Я подошел к бару. Хозяин задумчиво смотрел в кассовый ящик. Бармен стоял, привалившись к зеркальной стене и сложив руки на груди. Его волосы были уложены в ирландском стиле, как у Тони Кертиса. В конце стойки сидел мужчина лет тридцати в кардигане от «Маркс и Спенсер» и серовато-зеленой рубашке с расстегнутым воротом. Мужчина смотрел на свое отражение в зеркале.
Я поставил на пол сумку и устремил взгляд на бармена. Тот даже не шевельнулся.
– Пинту темного, – сказал я.
Бармен лениво потянулся за кружкой, неторопливо подошел к кранам и начал наливать пиво.
– В стакане, пожалуйста, – сказал я.
Бармен посмотрел на меня, а мужчина за стойкой – на бармена.
– Почему, черт побери, вы не предупредили? – процедил тот, медленно поднимая пивной кран.
– Хотел, но вы так резво бросились обслуживать меня.
Мужчина за стойкой закинул голову и громко рассмеялся.
Бармен посмотрел на мужчину, потом на меня. Это движение заняло у него полминуты. Еще полминуты ему потребовалось на то, чтобы понять, что меня не следует обзывать «остряком хреновым». В конечном итоге он нашел стакан, вылил в него пиво из кружки и долил еще немного из крана. Спустя еще одну минуту увлекательного ожидания пиво стояло передо мной.
– Сколько? – спросил я.
– Шиллинг десять, – ответил бармен.
Я дал ему ровно один шиллинг и десять пенсов, взял стакан и сел на один из пристенных диванов, подальше от всех. Сделав большой глоток, я приготовился ждать. Она могла прийти в любую минуту.
Через четверть часа я подошел к стойке, и резвому бармену пришлось наливать мне еще одну порцию пива. Когда я вернулся к своему месту, где-то наверху зазвонил телефон. Хозяин оторвался от того, что было или чего не было в его кассовом ящике, обошел стойку и поднялся по лестнице. Вскоре он снова появился в зале.
– Здесь есть некий мистер Картер? – спросил он, глядя на меня с тем же выражением на лице, что появляется у всех содержателей пабов, когда им приходится подзывать к телефону кого-то из посетителей.
Я встал.
– Это я, – сказал я.
Не посчитав нужным вдаваться в подробности, я пошел к лестнице. Двигаясь на звуки сериала «Улица Коронации», я добрался до лестничной площадки с таксофоном и взял болтавшуюся на проводе трубку.
– Алло? – сказал я.
– Джек Картер? – осведомилась она.
– Тебе следовало быть здесь четверть часа назад.
– Знаю. Я не смогла.
– Почему?
– Из-за мужа. Он поменялся сменами. С десяти на два. – Я промолчал. – Я обо всем договорилась.
– На какое время?
– На полдесятого.
– Ты достала цветы?
– Да.
Я вытащил сигарету.
– Дорин дома?
– Нет. Она у подруги.
– А с ним кто?
– Не знаю.
– Но он же не один?
– Не знаю.
– Тогда пойди и выясни.
– Не могу.
– Почему?
– Потому же, почему не смогла прийти к тебе.
Молчание.
– Послушай, – сказал я, – когда я смогу увидеть тебя?
– Не сможешь.
– А завтра ты будешь там?
– Нет.
– Послушай…
– Дверь на щеколде, – сказала она. – Он в гостиной.
Она отсоединилась. Несколько секунд я смотрел на молчавшую трубку, потом повесил ее на рычаг, спустился вниз и стоя допил пиво. После этого я взял свою сумку и вышел под дождь.
* * *
Я повернул налево и пошел по темной улице, вдоль которой стояли стандартные домики с крохотными садиками. Над дождем и темнотой скользили тучи, подсвеченные заревом от сталелитейных заводов. Я снова повернул налево на точно такую же улицу. Единственное отличие заключалось в том, что эта заканчивалась дорогой, которая вела из города. Она вилась между заводами и уходила в холмы. В конце улицы я перешел на противоположную сторону, туда, где находился «Гараж и аренда машин Паркера».
Я постучал в стеклянную дверь конторы. Ответа не последовало. Я постучал сильнее. Внутренняя дверь позади картотечного шкафа открылась, и в контору вошел мужчина в рабочем халате и шерстяной шапке с помпоном.
