Куда только не способна заводить жизнь людей! И даже самые чистенькие, безгрешные из них могут превращаться в злодеев... Могут! И получается, не только кривда требует жертв и крови, но и правда...
Я влезла в эту историю набитая романтикой... Ну, знаешь, думала, что писатели - это, все-таки, какие-то небожители. А их жены - нечто поднебесное, их ведь такими в книжках рисуют...
Но тут я увидела перед собой таких выжиг женского пола, такую ярмарку тщеславия, таких фурий!
Да, они много знали о Михайлове. Они знали и как, почему он был связан с Пестряковым, Шором, Никандровой. Знали и молчали. Им было невыгодно до поры до времени "разоблачать" своего "кумира". При нем, живом, каждая из них могла хвастать при случае: "О ком это вы? Ах, о Михайлове... Ну как же мне не знать, где он любит отдыхать и является ли он агентом КГБ! Я же его жена. Мы же с ним прожили много-много лет!"
Примерно так говорила и Клавдия Ивановна, и рыжая Софочка, и больная алкоголизмом Наталья. Они хвалились, набивали себе цену, когда говорили в обществе о знаменитом поэте-драматурге-прозаике, почти с ног до головы увешанном наградами от всех режимов... Они взахлеб рассказывали, какой великий труженик Владимир Сергеевич, как он садился к столу с самого раннего утра, потом завтрак, потом опять - к столу, обед, короткий сон - и к тому же столу. А если взять в расчет, сколько он ездил и ездит по зарубежью в качестве председателя всяческих комитетов, общественных движений и как секретарь Союза писателей!
Одним словом, из рассказов его жен вырастала гигантская фигура, уникальная человеческая особь, титан мысли и работоспособности.
Умненькие эти его жены знали, как поднять свой престиж в обществе! Они, не стесняясь, рассказывали и об умении Михайлова быть щедрым с теми, с кем тот спал: перечисляли десятки стран, где побывали со своим славным мужем, в каких там ресторанах ели устрицы, лангустов, пили вина из знаменитых погребов, какой герцог или мэр целовал им руки, где, какие шубы, сапоги, бриллианты купил им он...
Как же относились эти дамы друг к другу? Со страшной ненавистью. Каждая брошенная "гением" вдова исходила злым презрением к новенькой жене своего богатого, прославленного Владимира Сергеевича.
Я нашла их в хорошую для себя минуту. Они все хором ненавидели четвертую михайловскую избранницу - Ирину Аксельрод, красавицу и умницу. До такой степени ненавидели, что готовы были "открыть глаза" на Михайлова, то есть намекали, что знают на зим кое-что такое несимпатичное, грязненькое...
Однако мне эту тайну не выдала ни старуха-ханжа Клавдия Иванова, ни Софочка, ни Наталья...
Из их намеков я только поняла: есть большой секрет, связанный с Михайловым... Что если они, эти фурии, откроют его миру - сейчас же мир вздрогнет и рухнет выдающееся благополучие "выскочки" Ирины Аксельрод, кончатся её россказни со слезой о любимом старичке, а также деньги от переизданий его книг, а также и вояжи за рубеж, и многое другое, весьма полезное и престижное...
Я разговаривала с темпераментной Софочкой в её полуразгромленной квартире, когда она собиралась в Америку. Софочка очень расстроилась, что домработница выбросила какие-то рукописи на помойку. Кстати, я их вытащила из контейнера. Софочка чувствовала себя свободной от России и всяческих здешних обязательств. Ее голос звенел от ядовитого восторга. Она призналась мне, что давно хотела разоблачить своего бывшего мужа, насолить "этой выскочке Ирке", а теперь, в Америке, осуществит свою заветную мечту напишет мемуары, где заодно подгадит "лицемерке и ханже Клавке". И в обществе поднимется такой шум! И она, умная Софочка, сейчас же прославится и получит много баксов.
Клавдия же Ивановна, действительно, особа весьма авторитарная, сразу заявила мне: если посмею хоть как-то, хоть чем-то задеть честь бывшего её мужа - она расплатится со мной, она втопчет меня в грязь...
