– Теперь, когда ты испытан огнём, мой брат, ты получишь военный головной убор со шлейфом. Ты знаешь, что каждое из перьев символизирует какой-нибудь из подвигов воинов нашей группы. Преумножай же великие поступки сам и помогай быть героями другим!
Мне вручили связку перьев совы, основание которых было расцвечено красным, и объяснили, что на церемониях Высокие Люди украшали себя исключительно совиными перьями. Мне дали также семь стрел, оперения которых тоже были из перьев совы.
Я послал одного из молодых людей к моему табуну и сказал ему, чтобы он выбрал любую лошадь для общего табуна Высоких Людей. Затем я обратился к самому старшему из них и просил его смастерить мне боевой свисток из кости орла и погремушку для танцев.
Так я сделался носителем шлейфа.
После моего столкновения с Молодым Волком ко мне почти перестал приходить Медвежий Бык. В бою я действовал без его помощи. Всего два раза я видел его перед началом сражений. Он сидел на неподвижном чёрном коне и держал в руке длинное копьё, с которого свисали шкурки мелких животных. Оба раза на земле возле него сидел белый волк.
Однажды во сне ко мне явился юноша со скорбным лицом. Он появился ниоткуда, словно умело таился в траве и теперь вдруг поднялся во весь рост. В темноте на его одежде смутно различались узоры племени Поуни.
Я был твердо уверен, что сплю и вижу чужака во сне, поэтому я не бросился за оружием.
– Ты пришёл от Волков, – сказал я ему на моём языке, – что тебе нужно?
– Ты не ошибся. Я из племени твоих врагов, – ответил странный юноша, и я не удивился, что понял его, словно он говорил на языке Лакотов. Иначе не могло быть. Он пришёл не случайно, и пришёл не из нашего мира. Я знал это.
– Меня зовут Пахукатава, – сказал он, и я увидел, что губы его не открываются. – Пять зим назад люди твоего племени убили меня на берегу Волчьего ручья, когда я охотился на бобров… Тогда ко мне приблизились бобры и сказали: «Его тело умерло, но он не готов отправиться по Дороге Призраков». Бобры позвали волка и повторили ему свои слова. После этого волк приблизил ко мне свою морду и стал сильно дышать мне в рот. Я увидел, как часть меня поднялась над моим телом и села рядом с ним. Волк продолжал дышать мне в рот и пел песню: «Душа твоя не готова к путешествию по тропе мёртвых, но тело твоё исчерпало свои силы. Ты будешь жить возле людей, пользуясь силой животных. Поднимись, брат мой, и иди». Я вернулся в моё племя, поговорил с братом, матерью. Вождь Большой Топор услышал от них, что я не умер, и просил меня навестить его. Он сразу понял, что я живу в мире духов и что мне доступны особые силы. Я стал помогать им в борьбе против вашего племени. Но через какое-то время они сказали, что победами своими обязаны вовсе не мне, но исключительно своему умению. Они перестали встречать меня с уважением. Они начали говорить со мной, как с жалким лгуном, который выдавал себя за умершего. Они позабыли о том, что человек – лишь тень, брошенная на землю более могущественными существами. Они отступили от Великого Духа и отдали себя во власть земных дел. Мой народ перестал понимать, что жизнь – только игра теней, я решил проучить их и встать на вашу сторону. Пусть война станет для них страшной действительностью
Он замолчал и опустился на корточки. Ноги он согнул в коленях, а руки положил между ними, став похожим на сидящего пса.
– Ты можешь возглавить отряд против моего племени хоть завтра, и я буду рядом, – сказал Пахукатава, – я буду помогать твоим воинам.
Он выгнул спину и вытянул руки вперёд, не отрывая их от земли. Свет костра стал ярче в этот момент, и я увидел, что передо мной лежал вовсе не человек, но волк белой окраски.
Именно этого волка я видел несколько раз возле священного для меня места, где лежал на большом гладком камне череп убитого мной чёрного медведя. Белый волк был символом войны Поуней. Он давно следил за мной, принюхивался, подходил совсем близко, но не открывался. На этот раз он принял человеческий облик, чтобы поведать мне о себе.
