Она приготовила сандвичи и кофе, подала печенье. Они сидели за столом с прямыми спинами, поглощая пищу, и Мэри завела разговор о предстоящем сезоне. Было три или четыре актера, работавших у них в прошлом году, с которыми следовало бы снова наладить контакт: их они особенно хотели вернуть. Грофилд поддерживал разговор и изо всех сил старался сохранять нормальный голос, блестя глазами, когда взгляд падал на противоположную стену. Он думал, что ему это вполне удается, когда Мэри вдруг сказала как о чем-то само собой разумеющемся:
— Вряд ли есть какой-то смысл упрашивать тебя, чтобы ты не пускался за ним в погоню.
Грофилд посмотрел на нее с удивлением.
— Я не знаю, как мне поступить, — признался он. — Но знаю, что мне не хочется оставлять тебя здесь одну.
— Я уеду в Нью-Йорк, — сказала она. — Помнишь, Джун говорила, что мы всегда можем у нее остановиться, если будем в городе. Я отправлюсь туда и встречусь кое с кем из людей, которые пригодятся нам в этом году.
— У нас по-прежнему нет денег, — напомнил Грофилд.
— Ты их достанешь! — Она выпалила это не задумываясь, будто тут не было никаких вопросов.
— Так ты не против съездить в Нью-Йорк?
— Конечно нет... Алан?
Он ничего не мог прочесть на ее лице.
— Что?
— Пожалуйста, не уезжай сегодня, — сказала она. — Пожалуйста, побудь до завтра.
Удивленный, он понял вдруг, что судорожно перебирает в голове различные способы сказать ей, что должен ехать немедленно. Как будто и в самом деле в этом была какая-то необходимость.
— Спешить некуда, — сказал он. Внезапно выражение его лица изменилось, он перестал сверкать глазами и улыбнулся самым естественным образом. Он дотянулся до ее руки, взял ее в свои и проговорил: — Я не уеду, пока ты не будешь к этому готова.
Глава 3
Грофилд вставил левую ногу в стремя и забрался в седло. Удерживая левой рукой ненатянутые поводья, посмотрел вниз, на конюха, который вывел для него эту чалую кобылу, и сказал:
— Так ты передашь мистеру Реклоу, когда он вернется с ленча?
Конюх, поджарый седобородый старик, считавший себя Гэбби Хейсом, кивнул с раздраженным видом:
— Я же сказал, что передам.
— Что ты ему скажешь?
— Вы здесь. Ваше имя — Грофилд. Вы — друг Арни Барроу.
— Правильно. — Грофилд окинул взглядом лесистые холмы, тянувшиеся за конюшней. — Где мне его ждать?
— Видите вон тот вяз, в который ударила молния, на краю луга?
— Кажется, вижу.
— Держитесь слева от него и двигайтесь в глубь леса. Там выйдете к водопаду.
— Отлично, — сказал Грофилд. Он поднял поводья. Конюх кивнул на кобылу:
— Ее зовут Гвендолин.
— Гвендолин, — повторил Грофилд.
— Будете хорошо с ней обращаться, — сказал конюх, — и она тоже будет с вами хорошо.
— Я это запомню. — Грофилд снова поднял поводья, слегка пришпорил кобылу, и она, изящно ступая, подошла к вывеске перед конюшней, гласившей:
"АКАДЕМИЯ ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ РЕКЛОУ
Уроки верховой езды.
Почасовой прокат
Лошади содержатся в конюшне"
— Но, Гвендолин! — негромко сказал Грофилд. Он никогда прежде не говорил лошади «но», но ему нравилось это сочетание звуков.
Лошадь оказалась более живой, чем ее имя, и понесла Грофилда по лугу быстрой рысью, двигаясь с резвостью спущенного с привязи щенка. Она доставляла Грофилду такое удовольствие, что он не сразу направился к водопаду, а пустил ее легким галопом по лесистой долине, на которой местами попадались открытые, залитые солнцем поля, поросшие буйной весенней травой. Дважды он видел вдалеке двух всадников: и тот и другой вели своих лошадей гораздо более осторожным шагом, чем он. К востоку от Миссисипи верховая езда превращалась в забытое искусство — наподобие наскальных рисунков. Неудивительно поэтому, что Реклоу приходилось изыскивать другие источники доходов, помимо тех, что приносила Академия верховой езды.
