пистолет образца 1874г., когда-то бывший на вооружении французской армии. Если выстрелить из него сейчас, скорее всего вам оторвет руку. Но похоже, Вейко пытался это сделать.
Должно быть, выхватил его из ящика – но вы же не можете мгновенно вытащить и навести на цель полевую пушку вроде этой, так что пока он ее вытаскивал и потихоньку поднимал в позицию прицеливания, некто быстренько выхватил что-то более современное и поделал три кругленькие дырки в его галстуке.
Теперь в моем распоряжении было два варианта: исчезнуть и раствориться в пространстве или вызвать полицию. Внутренний голос настаивал на первом варианте. Но какой бы вариант я не принял, следовало просмотреть все бумаги на его столе и убедиться, нет ли моего имени в календаре или в других бумагах. Если сейчас не обнаружу я, потом на это наткнется полиция.
Десять минут поиска не дали результата, лишь усилили чувство фатального невезения. В его настольном календаре вообще ничего не было, за исключением нескольких пометок о покупке зелени и бакалеи. Скорее всего записи были кодированными, и оставалось надеяться, что код достаточно надежен.
Теперь все, что оставалось сделать, – это затащить его обратно в кресло. Судя по расположению пулевых отверстий и малому количеству крови, он, должно быть, умер мгновенно.
Если оставить его распростертым на устилающих пол бумагах, это любого приведет к выводу, что он убит после того, как в комнате что-то искали, или что приходил кто-то еще и вытащил его из кресла. Любой полицейский предпочтет второй вариант.
Работа оказалась обременительной и долгой. Он был тяжел, как железная тумба, и в то же время текуч и желеобразен, как пьяный осьминог.
Трупных пятен не было, так что скорее всего его убили не больше двух часов назад.
Я собрал бумаги со следами крови и понес их к печке. Корзина для поленьев была перевернута. Я подобрал полено, ударил им по задвижке печной дверки, открыл ее и кинул бумаги в пламя. Полено в моей руке было очень сухим, сероватым и все в трещинах. Оно пролежало в комнате очень долго, как и другие, разбросанные вокруг. Я присел на корточки, уставился на пламя и на полено в руке, затем на саму печку. Та представляла собой еще одну антикварную вещь размером в платяной шкаф, из белой с голубым керамики, такую вы найдете в старых домах по всей Финляндии.
Прелестная вещь в вашем интерьере, но требует для поддержания огня не меньше полной корзины поленьев в день. Я совершенно был не в силах сообразить, как поленья, выпавшие из корзины и предназначенные для употребления, смогли так долго избежать своей участи, что так высохли.
Я внимательно вглядывался в пламя, красные, раскаленные угли и черные очертания полусгоревших поленьев под ними. Затем меня еще кое-что поразило. Отсутствовал запах древесного дыма. Не было вообще никакого запаха.
Я обнаружил это в стенном шкафу под лестницей, как раз позади печки: длинный ряд газовых баллонов типа "Калор". Для дома в лесной глуши наличие газовых баллонов вполне резонно и логично, за исключением того, что сбросив с цилиндров тряпье, я обнаружил от последнего цилиндра отвод в виде латунной трубки, проходящей через стену. Закрутив вентиль редукира, я вернулся в кабинет.
Моя ухмылка предназначалась мертвецу в кресле.
– Это было недурно, – сказал я ему. – Только ты был слегка небрежен в деталях. Следовало обновлять поленья.
Но в действительности Вейко не за что было себя упрекнуть, будь он в настроении анализировать сделанное. Его секрет пережил его.
За металлическими муляжами поленьев в печи имелась зачерненная дверца, еще слишком горячая, чтобы ее открыть.
Вероятно, там был какой-то секрет, но я не стал его искать. Просто достал свою старую зажигалку и осветил внутренность печи, подцепил длинной кочергой за край потайной дверцы и рванул.
Она отлетела вниз и вперед на поленья. Среди массы барахла на полу я обнаружил декоративную зеленую свечку, упавшую с какой-то полки, зажег и укрепил в топке.
