Вспомнив Харта, детектив усмехнулся. Быть может, этот индеец и умеет водить космическую ракету, но вот лгать его не научили. Сам Лоусон ни на секунду не усомнился в том, что Джиллиан Ллойд побывала в его постели. Такие парни, как Харт, просто не способны разговаривать с женщиной больше десяти минут подряд, в особенности если эта женщина красива, как Джиллиан Ллойд.
Или как Мелина.
– Черт, вот повезло краснокожему!.. – пробормотал Лоусон, придвигая к себе папку с очередным делом.
Брат Гэбриэл отдыхал в своей роскошной постели. Его руки были сложены на груди, а глаза устремлены на расписной потолок. Сюжетом послужили представления брата Гэбриэла о загробной жизни, которые, впрочем, существенно отличались от взглядов ортодоксальных религий. Если не считать ярких солнечных лучей, пронзавших нарисованные облака, все остальное слишком напоминало языческую оргию.
Брату Гэбриэлу нравилось рассматривать фрески и мечтать о том, что когда-нибудь, когда он умрет и попадет в рай, там его будут ждать прекраснейшие из женщин, подобные тем, что были нарисованы на куполообразном потолке его спальни. Их позы были откровенно эротичны, а лики – прекрасны, чисто символическая одежда не скрывала, а лишь подчеркивала восхитительные женственные формы.
Центральное место занимала фигура Христа в окружении херувимов и серафимов, наделенных, впрочем, вполне определенными признаками пола. Лик богочеловека отличался почти полным портретным сходством с братом Гэбриэлом, который когда-то носил имя Элвина Медфорда Конвея.
Элвин Медфорд Конвей родился в штате Арканзас сорок шесть лет назад. Он был младшим сыном владельца кладбища старых автомобилей и его жены, у которых, кроме него, было еще семеро детей. Всех их нужно было как-то кормить и одевать, поэтому с самого раннего детства маленький Элвин был фактически предоставлен самому себе и разгуливал по улицам родного городка в поисках пищи и развлечений.
Именно во время одного из своих путешествий он забрел в церковь.
Небольшая протестантская церквушка, крытая красной черепицей и обшитая светлой вагонкой, стояла на самом краю городка, где главная улица упиралась в федеральное шоссе. От расположенного тут же кладбища церковь отделял невысокий штакетник. Тонкий шпиль церкви был увенчан крошечным жестяным крестом. Самым замечательным в этой постройке были высокие – не меньше шести футов – витражные окна в алтаре. Окон было три. Сквозь приоткрытые по случаю жары двери Элвин увидел несколько рядов скамей с высокими деревянными спинками, разделенных посередине узким проходом. Проход был застлан потертой ковровой дорожкой, ведшей к аналою в глубине церкви.
На аналое за невысоким ограждением находилась кафедра, на которую каждое воскресенье всходил облаченный в праздничную одежду священник. Он учил свою паству жить по заповедям господа, учил быть милосердными к тем, кто слабее. Он проповедовал смирение, трезвый образ жизни, благочестие и презрение к мирским радостям. Не лжесвидетельствуй. Не пожелай жены или вола ближнего своего. Не прелюбодействуй. Подставь другую щеку…
Проповедь показалась мальчику исполненной глубокого смысла и значения. Она-то и изменила жизнь одиннадцатилетнего Элвина Конвея.
Но в тот самый первый день его особенно привлекли витражные стекла. Стояла середина июля, и погода была такой жаркой, что небо казалось белым. В этот знойный полдень Элвин отчаянно скучал и искал, что бы такое выкинуть, чтобы убить время. У шоссе он бывал и раньше и не раз видел церковь, но никогда прежде не обращал на нее особого внимания. И только сегодня жара и скука заставили его остановиться и задуматься. Как всегда, он с тоской думал о бесконечных перепалках в родительском доме, криках матери, оплеухах отца.
Именно в эти минуты из церкви до него донеслись звуки органной музыки. Удивленный, он отважно приблизился к крыльцу, поднялся по ступенькам и, приоткрыв пошире тяжелую дверь, просунул внутрь голову.
