Да ведь мы выяснили этот вопрос в самом начале следствия.
— Да, но сегодня помреж доказал, что для такого убийства мог быть повод. Тогда мы лишь мимоходом рассматривали эту версию, поскольку все улики неопровержимо указывали на бывшего тенора.
— Верно. Но и теперь версия Павельского вряд ли подтвердится. Не в том ценность показаний арестованного. При составлении обвинительного акта вам, пап прокурор, все равно пришлось бы заняться этой версией. А то адвокат Кравчик сразу же обвинил бы нас в одностороннем характере следствия, потребовал отложить дело и вернуть на доследование в прокуратуру. Поэтому, собирая данные на шестнадцать возможных подозреваемых, я распорядился обратить внимание и на других актеров «Колизея», в том числе Висняка.
— Есть что-нибудь на него?
— Ничего особенного, хотя характеристика этого господина совпадает с той, которую мы слышали. Кроме того, он хорошо известен среди наркоманов. Отсюда и вечное безденежье.
— Вы, капитан, по-прежнему считаете помрежа организатором преступления, а соображения Павельского отвергаете?
— Павельский остается одним из главных подозреваемых, хотя сегодня его положение решительно улучшилось. Для него вот что важно: на него ли одного падают подозрения и улики или он только второй в списке возможных убийц? До сих пор у него была сольная партия, а теперь добавился партнер, который даже оттеснил бывшего певца на второй план.
— Показания Павельского, должен признаться, поколебали мою уверенность. Сказанное им вполне логично. Нового он не сообщил, но кое-что добавил к ранее известному. Считаю, что пренебречь его заявлением нельзя.
— Разумеется,— согласился капитан.
— Если Зарембу действительно не хотели убивать, то Павельский невиновен. Тогда его надо вычеркнуть из списка подозреваемых и выпустить на свободу.
— Однако я вижу,— рассмеялся капитан,— что вы, пан прокурор, под сильным впечатлением от показаний певца. Видно, здорово умеет убеждать, если его слова гак действуют на представителя обвинения.
— Не под впечатлением, но признаю, что в словах Павельского есть какой-то заряд эмоциональной правдивости. У меня десятки лет юридической практики. Я допрашивал тысячи людей и, кажется, могу уловить, когда говорят правду.
— Павельский,— согласился капитан,- безусловно, сообщил одну очень важную вещь. Такую, которая, может быть, распахнет перед ним двери камеры.
— Значит, и вы согласны, что надо расширить рамки следствия и изучить дело в плане покушения на Висняка?
— Это лишнее.
— Почему? — удивился прокурор.
— В любой момент, на основании уже известного и зафиксированного в документах, я могу доказать, что убийца про Висняка и не думал.
- Доказывайте.
— Виспяк—это мелкий пакостник. Всем стал поперек горла, но никому до такой степени, чтоб родилась мысль его прикончить. Планируя преступление, убийца не только учитывал, что подозрение надет на Павельского, но и сознательно этого добивался. Одним выстрелом хладнокровно убивал двоих. В том числе и того, к кому не имел претензий. Чтоб на такое решиться, надо очень сильно ненавидеть свою жертву, быть законченным мерзавцем и идти но трупам. Такое чувство можно испытывать к Зарембе. но никак не к Висняку. Покушение на дублера было б устроено иначе.
— Как?
— Убийца хорошо знал жертву. Это ясно, не так ли? Чтоб кого-то ненавидеть и пойти на преступление, надо его знать
Павельский не знал, что Висняк наркоман. Дублер это скрывал. Но кто-то должен был знать про эту слабость. Пообещав наркотик, наркомана можно было заманить в уединенное место и там прикончить. Или добавить в наркотик яд, чтобы он постепенно уморил актера. Смерть объяснили бы чрезмерной дозой кокаина.
— Вы упрощаете, капитан. Достать наркотик и яд! Этих вещей не купишь в ближайшей аптеке!
— Пистолетов системы «вальтер» там тоже не продают А все-таки убийца, зная, что в «Мари-Октябрь» актриса стреляет из пистолета, раздобыл точно такой же. Не будем обманываться, пан прокурор, с тех пор, как финикийцы придумали деньги, все остальное — только вопрос цены.
