Есть глобальный язык — английский, который считается универсальным. Существуют мировые языки, способные собственными ресурсами обеспечивать экономические, технологические, политические, социальные, культурные потребности общества: французский, испанский, русский, китайский и др. Есть языки национальные, на которых говорят в одной-двух странах. Есть страны и провинции, в которых национальный язык соседствует с одним из мировых языков. В Бельгии — фламандский с французским. В Уэльсе — валлийский с английским. В Казахстане — казахский с русским. Носитель малого языка ценит родную речь, потому что она — часть его мировосприятия, часть воздуха страны, где он живет. С другой стороны, он должен ценить возможность приобщения к одному из мировых языков.
— Тем не менее, что касается русского языка, то в постсоветских странах тенденцию мы наблюдаем к его изгнанию из многих сфер жизни: из топонимики, делопроизводства, официального употребления. Очевидно, это форма национального самоутверждения и избавления от политической зависимости от бывшей метрополии. Особенно усердно искореняют великий и могучий на Украине и в странах Балтии. Процитирую сообщение агентства «Интерфакс» от 5 февраля 2009 года:
«В одной из киевских школ участников творческого конкурса дисквалифицировали за попытку прочесть стихи Пушкина на русском языке. Об этом агентству заявили представители Министерства иностранных дел РФ. По словам российских дипломатов, инцидент со стихами Пушкина произошел в средней школе Соломенского района Киева. На районном конкурсе, приуроченном ко Дню всех влюбленных (14 февраля), школьникам предлагалось исполнить песню и танец, а также показать небольшую театральную сценку. Двое участников конкурса решили прочитать отрывок из "Евгения Онегина", как отметили в МИДе, "не думая о возможных последствиях". "Возможными последствиями" оказалось отстранение школьников от конкурса, так как им не удалось прочитать "Онегина" на украинском языке по требованию жюри. Позже школьники, подчеркивают в МИД РФ, пожаловались, что из-за русского языка отстранили еще несколько человек».
Наиболее благополучна в СНГ ситуация с русским в Белоруссии и Казахстане.
Давай подробнее остановимся на взаимоотношениях русского и казахского.
Во-первых, мы оба в теме.
Во-вторых, эти отношения во многом показательны почти для всех республик бывшего СССР.
В-третьих, они не перешли в конфликтную форму, как, например, в Балтии, где для приобретения гражданства необходимо сдать экзамен на знание национального языка. В Казахстане дискриминация по языковому принципу запрещена Конституцией. У нас и президент, и правительство, и парламент говорят большей частью по-русски. Но все же и здесь достаточно ревнителей государственного языка, которые утверждают, что казахский — самодостаточен, и стремятся перевести на него практически все существующие понятия, которым прежде не было аналогов в казахском. Издаются словари, переполненные словами (в том числе и технической терминологией), которые рождены не в языковой среде, а изобретены в кабинетах на основе казахских корней.
— Не раз и не два предлагали мне разработать методику по интенсивному изучению казахского языка. Как-то я беседовал с одним гуманитарным замминистра, от которого исходило подобное предложение. И я спросил у него, как будет по-казахски крокодил, вертолёт и пианино. “Так и будет”, - ответил он. “А вот и нет”, - сказал я и показал ему словарь, где были совершенно другие варианты: колтырауын, тiк yшак и куй сандык (дословно: сундук для кюев, музыкальных импровизаций). “Тогда какому, — спрашиваю, — языку я должен учить: тому, что в словаре, или тому, на котором вы говорите в повседневной жизни?”
— Действительно, подавляющая часть этих неологизмов — мертворожденные. И издаваемые словари превращаются в предмет мучений только для казахстанских студентов и иностранцев, которые исправно их зубрят, затем пытаются говорить выдуманными кем-то словами, а носители языка их не понимают.
— Иногда возникает иллюзия, что, если язык защищается от вторжения заимствованных слов, он сохраняет свою девственную чистоту. Но видеть в присутствии некоренного языка чужое или даже враждебное влияние — это все равно, что считать агрессией экспансию зарубежных технологий. Русский язык, который нельзя заподозрить в умирании, по статистике ежедневно (!) заимствует 10–15 слов. И переваривает их. Впитывая привычные нам суффиксы, приставки и окончания, они “обрусевают”: эсэмэски, симка, хакнуть, апгрейдить, мыло вместо e-mail и пр. Уже никто не помнит, откуда взялись эти слова, но они стали частью русского языка. Да и в глобальном английском языке больше 50 процентов лексики — заимствования. Большинство — из французского: enter — entrer (войти), table — table (стол), chair — chaise (кресло). А он запускает их в другие языки под своим флагом. Слова — это вольные странники, а не крепостные на службе у одного барина. Как к этому относиться? Я считаю, постоянное соприкосновение одного языка с другими делает его сильнее, живее.
— А сколько лингвистических нашествий претерпел русский язык. И все усвоил, абсорбировал! В то же время русский не терпит искусственного конструирования новых слов. За весь XIX век, несмотря на титанические старания славянофилов с их мокроступами вместо галош, закрепилась, пожалуй, только промышленность — существительное, придуманное Карамзиным вместо индустрии.
