Подумай, посмотри там все хорошенько. А потом поговорим. Я же не буду заставлять тебя делать то, что тебе противно. Но только откровенно, хорошо? И помни, что иногда мне приходится бывать в не очень-то приятных местах, где в меня стреляют. Так что жизнь со мной имеет и отрицательные стороны.
— Ну и что?
— И у меня самого тоже есть отрицательные стороны.
— Ну да?
— Но запомни только одно: если один из нас вдруг начнет бояться, что честность причинит другому боль, мы сразу же откатимся в наших отношениях назад. Сейчас я просто пытаюсь разобраться, что будет лучше для нас обоих. И для Сюзан тоже.
Он кивнул.
— Если уж мы зашли так далеко, то знай: я не собираюсь вышвыривать тебя из гнезда, пока ты не научишься летать. Понимаешь?
— Да.
— И когда я говорю тебе, что нужно делать, можешь доверять мне. Ты знаешь это?
— Да.
— Хорошо. Ну что, хочешь еще раз прогуляться под дождем?
— Да.
— Знаешь, я помешан на ореховых пирожных. Если ты сбегаешь на Бойлстон-стрит и купишь парочку, да еще захватишь пару стаканчиков кофе, а потом поторопишься сюда, чтобы кофе не остыл, тогда я может успею закончить до обеда.
— В общем-то, насколько я знаю, вы помешаны на здоровой пище, — ухмыльнулся Пол.
Я дал ему пять долларов. Он надел желтый дождевик, который я ему недавно купил, и ускакал.
Я позвонил в Чикаго своему старому приятелю Флэерти из страховой компании “Колтон”. Он сообщил, что они страховали имущество Элейн Брукс, но спустя полгода дом сгорел, и, хотя все и догадывались, что это самый настоящий поджог, никто ничего не смог доказать. Поэтому они выплатили страховку, но между собой решили больше не страховать у себя эту Элейн Брукс.
— Дело в том, — объяснил он, — что если там был поджог, то наверняка было и убийство. В доме находились двое людей, скорее всего нищих, их заперли, и они так и не смогли выскочить из огня. Нашли только обуглившиеся кости да обгоревшую бутылку из-под муската.
— Спасибо, Джек, — поблагодарил я и аккуратно записал информацию.
— Спенсер, может у тебя есть что-то по этому делу? — спросил он.
— Нет. Я занимаюсь совсем другим случаем, это просто побочная линия, понимаешь?
— Слушай, а почему бы тебе не поработать на нас? Хоть сегодня дам тебе кучу дел.
— Ага. И все такие же интересные, — усмехнулся я.
— Зря шутишь, деньги очень приличные.
— Деньги — это еще не все, Джек.
— Может и не все, но их постоянно приходится тратить. Как сперму во время секса. А значит и постоянно пополнять запасы.
— Что-то у тебя не стыкуется в этом аргументе. Но я сейчас не могу думать. Лучше позвоню позже, хорошо?
— Не пропадай, — сказал Флэерти и повесил трубку.
Убийство. Ничего себе. Все лучше и лучше. Или хуже и хуже, смотря с какой стороны смотреть. С той, на которой стоял я, информации было вполне достаточно, чтобы зажать Мэла Джакомина в угол.
Пол приволок кофе и пирожные. Мне простые. Себе — с кремом. Я позвонил еще по нескольким номерам. Все складывалось как нельзя лучше. Джакомин был замешан в серии поджогов. Не вызывало сомнений участие в этих же делах и Коттона, хотя пока у меня еще не было доказательств.
В половине третьего прибыла Сюзан. На ней была легкая фетровая шляпа с опущенными полями, широкий кожаный плащ и туфли на высоком каблуке. Я бы и сам с удовольствием поехал с ней в эту школу.
— Это будет проверка, — улыбнулся я. — Если преподаватели не попытаются соблазнить тебя, значит они и вправду все педики.
Сюзан поморщилась.
— Я скажу им, какой ты у нас крутой парень. Может они задумаются, прежде чем приставать. А мы тем временем и удерем.
— А если они захотят соблазнить меня? — ухмыльнулся Пол.
— Ну, тогда это будет еще одним доказательством, — кивнул я.
Они уехали, а я снова уселся за телефон. По-прежнему никаких неожиданностей.