— Речь идет о больших деньгах.
— Кто ненавидит и хочет чьей-либо смерти, торговаться не станет.
— Интересная версия. Но, настаивая, что целью было убийство Зарембы, вы возвращаетесь к Павельскому как к единственному виновнику.
- Нет.
- Нет? Вы же отвергаете показания помрежа.
- Не отвергаю. Они весьма важны для дела. И для подозреваемого. Могут стать ключом, который откроет перед ним ворота тюрьмы. То, о чем только что говорил Павельский, логически связано с показаниями двух женщин, врача и медсестры. Как их там...
— Доктор Данута Малиновская и сестра Мария Вартец-кая,— подсказал прокурор.
— Вот именно. Их показания и «открытие», о котором сообщил сегодня помреж, на первый взгляд меж собой не связаны. А на самом деле согласуются. Теперь и я готов допустить, что Заремба ненадолго пришел в сознание и был в своем уме. Умирающий ни минуты не думал, что в него стреляли по ошибке, не сомневался, что покушались на его жизнь. Знал своего палача и понимал, какая опасность грозит Павельскому. Во что бы то пи стало хотел его выгородить. Я напрасно думал, что актер, умирая, бредил. Ошибкой было считать, что слова Зарембы означали прощение убийце. Нет. Они были сказаны в полном сознании. Умирающий передал нам то, что знал: убийца — не Павельский.
— Значит, вы все же предполагаете, что помреж невиновен.
— С этого момента я отодвинул его на второе место среди подозреваемых. Естественно, еще предстоит собрать улики против того, кто открывает список. Заремба был убежден в невиновности Павельского, но и у него не было доказательств против убийцы. Потому он не назвал фамилии. Он не решался выступить с обвинением и возложил на милицию обязанность найти преступника.
— Жаль, что нельзя подкрепить это фактами. Малиновская решительно отказалась подтвердить, что умирающий произнес свои слова в сознании.
— Это не имеет значения. Ее показания следует, на мой взгляд, рассматривать как указание следствию, а не как доказательство для суда. Таковых у нас будет более чем достаточно.
— Вы оптимист, капитан. Жаль, что доказательств я не получил раньше.
- Пан прокурор, я доставлю улики, не вызывающие сомнений.
— Против Павельского?
— Против убийцы.
— На вашем месте я был бы предельно осторожен и тщательно рассмотрел предположение помрежа насчет попытки убийства Висняка и случайной гибели Зарембы.
— Это действительно лишнее, пан прокурор. В деле есть еще одно доказательство, что все было не так.
— Какое?
— Прежде всего показания Голобли. Они непреложно доказывают, что пистолет был подменен до начала спектакля.
— Но ведь это значит, что убить намеревались Висняка?
— Предположим, что так и было. Убийца подменил пистолет и спокойно ждал момента, когда Барбара Павельская застрелит Висняка, исполняющего роль предателя Ружье. А тут произошел несчастный случай. Висняк упал с лестницы, вывихнул ногу и не мог играть. Вместо него на сцену вышел Заремба.
— Теперь убийца не мог опять заменить пистолет. Па-вельский показал, что с момента происшествия и до открытия занавеса за сценой толпились люди и нельзя было подойти к столику с реквизитом.
— Убийца мог снова поменять пистолет,— ответил Ла-пинский.— Тот же Павельский долго и терпеливо доказывал, что пистолет подменили, вероятно, во время антракта. Оружие лежало на сцене, где горела лишь одна лампочка. За кулисами нет никого, даже электриков и машинистов. Преступник — а им был кто-то из театра — превосходно об этом знал. Если б он хотел пощадить Зарембу, он не один, а десять раз мог бы поменять оружие. Да и не надо было менять. Достаточно было взять пистолет и удалить пулю из ствола. Тогда в
кульминационный момент прозвучал бы только тихий щелчок. Актер Лисовский, который однажды уже выручил в подобной ситуации, громко хлопнул бы в ладоши, имитируя выстрел. Убийца Висняка не допустил бы, чтобы пуля, предназначенная этому мелкому соглядатаю, угодила в Зарембу.
