Это занимало семь минут полета, значит в час ночи я буду пролетать над местом слияния двух озер. До сих пор все получалось правильно. Но это ничего не значит, если я не смогу сесть. А нужно было, чтобы все прошло как по маслу.
Я посмотрел на берег, чтобы решить, не смогу ли повторить свой любимый маневр с посадкой параллельно береговой линии, которая служила бы мне горизонтом. На тихой воде, по которой очень трудно понять, на какой высоте ты находишься, он прекрасно срабатывал. Но в туман это не годилось. Я постепенно стал опускать поплавки в пелену тумана, повисшую над водой, потом начал рвать ее пропеллером и, наконец, стал топить в ней нос и лобовое стекло кабины. Берег исчез, я погрузился в неизвестность.
Когда самолет вылетел оттуда, моя спина была мокрой и холодной, как нос здоровой собаки.
Озеро несколько сворачивало влево, и я отклонился в ту же сторону. Осталось три минуты полета.
Настало время для расчетов.
Мои глаза находились на одиннадцать футов выше самой нижней точки "Бобра", где наполовину убранное центральное колесо выпячивались за поплавки. Так что, если погрузиться в туман до уровня глаз, поплавки окажутся на одиннадцать футов ниже.
Плюс-минус пару футов из-за того, что пропеллер поднимает волны.
Но это ничего не значило, ведь я ничего не знал о глубине слоя тумана. С одинаковым успехом он могла подниматься над водой на одиннадцать, пятнадцать или двадцать футов.
– Ну и как тебе все это? – спросил Джад.
– Похоже, сесть невозможно.
– Я считал, ты просто мастер по ситуациям такого рода.
– Нужно быть отличным пилотом, чтобы определить возможность посадки. А как, ты думаешь, бьются неопытные летчики?
Комментариев не последовало.
– Все будет зависеть от огней, – сказал я через некоторое время. – Если от них будет хоть какой-то прок, может и получится.
Даже для меня это прозвучало неубедительно, а ведь я действовал в собственных интересах. Возможно, он подумал, что мне все бы удалось, носи я до сих пор галстук из Форин-Офис.
Мы миновали проливчик, соединяющий оба озера. Просто прогалина среди деревьев тридцать ярдов в ширину и не намного длиннее. Перед нами предстало второе озеро. Горизонта не видно, всюду, куда не кинешь взгляд, туман. Длинные, чахлые сосны росли на разбросанных по озеру островках, пробиваясь сквозь туман, словно гнилые мачты затонувших парусников. Тихо, как в ледяной пещере. Только рокот мотора моего "Бобра" нарушал тишину и делал его слишком приметным.
Я повернул налево, стараясь держаться поближе к северному берегу, затем задрал нос и сбавил обороты мотора, чтобы уменьшить шум. Джад за моей спиной прилип к окну.
Стрелки часов начали отсчитывать секунды следующего часа. Я остановил таймер и сбросил показания на ноль. Северный берег ощетинился верхушками сосен и я повел машину параллельно ему. Скорость упала до семидесяти пяти узлов, но мотор теперь работал гораздо тише.
– Ладно, мы здесь, но где же твой приятель? Уверен, что мы оказались в нужном месте и не перепутали время?
Среди деревьев мелькнула зеленая вспышка. Джад заерзал.
– Ладно, вижу, – заметил я, мигнул огнями и пошел на S-образный разворот над озером, готовясь к посадке.
Ближайшие островки отстояли не меньше, чем на четверть мили, от берега, который слегка выступал в озеро. Если кто-нибудь запустил оттуда плавающие огни, чтобы отметить посадочную полосу, то она пройдет рядом с мысом. Ничего страшного.
В воздухе сверкнула вспышка и затем с западной стороны мыса сквозь туман стало пробиваться белое свечение.
– Что это за штука? – спросил я.
Джад размышлял, не выдаст ли он важнейшую государственную тайну.
– Новый тип плавающего фонаря. Свет всегда остается наверху.
Еще одна вспышка, и сквозь туман стал пробиваться свет второго фонаря.
