- Да нет, - сказала я. - Меня вообще этот вопрос не колышет...
- Вероятно, в вашем роду были евреи? - с надеждой спросил Ося.
- Все русские, до одного, только один из прадедов белорус.
- Ну завели, - послышался глуховатый, тусклый голос ещё одного мужчины. Толстячок Ося подался в сторону, и рядом с ним возник... знакомый мне писательский "похоронщик" Михаил Маркович.
- А , это вы! - словно бы обрадовался он мне. Я же немного посмирнела - на нем был все тот же ритуальный черный костюм и режущая белизной рубашка. - Удивлены? Сцена бегства евреев в землю обетованную, то есть в Америку, и тут же я, ритуальщик? Загадка плавает поверху, как жир в курином бульоне. Софочка - моя родная сестра. Я вынужден принимать её со всеми её предрассудками. Теперь она придумала, будто бежит от антисемитизма! Ей нравится такое объяснение. Хотя она бежит с Осей от больших денег к ещё большим. Возможно, им очень повезет. Возможно. Но фортуна распорядится так, как ей надо.
- Миша! - обиженно вскричала Софья Марковна. - Ты способен испоганить любое торжество.
- Помилуй, Соня, - "похоронщик" развел руками, - о каком торжестве ты ведешь речь? Подумаешь, собрали шмотки и рванули в Америку! Только не надо рыдать над теми евреями, которые остаются здесь. Еврей, если он с врожденным еврейским бесстыдством, всегда приспособится. Возьмем того же Генриха Горовика, который во времена советской власти только и делал, что сочинял байки про бесконечно загнивающие Штаты? Он ещё приволок к нам, в Союз, какого-то там безработного в кепарике. Чтоб, значит, мы, то есть весь советский народ, слезьми облили этого несчастного. Чтоб Советы поддержать. А теперь? Вовсю разоблачает "гнилую" советскую власть. Или Павлуша Зорин? Всю жизнь прилюдно клял Америку, как кучу навоза. Теперь восхваляет! Теперь демократ из демократов...
- Михаил! - - строго сказал толстячок Ося. - Есть же предел... О чем ты? Против кого? Меняются обстоятельства - меняется и способ сосуществования с ними. Аксиома.
- Вот о том и Тополь говорит! Про иезуитскую способность нашей породы приспосабливаться к народу, среди которого очутились, и сосать из него соки.
- Ты плохо читал Тополя! - топнул черной лакированной туфлей принципиальный Ося. - Тополь нас не предал! Он не забыл сказать о главном! Он подчеркнул, что мы, евреи, избранники Божьи, что нам, именно нам Бог дал таланты, сметливость, быстроту ума! Он утверждает, и справедливо, что только евреи способны играть и проигрывать и подниматься вновь, что даже самые талантливые русские не способны к настоящей борьбе, они после первого проигрыша сдаются...
- Очень правильная мысль! Бриллиантовая! - фальшиво восхитился "похоронщик". - Тому пример Великая Отечественная... Как известно, не русские её выиграли, а фашисты...
- Тетеньки-дяденьки! - закричал откуда-то из комнатных глубин женский голос. - Чем языками колоколить, лучше б сказали, куда девать валенки. Иль с собой возьмете?
- Тетя Надя, тетя Надя! - отозвалась ответным криком, не сдвинувшись с места, Софья Марковна. - Идите сюда! Какие валенки? Где вы их нашли?
Раздвинув мужчин, в комнату вошла пожилая женщина, точнее старуха в лиловом фартуке с красным петухом на кармане и черными валенками в руках. Она оглядела присутствующих плутовским взглядом и вынесла им приговор:
- Болтуны! Языкам покою не дают. А надо в дорогу собираться, с вещами расправляться. Если ещё что про русских удое скажете, плюну и уйду. Ковыряйтесь сами! Вяжите, выбрасывайте... Больно знатные! А как что надо по делу, так "где ты, тетя Надя?" Обижайтесь не обижайтесь, а я вам об этом напрямки скажу напоследок-то... Вот папаша ваш, Ося, куда уважительнее был, хотя и служил по тюремному ведомству... Сажал, значит, людишек...
Я подрастерялась. Мне как-то неловко стало смотреть на взрослых людей, воображающих о себе Бог знает что и словно бы отшлепанных внезапной старушкой-озорушкой.