— Да... Может, вы и правы.
— Пан прокурор, убийца превосходно знал, что делает и кто погибнет от этой пули. Не Висняк, а Заремба был намечен в жертву.
— Вы, капитан, говорите так, словно знаете преступника.
— Может, знаю, а может, нет, но мне уже ясно, где его искать. Павельский об этом сказал. Надо только выяснить несколько дополнительных подробностей.
— А именно?
— Еще раз допросить Павельскую.
— Снова бередить рану, которая и так не заживает?
— Думаю, что превосходно зажила. Когда я допрашивал актрису по поводу этого фрукта, который таскал не только котлы, но и записки, она долго расспрашивала про мужа. Была очень обеспокоена его положением. О покойном даже не вспоминала. И неудивительно. С того дня прошло почти три месяца, а французская пословица гласит, что лишь старая любовь не ржавеет. Наша беседа актрисе особого удовольствия не доставит, но и старых ран не растревожит.
— А что вы хотите из нее вытянуть? Боюсь, что Павельская откажется дать показания. Так она заявила на последнем допросе. Адвокат Кравчик сообщил ей, что у нее есть такое право.
— На этот раз то, что она скажет, может сыграть решающую роль в изобличении убийцы и освобождении ее мужа. Я так ей представлю дело и надеюсь, что она согласится побеседовать.
— Вероятно, она все сказала на первых допросах. Сразу после выступления. Вот протоколы.
— Тогда ее никто не спрашивал, почему Заремба оказался в театре. А это обстоятельство теперь наиболее важно.
— Наверное, провожал любимую женщину.
— Быть может. Но надо проверить. Мы выясним, всегда ли он провожал Павельскую и наблюдал за ее игрой в день, когда Висняк заменял его в роли Ружье.
— Желаю успеха.
— Спасибо. Кроме того, надо допросить дежурного и, может быть, кое-кого из билетеров и рабочих сцены.
— А с какой целью?
— Надо установить, был ли один человек в этот день на спектакле. Особенно на втором акте. Нужно побывать в «Скорой помощи», заглянуть в книгу регистрации несчастных случаев и поговорить с врачами. Боюсь, впрочем, что этот след, как выражаются охотники, уже остыл. Работники «Скорой помощи» могут не помнить того, что случилось пару месяцев назад, но, если хоть чуточку повезет, мне удастся из них что-нибудь вытянуть. До сих пор счастье было не на нашей стороне, надеюсь, что теперь пойдет полоса удач.
— А все-таки показания Павельского...
— Не будем их переоценивать. В главном они ошибочны. Тем не менее помреж указал направление, в котором следует вести следствие, тропку, которой мы до сих пор не замечали. Только это важно.
— Выходит, спасибо помощнику режиссера?
— Без сомнения. Надо сказать, и всегда чувствовал к нему симпатию. Даже тогда, когда в моих глазах он был преступником. Я желал ему выйти из этого дела живым. Потому и уговаривал сознаться.
— Хорошо, что он вас не послушал.
— Если он невиновен, то правильно поступил. А если он убийца, чего нельзя исключить, потому что улики против него пока что не отпали, то сделал глупость. Но мне кажется, что через несколько дней я попрошу вас, пан прокурор, подписать ордер на арест.
— Убийцы Зарембы?
— Да.
— Вы что-то от меня скрываете.
— Может, и скрываю,— признался капитан.— У меня есть одна версия, но надо ее проверить.
— Кого вы подозреваете в преступлении?
— Не подозреваю. Точно знаю.
- Почему же молчите?..
— Нет, пан прокурор. Это же совершенно ясно. У б и й -ц а — тот человек, который прекрасно знал, что Заремба в тот роковой день будет играть.
