– В воскресенье? Таким же, как всегда. Пришел вовремя. Работы было много.
Эдди налил себе большую порцию.
– И он ничем – ни словами, ни действиями – не показал, что что-то случилось?
– Нет, ничем. Говорю вам, он был таким же, как всегда.
– Вы не допускаете, что что-то могло произойти в промежутке между вашей последней встречей и тем моментом, когда он напился?
– Ну, не знаю. Думаю, нет. Но если и произошло, то нечто ужасное. А что такого ужасного могло произойти?
– Не знаю, – сказал я.
– Наверное, вы знали бы, если бы такое произошло.
– Не знаю, – сказал я.
Эдди, который выключился из разговора несколько стаканов назад, опять себе налил.
– Отличный мужик, черт побери, – сказал он. – Один из лучших.
– Откуда тебе знать, ты, старый пердун! – вдруг завопила Дорин.
Она стояла в дверном проеме со стаканом в руке. За ней, на кухонном столе, я увидел бутылку. Почти пустую. По лицу Дорин текли слезы. Плащ сидел на ней косо.
– Откуда тебе знать! – немного тише закричала она. – А тебе? А тебе? Особенно тебе, – обратилась она ко мне. – Никто из вас не знал его. А я знала. Он был моим папой.
Последнее слово она произнесла с подвыванием и швырнула стакан в Эдди, хотя я уверен, что она ни в кого конкретно не целилась. Стакан попал Эдди в плечо, и виски выплеснулось на рукав его пиджака. Он вскочил со стула. Я пошел к Дорин. Кейт тоже подскочил, но стакан из руки не выпустил.
– Дорин, дорогая, успокойся, – сказал я.
– Убирайся, – прошипела она, – убирайся прочь.
– Послушай, – сказал я, – я знаю, что ты чувствуешь…
– Нет, ты ничего не знаешь, ничего. Черт, оставь меня в покое!
Она бросилась к двери в холл и распахнула ее.
– Выкатывайтесь! – закричала она. – Давайте выкатывайтесь! Все!
Я подал знак остальным, и они, допив виски, двинулись к выходу. Эдди вытирал рукав носовым платком.
– Подождите меня снаружи, – сказал я. – Я выйду через минуту.
После их ухода я хотел заговорить с Дорин, но она побежала в буфетную. С ногами запрыгнув в кресло Фрэнка, она прижала кулачок ко рту и заплакала.
– Послушай, – сказал я, – я на твоем месте пошел бы поспал.
Она никак не отреагировала на мои слова.
– Мне нужно выйти на час, – сказал я. – Я скоро вернусь.
Тишина.
Я смотрел на нес минуту или две, потом вышел и закрыл за собой дверь.
* * *
Они стояли на тротуаре возле калитки. Эдди продолжал вытирать свой рукав. Когда я вышел, оба посмотрели на меня.
– Очень извиняюсь, – сказал я. – Она тяжело восприняла все это.
– О господи, – воскликнул Кейт, – да не беспокойтесь вы. Ведь она ужасно расстроена, да?
– Да, – сказал Эдди, – бедняжка.
Я вынул из бумажника фунт.
– Вот, – сказал я, – на чистку.
– О нет, мистер Картер, – возразил Эдди. – Я не могу.
Но я знал, что может, и в конце концов он взял деньги.
– Ладно, – сказал я, – давайте где-нибудь выпьем.
Эдди посмотрел на часы.
– Не получится, – сказал он. – Мне нужно быть на работе через двадцать минут.
– А вы? – обратился я к Кейту.
– Я в ажуре. Свободен до шести.
– Я как раз освобожусь к этому часу, – сказал Эдди. В его голосе слышалось сожаление. Ему очень не хотелось отказываться от дармовой выпивки.
Мы с ним пожали друг другу руки.
– Спасибо, что пришли, – сказал я. – Ценю ваше внимание.
В нем снова пробудились эмоции.
– Это самое меньшее, что я мог сделать, – сказал он. – Фрэнк был отличным парнем. Одним из лучших.
– Да, – кивнул я.
Мы постояли еще минуту.
– Так-то вот, – проговорил Эдди.
Он еще раз пожал мне руку и по диагонали перешел дорогу, направляясь в конец улицы. Руки он держал в карманах, полы его незастегнутого плаща развевались на ветру.
– Пошли, – позвал я Кейта.
Мы пошли по улице в противоположную сторону. Угол Джексон-стрит и Парк-стрит, улицы, что вела к Хай-стрит, находился в двадцати ярдах от огороженного пустыря. Кейт машинально завернул за угол, но, увидев, что я продолжаю идти прямо, поспешил за мной.