Открыв дверь, он посмотрел на меня, ожидая, когда я объясню, что мне нужно.
– Я хотел бы арендовать машину, – сказал я.
– Надолго? – спросил он.
– На несколько дней, – ответил я. – Я надолго не задержусь.
* * *
Я проехал через город по боковым улицам, параллельным Хай-стрит, и наконец добрался до Холден-стрит, улицы, где, насколько я знал, каждый дом – пансион с ночлегом и завтраком. После похорон Фрэнка я начну действовать, и мне надо где-то жить. Дома нельзя, там Дорин. Не хочу втягивать ее.
Я нашел пансион с гаражом и, припарковав машину перед зданием, прошел по дорожке и постучал в дверь. Дом отличали треугольные окна и крохотная терраса. Верхняя половина входной двери была сделана из матового стекла с бордюром из разноцветных стеклянных квадратиков. Наличники но обе стороны двери представляли собой такие же бордюры, только поуже. Через стекло я увидел приближающуюся тень, и дверь открылась.
Она была ничего. Около сорока, вернее, чуть за сорок, с химической завивкой, чуть тяжеловатым, умело напудренным лицом и большой грудью. Блузка апаш была заправлена в обтягивающую юбку. Строга к «не тем» клиентам, а вот какова она по отношению к «тем»?
У нее был такой вид, будто ей приятно видеть меня.
– Неужели мне повезло? – сказал я.
– С чем? – поинтересовалась она.
– С гостиницей. У вас есть свободные номера?
– Есть.
– Отлично, – сказал я.
Она отошла в сторону, приглашая меня войти. Я колебался.
– Послушайте, – проговорил я, – дело в том, что прямо сейчас, вернее, на эту ночь номер мне не нужен, он понадобится на завтра и на субботу, возможно, и на воскресенье.
Она переступила с ноги на ногу.
– Вот как? – сказала она.
– Да, вот так. Сегодня я переночую у друзей, а завтра – вы же понимаете – это будет неудобно.
– Ее муж назавтра поменялся сменами, верно?
– Ну, э-э, не совсем так, – промямлил я.
– Да, – сказала она, собираясь уходить, – совсем не так.
– Есть еще одна проблема, – сказал я. Она повернулась. – Видите ли, у меня машина. Конечно, ее можно было бы оставить на улице, но я заметил, что у вас есть гараж. Если он пустой, я мог бы поставить ее туда. Сегодня же. – Она продолжала смотреть на меня. – Я заплачу, – поспешно добавил я.
Она еще некоторое время смотрела на меня, прежде чем сказала:
– Да, вряд ли вы можете оставить машину у ее дома, не так ли?
– Спасибо, – поблагодарил я, входя в дом вслед за ней, – вы очень добры.
– Я знаю, – заявила она.
Она стала подниматься по лестнице. С ногами у нее все было в порядке, да и с попкой тоже – мускулистая, крепкая. Если бы она не следила за собой, у нее сейчас была бы огромная тяжелая задница.
Владелица пансиона поднялась наверх и повернулась, а я продолжал разглядывать ее.
– Вы путешествуете? – спросила она.
– Можно сказать и так, – ответил я.
– Понятно, – сказала она, пересекла лестничную площадку и открыла дверь. – Это подойдет?
– О да, – ответил я. – То, что надо. – Я оглядел комнату, давая ей понять, что очень доволен. – То, что надо. – Я вытащил бумажник. – Я заплачу сейчас, если хотите, заплачу и за эту ночь, чтобы номер остался за мной.
– Это будет чудовищной глупостью, – заявила она. – Вы первый постоялец с понедельника.
– Ну, если вы так уверены, – сказал я. – Сколько?
– Пятьдесят за две ночи и завтрак. За гараж хватит фунта. Если решите остаться подольше, дайте нам знать в воскресенье утром.
Я отдал ей деньги. Она сложила купюры и сунула в карман юбки.
– Как я уже сказал, – напомнил я, – я въеду завтра ближе к вечеру.
– Как пожелаете.
– Отлично, – подытожил я.
Мы спустились вниз. У двери она сказала:
– Я открою гараж.
Я завел машину и развернулся. Владелица подняла вверх дверь гаража, и я въехал внутрь.
– Скажите, – спросил я, – а завтра вы будете дома весь день?
– А зачем вам?
– Дело в том, что завтра вечером мне может понадобиться машина.
– Я всегда дома после двенадцати, – сказала она.