Глава 14
СТЕНОГРАММЫ ДОПРОСОВ
«...это актриса весьма средняя. Еще молода. Не каждому дано блеснуть сразу по окончании института. Некоторые овладевают ремеслом только после нескольких лет практики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Да, но сегодня помреж доказал, что для такого убийства мог быть повод. Тогда мы лишь мимоходом рассматривали эту версию, поскольку все улики неопровержимо указывали на бывшего тенора.
— Верно. Но и теперь версия Павельского вряд ли подтвердится. Не в том ценность показаний арестованного. При составлении обвинительного акта вам, пап прокурор, все равно пришлось бы заняться этой версией. А то адвокат Кравчик сразу же обвинил бы нас в одностороннем характере следствия, потребовал отложить дело и вернуть на доследование в прокуратуру. Поэтому, собирая данные на шестнадцать возможных подозреваемых, я распорядился обратить внимание и на других актеров «Колизея», в том числе Висняка.
— Есть что-нибудь на него?
— Ничего особенного, хотя характеристика этого господина совпадает с той, которую мы слышали. Кроме того, он хорошо известен среди наркоманов. Отсюда и вечное безденежье.
— Вы, капитан, по-прежнему считаете помрежа организатором преступления, а соображения Павельского отвергаете?
— Павельский остается одним из главных подозреваемых, хотя сегодня его положение решительно улучшилось. Для него вот что важно: на него ли одного падают подозрения и улики или он только второй в списке возможных убийц? До сих пор у него была сольная партия, а теперь добавился партнер, который даже оттеснил бывшего певца на второй план.
— Показания Павельского, должен признаться, поколебали мою уверенность. Сказанное им вполне логично. Нового он не сообщил, но кое-что добавил к ранее известному. Считаю, что пренебречь его заявлением нельзя.
— Разумеется,— согласился капитан.
— Если Зарембу действительно не хотели убивать, то Павельский невиновен. Тогда его надо вычеркнуть из списка подозреваемых и выпустить на свободу.
— Однако я вижу,— рассмеялся капитан,— что вы, пан прокурор, под сильным впечатлением от показаний певца. Видно, здорово умеет убеждать, если его слова гак действуют на представителя обвинения.
— Не под впечатлением, но признаю, что в словах Павельского есть какой-то заряд эмоциональной правдивости. У меня десятки лет юридической практики. Я допрашивал тысячи людей и, кажется, могу уловить, когда говорят правду.
— Павельский,— согласился капитан,- безусловно, сообщил одну очень важную вещь. Такую, которая, может быть, распахнет перед ним двери камеры.
— Значит, и вы согласны, что надо расширить рамки следствия и изучить дело в плане покушения на Висняка?
— Это лишнее.
— Почему? — удивился прокурор.
— В любой момент, на основании уже известного и зафиксированного в документах, я могу доказать, что убийца про Висняка и не думал.
- Доказывайте.
— Виспяк—это мелкий пакостник. Всем стал поперек горла, но никому до такой степени, чтоб родилась мысль его прикончить. Планируя преступление, убийца не только учитывал, что подозрение надет на Павельского, но и сознательно этого добивался. Одним выстрелом хладнокровно убивал двоих. В том числе и того, к кому не имел претензий. Чтоб на такое решиться, надо очень сильно ненавидеть свою жертву, быть законченным мерзавцем и идти но трупам. Такое чувство можно испытывать к Зарембе. но никак не к Висняку. Покушение на дублера было б устроено иначе.
— Как?
— Убийца хорошо знал жертву. Это ясно, не так ли? Чтоб кого-то ненавидеть и пойти на преступление, надо его знать
Павельский не знал, что Висняк наркоман. Дублер это скрывал. Но кто-то должен был знать про эту слабость. Пообещав наркотик, наркомана можно было заманить в уединенное место и там прикончить. Или добавить в наркотик яд, чтобы он постепенно уморил актера. Смерть объяснили бы чрезмерной дозой кокаина.
— Вы упрощаете, капитан. Достать наркотик и яд! Этих вещей не купишь в ближайшей аптеке!
— Пистолетов системы «вальтер» там тоже не продают А все-таки убийца, зная, что в «Мари-Октябрь» актриса стреляет из пистолета, раздобыл точно такой же. Не будем обманываться, пан прокурор, с тех пор, как финикийцы придумали деньги, все остальное — только вопрос цены.