Много раз после этого я видел Пахукатаву. Он появлялся на стоянках наших военных отрядов, когда мы возвращались из набегов на Поуней и раскрашивали себя перед торжественным въездом в нашу деревню. Я никому не рассказывал о нём, но слышал, что он приходил ещё к нескольким воинам. Многие из тех, которые не знали ничего об убитом юноше, тоже не раз обращали внимание на бегающего неподалёку от места сражения белого волка. Прыгающий Лосось, Деревянный Щит, Выдра и Крадущийся-По-Земле видели этого белого волка. Временами он запрокидывал косматую голову и протяжно выл, словно исполняя волшебную песню. Я видел, как наши враги бросались наутёк, заслышав его голос.
Сегодня я знаю, что Пахукатава был очередным этапом моего становления. Он пришёл ко мне не для того, чтобы сделать меня более великим воином, но чтобы лишний раз указать на значимость невидимого мира.
Охота

Стойбище недавно пробудилось, и в мягкой синеве воздуха там и сям уже начинали раздаваться крики детишек. Утренняя безмятежность быстро сменялась дневным гомоном. Повсюду зашевелились фигуры, разбредаясь по деревне.
Люди, которых называли Смотрителями деревни, собрались в своей палатке и неторопливо обсуждали вопросы первейшей необходимости, в то время как несколько человек из их группы (более низкие рангом) бродили по стойбищу, высматривая собаку пожирнее – ей предстояло пойти в обеденный котёл Смотрителей. Впереди важно шествовал юноша со свисающими почти до земли волосами. Он вдруг быстро обогнул одну из палаток, коротко взмахнул могучей палицей и ударил взвизгнувшего лохматого пса, который, поняв намерения индейца, попытался ускользнуть. Тяжёлый круглый набалдашник палицы проломил рыжую голову между прижавшихся ушей. Собака считалась у Лакотов большим лакомством, и никто не мог запретить Смотрителям совершить такое убийство. Хозяин, желая спасти свою псину от такой участи, мог лишь вовремя спрятать её в палатку или отогнать её подальше от деревни. Если же кто-то пытался удержать Смотрителей, то они могли устроить ему нешуточную взбучку.
Воинские общества играли в повседневной жизни кочевников важнейшую роль. Если принять во внимание вспыльчивость дикарей, которая обычно лежала в основе их поступков и толкала на самые безрассудные шаги, то можно смело сказать, что власть воинских организаций была единственным фактором, способным сдерживать пыл индейцев. Мужчина гордился своими деяниями и называл их подвигами, хотя нередко это были просто выходки самодовольного эгоиста, который ставил перед собой единственную цель – хоть в чём-нибудь превзойти соплеменников. Желание доказать, что его храбрость или ловкость были выше, чем у других, зачастую ставило под угрозу спокойствие и даже благополучие всей общины. Ведь случалось, что жаждущие приключений и крови юноши отправлялись в набег на соседнее племя в то время, когда вожди считали целесообразным воздерживаться от военных действий. Остановить подобных головорезов могли только строгие правила, исполнявшиеся неукоснительно. Виновных избивали, резали на куски их одежду, ломали их оружие, иногда убивали их лошадей. Родители всегда приводили своих детей смотреть на это, чтобы с малолетства в их сознание впечатывались необходимые знания.
Смотрители выдвигались лишь на время общего стойбища различными воинскими обществами. Они строго следили за тем, чтобы во время соединения мелких общин в общий лагерь ни одна семья и никто из охотников самовольно не покидал деревню. Племя готовилось к большой охоте и проводило тщательные приготовления, усилия шаманов и разведчиков не могли затрачиваться напрасно. Всякий, кто осмеливался самостоятельно выйти за пределы лагеря, ставил под угрозу удачный исход охоты, так как охотник легко мог спугнуть стадо, которое выслеживали высланные вперёд наблюдатели. Такого нарушителя общего порядка нередко избивали до потери рассудка, а в случаях, когда он действительно отпугивал животных, могли даже убить.