Я повернулся назад, наполовину выпустил закрылки и зашел на посадку. Свет ближнего ко мне фонаря стал не стал ярче, зато дальний стал бледнеть, еще когда самолет был в пятидесяти футах от пелены тумана. На тридцати он окончательно исчез. Я прекратил снижение, задел поплавком за верхнюю границу тумана и стал набирать высоту. Исчезнувший свет неожиданно вспыхнул прямо подо мной.
– Ты видел? – спросил я.
– Да.
– Тебе не надо объяснять, зачем мне для посадки нужны два ориентира? Это дает возможность почувствовать высоту над посадочной полосой. Один фонарь этого сделать не может.
– Я знаю, – упавшим голосом сказал он, – и понимаю, что ты имеешь в виду.
Нет, командные интонации явно исчезли.
Я развернулся на высоте шестьдесят футов, убрал свет в кабине и снова нацелился на ближайший огонь, стараясь опуститься прямо перед ним. Поплавки уже погрузились в туман, но тут я стал резко набирать высоту.
Огонь промелькнул прямо под носом и я впервые заметил воду. Она была словно плоский поблескивающий отражатель диаметром несколько футов вокруг фонаря. Самолет снова поднялся над пеленой тумана.
– Что бы могло случиться, если... – тут Джад замялся, – если ты неправильно рассчитаешь заход на посадку?
– Мы можем скапотировать или зарыться поплавком в воду и сломать его. Ни то, ни другое мне не подходит. Тогда вместо одного тут останутся трое.
– У меня есть идея, – продолжал я. – Неожиданно мной овладело ужасное чувство, может быть до этой минуты такого ни у кого не было, короче говоря, хуже не бывает. Но мне кажется, что я смогу посадить самолет и при одном огне, если буду лучше видеть воду.
– И как это сделать?
– Я об этом и говорю. Нужно что-нибудь бросить в воду между огнями. Пойдут небольшие волны, и вода станет заметнее. Слишком тихая погода, черт побери.
– Что нужно бросить?
– Отстегнись и сходи в багажное отделение в хвосте, найди там жестянки с консервами – это наш неприкосновенный запас – открой люк и жди моего сигнала. Бросишь три – четыре банки, связанные веревкой.
Я услышал, как он стал протискиваться назад, и сделал медленный круг над озером, чтобы снова зайти на посадочную полосу. Этот туман и черные, лохматые силуэты сосен, казались безжизненными, как обратная сторона луны. С того момента, как мы впервые заметили огни, прошло всего четыре минуты.
Люк открылся, послышался свист ветра.
– Я готов, – крикнул Джад.
– Ладно. Секунд через пятнадцать, – я убрал газ и стал спускаться вдоль огней. Дальний опять исчез, самолет стал утюжить поплавками верхнюю границу тумана.
– Приготовиться, – крикнул я.
Первый огонь вспыхнул и исчез под носом. Я мысленно произнес "двадцать два" и заорал:
– Пора!
Впереди неожиданно замаячил второй огонь, стал увеличиваться и прошел подо мной.
Надо было спешить, пока рябь на воде не утихла. Самолет пошел на разворот.
Мог ли мне оказаться полезным второй огонь? Ну, скажем, если пройти над первым на высоте три-четыре фута, постараться удержаться на этой высоте и посадить машину, когда увижу рябь у второго огня? Возможно ли это?
Нет. Нельзя метаться между двумя стогами сена. Цель должна быть только одна. Забудь о втором огне.
Джад тяжело плюхнулся на сиденье.
– Я не закрыл люк...
– Черт с ним!
Машина вышла из поворота на высоте пятьдесят футов выше кромки тумана и в двухстах ярдах позади первого огня. Взяв на себя сектор газа, я полностью опустил закрылки. "Бобер" замедлил свой бег, качнулся и клюнул носом вниз.
Я как мог, пока видел оба огня, старался поточнее удерживать курс. Стрелка указателя скорости стала возвращаться в исходное положение. При пятидесяти узлах я еще круче опустил нос машины. Дальний огонь стал бледнеть и, наконец, совсем исчез.
Я весь сосредоточился на первом огне и нацелился гораздо ближе, чем в предыдущий раз.
Мы уже опустились до тридцати футов над туманом и были в ста ярдах от огня. Он начинал бледнеть, пока едва заметно. Скорость упала до сорока семи узлов. На этой скорости машина стала неповоротлива и с запаздыванием реагировала на мои манипуляции.