Вдова-жена Владимира Сергеевича, бывшая блондинка Наталья только что вышла из больницы, где в очередной раз лечилась от алкоголизма. Она после смерти Михайлова тоже вдруг решила отплатить "этой воображале Ирке". И самому Михайлову. В неё тоже вселился дух предательства. Она пообещала дать интервью одному из самых скандальных журналов, где такое раскроет про сбежавшего от неё Володьку, что "эта наглячка Ирка рухнет с пьедестала прямо в дерьмо".
Но мне они не раскрыли свою тайну. Что логично. Тайна стоила хороших денег и славы в печати, на телевидении...
А что же сама Ирина? Со мной она вела себя исключительно разумно. В отличие от хабалки Софочки и психопатки Натальи, она о них, дамах из михайловского прошлого, - мало говорила, пренебрегла и все.
Зато я обнаружила, что эти распущенные на язык тетки в чем-то были безусловно правы. Я застала при Ирине молодого и довольно интересного парня. Он у неё был вроде привратника. Но по тому, какими взглядами они обменивались, я решила, что они - чистой воды любовники.
К этому сроку я уже открыла главную тайну поэта-драматурга-публициста В.С. Михайлова. В этом мне помогли сами жены тем, что уверяли, будто рукописных михайловских текстов нигде нет, потому что Михайлов, как и Константин Паустовский, будучи исключительно требовательным к себе, никому их не показывал, рвал и сжигал.
Но я нашла на даче Никандровой, Дашкиной матери, рукописный текст статьи Владимира Сергеевича "В постели с..." Эта статья была опубликована в газете на десять дней до его смерти под его подписью...
Ты уже понял, конечно, какую опасную тайну скрывали все михайловские вдовицы? То, что не было в действительности никакого поэта-прозаика-драматурга-публициста В.С. Михайлова, а была одна огромная Ложь. Был, жил, неустанно и неостановимо лез к славе и богатству серенький, средненький поэтишко и кое-какой прозаик. Все его способности выдохлись уже на первых двух повестушках. Но он был исключительно смышлен и удачлив. Он рано сообразил, что не следует высовываться со своим личным мнением, ежели оно поперек мнения начальства. И когда после войны начальство сказало, что хватит описывать военные ужасы, давайте вы, писаки, сочиняйте красивые рассказики про мирную жизнь, он написал повесть "Последняя пуля", где и война предстает отнюдь не адом, а весьма регламентированными действиями, где наши командиры как один смелы, честны, а ихние - сплошь идиоты и обжоры... Хапнул премию. А писатели-окопники презрительно отозвались: "Корреспондентишко! Настоящего пороха и не нюхал! Суетился в арьергарде... Загадил тему, залакировал дерьмо, вонючий потрох".
Михайлов на это плевал. Он уже стал сиживать в президиумах самых важных собраний-заседаний, мотать по заграницам.
А когда писать? И о чем? Если способности не ахти?
Но он был из тех, кто умеет трезво оценивать собственные возможности и видеть перспективных людей.
Перспективными, с его токи зрения, были те, кто обладал талантом, но не обладал мертвой хваткой, кто мог ходить прямо по деньгам, но не догадывался поклониться и поднять их. Он нашел бывшего летчика Пестрякова-Боткина, который написал интересный и честный роман о войне, но никак не мог его опубликовать. Журналы и издательства дружно отказывались: "Нам нельзя нести на страницы всю эту чернуху, всю эту окопную правду".
Михайлов вмешался в процесс. Уговорил редакторов смягчить свои требования, а Пестрякова - "не быть таким по-ослиному категоричным". Пестряков сдался. У Пестрякова в это время болела туберкулезом жена. Ему нужны были деньги. Кроме того, ему нужно было выбраться из сырого подвала. Михайлов помог ему получить большую комнату в новом доме. Михайлов в обмен попросил его не в службу, а в дружбу "поредактировать" его новый роман... Пестряков получил нечто нудное, тусклое, убогое... Человек талантливый и азартный, он решил сделать "из дерьма конфетку", переписал "произведение" от и до. Роман вышел в свет. Михайлова поздравляли с интересным решением темы и прочим... Пестряков получил в обмен бесплатные путевки в крымский Дом отдыха писателей на все лето и осень для себя, жены и дочери.