На таких суровых правилах строилась вся жизнь кочевников, обеспечивая строгое соблюдение общественного порядка.
В тот день большой охотничий лагерь снялся с места и отправился в сторону, где разведчики обнаружили громадное стадо бизонов, медленно, подобно чёрной лаве, перетекавшее через холмы.
Охотники уже ускакали, оставив женщин и стариков, чтобы они спокойно свернули палатки и последовали за мужчинами к месту охоты. Отряд Смотрителей разбился на несколько маленьких групп, и теперь они двигались на достаточном расстоянии от охотников по обе стороны и впереди, следя за тем, чтобы никто из особо горячих юношей не проявил поспешности и не спугнул стадо.
Индейцы были раздеты, оставив на себе лишь лоскуты набедренных повязок да колчаны со стрелами. Они мчались к урчащему стаду, взяв в левые руки луки и вложив в них стрелы. Их охотничьи лошади неслись к бизонам во всю прыть, они не нуждались в управлении, приученные забегать справа от быка и скакать рядом до тех пор, покуда громадное животное не рушилось на землю.
Странный Медведь врезался в чёрный поток бизонов, текший между холмами и временами накатывающий на склоны гудящими волнами. Оказавшись посреди стада, под которым содрогалась земля, Медведь в мгновение ока подлетел к жирной корове и вогнал в неё две стрелы. Сердце его учащённо билось от захватившего его азарта и восторга.
Стадо разделилось. Основная часть продолжала бежать неуклонно вперёд, а несколько групп голов по пятьдесят кинулись куда-то влево, то рассыпаясь на ещё более мелкие кучки, то вновь собираясь в общую массу. Многие охотники пустились именно за этими бизонами, так как знали, что вскоре путь животным преградит отвесный берег реки, на котором рогатые великаны найдут свой конец. Добыча обещала быть богатой. Теперь всадники не стреляли, но с особым остервенением кричали, вселяя в коров ужас.
Внезапно тёмно-коричневые волны обезумевшего стада, катившиеся вперёд, забурлили и прекратили свой стремительный бег: это первые ряды бизонов сорвались вниз, а следовавшие за ними пытались повернуть обратно, но могучая лавина давила сзади и сбрасывала коричневые тела в пропасть. Животные в величайшем смятении бились друг о друга, но продолжали двигаться вперёд, стараясь увернуться от кричавших охотников, которые умело теснили их к отвесному берегу. Некоторые быки с яростным рёвом кинулись на всадников, почувствовав, что эти хрупкие фигурки на лошадках гораздо проще смести с пути, чем мычавшую груду своих рогатых собратьев.
Странный Медведь отъехал чуть в сторону вместе с тремя другими Оглалами и наблюдал за грандиозным побоищем. Такое зрелище могло предстать Лакотам лишь во времена их предков, когда они жили далеко от этих мест, не владели лошадьми и всегда добывали мясо, загоняя бизонов в ловушку и сбрасывая со скал.
Золотистая от солнца пыль, которая до этого заволокла всю округу, медленно стала отплывать, уносимая мягким ветром, и открывала пространство, по которому зигзагами носились немногие бизоны, сумевшие повернуть обратно.
Дикари направили своих скакунов к более пологому спуску и вскоре добрались до места, где вдоль реки на несколько сотен метров были навалены ещё дёргавшиеся в агонии туши. Многие из них при падении распороли друг другу рогами брюхо, и кишки медленно растекались по их косматым телам и по скользким от крови камням. В прохладный осенний воздух от темнеющих туш, из которых кое-где повылезали в побитые бока рёбра, поднимался пар.
– Удачный день, – довольным голосом воскликнул Крадущийся-По-Земле, сдерживая хрипящего жеребца возле Медведя.
– Да, Великий Дух милостив к нам. Мяса у нас теперь вдоволь. Зима не будет голодной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46