На двадцати футах огонь стал совсем тусклым, но я продолжал снижаться и это стоило больших усилий. С одной стороны, мне хотелось подняться повыше, чтобы лучше видеть ориентир, но я должен был целиться ближе, чем прошлый раз, и сесть точно на огонь. За ним уже ничего не было видно. Ничего.
Когда самолет опустился до десяти футов от верхней кромки тумана, огонь стал едва заметен. До него оставалось ярдов пять – десять. Пока все шло как по маслу. Я снова убрал газ и стал понемногу задирать нос.
Неожиданно кабина показалась мне такой же тихой и безжизненной, как туман с торчащими из него черными стволами деревьев.
Огонь оставался единственным живым существом в этом мире и стал похож на угасающие угольки. Стрелка указателя скорости упала почти до нуля. Поплавки погружались в туман, а он клубился, пенился, обтекал их и уносился прочь. Туман поднимался и вот уже винт самолета стал крошить его на кусочки. Огонь исчез.
Я остался один и падал в ничто. И я стал его частью и был внутри него. Мне захотелось вернуть машину назад, взреветь мотором, чтобы почувствовать биение жизни моей машины. Мне не хотелось умирать в тишине.
Сквозь туман начал пробиваться свет посадочного огня. Он был слишком расплывчатым, чтобы служить ориентиром, но быстро разрастался. Яркость его быстро росла. Высоко, слишком высоко. Я потянул штурвал, и он задрожал в моих руках. Скорость была на пределе. Огонь вспыхнул ярче и стал совсем близким, и я увидел за ним рябь на воде. Неожиданно все встало на свои места. Подо мной появилась плоскость, и теперь я знал, где нахожусь.
Высота четыре фута – слишком высоко. Я толкнул штурвал вперед и взял немного на себя, и мой "Бобер" свалился на два фута ниже. Штурвал снова начал вибрировать, я опять потянул его на себя. Полет закончился, раздался всплеск и поплавки коснулись воды.
Все кругом заволокло туманом. Меня окружала пустота, но теперь все было иначе, я снова был на земле. Второй огонь вспыхнул, стал ярче и уплыл назад, а я стал ждать, когда "Бобер" закончит свой пробег.
Мы слегка покачивались на волнах, вызванных посадкой. Мотор стал чихать и не мог сократить пробег машины, но в эту минуту я наслаждался тишиной.
– Да, – тяжело вздохнул Джад за моей спиной, – да.
– Добро пожаловать в Россию, – сказал я.
– Да, – снова повторил он и вдруг весело добавил. – Мне пришлось пережить довольно неприятные минуты.
– Это лишь тень моих переживаний, приятель. Я весь как выжатый лимон.
– Ты знал, что потеряешь огонь из виду?
– Да. Это было необходимо, если я снова собирался найти его в нужном месте.
– Не зря тебя хвалили в Лондоне.
– Неужели меня еще ценят?
– Там сказали, ты лучший из всех, кого они знают.
– Только недостаточно морально устойчив, не так ли?
Он промолчал.
– Когда ты совершишь не одну такую вылазку, – заметил я, – захочется уверенности, что люди, посылающие тебя, представляют, что они делают. Ты станешь нетерпимым к чужим ошибкам. А сидя в Лондоне за письменным столом, это можно назвать это моральной неустойчивостью.
Джад снова ничего не ответил. Я прибавил газу, и повернул на курс триста десять градусов, чтобы, как мне казалось, направить "Бобра" параллельно берегу. Неожиданно с правого борта из тумана выплыл крошечный Мысок. Я отвернул в сторону и снова вернулся на прежний курс. Теперь из тумана показался плоский серый берег, я сбросил газ, левый поплавок чиркнул по камню, но не настолько сильно чтобы получить пробоину.
– Теперь нужно удостовериться, нет ли засады, – заметил я.
Джад сгорбился у открытой двери с пистолетом в руке.
– Если человек появится не один, уноси ноги поскорее, – приказал он.
– А сразу стреляй.