На первый взгляд это напоминало старый винтовой пресс для получения оттисков. Он выглядел очень похоже, если не принимать во внимание длинный горизонтальный ворот, венчающий широченный винт, и свисающие по обе стороны ворота два тяжелых груза. Примерившись кочергой, я толкнул один. Понадобился довольно сильный толчок, чтобы заставить его двинуться, после чего весь механизм пришел в равномерное круговое движение.
Тяжелая верхняя плита пресса стала медленно подниматься. В центре матрицы виднелось маленькое круглое углубление. Точно над ним в верхней плите расположилась другая ниша, которая показалась мне шероховатой на ощупь.
Тогда я еще чуть-чуть просунул в топку плечо и голову и все осмотрел как следует.
С одной стороны пресса стоял большой таз с каким-то керамическим материалом и несколько металлических инструментов, назначение которых я определить не мог. С другой стороны – деревянный ящик размером с обувную коробку. Я попытался вытащить его наружу, но не смог сдвинуть ни на дюйм. Тогда просунул руку внутрь ящика и вытащил пару маленьких дисков, гладких и золотистых.
Теперь я понял, что к чему. Все, что мне оставалось – проверить это. Я поместил один из дисков в углубление матрицы пресса и сильно толкнул ворот, чтобы придать ему обратное движение. Верхняя плита двинулась вниз и соединилась с нижней. Теперь я раскрутил рычаг на подъем, и диск на несколько дюймов поднялся с верхней плитой, пока не упал. Приблизив его к свече, я обнаружил, что держу свежеотчеканенный соверен 1918 года с маленькой буквой "I", что означало его бомбейское происхождение.
Я как-то потерял контроль за временем, просто размышляя о дисках в ящике; видимо, их количество было достаточным, чтобы сделать тот таким неподъемным.
Но приятная пауза в калейдоскопе событий слишком затянулась.
Огни фар скользнули по окну, завизжали тормоза, заскрипели покрышки на гравии перед входом.
На миг я оцепенел.
Затем забросил вытащенные диски обратно в коробку, задвинул свечку за пресс, захлопнул потайную дверку и закрыл печную заслонку.
Хлопнула дверь автомобиля, затем другая. По гравию заскрипели шаги.
Я неслышно, словно кошка, скользнул к столу и подобрал антикварный французский пугач. Ведь за дверью мог оказаться тот, кто только что убил Вейко и вспомнил, что забыл заглянуть в печь.
Пронзительный звонок прозвучал для меня как выстрел сигнальной пушки, отмечающей в сумерках время спуска флага. Я тут же высчитал, кто это был: убийца знал, что входная дверь оставлена открытой.
Я схватил телефонный шнур, дернул, и он оборвался.
Кто-то прокричал:
– Откройте, или мы взломаем дверь!
И я узнал если не голос, то манеру общения. Только никак не мог догадаться, что их сюда привело. И тут я вспомнил "Facel Vega" на дороге. Все, что Клоду было нужно – это телефон, зато вот я теперь нуждался в хорошем адвокате.
Дверь я пнул ногой, и она с лязгом распахнулась. Сразу два фонарика уперлись мне в лицо.
Голос, принадлежащий полицейскому – здоровяку, спокойно произнес по-шведски:
– Кажется, без вас нигде не обходится.
Другой внезапно завопил, что у меня пистолет, и фонарик отлетел назад на два шага.
Я взял пистолет левой рукой и протянул рукояткой вперед. Огромная волосатая рука появилась в круге света и схватила его.
Я сказал:
– Это принадлежит Вейко. Он в кабинете.
Маленький полицейский рванулся в дом мимо меня. Я обратился к здоровяку:
– Скажите ему, чтобы он не оставлял отпечатков пальцев на чем попало. Это дело полиции.
Голос здоровяка звучал миролюбиво:
– А мы, по-твоему, кто? Карточные валеты?
– Я имею в виду полицейских экспертов.
Из недр дома донесся вопль малыша.
– Сюда! Идите сюда!
Голос слегка дрожал.
Здоровяк спросил:
– Мертв?
– Да.
– Ты?
– Вы бы меня здесь не застали, если бы я его убил. Я собирался сообщить, но телефон не в порядке.
– Все сделал в лучшем виде, верно?
– Естественно. Кроме того, нет пистолета.