Когда они приехали к ручью, мелководному и быстрому, с каменистым руслом, Гвендолин выказала желание попить.
Грофилд спешился и попробовал воду сам; она оказалась такой холодной, что у него заныли зубы. Он поморщился и снова сел верхом:
— Тебе это не пойдет на пользу, Гвендолин. Поехали дальше.
Ручей пересекал его путь справа налево. Соответственно он повернул влево и двинулся вдоль ручья вверх по холму, позволив Гвендолин идти шагом, после того как она затратила столько усилий.
Водопад, когда он доехал до него, оказался узким, но удивительно высоким. Ему пришлось совсем удалиться от ручья и описать приличный полукруг, чтобы въехать на вершину по склону. Проделав это, он обнаружил по обоим берегам открытую местность, покрытую глинистым сланцем; на ней никого не было видно. Он снова спешился и оставил поводья волочиться по земле, зная, что хорошо воспитанная лошадь приучена оставаться на месте, когда поводья находятся в таком положении. Он стоял в солнечном свете на желтовато-коричневом плоском камне и смотрел вниз, на долину, на зеленые заросли с вкраплениями открытых лугов. Время от времени там виднелись всадники, и здесь, на вершине, вполне можно было поверить, что двадцатого столетия никогда не было. Здесь, в Западной Пенсильвании, менее чем в пятидесяти милях от Гаррисберга, он мог стоять вот на такой возвышенности, смотреть на север и видеть в точности то же самое, что четыреста лет назад увидели бы отсюда индейцы. Ни тебе машин, ни дыма, ни городов.
Хорошо, что он не уехал прошлой ночью. То, что он провел ночь с Мэри, успокоило его, сделало его ярость менее неистовой. В нем жила все та же решительность, но без прежней одержимости. Хорошо, что он от этого избавился, не то порывистость и нетерпеливость сделали бы его уязвимым и незащищенным.
Водопад был громким и неутомимым, поэтому Грофилд не расслышал, как подъехал Реклоу. И повернул голову уже в тот момент, когда тот слезал с большой серой в крапинку лошади, рядом с которой Гвендолин смотрелась ослицей. Реклоу пошел уже седьмой десяток, но он был высок, худ и прям и издали сошел бы за тридцатилетнего. Лишь лицо, прорезанное морщинами, глубокими, как борозды на вспаханном поле, выдавало его. В молодости он был работником на ранчо; потом, в тридцатые и сороковые годы, каскадером и статистом в ковбойских фильмах. Он никогда не имел никаких политических взглядов, но сохранял личную преданность тем, кого считал своими друзьями; и, когда в стране наступило время черных списков, у человека с такими представлениями о дружбе, как у Реклоу, неизбежно начались неприятности. В начале пятидесятых он оставил Западное побережье, отправился на восток, в Пенсильванию, и купил эту Академию верховой езды, что давало ему заработок, но не слишком большой. Ныне Реклоу хранил верность почти исключительно своим лошадям и получал своего рода моральное удовлетворение от того, что подрабатывал на их содержание, преступая рамки закона.
Он подошел к Грофилду, вглядываясь в него прищуренными глазами так, будто Грофилд находился по меньшей мере на расстоянии полумили отсюда, и спросил:
— Я тебя знаю? — Он почти кричал, чтобы его услышали сквозь шум водопада.
Грофилд ответил так же громко:
— Однажды я был здесь с Арни Барроу.
— У меня плохая память на лица... Да и на имена, если уж на то пошло. Как тебе понравилась Гвендолин?
— Чудесная. — Грофилд кивнул в направлении долины. — Мы немного позабавились там.
Реклоу криво улыбнулся на долю секунды.
— Если ты приехал таким манером, как друг того-то и того-то, значит, тебе нужны стволы. Я продаю только легкое огнестрельное оружие и винтовки. Пулеметы и автоматы Томпсона не по моей части.
— Я знаю. Мне нужно два пистолета.
— Чтобы носить или чтобы держать в столе?
— Один — чтобы носить, другой — чтобы держать в машине.
— Чтобы показывать или чтобы пользоваться?
— Чтобы пользоваться.
Реклоу бросил на него короткий острый взгляд:
— Ты говоришь это не так, как другие.
Из-за плохой слышимости они теперь стояли очень близко друг к другу.