– Отлично, – кивнул я. – Замечательно. – Я вышел из гаража. – Еще раз спасибо, – сказал я, поворачиваясь к ней.
Она смотрела на меня без всякого выражения на лице, однако я увидел какой-то намек на эмоции. Возможно, это была улыбка, только эта улыбка оказалась бы саркастической, выпусти она ее наружу. Наконец владелица решила закрыть дверь гаража.
Я вышел на тротуар и повернул к Хай-стрит. Я улыбался. Меня позабавило, как она восприняла меня, когда решила, что со мной все ясно. Не исключено, что ее мнение обо мне может оказаться полезным.
Я был уже у Хай-стрит, когда заметил, что дождь кончился.
Повернув налево, я прошел мимо кинотеатра «Оксфорд» и кондитерской Уолтона. В детстве нам очень нравилось собираться у входа в кондитерскую и наблюдать за окрестной жизнью. Это был лучший подъезд на всей Хай-стрит. Достаточно просторный, чтобы вместить до двенадцати мальчишек, и не очень сильно продуваемый зимой. Пекер Вуд, Артур Коулмен, Пигги Джеклин, Незер Айрис, Тед Роуз, Алан Стемп – мы все любили собираться там перед началом сеанса, и, если у нас не было денег на кино, мы толклись в парадном, пока не наступало время идти домой. Джек Коулмен, Говард Шефердсон, Дейв Петчет. Интересно, что с ними стало?
И, конечно же, Фрэнк. Но о том, что случилось с Фрэнком, я знал.
И собирался с этим разобраться.
Я добрался до Джексон-стрит. На углу, где всегда была бакалейная лавка Роусона, находился тот же самый дом с точно таким же фасадом тридцатых годов, однако покрашен он был в желтый цвет (рамы, деревянная отделка), вместо надписи «Семейный магазин Роусонов» на вывеске строгим шрифтом было выведено: «Шарманка», а вместо бутылок пива из одуванчика и лопуха, стоявших на бледно-желтой гофрированной бумаге, карточек со знаменитыми летчиками и эмблем «Вимто» в витрине теперь была одежда для геев, военная форма и большие фотографии рок-групп. Магазин примыкал к ряду похожих на виллы домиков с эркерами, тянувшихся вдоль одной стороны Джексон-стрит. На противоположном конце улицы, за металлической оградой, находился пустырь, заросший желтой травой. Пустырь ограничивала канава, узкая болотистая траншея, где мы с Фрэнком и другими мальчишками прятались, чтобы нас не было видно из домов, и занимались всем чем угодно. Во всяком случае, я и несколько других мальчишек занимались, а вот после того, как Валери Маршбенкс показала всем свои трусики и назначила плату в пенни за то, чтобы потрогать ее в присутствии Кристины Халл, которой нравилось наблюдать за этим, Фрэнк больше там не появлялся, однако он знал, что там происходит, и, когда я возвращался домой, он продолжал читать свой комикс и молчал, и мне становилось мерзко на душе. Иногда это тянулось так долго, что мама приказывала ему разгладить физиономию, черт возьми, грозя отправить в постель раньше времени, и он вставал, брал свой комикс и уходил, не глядя на меня. А когда я поднимался в спальню, свет обычно был погашен, но я знал, что он не спит, и мне становилось еще хуже оттого, что приходится ложиться спать в темноте и слушать, как он думает. Я всеми силами оттягивал тот момент, когда надо идти спать, потому что он не спал, а потом я сам долго не спал, потому что боялся дышать, зная, что он думает обо мне.
Я прошел Джексон-стрит до конца. Изгородь осталась на том же месте, да и траву не всю вытоптали, а вот канава исчезла, ее засыпали, и теперь на ее месте находился машиностроительный цех. В свете уличного фонаря кирпич, из которого было построено здание, казался желтым. Внутри цеха работал токарный станок – видимо, кто-то остался на сверхурочные.
Я подошел к дому сорок восемь. Шторы, естественно, были опущены, но в эркере горел свет, освещая живую изгородь из бирючины в четырех футах от окна.
Я открыл входную дверь.
На стенах были новые обои, современные, с вершами для омаров, рыболовными сетями и одинокими, вытащенными на берег яхтами – все в светло-коричневых и бледно-зеленых тонах. Он закрыл перила лестницы деревянными панелями, покрасил их и повесил на них картины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29