– Нет пистолета?
Огромный французский револьвер закачался в луче фонарика, показавшись в его лапище игрушкой.
– Его убили не из этого. Такая пушка могла бы разнести весь дом. А вам нужно найти тот пистолет, из которого действительно стреляли, и только после этого выдвигать обвинение.
Фонарь медленно прошелся по мне верх – вниз, как большой всевидящий глаз.
– Мы всегда надеялись, что кто-нибудь отправит Вейко на тот свет. Но теперь видно всем нам предстоит долгая и беспокойная ночь.
Глава 17
Все кончилось тем же номером в том же отеле, и делали мы все то же: ждали Никонена.
Сначала это меня просто озадачило: я ожидал, что меня сразу засадят за решетку. Затем пришла в голову мысль, что вероятно на "Дакоте" из Рованиеми нагрянуло немало газетчиков, которые стали осаждать полицейских, чтобы добыть хоть какую-то информацию по поводу двух авиакатастроф за два дня.
Будучи человеком из "SuoPo", Никонен не хотел, чтобы его застукали где-нибудь поблизости от полицейского участка. Он отправился в Рованиеми чартерным рейсом в 4. 10 и не мог вернуться раньше 11. 20. Так что мы ждали.
Никто мне не сообщил, арестован я или нет, а был не в том расположении духа, чтобы выяснить это самому. Мы все просто ждали.
На этот раз – никакого шнапса. Все, чем я располагал, это старый еженедельник, подобранный в полицейском автомобиле. И я прикидывался, что внимательнейшим образом его читаю.
Прямо напротив меня за столом сидел здоровяк-полицейский.
Револьвер Вейко лежал перед ним, своим дулом глядя прямо мне в грудь и своей назидательностью напоминая мне указующий перст.
Маленький напарник сидел на кровати.
– Три выстрела! – сказал он. – Всего три выстрела – бах-бах-бах, кучно, как три пальца на руке. Он, должно быть, просто снайпер.
Говорил он по-шведски, так что, очевидно, предназначалось это для меня.
Я продолжал изображать внимательное чтение газеты.
Здоровяк сказал:
– Твой дружок Оскар не был такой уж невинной овечкой, между прочим. У него был револьвер. Ты об этом знал?
– Что-то я такого не помню.
Коротышка проворчал:
– Он не помнит. Ха!
Я заметил:
– Может быть, как раз из него подстрелили Вейко.
Коротышка привстал с кровати со словами:
– Мы и не думали... – прежде чем до него дошло, что Оскар был мертв и его револьвер лежал в полиции, когда Вейко убили.
Он озлобленно и угрожающе посмотрел на меня. Будь достаточно светло, он наверняка надел бы свои солнцезащитные очки и одарил бы меня непроницаемым взглядом.
Здоровяк откинулся на спинку стула, но не так далеко, чтобы не смог мгновенно схватить револьвер, если я вдруг начну проявлять признаки гражданского неповиновения.
– Лично я не думаю, что ты убил Вейко, – сказал он, – но, никто и не поинтересуется, что я думаю.
Маленький фыркнул:
– Чего мы понапрасну тратим силы? Мы его поймали в доме с еще теплым трупом, он пытался угрожать нам револьвером жертвы. Вынести приговор не составит труда.
Как мне показалось, здоровяк уже прокручивал этот вариант.
– Мы, конечно, можем так и сделать. Но я предпочел бы все же докопаться, как все было на самом деле.
– А чего суетиться? Он нам помогать не собирается. Зачем же нам с ним возиться?
Они посмотрели на меня. Им ничего не оставалось делать, как разыгрывать весь спектакль по-шведски, чтобы быть уверенными, что до меня все доходит, и в то же время делать вид, что идет всего лишь исключительно обмен мнениями.
Я продолжал внимательно изучать газету.
Маленький полицейский продолжал:
– Он рассчитывает, что сможет выпутаться, когда прибудет Никонен. Ха! Чего ради Никонену это делать!
Он пожал плечами так сильно, как только мог.
– Продолжайте в том же духе, – заметил я, – и вы замучаете себя до смерти.