Я остановился у изгороди и посмотрел туда, где раньше была канава. Двое рабочих тащили к цеху упаковочный ящик. В здании жужжал токарный станок.
Кейт встал позади меня.
– Что там? – спросил он.
– Ничего, – ответил я. – Просто смотрю.
По дороге в «Сесил» я решил позвонить. Кейт ждал меня у будки, привалившись спиной к стене почты. Наконец взяли трубку, и я услышал голос Одри:
– Здравствуйте, говорит Одри Флетчер.
Это означало, что Джеральд дома.
– Я перезвоню, – сказал я. – Скажи Джеральду, что ошиблись номером.
– Извините, думаю, вы ошиблись номером.
– У тебя отличные сисечки, – сказал я.
– Все в порядке, – сказала она и повесила трубку. Мы добрались до «Сесила».
Я хорошо помнил это заведение, хотя прошло около двенадцати лет с тех нор, как я был там в последний раз.
В юности, когда я начал ходить по пабам, мне советовали держаться подальше от «Сесила», говорили, что не надо туда даже заглядывать, что это непристойное место, особенно по субботам, что это – худшее заведение в городе. Кто-то однажды пошутил, что хозяевам «Сесила» следовало бы повесить на двери объявление: «Песни – до десяти, драки – до одиннадцати». Я же начал появляться там сразу после того, как мне было разрешено сидеть у барной стойки. Впервые я пошел туда в пятницу. Все вроде бы было в порядке, никто ни к кому не привязывался. Я вышел в туалет, а когда вернулся, то обнаружил, что столы уже сдвинуты и освобождена довольно большая площадка перед стойкой. Все стояли в полной тишине, некоторые даже взобрались на стулья. На освободившейся площадке стояли восемь мужчин. У одних в руке были разбитые бутылки, у других – стаканы. Они стояли лицом к стойке, на которой замерли с десяток барменов, вооруженных палками.
Главный бар был очень большим – с тех пор я не бывал в более крупных барах. Если зайти через двойную дверь с Хай-стрит, то видишь сотни круглых столиков, диагональными рядами идущие из конца в конец огромного помещения, туда, где чуть ли не в сотне ярдов от входа находится сцена, длинная низкая платформа с полным набором ударных инструментов, пианино и электроорганом «Хаммонд». Всю левую от входа стену занимает барная стойка с восемью двойными кранами. Стойка упирается в сцену – такая она длинная.
Между столиками и сценой лежит узкий ковер шириной двенадцать футов. Ковер постелен и под табуретами у стойки, а также по обе стороны от двери, где тоже стоят столики, по пять с каждой стороны. Они предназначены для обедающих, поэтому основная масса столов остается чистой к тому моменту, когда начинается вечернее представление с певцами, комиками, стриптизом и драками.
Мы с Кейтом прошли к стойке, за которой работали три бармена. Мы оказались единственными клиентами.
Ближайший к нам бармен двинулся в нашу сторону. Он посмотрел на Кейта и кивнул.
– Привет, Кейт, – сказал он.
– Привет, – ответил тот.
Я вытащил бумажник.
– Слушаю вас, сэр, – встрепенулся бармен.
– Давай на «ты», Кейт. Что будешь пить? – спросил я.
– Пинту темного, пожалуйста, – ответил он.
– Две пинты и два больших виски, – сказал я. – Лучше «Беллз», если у вас есть.
– Сию минуту, сэр, – отчеканил бармен и направился к ближайшему крану.
– Большое спасибо, – поблагодарил Кейт.
– Он знает, где ты сегодня был? – спросил я, кивая на бармена.
– Да.
– Тогда почему же он сам не пришел?
– Он здесь работает всего неделю. Виделся с Фрэнком раза два, не больше.
– А другие?
Кейт пожал плечами.
– Не знаю. Кто-то говорил, что постарается прийти. Видимо, времени не было, или работа задержала.
Почему-то на его лице появилось смущенное выражение.
– Значит, Фрэнк был не так уж популярен, – заключил я.
– Я бы так не сказал. Просто он никому не навязывался. Ну ты понимаешь.
– Чем же он заслужил такую безграничную любовь окружающих?
Кейт опять пожал плечами и нахмурился. Подошел бармен с напитками.
– Что пожелаете к виски, сэр? – спросил он.
– Имбирный эль, – ответил я. – Сколько с меня?
