскликнула Айша, видя, как он открывает гроб и вынимает оттуда тело, обернутое простыней.
— А как вы хотите, чтобы я поступил? Отвез ее туда на колеснице, запряженной белыми лошадьми?
Эта ссылка на «Мираж жизни» заставила Аи-шу буквально окаменеть. Ее руки нервно подрагивали, мяли белый фартук.
— Это отвратительно, — наконец произнесла она. — Несите ее скорее в часовню, а я пойду предупредить мадам.
— Смерть всегда отвратительна. Моей вины в том нет.
— Да, но у вас такой вид, будто вам на это наплевать.
Ему? Ему, человеку, удел которого— сочувствие усопшим и наилучшая организация их перехода в мир иной, ему, великому распорядителю на балу Смерти, ему наплевать?! Да он весь измучился из-за этой девчонки, думал о ней денно и нощно и чувствовал себя так, словно у него самого выкачали всю кровь и залили вместо нее химический раствор! Должно быть, все дело во внешней невозмутимости, за которую его упрекал и Грег.
Шиб направился по гравиевой дорожке в сторону часовни, держа гроб под мышкой и слыша за спиной напряженное дыхание Айши. Когда они подошли к дому, она, не говоря ни слова, свернула в сторону зимнего сада. Конечно, от меня можно воротить нос, я не красавчик Грег с мускулами вышибалы! Я Черный Шаман, приносящий дурные вести, которого хочется бросить в огонь вместе с ними и от которого пахнет разложившейся плотью.
«И тебе нет смысла рассчитывать на успех у женщин, старина», — добавил Шиб, на сей раз обращаясь к себе во втором лице. Так что перестань строить из себя психопата и поставь этот чертов гроб перед алтарем.
Вот наконец и часовня. Внутри было прохладно, пахло пылью. Слабый свет проникал в неф сквозь цветные стекла витражей, окрашивая плиты пола в розоватый цвет. В углу стоял какой-то предмет, укрытый простыней. Шиб осторожно отогнул краешек. Это была та самая рака, о которой говорила Бланш, Шиб с любопытством осмотрел ее. Хрустальный гроб, сделанный по росту Элилу, с герметичными затворами и небольшим устройством для очистки воздуха. Изнутри он был выстлан белым бархатом, на котором лежала бордовая подушечка. Постель маленькой принцессы под стеклянным колпаком. Спящей Красавицы, заснувшей в часовне. Шиб снова закрыл гроб простыней, подошел к фисгармонии и провел кончиками пальцев по лакированному рассохшемуся дереву. Зажженная кем-то свеча догорала под изображением Богоматери со слегка разведенными руками и приветливой улыбкой. Новая мама Элилу. Добрая мама, которая никогда не сердится и все прощает.
Рядом с ней плакал кровавыми слезами ее сын, прибитый к огромному деревянному кресту. Шиб вздохнул. Ему также казалось странным поклоняться человеку, претендующему одновременно на звание Отца, Сына и Святого Духа, а не человеку с головой сокола. Может быть, его отец был поклонником вуду? Или в его жилах течет кровь какого-нибудь великого африканского правителя? Он погладил одну из гладко отполированных скамеек и наклонился, чтобы вдохнуть приятный запах воска.
— Здравствуйте.
Он не слышал, как она вошла. И обернулся — слишком резко.
На ней была серая шерстяная юбка и черный пуловер под горло. Никакой краски на лице, никаких украшений, кроме золотой цепочки с крестиком. Очень бледная, со скрещенными на груди руками, она напоминала восковую статую.
— Я могу ее увидеть? — тихо спросила Бланш. Он сделал шаг ей навстречу, словно пытаясь помешать.
— Я... я думаю, будет лучше подождать вашего мужа. Это зрелище может оказаться слишком тяжелым.
— Она что, так изменилась?
— Нет, но, поверьте, будет правильнее, если вы сделаете это вместе.
Бланш заломила руки, губы ее задрожали. Она отвернулась, сделала глубокий вдох, потом снова повернулась к Шибу. Серые глаза цвета дождя, цвета горизонта без единого лучика надежды... Шиб с ужасом осознал, что его правая рука сама собой пришла в движение, собираясь погладить ее по щеке, — он удержался в последний момент. Бланш, казалось, ничего не заметила. Она не отрывала глаз от гроба, в котором лежал ее ребенок.
Пылинки, танцующие в солнечном луче. Тишина. Звук их дыхания. Учащенное дыхание Бланш.
Внезапно она резко взглянула на него, и глаза ее засверкали, как будто она наконец решилась выплеснуть наружу гнев и отчаяние.
— Выпьете что-нибудь? Ошеломленный, он машинально кивнул. Они вышли из часовни.
— Вы видели, как цветут лавровые деревья? — спросила Бланш по дороге к зимнему саду.
Шиб кивнул. Если она целыми днями вот так сдерживается, неудивительно, что по ночам ей снятся кошмары. Лучше бы ей выплакаться, рвать на себе волосы, царапать щеки, выть волчицей на Луну, оплакивая своего детеныша.
В зимнем саду пахло свежевскопанной землей и инсектицидом. Шиб ощутил эти запахи с порога и тут же остановился. Все дети были здесь — Шарль, Луи-Мари, Аннабель и Энис. Они сидели на крошечных японских табуреточках вокруг низкого столика с зеленым керамическим покрытием. Очевидно, собирались пить чай.
— Дети, поздоровайтесь с месье Морено, — сказала Бланш, подводя Шиба к одному из плетеных кресел у стеклянной стены.