– Ты думаешь, мы не можем связать тебя с делом Адлера, верно? Преотлично можем. И в ближайшем будущем так и сделаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Должно быть, выхватил его из ящика – но вы же не можете мгновенно вытащить и навести на цель полевую пушку вроде этой, так что пока он ее вытаскивал и потихоньку поднимал в позицию прицеливания, некто быстренько выхватил что-то более современное и поделал три кругленькие дырки в его галстуке.
Теперь в моем распоряжении было два варианта: исчезнуть и раствориться в пространстве или вызвать полицию. Внутренний голос настаивал на первом варианте. Но какой бы вариант я не принял, следовало просмотреть все бумаги на его столе и убедиться, нет ли моего имени в календаре или в других бумагах. Если сейчас не обнаружу я, потом на это наткнется полиция.
Десять минут поиска не дали результата, лишь усилили чувство фатального невезения. В его настольном календаре вообще ничего не было, за исключением нескольких пометок о покупке зелени и бакалеи. Скорее всего записи были кодированными, и оставалось надеяться, что код достаточно надежен.
Теперь все, что оставалось сделать, – это затащить его обратно в кресло. Судя по расположению пулевых отверстий и малому количеству крови, он, должно быть, умер мгновенно.
Если оставить его распростертым на устилающих пол бумагах, это любого приведет к выводу, что он убит после того, как в комнате что-то искали, или что приходил кто-то еще и вытащил его из кресла. Любой полицейский предпочтет второй вариант.
Работа оказалась обременительной и долгой. Он был тяжел, как железная тумба, и в то же время текуч и желеобразен, как пьяный осьминог.
Трупных пятен не было, так что скорее всего его убили не больше двух часов назад.
Я собрал бумаги со следами крови и понес их к печке. Корзина для поленьев была перевернута. Я подобрал полено, ударил им по задвижке печной дверки, открыл ее и кинул бумаги в пламя. Полено в моей руке было очень сухим, сероватым и все в трещинах. Оно пролежало в комнате очень долго, как и другие, разбросанные вокруг. Я присел на корточки, уставился на пламя и на полено в руке, затем на саму печку. Та представляла собой еще одну антикварную вещь размером в платяной шкаф, из белой с голубым керамики, такую вы найдете в старых домах по всей Финляндии.
Прелестная вещь в вашем интерьере, но требует для поддержания огня не меньше полной корзины поленьев в день. Я совершенно был не в силах сообразить, как поленья, выпавшие из корзины и предназначенные для употребления, смогли так долго избежать своей участи, что так высохли.
Я внимательно вглядывался в пламя, красные, раскаленные угли и черные очертания полусгоревших поленьев под ними. Затем меня еще кое-что поразило. Отсутствовал запах древесного дыма. Не было вообще никакого запаха.
Я обнаружил это в стенном шкафу под лестницей, как раз позади печки: длинный ряд газовых баллонов типа "Калор". Для дома в лесной глуши наличие газовых баллонов вполне резонно и логично, за исключением того, что сбросив с цилиндров тряпье, я обнаружил от последнего цилиндра отвод в виде латунной трубки, проходящей через стену. Закрутив вентиль редукира, я вернулся в кабинет.
Моя ухмылка предназначалась мертвецу в кресле.
– Это было недурно, – сказал я ему. – Только ты был слегка небрежен в деталях. Следовало обновлять поленья.
Но в действительности Вейко не за что было себя упрекнуть, будь он в настроении анализировать сделанное. Его секрет пережил его.
За металлическими муляжами поленьев в печи имелась зачерненная дверца, еще слишком горячая, чтобы ее открыть.
Вероятно, там был какой-то секрет, но я не стал его искать. Просто достал свою старую зажигалку и осветил внутренность печи, подцепил длинной кочергой за край потайной дверцы и рванул.
Она отлетела вниз и вперед на поленья. Среди массы барахла на полу я обнаружил декоративную зеленую свечку, упавшую с какой-то полки, зажег и укрепил в топке.
На первый взгляд это напоминало старый винтовой пресс для получения оттисков. Он выглядел очень похоже, если не принимать во внимание длинный горизонтальный ворот, венчающий широченный винт, и свисающие по обе стороны ворота два тяжелых груза. Примерившись кочергой, я толкнул один. Понадобился довольно сильный толчок, чтобы заставить его двинуться, после чего весь механизм пришел в равномерное круговое движение.