В церкви было прохладнее, чем на улице, где от жары начинало плавиться гудронное покрытие дороги. За клавиатурой органа Элвин увидел красивую молодую леди, которая сосредоточенно играла, время от времени заглядывая в ноты, стоявшие перед ней на пюпитре. Потом хлопнула дверь, и Элвин увидел, как из алтаря вышел какой-то мужчина. Он двинулся по проходу между скамьями, раскладывая по рядам небольшие книжечки в дерматиновых переплетах и с крестом. Впоследствии Элвин узнал, что это – сборники церковных псалмов и что в них напечатаны не только слова, но и ноты, по которым можно петь.
– Вы сегодня особенно хорошо играете, мисс Джоунз, – сказал мужчина молодой леди.
– Благодарю вас, святой отец, – с улыбкой ответила та.
Потом пастор заметил Элвина, но вопреки ожиданиям мальчика не стал гнать незваного гостя. Напротив, он заговорил с ним довольно приветливо и даже пригласил войти. Несколько раз пастор назвал Элвина «сынок», потом хлопнул по плечу и пригласил в воскресенье на службу.
– Приходи, – сказал он. – Я буду тебя ждать.
С тех пор Элвин ходил в церковь каждое воскресенье. Ему нравилось смотреть, как молодая леди играет на органе для группы людей, которая, как он вскоре узнал, называлась «хор». Больше всего его удивляло, как мисс Джоунз удается двигать руками и ногами одновременно и при этом не сбиваться с такта.
Музыкальным руководителем хора была супруга пастора – веснушчатая полная женщина, которая иногда пела всю службу одна.
Чаще же псалмы исполняли хором все собравшиеся. Элвин не знал слов, но он вставал, когда вставали остальные, и старательно шевелил губами, делая вид, что тоже поет. Он с удивлением обнаружил, что многие прихожане не пользуются сборником псалмов. Зачем, недоумевал Элвин, учить что-то наизусть, если тебя никто не заставляет?
Эта загадка заставила его быть еще внимательнее. В церкви действительно происходило много непонятного и странного, но сильнее всего потряс Элвина сбор пожертвований. В его доме денег всегда не хватало, поэтому он был просто поражен, увидев, что многие прихожане добровольно кладут на поднос не только четвертаки, но и бумажные купюры.
Дома над ним посмеивались, даже дразнили «святошей» и «херувимчиком», но Элвин упорно продолжал ходить на службы. Он не пропустил ни одного воскресенья и не заметил, как кончилось лето. Но даже школьные занятия не смогли отвлечь его от посещений церкви. Здесь он погружался в другую жизнь, нисколько не похожую на ту, что текла за стенами храма.
Воскресные проповеди пастора завораживали Элвина. В его голосе звучали подлинная искренность и страсть. Когда пастор говорил, прихожане внимали ему в полном молчании, хотя святой отец частенько бранил своих прихожан. Впрочем, в приходе его очень любили, и не было такого человека, который бы обиделся на него всерьез.
Однажды, вскоре после того, как Элвин крестился и был Официально принят в число прихожан, пастор произнес зажигательную проповедь, суть которой можно было выразить всего двумя словами: «Не вожделей». Вожделеть, как давно понял Элвин, значило желать что-то такое, чего ты все равно не можешь получить. Сам он вожделел велосипед, бейсбольную рукавицу и охотничий карабин, который буквально на днях появился у одного из его старших братьев, однако, слушая проповедь, Элвин узнал, что вожделеть можно не только вещи, но и людей – в частности, женщин. Элвин не все понял в словах пастора, но главный смысл он уловил. Грешно совать свой фитиль в бабскую дырку, если женщина этого не хочет, – к этому сводились сегодняшние наставления пастора.
Правда, его братья могли объяснить все это гораздо проще, чем святой отец.
