– Вы просто чудеса творите, – признал Лютер. – Не каждому удается вырваться из лап Моссада. Немцы – тоже не подарок; подозреваю, впрочем, что вы воспользовались суматохой, но это тоже нужно уметь. И победителей не судят.
Капитан не знал, как передать, что бежал не сам, его вытащил неизвестный ему субъект, ныне покойный. В следующую секунду он решил, что это и хорошо, о таких вещах лучше умалчивать, коль скоро можно заработать очки и не отправиться на дно Сены.
– Прискорбно, что вы так жестоко обошлись с нашим человеком, – продолжил Лютер. – Но ваши действия понятны. Да и работник он был, прямо скажем, не самый ценный. Если бы не его халатность, вы могли бы и дальше наслаждаться уединенной и роскошной жизнью в нашей крепости.
Гладилин невольно усмехнулся.
Вот уж спасибо за такое счастье!
– В общем, наши люди пришли к выводу, что человек с такими бойцовскими качествами может нам пригодиться и в дальнейшем.
Капитан сдержанно кивнул. Это он уже слышал. Его уже один раз обманули, посулив карьеру киллера и готовя в уме совсем другую судьбу.
– Как вы переносите жаркий климат, Санта? – неожиданно спросил немец.
Тот пожал плечами.
Опыта пребывания в жарком климате у Гладилина не было.
«Южная Америка», – пронеслась у него в голове вполне предсказуемая мысль.
– А как вы относитесь к мусульманам?
Гладилин опять пожал плечами.
На самом деле Гладилин мусульман не жаловал. В его милицейскую бытность темпераментные до дикости выходцы с юга доставляли ему немало хлопот, и он составил свое мнение по вопросу, имеет ли преступность национальность или нет. Если уж быть до конца откровенным, то капитан являлся ярко выраженным шовинистом, а скорее даже – убежденным расистом.
– Мы предлагаем вам поездку в далекую и довольно агрессивную страну. Речь идет о Пакистане.
В устах Лютера это звучало не как предложение, а как констатация факта, с которым придется смириться. Гладилин не выказал никакого протеста. Пакистан так Пакистан. Люди живут везде.
– Хотите узнать, зачем?
Гладилин по возможности вежливо вскинул брови. В эту вежливость он из последних сил вложил издевку.
– Конечно, хотите! – хохотнул Лютер, вертя в пальцах рюмку – Но с разъяснениями придется обождать. В одном вы можете быть уверены: мы найдем вам дело по вкусу.
Капитан не сомневался, что его ждет очередная подлянка. Однако кто-то хранил его – Гладилин всерьез подумывал, что это ангел. Он почти угадал, только со знаком не разобрался и принял минус за плюс. Нисколько не заботясь о благополучии капитана, демон охранял его жизнь.
Может быть, этот гад и прав. Может быть, у него имеется редкий дар – выпутываться из безнадежных ситуаций. Сколько их было в последнее время? Гладилин уже сбился со счета. Он и в самом деле ушел ото всех – уйдет и от этих. Пакистан – это даже неплохо: в представлении Гладилина, там царил полный бардак, а в бардаке легко затеряться.
– Вы можете идти? – заботливо осведомился Лютер.
Гладилин состроил презрительное лицо. Но когда сполз с табурета, обнаружил, что ноги уже еле держат его. Мелькнуло даже подозрение, что назойливые друзья опять отравили его какой-то химией, что бармен с ними в сговоре, что все посетители бара – секретные агенты...
Лютер уже стоял рядом и подхватил его под руку. Пистолет в кармане был по-прежнему нацелен на Гладилина.
– В гриме вы выглядели гармоничнее, что ли, – заметил немец. – Красавцем не назовешь, согласен, но соответствовали легенде. А теперь – не пойми что. Садитесь в машину.
Он подтолкнул Гладилина, и тот покорно устроился на заднем сиденье. Лютер пристроился рядом. Водителя капитан не успел рассмотреть хорошенько. Автомобиль тронулся, и Гладилин устроил перед Лютером небольшую пантомиму.
– Бумагу и ручку? – понял тот. – Извольте.