От удара о камень ""Бобра" развернуло бортом к берегу. Тот казался пустынным. Я стал различать темные расплывчатые силуэты деревьев. Это был мертвый, бесцветный мир, словно дно озера, и туман, как вода, струился между ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Я посмотрел на берег, чтобы решить, не смогу ли повторить свой любимый маневр с посадкой параллельно береговой линии, которая служила бы мне горизонтом. На тихой воде, по которой очень трудно понять, на какой высоте ты находишься, он прекрасно срабатывал. Но в туман это не годилось. Я постепенно стал опускать поплавки в пелену тумана, повисшую над водой, потом начал рвать ее пропеллером и, наконец, стал топить в ней нос и лобовое стекло кабины. Берег исчез, я погрузился в неизвестность.
Когда самолет вылетел оттуда, моя спина была мокрой и холодной, как нос здоровой собаки.
Озеро несколько сворачивало влево, и я отклонился в ту же сторону. Осталось три минуты полета.
Настало время для расчетов.
Мои глаза находились на одиннадцать футов выше самой нижней точки "Бобра", где наполовину убранное центральное колесо выпячивались за поплавки. Так что, если погрузиться в туман до уровня глаз, поплавки окажутся на одиннадцать футов ниже.
Плюс-минус пару футов из-за того, что пропеллер поднимает волны.
Но это ничего не значило, ведь я ничего не знал о глубине слоя тумана. С одинаковым успехом он могла подниматься над водой на одиннадцать, пятнадцать или двадцать футов.
– Ну и как тебе все это? – спросил Джад.
– Похоже, сесть невозможно.
– Я считал, ты просто мастер по ситуациям такого рода.
– Нужно быть отличным пилотом, чтобы определить возможность посадки. А как, ты думаешь, бьются неопытные летчики?
Комментариев не последовало.
– Все будет зависеть от огней, – сказал я через некоторое время. – Если от них будет хоть какой-то прок, может и получится.
Даже для меня это прозвучало неубедительно, а ведь я действовал в собственных интересах. Возможно, он подумал, что мне все бы удалось, носи я до сих пор галстук из Форин-Офис.
Мы миновали проливчик, соединяющий оба озера. Просто прогалина среди деревьев тридцать ярдов в ширину и не намного длиннее. Перед нами предстало второе озеро. Горизонта не видно, всюду, куда не кинешь взгляд, туман. Длинные, чахлые сосны росли на разбросанных по озеру островках, пробиваясь сквозь туман, словно гнилые мачты затонувших парусников. Тихо, как в ледяной пещере. Только рокот мотора моего "Бобра" нарушал тишину и делал его слишком приметным.
Я повернул налево, стараясь держаться поближе к северному берегу, затем задрал нос и сбавил обороты мотора, чтобы уменьшить шум. Джад за моей спиной прилип к окну.
Стрелки часов начали отсчитывать секунды следующего часа. Я остановил таймер и сбросил показания на ноль. Северный берег ощетинился верхушками сосен и я повел машину параллельно ему. Скорость упала до семидесяти пяти узлов, но мотор теперь работал гораздо тише.
– Ладно, мы здесь, но где же твой приятель? Уверен, что мы оказались в нужном месте и не перепутали время?
Среди деревьев мелькнула зеленая вспышка. Джад заерзал.
– Ладно, вижу, – заметил я, мигнул огнями и пошел на S-образный разворот над озером, готовясь к посадке.
Ближайшие островки отстояли не меньше, чем на четверть мили, от берега, который слегка выступал в озеро. Если кто-нибудь запустил оттуда плавающие огни, чтобы отметить посадочную полосу, то она пройдет рядом с мысом. Ничего страшного.
В воздухе сверкнула вспышка и затем с западной стороны мыса сквозь туман стало пробиваться белое свечение.
– Что это за штука? – спросил я.
Джад размышлял, не выдаст ли он важнейшую государственную тайну.
– Новый тип плавающего фонаря. Свет всегда остается наверху.
Еще одна вспышка, и сквозь туман стал пробиваться свет второго фонаря.
Я повернулся назад, наполовину выпустил закрылки и зашел на посадку. Свет ближнего ко мне фонаря стал не стал ярче, зато дальний стал бледнеть, еще когда самолет был в пятидесяти футах от пелены тумана. На тридцати он окончательно исчез. Я прекратил снижение, задел поплавком за верхнюю границу тумана и стал набирать высоту. Исчезнувший свет неожиданно вспыхнул прямо подо мной.