Однако никто из них не смутился, даже Софья Марковна протянула усмешливо:
- Теть Надь, вечно вы нападаете... Подумайте сами, на зачем нам в Америке какие-то валенки? Заберите себе, если надо. О чем говорить?
- Как это о чем говорить? - задорно выкрикнула старушка-озорушка. - О честности и говорить! Хороша бы я была, если бы без спросу прикарманивала чужое! Нет уж, Бог меня спасает от дурных хотений! Бог хочет, чтоб я на тот свет ушла без больших замечаний с его стороны! Это богатеям все нипочем! Им лишь бы деньги грести лопатой, даже если эти денежки от вдовьих и сиротских слез взмокли...
- Тетя Надя! - взмолилась Софья Марковна. - Хоть вы не философствуйте! Вам же ещё надо антресоли доразбирать! И всякий откровенный хлам выбросить...
- Хватилась! - старушка-озорушка прижала к груди валенки, как букет цветов. - И разобрала и выбросила. Целых четыре пачки желтых бумаг... Тяжелые...
Глаза у Софьи Марковны расширились. Она вскочила с кресла:
- Какие пачки?! Кто вас просил?!
- Так вы сами, и чего теперь спрашивать? - стояла на своем старуха-домработница, - если по всему виду бумага старая, в пыли...
- Ося? - гневно позвала Софья Марковна. - Ты понимаешь, что сделала эта упрямая? Что она выбросила?
Когда её гневливо-расстроенный взгляд встретился с матово-невозмутимым взглядом мужа - они вдруг разом понятливо кивнули друг другу, и Ося перешел сразу на крик:
- Тетя Надя! Сейчас же вниз и найдите эти бумаги, и принесите их сюда!
- Господи Иисусе! - перекрестилась старушка-озорушка, уж точно только делая вид, будто насмерть испугалась. - А ничего если я сверху кинула банку с протухшим томатом? Ничего если заодно с вонью принесу?
- Ничего! Главное - найдите и принесите! - потребовал Ося.
А я... я решила, что нахожусь на самом верном пути к решению задачки про трупы пятерых человек... Только бы под тент над машиной не залезли какие-нибудь мальчишки и не унесли чемодан с рукописями В.С. Михайлова...
Старуха, между тем, ушла. Сердитый Ося и раздраженная Софья Марковна прильнули к окну, видимо, наблюдая за тем, как тетя Надя роется в контейнере для отбросов...
Бесполезность её попыток сыскать необходимое тотчас отразилась на лицах мужчины и женщины. Они одеревенели.
Первым оборвал затянувшееся молчание муж:
- непонятно, куда могла подеваться такая кипа бумаги!
- Возможно, кто-то взял её заворачивать продукты, - откликнулась жена. - Сейчас все берут, воруют...
- Твоя непредусмотрительность не делает тебе чести, - сказал муж.
- Но почему непременно следует думать о худшем? - воскликнула она с надрывом.
- Не рви мне барабанные перепонки! - попросил он. - Теперь понимаешь, почему бизнесмен я, а не ты? В деле мелочей не бывает.
Цена рукописей В.С. Михайлова, припрятанных мной так вовремя, подскочила ещё выше в моих глазах...
Возвращения ни с чем старушки-озорушки я ждала с тревогой. Но она явилась агрессивно-веселой:
- Украли бумаги! Уперли! Может, бедные какие люди, чтоб в макулатуру сдать. А вы-то чего страдаете попусту? Вон сколько времени не вспоминали про эти пачки. Теперь, значит, здрасьте! Спохватились! Если б загодя предупредили, чтоб тетя Надя к ним и не прикасалась, тетя Надя бы их за три версты обошла б.
- Уймитесь! - повелительно сказала Софья Марковна. - Не вашего ума дело, что нам важно, что нет.
- Софочка, ах, Софочка, - внезапно хозяин показал в улыбке свои наполовину голубоватые, наполовину золотые зубы, - рухнул твой бизнес в самом начале... А удача, казалось, была в руках... Вывод? Цени меня, своего мужа, и держись за него всеми ноготками!
У меня, как говорится, на кончике языка вертелся вопрос: "Что же у вас пропало? О чем такая глубокая печаль и три пуда раздражения впридачу? О каком рухнувшем бизнесе речь?"
Но смолчала, конечно. Подождала...
Зато свой текст выдал скептичный, неунывающий "похоронщик":
- А я скажу тебе, Софочка, кто уволок и куда эти самые бумаги. Это он лично, Владимир Сергеевич, и прямиком в свою могилу. Угадал твой замысел и подсуетился. Он умел опережать события, этого не отнять. Но почему ты забыла о Тане... Она же по делу...