Он полез во внутренний карман, извлек блокнот, выдернул листок, вручил капитану вместе с ручкой. Санта быстро написал несколько слов.
«Верните мне голос», – прочел Лютер.
– Напрасно вы просите, – покачал он головой. – Во-первых, это очень сложно и дорого – да вряд ли и возможно. А во-вторых, немота – в известной степени ваша страховка.
Лицо Гладилина на миг исказилось от гнева.
Лютер заметил это, но никак не отреагировал.
Ночь кончалась; «Ситроен» мчался по стремительно пустеющим улицам, держа курс на Северный вокзал.

Глава тридцатая
ЗАЧИСТКА

Генерал-лейтенант Жаворонок никогда не здоровался.
Он имел обыкновение говорить так, словно продолжал только что начатый разговор, без предисловий. Однако сегодня эта его манера приобрела новый, зловещий смысл.
– Где документы?
Черт его знает как, но механический голос робота был полон угрозы.
Клюнтин, стоявший навытяжку, невидящими глазами глядел прямо перед собой.
– Вы доложили об успехе, – продолжил старец, не дожидаясь ответа. – Прошло немного времени, и успех обернулся полным провалом. Вы что, Клюнтин, в игры со мной играете? Что это за перепады? Хотите меня прикончить сменой декораций? Не дождетесь...
Клюнтин сделал глотательное движение. Во рту у него пересохло – похоже, разрегулировался возрастной диабет.
– По агентурным данным, акцию по изъятию документации провела германская разведка.
Жаворонок помолчал. Затем заговорил вновь, уже ровно:
– Вы понимаете, что это означает?
– Виноват, товарищ генерал-лейтенант, я не был посвящен в политические тонкости. А здесь речь идет, насколько я понимаю, о политике.
– О политике! – Жаворонок скорбно покачал головой. – Какое мне дело до политики? Хорошо, Клюнтин, я вам объясню. Израильтяне проводят операцию, цель которой – разоблачение военно-медицинских экспериментов над узниками лагерей. Они задумали это давно. На случай провала нацисты выработали линию защиты: запаслись документами, компрометирующими СССР, который, начиная с конца войны, продолжил их дело, занимаясь практически тем же. Они хотят свалить на нас все. Понимаете – все. Схожие цели поставлены и перед BND. Германская разведка стремится избавиться от участия в игре как жидовских спецслужб, так и наших. Немцы хотят наложить лапу на всю документацию и контролировать процесс защиты, если история все же получит огласку. Кроме того, все стороны заинтересованы в самом биологическом оружии, которое теперь находится вообще неизвестно где. Мне нет дела до того, как оно будет использовано, но это дополнительная улика. Вот вам вкратце расклад. Вы осознали, что натворили?
Для Жаворонка столь длинная речь оказалась утомительной. Он уронил руку с прибором, прикрыл глаза. Грудь его часто и тяжело вздымалась.
– Так точно, осознал.
Клюнтин ощущал себя мелким и ничтожным. Он, генерал-майор, не был посвящен в суть важнейших вещей. Он оказался пешкой, которой можно пожертвовать в любой момент. Пора мочить Жаворонка, пора вываливать компромат. Клюнтин искренне поблагодарил в душе покойного коллегу, передавшего ему материалы.
– У вас на даче проведен обыск, – сообщил Жаворонок. – Все, что вы со своим дружком нарыли против меня, изъято и уничтожено.
Колени у Клюнтина сделались ватными.
– Ликвидируйте группу, – сказал Жаворонок.
– Что? – автоматически спросил тот.
– Ликвидируйте группу. То есть я хотел сказать – обе группы.
– Это невозможно, – язык отказывался служить генерал-майору.
– Не мелите вздор. Авиакатастрофа. Авария. Что угодно – главное, чтобы всех чохом.
– Они полетят обычным пассажирским рейсом...
– И что с того? Организуйте захват самолета... Делайте что хотите. Мне вас учить на старости лет?
– Товарищ генерал-лейтенант, я не вижу необходимости...
– Я вижу необходимость! – заорало дырявое горло. – Что вы корчите из себя кретина?! И из меня его делаете! Думаете, ваши орлы не ознакомились с материалом? Вы-то сами как поступили бы на их месте?