Тяжелая верхняя плита пресса стала медленно подниматься. В центре матрицы виднелось маленькое круглое углубление. Точно над ним в верхней плите расположилась другая ниша, которая показалась мне шероховатой на ощупь.
Тогда я еще чуть-чуть просунул в топку плечо и голову и все осмотрел как следует.
С одной стороны пресса стоял большой таз с каким-то керамическим материалом и несколько металлических инструментов, назначение которых я определить не мог. С другой стороны – деревянный ящик размером с обувную коробку. Я попытался вытащить его наружу, но не смог сдвинуть ни на дюйм. Тогда просунул руку внутрь ящика и вытащил пару маленьких дисков, гладких и золотистых.
Теперь я понял, что к чему. Все, что мне оставалось – проверить это. Я поместил один из дисков в углубление матрицы пресса и сильно толкнул ворот, чтобы придать ему обратное движение. Верхняя плита двинулась вниз и соединилась с нижней. Теперь я раскрутил рычаг на подъем, и диск на несколько дюймов поднялся с верхней плитой, пока не упал. Приблизив его к свече, я обнаружил, что держу свежеотчеканенный соверен 1918 года с маленькой буквой "I", что означало его бомбейское происхождение.
Я как-то потерял контроль за временем, просто размышляя о дисках в ящике; видимо, их количество было достаточным, чтобы сделать тот таким неподъемным.
Но приятная пауза в калейдоскопе событий слишком затянулась.
Огни фар скользнули по окну, завизжали тормоза, заскрипели покрышки на гравии перед входом.
На миг я оцепенел.
Затем забросил вытащенные диски обратно в коробку, задвинул свечку за пресс, захлопнул потайную дверку и закрыл печную заслонку.
Хлопнула дверь автомобиля, затем другая. По гравию заскрипели шаги.
Я неслышно, словно кошка, скользнул к столу и подобрал антикварный французский пугач. Ведь за дверью мог оказаться тот, кто только что убил Вейко и вспомнил, что забыл заглянуть в печь.
Пронзительный звонок прозвучал для меня как выстрел сигнальной пушки, отмечающей в сумерках время спуска флага. Я тут же высчитал, кто это был: убийца знал, что входная дверь оставлена открытой.
Я схватил телефонный шнур, дернул, и он оборвался.
Кто-то прокричал:
– Откройте, или мы взломаем дверь!
И я узнал если не голос, то манеру общения. Только никак не мог догадаться, что их сюда привело. И тут я вспомнил "Facel Vega" на дороге. Все, что Клоду было нужно – это телефон, зато вот я теперь нуждался в хорошем адвокате.
Дверь я пнул ногой, и она с лязгом распахнулась. Сразу два фонарика уперлись мне в лицо.
Голос, принадлежащий полицейскому – здоровяку, спокойно произнес по-шведски:
– Кажется, без вас нигде не обходится.
Другой внезапно завопил, что у меня пистолет, и фонарик отлетел назад на два шага.
Я взял пистолет левой рукой и протянул рукояткой вперед. Огромная волосатая рука появилась в круге света и схватила его.
Я сказал:
– Это принадлежит Вейко. Он в кабинете.
Маленький полицейский рванулся в дом мимо меня. Я обратился к здоровяку:
– Скажите ему, чтобы он не оставлял отпечатков пальцев на чем попало. Это дело полиции.
Голос здоровяка звучал миролюбиво:
– А мы, по-твоему, кто? Карточные валеты?
– Я имею в виду полицейских экспертов.
Из недр дома донесся вопль малыша.
– Сюда! Идите сюда!
Голос слегка дрожал.
Здоровяк спросил:
– Мертв?
– Да.
– Ты?
– Вы бы меня здесь не застали, если бы я его убил. Я собирался сообщить, но телефон не в порядке.
– Все сделал в лучшем виде, верно?
– Естественно. Кроме того, нет пистолета.
– Нет пистолета?
Огромный французский револьвер закачался в луче фонарика, показавшись в его лапище игрушкой.