В дальнейшем Михайлов уже не стеснялся. Но конспирацию соблюдал. Они с Пестряковым встречались как бы на бегу. Предусмотрительный Михайлов принимал Пестрякова в своем большом секретарском кабинете и сидел с ним, как и с другими просителями, не более десяти минут. Бросал:
- Надо бы что-то про целину. Эта тема актуальна сейчас, сам понимаешь. Мне же совсем некогда... Надо и на конгресс в Стокгольм, за мир бороться, и в Нью-Йорк - за тот же мир... Вот тебе командировка в Целиноград... Соберешь себе материалец, и что-то для меня накропаешь. Мы тут посоветовались и решили, между прочим, добить Моссовет, чтоб у тебя была двухкомнатная...
Ну так и пошло. "Наш талантливый, многоуважаемый современник" В.С. Михайлов регулярно, раз в два-три года, выпускал роман-кирпич, получал добавочный почет и уважение, потому что все его произведения всякий раз оказывались "очень своевременными, раскрывающими величие задач, поставленных партией перед народом, демонстрирующими яркие характеры героев наших полей и заводов". Михайлов то и дело подставлял свою обширную грудь под новый орденок или медальку.
Точно так же попался на удочку "известного, талантливого" и драматург Семен Григорьевич Шор, человек веселого и едкого нрава, отягощенный массой семейных проблем и своей весьма практичной, деловитой женой Розочкой. Она-то и восприняла предложение Михайлова поработать на него как манну небесную:
- Сема! Не смей отказываться! Какие принципы? Какие могут быть принципы у человека с твоим прошлым? С твоим характером? С твоим абсолютно глухим левым ухом? Я уже не говорю о том, что я, твоя жена, больна почками и нуждаюсь в постоянном выезде в Трускавец...
Умный, наблюдательный Шор написал для Владимира Сергеевича целый ряд комедий, в которых он, а теперь уже "наш известный драматург В.С. Михайлов, - как было сказано в похвальных рецензиях на спектакли, - с поразительной точностью рисует характеры наших сегодняшних мещан, выжиг и карьеристов, которые пользуются своим начальственным положением для того, чтобы получать привилегии, унижать подчиненных, обирать казну".
Особо было отмечено: "Исключительно запоминающейся фигурой вышел председатель райисполкома. С какой начальственной, самоуверенной небрежностью он бросает своему подчиненному: "Ты должен так написать этот мой доклад, голубчик, чтоб массы аплодировали мне стоя! Чтоб этим докладом я прославился на всю область или даже страну! Чтобы меня пригласили работать в Москву! Ты теперь понял, к какой ответственной работе я тебя допустил? Не осрамись!"
И это ведь Шор написал ту самую веселую, язвительную пьеску "Миллиардерша приехала в социализм". О дочке греческого миллиардера и её русском муже, о неистребимых, оголтелых мещанках, чьи мужья ходят в членах Союза писателей и считаются "учителями народа, сеятелями доброго, вечного". Где смешно описывалось, как все эти "борцы с корыстолюбием, за высокую нравственность" перегрызлись друг с другом и даже передрались, чтобы только, оттолкнув собрата по перу, вселиться в шикарный дом в Безбожном переулке.
Теперь Нина Николаевна, мать Дарьи... Тут сложнее. Она и Наталья из Моршанска. И все-таки Ниночка не была откровенна со своей подругой. Хотя доверчива как коза. Но и талантлива. Конечно, это не Марина Цветаева, но... Она училась в литературном. Здесь числилась в перспективных. Однажды к ним в институт пожаловал Сам Михайлов. Она, вся такая кудрявенькая, глазастенькая, светленькая, читала при нем свои такие же непорочные, детские, забавные стихи... Он ей аплодировал. Он сказал, что возьмет её на какое-то совещание детских писателей в Прагу. И взял. И всю дорогу не спускал с неё ласкового взгляда...