– Ты видел? – спросил я.
– Да.
– Тебе не надо объяснять, зачем мне для посадки нужны два ориентира? Это дает возможность почувствовать высоту над посадочной полосой. Один фонарь этого сделать не может.
– Я знаю, – упавшим голосом сказал он, – и понимаю, что ты имеешь в виду.
Нет, командные интонации явно исчезли.
Я развернулся на высоте шестьдесят футов, убрал свет в кабине и снова нацелился на ближайший огонь, стараясь опуститься прямо перед ним. Поплавки уже погрузились в туман, но тут я стал резко набирать высоту.
Огонь промелькнул прямо под носом и я впервые заметил воду. Она была словно плоский поблескивающий отражатель диаметром несколько футов вокруг фонаря. Самолет снова поднялся над пеленой тумана.
– Что бы могло случиться, если... – тут Джад замялся, – если ты неправильно рассчитаешь заход на посадку?
– Мы можем скапотировать или зарыться поплавком в воду и сломать его. Ни то, ни другое мне не подходит. Тогда вместо одного тут останутся трое.
– У меня есть идея, – продолжал я. – Неожиданно мной овладело ужасное чувство, может быть до этой минуты такого ни у кого не было, короче говоря, хуже не бывает. Но мне кажется, что я смогу посадить самолет и при одном огне, если буду лучше видеть воду.
– И как это сделать?
– Я об этом и говорю. Нужно что-нибудь бросить в воду между огнями. Пойдут небольшие волны, и вода станет заметнее. Слишком тихая погода, черт побери.
– Что нужно бросить?
– Отстегнись и сходи в багажное отделение в хвосте, найди там жестянки с консервами – это наш неприкосновенный запас – открой люк и жди моего сигнала. Бросишь три – четыре банки, связанные веревкой.
Я услышал, как он стал протискиваться назад, и сделал медленный круг над озером, чтобы снова зайти на посадочную полосу. Этот туман и черные, лохматые силуэты сосен, казались безжизненными, как обратная сторона луны. С того момента, как мы впервые заметили огни, прошло всего четыре минуты.
Люк открылся, послышался свист ветра.
– Я готов, – крикнул Джад.
– Ладно. Секунд через пятнадцать, – я убрал газ и стал спускаться вдоль огней. Дальний опять исчез, самолет стал утюжить поплавками верхнюю границу тумана.
– Приготовиться, – крикнул я.
Первый огонь вспыхнул и исчез под носом. Я мысленно произнес "двадцать два" и заорал:
– Пора!
Впереди неожиданно замаячил второй огонь, стал увеличиваться и прошел подо мной.
Надо было спешить, пока рябь на воде не утихла. Самолет пошел на разворот.
Мог ли мне оказаться полезным второй огонь? Ну, скажем, если пройти над первым на высоте три-четыре фута, постараться удержаться на этой высоте и посадить машину, когда увижу рябь у второго огня? Возможно ли это?
Нет. Нельзя метаться между двумя стогами сена. Цель должна быть только одна. Забудь о втором огне.
Джад тяжело плюхнулся на сиденье.
– Я не закрыл люк...
– Черт с ним!
Машина вышла из поворота на высоте пятьдесят футов выше кромки тумана и в двухстах ярдах позади первого огня. Взяв на себя сектор газа, я полностью опустил закрылки. "Бобер" замедлил свой бег, качнулся и клюнул носом вниз.
Я как мог, пока видел оба огня, старался поточнее удерживать курс. Стрелка указателя скорости стала возвращаться в исходное положение. При пятидесяти узлах я еще круче опустил нос машины. Дальний огонь стал бледнеть и, наконец, совсем исчез.
Я весь сосредоточился на первом огне и нацелился гораздо ближе, чем в предыдущий раз.
Мы уже опустились до тридцати футов над туманом и были в ста ярдах от огня. Он начинал бледнеть, пока едва заметно. Скорость упала до сорока семи узлов. На этой скорости машина стала неповоротлива и с запаздыванием реагировала на мои манипуляции.