– Его убили не из этого. Такая пушка могла бы разнести весь дом. А вам нужно найти тот пистолет, из которого действительно стреляли, и только после этого выдвигать обвинение.
Фонарь медленно прошелся по мне верх – вниз, как большой всевидящий глаз.
– Мы всегда надеялись, что кто-нибудь отправит Вейко на тот свет. Но теперь видно всем нам предстоит долгая и беспокойная ночь.
Глава 17
Все кончилось тем же номером в том же отеле, и делали мы все то же: ждали Никонена.
Сначала это меня просто озадачило: я ожидал, что меня сразу засадят за решетку. Затем пришла в голову мысль, что вероятно на "Дакоте" из Рованиеми нагрянуло немало газетчиков, которые стали осаждать полицейских, чтобы добыть хоть какую-то информацию по поводу двух авиакатастроф за два дня.
Будучи человеком из "SuoPo", Никонен не хотел, чтобы его застукали где-нибудь поблизости от полицейского участка. Он отправился в Рованиеми чартерным рейсом в 4. 10 и не мог вернуться раньше 11. 20. Так что мы ждали.
Никто мне не сообщил, арестован я или нет, а был не в том расположении духа, чтобы выяснить это самому. Мы все просто ждали.
На этот раз – никакого шнапса. Все, чем я располагал, это старый еженедельник, подобранный в полицейском автомобиле. И я прикидывался, что внимательнейшим образом его читаю.
Прямо напротив меня за столом сидел здоровяк-полицейский.
Револьвер Вейко лежал перед ним, своим дулом глядя прямо мне в грудь и своей назидательностью напоминая мне указующий перст.
Маленький напарник сидел на кровати.
– Три выстрела! – сказал он. – Всего три выстрела – бах-бах-бах, кучно, как три пальца на руке. Он, должно быть, просто снайпер.
Говорил он по-шведски, так что, очевидно, предназначалось это для меня.
Я продолжал изображать внимательное чтение газеты.
Здоровяк сказал:
– Твой дружок Оскар не был такой уж невинной овечкой, между прочим. У него был револьвер. Ты об этом знал?
– Что-то я такого не помню.
Коротышка проворчал:
– Он не помнит. Ха!
Я заметил:
– Может быть, как раз из него подстрелили Вейко.
Коротышка привстал с кровати со словами:
– Мы и не думали... – прежде чем до него дошло, что Оскар был мертв и его револьвер лежал в полиции, когда Вейко убили.
Он озлобленно и угрожающе посмотрел на меня. Будь достаточно светло, он наверняка надел бы свои солнцезащитные очки и одарил бы меня непроницаемым взглядом.
Здоровяк откинулся на спинку стула, но не так далеко, чтобы не смог мгновенно схватить револьвер, если я вдруг начну проявлять признаки гражданского неповиновения.
– Лично я не думаю, что ты убил Вейко, – сказал он, – но, никто и не поинтересуется, что я думаю.
Маленький фыркнул:
– Чего мы понапрасну тратим силы? Мы его поймали в доме с еще теплым трупом, он пытался угрожать нам револьвером жертвы. Вынести приговор не составит труда.
Как мне показалось, здоровяк уже прокручивал этот вариант.
– Мы, конечно, можем так и сделать. Но я предпочел бы все же докопаться, как все было на самом деле.
– А чего суетиться? Он нам помогать не собирается. Зачем же нам с ним возиться?
Они посмотрели на меня. Им ничего не оставалось делать, как разыгрывать весь спектакль по-шведски, чтобы быть уверенными, что до меня все доходит, и в то же время делать вид, что идет всего лишь исключительно обмен мнениями.
Я продолжал внимательно изучать газету.
Маленький полицейский продолжал:
– Он рассчитывает, что сможет выпутаться, когда прибудет Никонен. Ха! Чего ради Никонену это делать!
Он пожал плечами так сильно, как только мог.
– Продолжайте в том же духе, – заметил я, – и вы замучаете себя до смерти.
– Ты думаешь, мы не можем связать тебя с делом Адлера, верно? Преотлично можем. И в ближайшем будущем так и сделаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37