— Речь идет о больших деньгах.
— Кто ненавидит и хочет чьей-либо смерти, торговаться не станет.
— Интересная версия. Но, настаивая, что целью было убийство Зарембы, вы возвращаетесь к Павельскому как к единственному виновнику.
- Нет.
- Нет? Вы же отвергаете показания помрежа.
- Не отвергаю. Они весьма важны для дела. И для подозреваемого. Могут стать ключом, который откроет перед ним ворота тюрьмы. То, о чем только что говорил Павельский, логически связано с показаниями двух женщин, врача и медсестры. Как их там...
— Доктор Данута Малиновская и сестра Мария Вартец-кая,— подсказал прокурор.
— Вот именно. Их показания и «открытие», о котором сообщил сегодня помреж, на первый взгляд меж собой не связаны. А на самом деле согласуются. Теперь и я готов допустить, что Заремба ненадолго пришел в сознание и был в своем уме. Умирающий ни минуты не думал, что в него стреляли по ошибке, не сомневался, что покушались на его жизнь. Знал своего палача и понимал, какая опасность грозит Павельскому. Во что бы то пи стало хотел его выгородить. Я напрасно думал, что актер, умирая, бредил. Ошибкой было считать, что слова Зарембы означали прощение убийце. Нет. Они были сказаны в полном сознании. Умирающий передал нам то, что знал: убийца — не Павельский.
— Значит, вы все же предполагаете, что помреж невиновен.
— С этого момента я отодвинул его на второе место среди подозреваемых. Естественно, еще предстоит собрать улики против того, кто открывает список. Заремба был убежден в невиновности Павельского, но и у него не было доказательств против убийцы. Потому он не назвал фамилии. Он не решался выступить с обвинением и возложил на милицию обязанность найти преступника.
— Жаль, что нельзя подкрепить это фактами. Малиновская решительно отказалась подтвердить, что умирающий произнес свои слова в сознании.
— Это не имеет значения. Ее показания следует, на мой взгляд, рассматривать как указание следствию, а не как доказательство для суда. Таковых у нас будет более чем достаточно.
— Вы оптимист, капитан. Жаль, что доказательств я не получил раньше.
- Пан прокурор, я доставлю улики, не вызывающие сомнений.
— Против Павельского?
— Против убийцы.
— На вашем месте я был бы предельно осторожен и тщательно рассмотрел предположение помрежа насчет попытки убийства Висняка и случайной гибели Зарембы.
— Это действительно лишнее, пан прокурор. В деле есть еще одно доказательство, что все было не так.
— Какое?
— Прежде всего показания Голобли. Они непреложно доказывают, что пистолет был подменен до начала спектакля.
— Но ведь это значит, что убить намеревались Висняка?
— Предположим, что так и было. Убийца подменил пистолет и спокойно ждал момента, когда Барбара Павельская застрелит Висняка, исполняющего роль предателя Ружье. А тут произошел несчастный случай. Висняк упал с лестницы, вывихнул ногу и не мог играть. Вместо него на сцену вышел Заремба.
— Теперь убийца не мог опять заменить пистолет. Па-вельский показал, что с момента происшествия и до открытия занавеса за сценой толпились люди и нельзя было подойти к столику с реквизитом.
— Убийца мог снова поменять пистолет,— ответил Ла-пинский.— Тот же Павельский долго и терпеливо доказывал, что пистолет подменили, вероятно, во время антракта. Оружие лежало на сцене, где горела лишь одна лампочка. За кулисами нет никого, даже электриков и машинистов. Преступник — а им был кто-то из театра — превосходно об этом знал. Если б он хотел пощадить Зарембу, он не один, а десять раз мог бы поменять оружие. Да и не надо было менять. Достаточно было взять пистолет и удалить пулю из ствола. Тогда в
кульминационный момент прозвучал бы только тихий щелчок. Актер Лисовский, который однажды уже выручил в подобной ситуации, громко хлопнул бы в ладоши, имитируя выстрел. Убийца Висняка не допустил бы, чтобы пуля, предназначенная этому мелкому соглядатаю, угодила в Зарембу.