Она, наивная, решила, что нравится ему, потому что он видит в ней поэтический дар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Я влезла в эту историю набитая романтикой... Ну, знаешь, думала, что писатели - это, все-таки, какие-то небожители. А их жены - нечто поднебесное, их ведь такими в книжках рисуют...
Но тут я увидела перед собой таких выжиг женского пола, такую ярмарку тщеславия, таких фурий!
Да, они много знали о Михайлове. Они знали и как, почему он был связан с Пестряковым, Шором, Никандровой. Знали и молчали. Им было невыгодно до поры до времени "разоблачать" своего "кумира". При нем, живом, каждая из них могла хвастать при случае: "О ком это вы? Ах, о Михайлове... Ну как же мне не знать, где он любит отдыхать и является ли он агентом КГБ! Я же его жена. Мы же с ним прожили много-много лет!"
Примерно так говорила и Клавдия Ивановна, и рыжая Софочка, и больная алкоголизмом Наталья. Они хвалились, набивали себе цену, когда говорили в обществе о знаменитом поэте-драматурге-прозаике, почти с ног до головы увешанном наградами от всех режимов... Они взахлеб рассказывали, какой великий труженик Владимир Сергеевич, как он садился к столу с самого раннего утра, потом завтрак, потом опять - к столу, обед, короткий сон - и к тому же столу. А если взять в расчет, сколько он ездил и ездит по зарубежью в качестве председателя всяческих комитетов, общественных движений и как секретарь Союза писателей!
Одним словом, из рассказов его жен вырастала гигантская фигура, уникальная человеческая особь, титан мысли и работоспособности.
Умненькие эти его жены знали, как поднять свой престиж в обществе! Они, не стесняясь, рассказывали и об умении Михайлова быть щедрым с теми, с кем тот спал: перечисляли десятки стран, где побывали со своим славным мужем, в каких там ресторанах ели устрицы, лангустов, пили вина из знаменитых погребов, какой герцог или мэр целовал им руки, где, какие шубы, сапоги, бриллианты купил им он...
Как же относились эти дамы друг к другу? Со страшной ненавистью. Каждая брошенная "гением" вдова исходила злым презрением к новенькой жене своего богатого, прославленного Владимира Сергеевича.
Я нашла их в хорошую для себя минуту. Они все хором ненавидели четвертую михайловскую избранницу - Ирину Аксельрод, красавицу и умницу. До такой степени ненавидели, что готовы были "открыть глаза" на Михайлова, то есть намекали, что знают на зим кое-что такое несимпатичное, грязненькое...
Однако мне эту тайну не выдала ни старуха-ханжа Клавдия Иванова, ни Софочка, ни Наталья...
Из их намеков я только поняла: есть большой секрет, связанный с Михайловым... Что если они, эти фурии, откроют его миру - сейчас же мир вздрогнет и рухнет выдающееся благополучие "выскочки" Ирины Аксельрод, кончатся её россказни со слезой о любимом старичке, а также деньги от переизданий его книг, а также и вояжи за рубеж, и многое другое, весьма полезное и престижное...
Я разговаривала с темпераментной Софочкой в её полуразгромленной квартире, когда она собиралась в Америку. Софочка очень расстроилась, что домработница выбросила какие-то рукописи на помойку. Кстати, я их вытащила из контейнера. Софочка чувствовала себя свободной от России и всяческих здешних обязательств. Ее голос звенел от ядовитого восторга. Она призналась мне, что давно хотела разоблачить своего бывшего мужа, насолить "этой выскочке Ирке", а теперь, в Америке, осуществит свою заветную мечту напишет мемуары, где заодно подгадит "лицемерке и ханже Клавке". И в обществе поднимется такой шум! И она, умная Софочка, сейчас же прославится и получит много баксов.
Клавдия же Ивановна, действительно, особа весьма авторитарная, сразу заявила мне: если посмею хоть как-то, хоть чем-то задеть честь бывшего её мужа - она расплатится со мной, она втопчет меня в грязь...