Грофилд повернул голову, чтобы посмотреть на водопад, будто просил его умолкнуть на какое-то время. Снова обернувшись к Реклоу, он прокричал:
— Не как другие? Что вы имеете в виду?
— Люди, которые приходят ко мне, — профессионалы. Стволы нужны им для работы.
— Я занимаюсь той же работой.
— Но сейчас ты не работаешь.
Грофилд пожал плечами:
— Нет, не работаю.
Реклоу нахмурился и покачал головой:
— Что-то мне ничего не хочется тебе продавать.
— Почему?
— Профессионал не станет палить в белый свет как в копеечку. Ему нужен ствол, чтобы пустить в ход, если придется, чтобы показать, если придется. Мне не нравится, когда человек использует оружие, чтобы дать выход своей злости.
— И все-таки я — профессионал, — настаивал Грофилд, стараясь перекричать грохот воды. С улыбкой — отголоском той, что была на лице Реклоу минуту назад, — он сказал: — Мне нужно изгнать кое-кого из наших рядов.
Реклоу задумался над сказанным, все так же хмурясь, и наконец, пожав плечами, сказал:
— Иди сюда.
Грофилд прошел к тому месту, где Реклоу оставил большую серую лошадь. На нее были навьючены чересседельные сумки, в одну из которых залез Реклоу, чтобы достать три револьвера, все — короткоствольные и самовзводные.
— Вот оружие, которое носят при себе, — сказал он. Здесь, на расстоянии от водопада, не приходилось кричать так громко. — Автоматическим оружием я не торгую. С ним слишком много хлопот, оно дает сбои. — Он присел на корточки, разложил на желтовато-коричневом камне три револьвера. — Осмотри их.
Грофилд тоже опустился на корточки перед камнем, чтобы осмотреть стволы. Два «смит-и-вессона», а третий — кольт. Кольт — сыскной специальный, 32-го калибра, нового полицейского образца, с двухдюймовым стволом. Один из «смит-и-вессонов» — командирский специальный, 38-го калибра, другой — пятизарядный «терьер» 32-го калибра. Грофилд спросил:
— Насколько хорош «терьер»?
— Настолько, насколько хорош человек, который из него стреляет. Он обойдется тебе в пятьдесят долларов.
Грофилд подержал револьвер в руке. Он был очень легкий, очень маленький. На большом расстоянии толку от него никакого, но вблизи он очень эффективен.
— Хочешь его попробовать?
—Да.
Оба они стояли, Грофилд — с «терьером» в руке. Реклоу снова порылся в чересседельной сумке и извлек оттуда два патрона 32-го калибра.
— Стреляй по тому, что в воде, — сказал он.
— Хорошо.
Грофилд чувствовал, что, пока он заряжал револьвер, Реклоу наблюдал за ним. Реклоу умел все обставить так, чтобы ты чувствовал себя обязанным доказать ему свою компетентность, и Грофилду оставалось только порадоваться, что он имеет дело с оружием, которым ему доводилось пользоваться и раньше. Он подошел к ручью, опустился на одно колено, огляделся по сторонам, убедившись, что за ним никто не наблюдает, а потом тщательно прицелился в белый голыш в русле ручья в стороне от водопада. Он сделал выстрел, кверху взметнулся маленький гейзер, и камушки вокруг белого голыша подскочили, вспенив воду. Это было трудно объяснить, но ему показалось, что пуля попала чуть правее того места, куда он целился. Хотя он мог быть виноват в этом и сам, нажимая на спусковой крючок, — слишком маленьким было оружие.
Он выбрал другую мишень, на этот раз — недалеко от противоположного берега, и снова выстрелил. Он спустил курок с величайшей осторожностью и посмотрел на результат, прищурив один глаз, потом кивнул и встал на ноги. Он прошел обратно к Реклоу и сказал:
— Его ведет вправо.
— Намного?
— Совсем чуть-чуть.
— Все время?
— Ну, я мог бы к этому приноровиться, — сказал Грофилд.
Реклоу посмотрел недовольно:
— Но ты хочешь, чтобы я сбавил цену?
— Что ж, давайте посмотрим какой-нибудь еще, — предложил Грофилд. Он снова опустился на корточки и оглядел два других револьвера.
Реклоу остался стоять, проговорив:
— Такой «терьер», когда он новый, стоит шестьдесят пять долларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25