Послышался нестройный хор не слишком дружелюбных «здрасьте». Шиб заметил, что дети пили не чай, а горячий шоколад и ели оладьи. Они жевали бесшумно, не толкались, не ссорились, лишь изредка переглядывались и хихикали. Слишком застенчивые? Или выдрессированные, словно собачонки?
— Садитесь, пожалуйста.
Он повиновался, чувствуя, как четыре пары недружелюбных глаз сверлят его затылок.
— Чай, кофе или что-нибудь укрепляющее? — спросила Бланш, словно автомат.
«Укрепляющее»! Откуда она набралась таких слов — из руководства по этикету столетней давности?
— Чай, пожалуйста, — ответил Шиб, пытаясь поудобнее устроиться в узком жестком кресле.
Появилась Айша, толкая перед собой столик на колесах, на котором стоял желто-красный керамический чайничек и крошечные чашечки. Понятно, опять зеленый чай. Японская обстановка, японский чай, но секс, должно быть, французский — судя по количеству детей. Браво, Шиб, скоро ты переплюнешь Грега!
Он отпил глоток чая, который оказался очень горячим и обжег ему язык. Шиб чуть не выронил чашечку и поставил ее на такое же крохотное блюдце. Айша начала убирать посуду с детского стола. Послышалось стрекотание электронной игрушки Аннабель. Шарль принялся писать что-то в тетради, Луи-Мари раскрыл книгу— это оказался «Гарри Поттер», а маленькая Энис, усевшись на, пол, заговорила о чем-то с плюшевым кроликом в красных штанишках.
Шиб перевел взгляд на женщину, сидевшую напротив него: ее бледный профиль четко вырисовывался в потоке света. Классическая красота, такая холодная и хрупкая... опасное сочетание, Шиб, она уже завладела твоим умом, и скоро ты, словно расплавленный воск, растечешься у ее ног, а она оттолкнет тебя кончиком туфельки, поморщится и скажет: «Айша, уберите это».
Еще один глоток чая... С каким удовольствием он бы выпил ледяного пива! Бланш пила свой чай, уставившись в пустоту. На ее горле билась маленькая жилка. Шиб едва удерживался от того, чтобы не провести по ней кончиком пальца и не прошептать: «Успокойся, все наладится». Но ничто не наладится. Элизабет-Луиза не воскреснет, как и маленький Леон. Бланш родит еще одного ребенка, будет принимать все больше и больше транквилизаторов, начнет пить тайком и в конце концов окажется в клинике для прохождения курса дезинтоксикации— высохшая, с растрепанными волосами, но не утратившая аристократичности. Ее угнетенный дух вырвется наконец на свободу и будет лихорадочно метаться во все стороны, не разбирая дороги, лишенный ориентиров...
...совсем как ты сейчас, старина Шиб.
— Мам!
Молчание, потом спокойный голос Бланш:
— Что, дорогой?
Перед ними стоял Луи-Мари в отглаженных джинсах, синем свитере и белых кроссовках.
— Пьер пригласил меня на день рождения, в субботу днем.
— Боюсь, ты не сможешь пойти, дорогой.
— Но почему? Ведь это суббота, занятий не будет, к тому же все туда собираются!
— В субботу днем приедет Жослен для освящения.
— А в воскресенье он не может приехать?
— Какой же ты тупица, Луи! — послышался презрительный голос Шарля.
— Заткнись, тебя не спрашивают! — огрызнулся младший брат.
— Довольно! — сухо перебила Бланш. — Он не сможет приехать в воскресенье, потому что твой отец попросил его приехать послезавтра, и...
— Но мне-то зачем здесь оставаться?
Бланш глубоко вздохнула, и Шиб представил, что она сейчас закричит: «Потому что будут благословлять стеклянный гробик, куда положат твою сестренку, а потом оставят ее в этой гребаной холодной часовне, и я хочу, чтобы вы все при этом присутствовали, потому что, мать твою, это и твоя сестренка, Луи-Мари!» —но она просто сказала:
— Отец тебе вечером объяснит. И перестань спорить.
Мальчишка раздраженно вздохнул, бросил на Шиба взгляд пса, жаждущего укусить, но сдерживаемого ошейником, и ретировался, сжав кулаки.
Бланш снова разлила чай. К ним подошла маленькая Энис и, усевшись на корточки у ног матери, принялась теребить своего кролика с картонной морковкой в лапах.
— Его зовут Банни, — сообщила она Шибу, который в ответ выдавил улыбку. — Он ест мог'ковку и пиг'ожки с вишневым джемом. И еще он умеет говог'ить, — с серьезным видом добавила она.
— Надо же! — поразился Шиб, который никогда не умел разговаривать с детьми.
Энис надавила на живот кролика, и тот механически проскрипел: «Я твой друг».
— Оставь месье Морено в покое, — велела Бланш.
— Тебя так зовут? — спросила Энис. — Месье Мо'гено?
— Леонар. Леонар-леопард. Господи, Шиб, ты спятил?
— Леона'г-леопа'гд? — повторила Энис, засмеявшись. — Но ты не похож на леопа'гда.
— Как это не похож? Р-р-р-р!
— Слышишь, Банни? — спросила Энис— Поздо'говайся с леопа'гдом!
— Я люблю морковку! — объявил Банни с японским акцентом.
В компании кролика, маленькой девочки и Дамы Червей не хватало только Безумного Шляпника, чтобы окружающий кошмар превратился в Страну Чудес.
— А где ты живешь, леопа'гд? — поинтересовалась Энис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50