Вдова-жена Владимира Сергеевича, бывшая блондинка Наталья только что вышла из больницы, где в очередной раз лечилась от алкоголизма. Она после смерти Михайлова тоже вдруг решила отплатить "этой воображале Ирке". И самому Михайлову. В неё тоже вселился дух предательства. Она пообещала дать интервью одному из самых скандальных журналов, где такое раскроет про сбежавшего от неё Володьку, что "эта наглячка Ирка рухнет с пьедестала прямо в дерьмо".
Но мне они не раскрыли свою тайну. Что логично. Тайна стоила хороших денег и славы в печати, на телевидении...
А что же сама Ирина? Со мной она вела себя исключительно разумно. В отличие от хабалки Софочки и психопатки Натальи, она о них, дамах из михайловского прошлого, - мало говорила, пренебрегла и все.
Зато я обнаружила, что эти распущенные на язык тетки в чем-то были безусловно правы. Я застала при Ирине молодого и довольно интересного парня. Он у неё был вроде привратника. Но по тому, какими взглядами они обменивались, я решила, что они - чистой воды любовники.
К этому сроку я уже открыла главную тайну поэта-драматурга-публициста В.С. Михайлова. В этом мне помогли сами жены тем, что уверяли, будто рукописных михайловских текстов нигде нет, потому что Михайлов, как и Константин Паустовский, будучи исключительно требовательным к себе, никому их не показывал, рвал и сжигал.
Но я нашла на даче Никандровой, Дашкиной матери, рукописный текст статьи Владимира Сергеевича "В постели с..." Эта статья была опубликована в газете на десять дней до его смерти под его подписью...
Ты уже понял, конечно, какую опасную тайну скрывали все михайловские вдовицы? То, что не было в действительности никакого поэта-прозаика-драматурга-публициста В.С. Михайлова, а была одна огромная Ложь. Был, жил, неустанно и неостановимо лез к славе и богатству серенький, средненький поэтишко и кое-какой прозаик. Все его способности выдохлись уже на первых двух повестушках. Но он был исключительно смышлен и удачлив. Он рано сообразил, что не следует высовываться со своим личным мнением, ежели оно поперек мнения начальства. И когда после войны начальство сказало, что хватит описывать военные ужасы, давайте вы, писаки, сочиняйте красивые рассказики про мирную жизнь, он написал повесть "Последняя пуля", где и война предстает отнюдь не адом, а весьма регламентированными действиями, где наши командиры как один смелы, честны, а ихние - сплошь идиоты и обжоры... Хапнул премию. А писатели-окопники презрительно отозвались: "Корреспондентишко! Настоящего пороха и не нюхал! Суетился в арьергарде... Загадил тему, залакировал дерьмо, вонючий потрох".
Михайлов на это плевал. Он уже стал сиживать в президиумах самых важных собраний-заседаний, мотать по заграницам.
А когда писать? И о чем? Если способности не ахти?
Но он был из тех, кто умеет трезво оценивать собственные возможности и видеть перспективных людей.
Перспективными, с его токи зрения, были те, кто обладал талантом, но не обладал мертвой хваткой, кто мог ходить прямо по деньгам, но не догадывался поклониться и поднять их. Он нашел бывшего летчика Пестрякова-Боткина, который написал интересный и честный роман о войне, но никак не мог его опубликовать. Журналы и издательства дружно отказывались: "Нам нельзя нести на страницы всю эту чернуху, всю эту окопную правду".
Михайлов вмешался в процесс. Уговорил редакторов смягчить свои требования, а Пестрякова - "не быть таким по-ослиному категоричным". Пестряков сдался. У Пестрякова в это время болела туберкулезом жена. Ему нужны были деньги. Кроме того, ему нужно было выбраться из сырого подвала. Михайлов помог ему получить большую комнату в новом доме. Михайлов в обмен попросил его не в службу, а в дружбу "поредактировать" его новый роман... Пестряков получил нечто нудное, тусклое, убогое... Человек талантливый и азартный, он решил сделать "из дерьма конфетку", переписал "произведение" от и до. Роман вышел в свет. Михайлова поздравляли с интересным решением темы и прочим... Пестряков получил в обмен бесплатные путевки в крымский Дом отдыха писателей на все лето и осень для себя, жены и дочери.