Об этом можно было не спрашивать, вопрос риторический.
– Вы же не набираете в команду дебилов, – продолжал Жаворонок. – Вам отлично известно, что у них есть сомнения и вопросы. Они контактируют друг с другом и ищут ответы. Вы с самого начала знали, что их нельзя оставлять в живых.
У Клюнтина тоже имелся вопрос. Генерал-майор не хотел его задавать, но тот сам слетел с языка:
– Меня тоже, как я понимаю?
Жаворонок устало смежил веки.
– Идите к черту, генерал-майор. Исправляйте что напортачили – тогда у вас появятся перспективы... хватит впустую сотрясать воздух.
...На обратном пути Клюнтин утратил способность осознавать действительность. Он не помнил, как вышел за ворота; не помнил, как сел за руль и доехал до дома. Как он попал в квартиру – тоже не отложилось в памяти.
Какое-то время Клюнтин бесцельно шатался по пустым, затемненным комнатам; брался то за одно, то за другое. Все казалось ему бессмысленным и бесполезным.
Он снял телефонную трубку, чтобы отдать приказ о ликвидации групп Посейдона и Маэстро, но двумя секундами позже положил ее на место. Его люди исполнят любой приказ, но после акции такого масштаба ему не удастся выйти сухим из воды. Это приговор. Ему конец, даже если случится чудо, и акция увенчается успехом.
С отрешенным лицом генерал-майор уселся за письменный стол. Выдвинул ящик, достал именной пистолет. На рукоятке была выгравирована дарственная надпись, стояла подпись: «Андропов».
У генерала мелькнула безумная мысль: пистолет-то и есть сам Андропов. Это не личная воля Клюнтина, это беспощадный генсек дотянулся до него с того света своими холодными руками. Все вокруг наполнилось символами и знаками, приобрело новый смысл, о котором генерал никогда не подозревал.
Выстрел в висок очень часто, но не всегда приводит к желаемому эффекту. Дрогнет рука – и пуля не затронет жизненно важных центров. Чекистское провидение рассудило, что провинности Клюнтина слишком велики, чтобы даровать ему мгновенную смерть. Генерал нажал на спусковой крючок, ударил выстрел, но Клюнтин остался жив. Он повалился на пол, истекая кровью; скорее всего, он все-таки отправился бы к праотцам и пообщался с генсеком лицом к лицу, не явись домработница.
Она точно знала, что генерал-майор дома; своих ключей у нее, естественно, не было. Обеспокоившись, она вызвала подмогу. Клюнтина отвезли в ведомственную больницу, и там, в реанимации, врачи постарались на славу. Через несколько дней они объявили всем, кого это касалось, что жизнь генерала как таковая вне опасности, но он навсегда останется растением.
...Жаворонок, когда ему доложили о неудачной попытке самоубийства Клюнтина, не выказал никаких эмоций. Он просто связался с другими людьми, не менее прочно сидевшими на крючке, и перепоручил задание им.
* * *
Аэропорт Орли жил своей обычной жизнью: глухо бурлил, оглашался мелодичными голосами, объявлявшими посадку; залы были пропитаны запахами кофе и освежителей.
Когда посадка на рейс до Санкт-Петербурга закончилась, «Сирены» заполошно ворвались в зал, всячески изображая предельное отчаяние и потрясая билетами.
– Береженого Бог бережет, – сказал накануне Посейдон.
Вопреки всем инструкциям и приказам он решил задержаться. Отряд сделает вид, будто опоздал по не зависящим от него причинам. Начнется морока, волокита, но это они как-нибудь переживут. Если бы не четкий приказ, Каретников вообще предпочел бы ехать поездом, но сроки не позволяли. Хотя они и так будут нарушены...
Посейдон нутром чувствовал опасность.
Он понимал, что какие бы силы ни стояли за Клюнтиным, они вряд ли решатся организовывать «Сиренам» засаду или истреблять их поодиночке. Выйдет кровавая бойня с непредсказуемыми результатами, поднимется ужасный шум, и дело никто не сможет замять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35