– Пятнадцать шиллингов и пять пенсов, сэр.
– Выпейте с нами.
– О, благодарю, вы очень добры, сэр. Если позволите, я выпью «Макисон».
Он принял деньги, мы взяли стаканы и перебрались от стойки за ближайший к двери столик. Я сразу выпил виски и пригубил пиво. Кейт угостил меня сигаретой, и мы закурили. За окном проносились машины. Время от времени ветер яростно набрасывался на входную дверь, заставляя ее дребезжать.
– Кейт, – сказал я, – насколько вы с Фрэнком были дружны?
Он задумчиво вытянул вперед верхнюю губу.
– Ну, знаешь ли, я уже говорил: мы вместе работали. Познакомились год назад. Когда я устроился на работу.
– Да, – сказал я, – помню. Но насколько хорошо ты его знал?
Он опять нахмурился.
– Ну, мы часто разговаривали, когда наступало затишье, о футболе, об общем положении дел в мире. В общем, обо всем в этом роде.
– Ты заходил к нему домой после работы?
– Нет, мы общались только в рабочее время.
– И никогда не встречались в пабе, чтобы выпить по стаканчику?
– Нет. Ничего такого. Однажды я столкнулся с ним в «Короне», и мы вместе пропустили пару порций, но эта встреча была случайной.
– А с кем он был?
– Со своей подружкой, Маргарет.
– Он когда-нибудь рассказывал тебе о ней?
– Нет.
– Тогда откуда тебе известно, кто она?
Он озадаченно посмотрел на меня.
– Да ее все знают. Тем более в пабах.
Я сделал глоток.
– Я бы назвал ее шлюхой, – сказал я. – А ты что думаешь?
И опять в его глазах появилось озадаченное выражение.
– Ну, не знаю.
– Да ладно, – махнул я рукой.
– Гм, да, я бы тоже.
– И всем известно, что она шлюха, верно?
– Очевидно.
– Тебе это известно, – сказал я. – А Фрэнк знал?
Он отпил пива.
– Не знаю.
– А ты не посчитал нужным предупредить его?
– Разве такое было возможно, а? Как бы то ни было, он наверняка знал. Вообще-то она не отличалась особой скромностью.
– Понятно, – сказал я. – Понятно.
Я глотнул пива.
– Фрэнк когда-нибудь рассказывал тебе о своей подружке?
– Нет.
– А ты знал, что у него есть подружка?
– Ну догадывался. Из-за девочки.
– Значит, ты знаком с Дорин?
– Сегодня я увидел ее впервые.
– Фрэнк рассказывал тебе о ней?
– Да.
– И что же?
– Ну, он рассказывал, что делал для нее. Обустроил спальню. Поклеил новые обои, потому что ей хотелось что-нибудь более яркое. Все в таком роде. Ему нравилось рассказывать о ней.
– Она, черт побери, была для него всем, – сказал я. Кейт промолчал. – Его жена – Фрэнка, я имею в виду, – она была из тех женщин, которых можно увидеть на торговой улице с фирменным пакетом в руке, шарфиком вокруг шеи, очками на носу и сигаретой в зубах. Она была простой, как веник. И выглядела так, причем еще до свадьбы. Всем своим видом она давала понять, что даст Фрэнку только один раз, в первую брачную ночь, и что на большее ему рассчитывать нечего. Насколько я помню, она не снимала очки, хотя они нужны ей были только для чтения. Однако Фрэнк все же женился на ней. – Кейт внимательно смотрел на меня. – И знаешь, что произошло? В соседний дом въехали какие-то темнокожие. Пакистанцы. Однажды Фрэнк на работе поранил руку и вынужден был идти в больницу. Ему наложили швы, и он пошел домой. А ее дома не оказалось. Он пошел искать ее на улицу. Но и там ее не оказалось. Он возвращался домой, когда увидел, как она выходит из дома пакистанцев. Сначала он ничего не понял. Она заметила его и побежала прочь, и тогда он все понял. Он отловил ее, притащил домой и избил до полусмерти. Через несколько дней пакистанцы съехали, перебрались то ли в Лидс, то ли куда-то еще. И она уехала с ними. Это случилось, когда Дорин было семь.
– Черт, – покачал головой Кейт. – Неудивительно, что он никогда о ней не рассказывал.
– А знаешь, что она сделала? – спросил я. – Уже после этого?
– Что?
– Через несколько дней после отъезда она прислала Фрэнку письмо. Он получил его перед похоронами нашего отца. Я тоже приехал на похороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29