— Да... Может, вы и правы.
— Пан прокурор, убийца превосходно знал, что делает и кто погибнет от этой пули. Не Висняк, а Заремба был намечен в жертву.
— Вы, капитан, говорите так, словно знаете преступника.
— Может, знаю, а может, нет, но мне уже ясно, где его искать. Павельский об этом сказал. Надо только выяснить несколько дополнительных подробностей.
— А именно?
— Еще раз допросить Павельскую.
— Снова бередить рану, которая и так не заживает?
— Думаю, что превосходно зажила. Когда я допрашивал актрису по поводу этого фрукта, который таскал не только котлы, но и записки, она долго расспрашивала про мужа. Была очень обеспокоена его положением. О покойном даже не вспоминала. И неудивительно. С того дня прошло почти три месяца, а французская пословица гласит, что лишь старая любовь не ржавеет. Наша беседа актрисе особого удовольствия не доставит, но и старых ран не растревожит.
— А что вы хотите из нее вытянуть? Боюсь, что Павельская откажется дать показания. Так она заявила на последнем допросе. Адвокат Кравчик сообщил ей, что у нее есть такое право.
— На этот раз то, что она скажет, может сыграть решающую роль в изобличении убийцы и освобождении ее мужа. Я так ей представлю дело и надеюсь, что она согласится побеседовать.
— Вероятно, она все сказала на первых допросах. Сразу после выступления. Вот протоколы.
— Тогда ее никто не спрашивал, почему Заремба оказался в театре. А это обстоятельство теперь наиболее важно.
— Наверное, провожал любимую женщину.
— Быть может. Но надо проверить. Мы выясним, всегда ли он провожал Павельскую и наблюдал за ее игрой в день, когда Висняк заменял его в роли Ружье.
— Желаю успеха.
— Спасибо. Кроме того, надо допросить дежурного и, может быть, кое-кого из билетеров и рабочих сцены.
— А с какой целью?
— Надо установить, был ли один человек в этот день на спектакле. Особенно на втором акте. Нужно побывать в «Скорой помощи», заглянуть в книгу регистрации несчастных случаев и поговорить с врачами. Боюсь, впрочем, что этот след, как выражаются охотники, уже остыл. Работники «Скорой помощи» могут не помнить того, что случилось пару месяцев назад, но, если хоть чуточку повезет, мне удастся из них что-нибудь вытянуть. До сих пор счастье было не на нашей стороне, надеюсь, что теперь пойдет полоса удач.
— А все-таки показания Павельского...
— Не будем их переоценивать. В главном они ошибочны. Тем не менее помреж указал направление, в котором следует вести следствие, тропку, которой мы до сих пор не замечали. Только это важно.
— Выходит, спасибо помощнику режиссера?
— Без сомнения. Надо сказать, и всегда чувствовал к нему симпатию. Даже тогда, когда в моих глазах он был преступником. Я желал ему выйти из этого дела живым. Потому и уговаривал сознаться.
— Хорошо, что он вас не послушал.
— Если он невиновен, то правильно поступил. А если он убийца, чего нельзя исключить, потому что улики против него пока что не отпали, то сделал глупость. Но мне кажется, что через несколько дней я попрошу вас, пан прокурор, подписать ордер на арест.
— Убийцы Зарембы?
— Да.
— Вы что-то от меня скрываете.
— Может, и скрываю,— признался капитан.— У меня есть одна версия, но надо ее проверить.
— Кого вы подозреваете в преступлении?
— Не подозреваю. Точно знаю.
- Почему же молчите?..
— Нет, пан прокурор. Это же совершенно ясно. У б и й -ц а — тот человек, который прекрасно знал, что Заремба в тот роковой день будет играть.
Глава 14
СТЕНОГРАММЫ ДОПРОСОВ
«...это актриса весьма средняя. Еще молода. Не каждому дано блеснуть сразу по окончании института. Некоторые овладевают ремеслом только после нескольких лет практики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24