В дальнейшем Михайлов уже не стеснялся. Но конспирацию соблюдал. Они с Пестряковым встречались как бы на бегу. Предусмотрительный Михайлов принимал Пестрякова в своем большом секретарском кабинете и сидел с ним, как и с другими просителями, не более десяти минут. Бросал:
- Надо бы что-то про целину. Эта тема актуальна сейчас, сам понимаешь. Мне же совсем некогда... Надо и на конгресс в Стокгольм, за мир бороться, и в Нью-Йорк - за тот же мир... Вот тебе командировка в Целиноград... Соберешь себе материалец, и что-то для меня накропаешь. Мы тут посоветовались и решили, между прочим, добить Моссовет, чтоб у тебя была двухкомнатная...
Ну так и пошло. "Наш талантливый, многоуважаемый современник" В.С. Михайлов регулярно, раз в два-три года, выпускал роман-кирпич, получал добавочный почет и уважение, потому что все его произведения всякий раз оказывались "очень своевременными, раскрывающими величие задач, поставленных партией перед народом, демонстрирующими яркие характеры героев наших полей и заводов". Михайлов то и дело подставлял свою обширную грудь под новый орденок или медальку.
Точно так же попался на удочку "известного, талантливого" и драматург Семен Григорьевич Шор, человек веселого и едкого нрава, отягощенный массой семейных проблем и своей весьма практичной, деловитой женой Розочкой. Она-то и восприняла предложение Михайлова поработать на него как манну небесную:
- Сема! Не смей отказываться! Какие принципы? Какие могут быть принципы у человека с твоим прошлым? С твоим характером? С твоим абсолютно глухим левым ухом? Я уже не говорю о том, что я, твоя жена, больна почками и нуждаюсь в постоянном выезде в Трускавец...
Умный, наблюдательный Шор написал для Владимира Сергеевича целый ряд комедий, в которых он, а теперь уже "наш известный драматург В.С. Михайлов, - как было сказано в похвальных рецензиях на спектакли, - с поразительной точностью рисует характеры наших сегодняшних мещан, выжиг и карьеристов, которые пользуются своим начальственным положением для того, чтобы получать привилегии, унижать подчиненных, обирать казну".
Особо было отмечено: "Исключительно запоминающейся фигурой вышел председатель райисполкома. С какой начальственной, самоуверенной небрежностью он бросает своему подчиненному: "Ты должен так написать этот мой доклад, голубчик, чтоб массы аплодировали мне стоя! Чтоб этим докладом я прославился на всю область или даже страну! Чтобы меня пригласили работать в Москву! Ты теперь понял, к какой ответственной работе я тебя допустил? Не осрамись!"
И это ведь Шор написал ту самую веселую, язвительную пьеску "Миллиардерша приехала в социализм". О дочке греческого миллиардера и её русском муже, о неистребимых, оголтелых мещанках, чьи мужья ходят в членах Союза писателей и считаются "учителями народа, сеятелями доброго, вечного". Где смешно описывалось, как все эти "борцы с корыстолюбием, за высокую нравственность" перегрызлись друг с другом и даже передрались, чтобы только, оттолкнув собрата по перу, вселиться в шикарный дом в Безбожном переулке.
Теперь Нина Николаевна, мать Дарьи... Тут сложнее. Она и Наталья из Моршанска. И все-таки Ниночка не была откровенна со своей подругой. Хотя доверчива как коза. Но и талантлива. Конечно, это не Марина Цветаева, но... Она училась в литературном. Здесь числилась в перспективных. Однажды к ним в институт пожаловал Сам Михайлов. Она, вся такая кудрявенькая, глазастенькая, светленькая, читала при нем свои такие же непорочные, детские, забавные стихи... Он ей аплодировал. Он сказал, что возьмет её на какое-то совещание детских писателей в Прагу. И взял. И всю дорогу не спускал с неё ласкового взгляда...
Она, наивная, решила, что нравится ему, потому что он видит в ней поэтический дар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69