Через месяц – в последний день мая – Элвину Медфорду Конвею исполнилось двенадцать. На следующий день начались каникулы, и он решил отпраздновать оба этих радостных события походом на рыбалку. На реке у него было излюбленное местечко, где клевала форель, но, когда Элвин до него добрался, его разочарованию не было предела – еще издалека он заметил припаркованную под раскидистым вязом машину. Кто-то вторгся в его владения, и Элвин всерьез подумывал о том, чтобы порезать гаду скаты, но мгновение спустя он узнал автомобиль. Пастор пользовался им, когда нужно было навестить больных, нуждающихся или просто тех, кто не был в церкви несколько воскресений подряд. Что ж, если он и мог разделить с кем-то свое заветное место, так это со святым отцом.
Но только он собрался окликнуть пастора, как вдруг услышал звуки, которые – он точно это знал – не имели никакого отношения к рыбной ловле.
ГЛАВА 15
Бесшумно ступая по молодой траве, Элвин осторожно приблизился и наконец разглядел на берегу расстеленное одеяло, а на нем – парочку, которая трахалась так, что только щепки летели. Что такое трахаться, Элвин хорошо знал. Когда ему было лет семь, как-то вечером он заметил, что его старшие братья таинственно перешептываются. После ужина они один за другим незаметно исчезли из дома. Элвин решительно двинулся следом. Идти было недалеко. Неподалеку от них жила «старушка Джейн» (на самом деле ей было года двадцать два) – разбитная веселая девчонка без определенных занятий. Сквозь открытое окно Элвин довольно долго наблюдал за тем, как его братья один за другим взбирались на совершенно голую Джейн, которая, широко раздвинув ноги, лежала на продавленной тахте.
Потом один из братьев заметил Элвина и, втащив его в дом, отвесил ему несколько чувствительных затрещин. Он ожидал, что сейчас все они накинутся на него, но братья только хохотали и спрашивали Элвина, чем, по его мнению они только что занимались. Набравшись храбрости, Элвин ухмыльнулся и сказал – что бы это ни было, ему это дело, пожалуй, нравится. Тогда братья и старушка Джейн снова заржали и тут же специально для него устроили «показательные выступления». Тогда Элвин и получил исчерпывающее представление о сексе.
Он, однако, не сомневался, что святой отец не занимается сексом для развлечения. Элвин был уверен, что пастор лишь исполняет свой супружеский долг, да и то только ночью, в собственной постели, предварительно помолившись. Однако не верить своим глазам он не мог: пастор трахался еще похлеще, чем его братья. Его белая задница так и мелькала, и Элвин едва не рассмеялся в голос – настолько забавным показалось ему это зрелище.
Но потом он увидел стройные женские ноги, обвивавшие эту белую задницу, и подумал, что у такой толстой женщины, как жена пастора, вряд ли могут быть такие изящные ножки. Да и на руках, обвившихся вокруг шеи святого отца, не было ни следа веснушек.
Пастор трахал вовсе не свою жену. Это была мисс Джоунз, органистка из церкви.
Сделанное открытие настолько потрясло Элвина, что он не стал ловить рыбу ни в тот день, ни в следующий. Забившись в разбитый автомобиль в дальнем конце принадлежавшей отцу свалки, он сидел неподвижно, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Днище старого автомобиля давно проржавело и отвалилось, сквозь дыры проросла трава, а грубая обивка сиденья нагрелась на солнце и была колючей и пыльной, но Элвин все равно просидел в машине целый день. Он чувствовал себя обманутым.
Пастор оказался вонючей дешевкой – ведь он сам занимался тем же самым, что с такой страстью обличал в проповедях. Значит, никакой он не «святой отец», он – обычный человек, такой же, как и богом проклятые братья Элвина, которые пили, курили, дрались, плясали на вечеринках, сутками резались в карты, портили девчонок и при этом даже не думали, попадут они в ад или нет.
Сначала Элвин подумывал о том, чтобы явиться в церковь в ближайшее воскресенье и, выйдя к кафедре, рассказать прихожанам о пасторе и мисс Джоунз и о том, чем они занимались на травке у реки, но вскоре его горечь и обида улетучились, уступив место другому чувству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86