Софья Марковна посмотрела на меня как на пустое место, но проронила:
- Так что вам от меня надо?
Конечно, я дрянь, конечно, лицедейка и потому, напустив на физиономию почтительную робость, а в голос добавив сбивчивость от смущения перед гранддамой, сказала:
- Заканчиваю большую статью о Владимире Сергеевиче... Обошла многих, кто его знал. Но без беседы с вами, уверена, мои знания о выдающемся писателе будут неполные... Прошу вас ответить всего на несколько вопросов. Скажите, Владимир Сергеевич был очень трудолюбивым человеком?
- Еще бы! Не отнять! Всюду успевал, - был ответ.
- А как вы расцениваете... если слышали, тот факт, что на крест, на его могиле кто-то несколько раз приклеивал бумажку с фамилиями трех писателей?
Софья Марковна и Ося обменялись быстрыми взглядами.
- Хулиганство! - сказала она. - У кого-то переизбыток чувства юмора. Или вы думаете, - женщина внезапно расхохоталась как девочка, - вы думаете, что это я сделала? Как бывшая жена, которую он бросил? Как эксцентричная женщина, когда-то в юности работавшая с папой-мамой в цирке? Кто-то так считает? Клавдия Ивановна, эта старая ханжа, пришла к такому выводу? И вам голову забила этой чепухой? Все не уймется! Никак не может простить, что Михайлову надоело её занудство и он предпочел меня, красавицу, хохотушку! Вот и носится со своим ханжеством! Вот и хвалится, что дети и внуки у неё от великого писателя! В Бога уверовала! Со свечкой в церкви стоит! Но лгунья, оборотень! Ах, как жаль, что я теперь не могу отплатить ей за все! Я же и название придумала своим воспоминаниям о Михайлове: "Клавдия, не лги..." Но ещё не все потеряно! Я ещё дам знать о себе. Все, что ни делается, все к лучшему! Америка открывает просторы! Я там сяду вплотную и напишу про эту лицемерку все, все и кое-что еще! У меня хватит материала! Подумаешь, рукописи... И без них будет что рассказать об этой парочке...
- О какой парочке?
- Да о них же! О них! О Клавдии и Михайлове! - рассердилась на мое тупоумие темпераментная Софья Марковна.
А я сейчас же и убедила её лишний раз в том, что ну не голова у меня, а полено, спросила, дебильновато расширив глазки:
- Но почему же вы здесь это не написали? Сейчас же сенсации читаются нарасхват!
- Здесь?! - Софья Марковна подозрительно уставилась на меня. - Вы работаете в газете и ещё спрашиваете почему? Вы словно не знаете, как здесь легко убить человека? Вы думаете, это совсем не опасно тронуть Клавдию, если у неё сыновья и внуки в бизнесе? Вам не известно, что на приеме в английском посольстве случилось? Нет? Вы и вообразить не можете!
- И что же?
- А то, немыслимое, невообразимое! Я приобрела белое чудесное итальянское платье, и мне его залил крюшоном михайловский внучек, клипмейкер Игнатий! При всех залил! Испортил дорогую вещь безвозвратно! Я его тете Наде отдала... Может, её племянница как-то что-то из него себе соорудит... Сирота... только в жизнь вступает... Ну так о чем мы? Об этом абсолютном сволоче Игнатии! Думаете, он случайно этот крюшон опрокинул на мое белое платье? Он, подлец, так вот отплатил мне за то, что я как-то... прилюдно... в гостях у приличных на вид людей сказала, что собираюсь писать мемуары и такое в них порасскажу про Михайлова и его верную Клавочку... Всего-то! Кто-то передал! Всегда найдутся добрые люди! Итог - дорогое платье к черту! Ах, с какой ухмылкой, такой волчьей, он как будто извинился передо мной! "Простите, будьте добры! Но здесь так толкаются... а некоторые даже хотят сочинить поклеп на моих любимых бабушку и дедушку. Бедные людишки! Даже не представляют, что их можно в момент превратить в желе! Позвольте мне посыпать солью на это чудовищное пятно. Говорят, помогает..." Ничего себе! Как сыграл! Артист! Думает, раз имеет дворянское происхождение, ему все можно! Мой родной дедушка по матери тоже многое мог!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69