На двадцати футах огонь стал совсем тусклым, но я продолжал снижаться и это стоило больших усилий. С одной стороны, мне хотелось подняться повыше, чтобы лучше видеть ориентир, но я должен был целиться ближе, чем прошлый раз, и сесть точно на огонь. За ним уже ничего не было видно. Ничего.
Когда самолет опустился до десяти футов от верхней кромки тумана, огонь стал едва заметен. До него оставалось ярдов пять – десять. Пока все шло как по маслу. Я снова убрал газ и стал понемногу задирать нос.
Неожиданно кабина показалась мне такой же тихой и безжизненной, как туман с торчащими из него черными стволами деревьев.
Огонь оставался единственным живым существом в этом мире и стал похож на угасающие угольки. Стрелка указателя скорости упала почти до нуля. Поплавки погружались в туман, а он клубился, пенился, обтекал их и уносился прочь. Туман поднимался и вот уже винт самолета стал крошить его на кусочки. Огонь исчез.
Я остался один и падал в ничто. И я стал его частью и был внутри него. Мне захотелось вернуть машину назад, взреветь мотором, чтобы почувствовать биение жизни моей машины. Мне не хотелось умирать в тишине.
Сквозь туман начал пробиваться свет посадочного огня. Он был слишком расплывчатым, чтобы служить ориентиром, но быстро разрастался. Яркость его быстро росла. Высоко, слишком высоко. Я потянул штурвал, и он задрожал в моих руках. Скорость была на пределе. Огонь вспыхнул ярче и стал совсем близким, и я увидел за ним рябь на воде. Неожиданно все встало на свои места. Подо мной появилась плоскость, и теперь я знал, где нахожусь.
Высота четыре фута – слишком высоко. Я толкнул штурвал вперед и взял немного на себя, и мой "Бобер" свалился на два фута ниже. Штурвал снова начал вибрировать, я опять потянул его на себя. Полет закончился, раздался всплеск и поплавки коснулись воды.
Все кругом заволокло туманом. Меня окружала пустота, но теперь все было иначе, я снова был на земле. Второй огонь вспыхнул, стал ярче и уплыл назад, а я стал ждать, когда "Бобер" закончит свой пробег.
Мы слегка покачивались на волнах, вызванных посадкой. Мотор стал чихать и не мог сократить пробег машины, но в эту минуту я наслаждался тишиной.
– Да, – тяжело вздохнул Джад за моей спиной, – да.
– Добро пожаловать в Россию, – сказал я.
– Да, – снова повторил он и вдруг весело добавил. – Мне пришлось пережить довольно неприятные минуты.
– Это лишь тень моих переживаний, приятель. Я весь как выжатый лимон.
– Ты знал, что потеряешь огонь из виду?
– Да. Это было необходимо, если я снова собирался найти его в нужном месте.
– Не зря тебя хвалили в Лондоне.
– Неужели меня еще ценят?
– Там сказали, ты лучший из всех, кого они знают.
– Только недостаточно морально устойчив, не так ли?
Он промолчал.
– Когда ты совершишь не одну такую вылазку, – заметил я, – захочется уверенности, что люди, посылающие тебя, представляют, что они делают. Ты станешь нетерпимым к чужим ошибкам. А сидя в Лондоне за письменным столом, это можно назвать это моральной неустойчивостью.
Джад снова ничего не ответил. Я прибавил газу, и повернул на курс триста десять градусов, чтобы, как мне казалось, направить "Бобра" параллельно берегу. Неожиданно с правого борта из тумана выплыл крошечный Мысок. Я отвернул в сторону и снова вернулся на прежний курс. Теперь из тумана показался плоский серый берег, я сбросил газ, левый поплавок чиркнул по камню, но не настолько сильно чтобы получить пробоину.
– Теперь нужно удостовериться, нет ли засады, – заметил я.
Джад сгорбился у открытой двери с пистолетом в руке.
– Если человек появится не один, уноси ноги поскорее, – приказал он.
– А сразу стреляй.
От удара о камень ""Бобра" развернуло бортом к берегу. Тот казался пустынным. Я стал различать темные расплывчатые силуэты деревьев. Это был мертвый, бесцветный мир, словно дно озера, и туман, как вода, струился между ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37