Я сделал последние пометки, достал несколько листков чистой бумаги и аккуратно перепечатал все имеющиеся сведения. Потом спустился в копировальную контору, сделал две копии и, вернувшись, подшил оригинал в дело. Вторую копию запечатал в конверт и отослал самому себе по почте. Третий экземпляр сунул в карман, чтобы он был постоянно под рукой. А может еще и для того, чтобы показать Мэлу Джакомину, когда буду выдвигать свои требования.
Я взглянул на часы. Двадцать минут пятого. Пора кончать ковыряться в бумажках.
Я запер контору, сел в “Бронко” и поехал в порт. Генри Чимоли сидел в своем кабинете в спортивном клубе “Харбор”. На нем были белые брюки, кроссовки и белая майка. Он походил на жокея мирового класса. На самом же деле он был лучшим в штате боксером легкого веса и однажды продержался целых пятнадцать раундов против самого Уилли Пепа, проиграв только по очкам. Под майкой бугрились тугие узлы мускулов, а все тело напоминало сжатую пружину.
— По-моему, малыш, сегодня ты успел только к шапочному разбору, — усмехнулся Генри.
— А что, уже так поздно?
— Вообще-то, да.
Я пошел в раздевалку и переоделся. Зал был битком забит тренажерами, штангами и гантелями. В глубине висела большая и две маленькие груши. Стены украшали зеркала. Я размялся и приступил к жиму лежа.
Около семи, когда я уже почти закончил тренировку, вошел Хоук. На нем были хлопковые спортивные брюки и высокие боксерские туфли. В руках он держал скакалку. Из кармана торчали боксерские перчатки. Он кивнул мне, размялся и начал прыгать через скакалку. Он прыгал около получаса, постоянно меняя темп.
Я закончил тренировку со штангой и перешел к маленькой груше. Хоук повесил скакалку и начал работать на соседней груше. Как только я начинал чуть сбрасывать темп, он тут же, наоборот, принимался молотить изо всех сил. Я улыбнулся и начал насвистывать “Милашку Джорджию Браун”. Хоук кивнул и тоже застучал в ритм. Мы начали бить по очереди, чередуя такт. Словно дуэль двух барабанщиков из далеких сороковых. Хоук взвинчивал темп. Я налегал еще сильнее. Хоук бил локтями. Я выписывал серии то одной правой, то левой. Вокруг собралась толпа. Меня охватил дух соревнования. Зрители то и дело посылали нам приветственные крики, и вскоре все уже хлопали в ладоши, вместе с нами отбивая ритм. Мы с Хоуком выделывали немыслимые финты, в зале стоял дикий шум. Наконец, в дверях появился Генри и, обращаясь к Хоуку, громко крикнул:
— К телефону!
Хоук оттарабанил последнюю серию, я ответил тем же. Он расплылся в широкой улыбке и пошел к телефону. Зрители разразились овациями.
— Эй, — крикнул я ему вслед. — У моего папаши есть коровник, может устроим там небольшое шоу!?
Хоук исчез за дверьми, а я перешел к большой груше. Когда он вернулся, его улыбка уже не была такой широкой, но лицо все еще светилось от удовольствия.
— Смотрю, тебе понравилось, — ухмыльнулся он, подойдя ближе.
— Ты свободен, — бросил я. — Не прошел отбор.
— Слушай, это ты там недавно устроил переполох у Гарри Коттона, да?
— Да, поболтал с ним немного, — ответил я, проведя мощный хук справа.
— С такими любезными разговорами ты точно добром не кончишь. Гарри рвет и мечет от злости.
— Что-то он сильно чувствительный, — ухмыльнулся я. — Можешь позвонить ему и сказать, что от него смердит.
— От него и правда смердит, — кивнул Хоук. — Это точно.
— Ты с ним знаком?
— Конечно. Гарри — важная птица в городе.
— Это он звонил?
— Ага. Просил надрать тебе задницу. — Хоук широко улыбнулся. — Спрашивает: “Ты его знаешь?” Я говорю: “Да вроде знаю. Видел пару раз”.
Я провел быструю серию.
— И сколько же он предлагает?
— Пять косых.
— Нууу, это меня просто оскорбляет.
— Можешь мной гордиться, — кивнул Хоук. — Я ему так и сказал. Сказал, что меньше, чем за десять, не соглашусь. Он ответил, что любой будет счастлив сделать это и за пять. Я сказал, что любой будет счастлив сделать это и за бесплатно, но не сможет, потому что здоровьем не вышел. Так что десять кусков минимум. Он сказал “нет”.
— Гарри всегда был скрягой, — махнул я рукой.
— Я тоже ответил “нет”. Можно сказать, опять тебя спас.
— Во всяком случае, от себя. — Я разразился градом нижних ударов.
Хоук чуть придержал грушу.
— Гарри наймет какую-нибудь дешевку, — сказал он. — Лучших просто не знает. Ты наверняка их уроешь и ... — Хоук развел руками. — Знаешь, мне все равно сейчас делать нечего. Может я пошляюсь с тобой немного.
— А сколько будет стоить расправиться с нами обоими?
— Где-то тридцать два миллиона баксов.
— Ну, на это уж у Гарри точно денег не хватит, — усмехнулся я.
Глава 29
В девять часов вечера я подъехал к дому Джакоминов в Лексингтоне. Взломал заднюю дверь, вошел и включил свет. В спальне Пэтти Джакомин стоял небольшой секретер на тонких витых ножках. На нем красовался ее портрет в кожаной рамке. Я открыл дверцу, придвинул поближе стул и принялся перебирать содержимое. Когда я жил в этом доме, Пэтти выписывала здесь чеки. В секретере и не было ничего, кроме счетов да чеков. Единственное, что я знал о ее пристрастиях, кроме, конечно, милашки Стивена, были ее периодические поездки в Нью-Йорк.
Через полчаса я нашел то, что искал: квитанции “Американ-Экспресс”, датированные с интервалом в месяц. Это были счета за номера нью-йоркского отеля “Хилтон”, которые она оплачивала карточкой “Американ-Экспресс” и почему-то сохраняла. Вообще-то я заметил, что она сохраняла все квитанции, так что в этом не было ничего удивительного. Просто она не знала, что может потом пригодиться, и копила все подряд.
Я осмотрел дом и, не найдя больше ничего достойного внимания, забрал квитанции, прихватил портрет Пэтти, выключил свет и удалился.
Весенняя ночь в Лексингтоне дышала тишиной и спокойствием. Дождь перестал. В домах горел свет, многие окна были открыты. До меня доносились обрывки голосов и звук телевизора. Было уже поздно, но из некоторых домов все еще пахло недавно приготовленным ужином. Когда я шел к машине, мимо меня пробежала кошка и, легко перепрыгнув через забор, исчезла в соседнем дворе. Я вспомнил о Гарри Коттоне и потрогал находящийся на бедре пистолет. Но улица была пуста. В свете фонарей кружились ночные бабочки. Кошка снова запрыгнула на забор и, задрав голову, с интересом уставилась на бабочек. Обыкновенная рыжая кошка с белой манишкой на груди и белыми кончиками лап.
Я сел в “Бронко”, запустил мотор и двинулся по Эмерсон-роуд. По приемнику снова передавали бейсбол. Все те же привычные звуки: гул возбужденных болельщиков, голос комментатора, стук биты по мячу.
Было уже около полуночи, когда я наконец добрался до дома. Сюзан и Пол смотрели телевизор. Крутили какой-то фильм.
— Если хочешь есть, возьми на кухне, — бросила Сюзан.
Я взял бутерброд, открыл банку пива и вернулся в гостиную. Фильм назывался “Американец в Париже”.
— Ну, как школа? — спросил я.
— Председатель приемной комиссии просто болван, — вздохнул Пол.
Я перевел взгляд на Сюзан.
— Печально, но факт, — кивнула она. — Собрал в себе все, что ты только мог представить.
— Голубой?
— Голубой, придурковатый и с гонором.
— Сюзан наорала на него, — добавил Пол, сверкая глазами.
Я посмотрел на Сюзан.
— Обыкновенный напыщенный хам, — согласилась она.
— Ну теперь-то он уже хотя бы знает об этом?
— Да, она ему сказала, — кивнул Пол.
— Испугался?
— Наверное, — усмехнулась Сюзан.
— Ничего, — сказал я. — Надо полагать, это не единственная школа в мире.
По телевизору показывали какой-то танец. Пол подался вперед и замер. Я доел бутерброд и допил пиво. Потом отправился на кухню, выбросил пустую банку и сунул тарелку в посудомоечную машину. Умылся и вернулся в гостиную. Шла какая-то коммерческая программа.
— Когда-нибудь был в Нью-Йорке? — спросил я у Пола.
— Нет, — помотал головой он.
— Хочешь, завтра съездим?
— Хочу.
— А ты, ненаглядная моя? — обратился я к Сюзан.
— Я уже была.
— Знаю. А еще хочешь?
— Да.
Я откинулся в кресле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23