— Искусственно регулировать язык — это, мягко говоря, непродуктивно. Можно вбухивать огромные бюджетные деньги в языковые курсы, перевод терминологии на национальный язык, издание словарей, но, пока не будут найдены точки мотивации для изучения языка, дело не сдвинется. Человек задницу не поднимет, пока ему не приспичит. Если поставлена цель — надо понять: для чего?
Кстати, сам я за время регулярных поездок в Казахстан, начиная с 2003 года, освоил структуру казахского языка, набрал необходимый лексический багаж. Но ни в Алма-Ате, ни в Астане мне не хватало и не хватает живого общения с носителем языка. Лучше, конечно, чтобы это была носительница…
— Послушай, а может, мы высасываем проблему из пальца? И реванш национальных языков по отношению к русскому вызван всего лишь нежеланием русских из ближнего зарубежья учить язык страны проживания? Ведь в массе своей русские (как, впрочем, и англичане с американцами) до сих пор невосприимчивы — то ли из вековой лени, то ли из остаточного имперского менталитета — к чужим языкам, даже родственным. Помню, ездил я в 1994 году в Штаты дней на 40, проходил курс «Пресса в США». И в нашей группе была красивая девушка Мирьяна из Белграда, сербка, мужа убили на войне, но дело не в этом. Она мой русский прекрасно понимала, а я ее сербский — с огромным трудом, поэтому мы вынуждены были общаться на английском. А ведь сербский — фактически законсервированный церковнославянский язык. Точно так же все украинцы прекрасно понимают русских, а мы их — весьма и весьма частично.
— Украинцы просто русский знают.
— А только ли поэтому?
— Должен тебе сказать: украинский язык — это понятие весьма расплывчатое.
— ???
— Есть официальный украинский литературный язык, созданный рядом авторов времён Тараса Шевченко (свою прозу, кстати, он писал по-русски) в XIX веке, который не является разговорным практически нигде на Украине. Люди, которые говорят на мове, живут, в основном, в западной части страны, а на самом западе — наречие, близкое к польскому языку. Значительная часть населения говорит на суржике — смеси украинского и русского. В северных областях — диалекты, переходные к белорусскому. Весь юг, восток страны и Крым изъясняются по-русски.
— Кстати, владеющих литературным казахским языком — тоже довольно мало. Когда слышишь на улице разговорную казахскую речь, она почти всегда щедро сдобрена русскими словами.
— Я вот чуть ли не каждого в Алма-Ате спрашиваю: назовите мне современного казахского писателя. А мне все отвечают: Мухтар Ауэзов.
— В начале века мы его столетие праздновали.
— Это все равно, как если бы я назвал современным русским писателем, скажем, Льва Толстого. Вот в чем вопрос. Ну, обяжут в Казахстане всех выучить казахский. А что они читать-то будут?
— «Слова назидания» Абая, которого называют у нас казахским Пушкиным. Но вот скажи: какова разница во внешних языковых угрозах французскому и, к примеру, казахскому? Ведь французское государство считает себя вправе ограничивать экспансию английского путем ограничений в кинопрокате, в использовании заимствований (ordinateur вместо computer и т. д.). Почему французский от английского защищать нужно, а казахский от русского — нет?
— Во-первых, тут различия в изначальной ситуации. Во Франции у французского никогда в истории не было конкурента — второго языка, что и позволило ему захватить приличный ареал во всем мире и стать одним из мировых языков. То есть, французский относится к небольшому числу языков, которые успевают охватить все необходимые темы в образовании, науке, технологии. Таких языков не очень много. Есть языки, которые тоже абсолютно доминируют на своей территории — к примеру, шведский в Швеции, — но, тем не менее, не поспевают за прогрессом. На шведском физически не может быть такого объема научной литературы по всем специальностям, как на английском и на французском. Во-вторых, я не считаю, что французский надо так уж защищать от английского. На мой взгляд, эта угроза преувеличена.
— Может быть, нелюбовь ко всему английскому во Франции — предмет исторической ревности? Ведь некогда в Англии французский считался языком знати, а английский — наречием черни. И теперь, дескать, бывший варвар, дворня лингвистическая приходит к нам барином.
— Причины тут можно усмотреть в национальном менталитете. Возьмем ситуацию в канадской провинции Квебек, где практически все франкоканадцы — 95 процентов — прекрасно говорят и понимают по-английски, но на национальном, я бы сказал, на сентиментальном уровне чутко и остро реагируют на любое попрание, как им кажется, прав и сферы употребления французского языка.
А что касается казахского, то дело не в том, надо ли защищать его от русского языка. Вопрос в другом: какие цели эта защита преследует, и каким образом это делать?
Защита с помощью изобретения новой терминологии в массовом масштабе — это не защита, а мёртвому припарки. Это не помогает. Не способствует выживанию языка и его распространению. До какого бы высокого уровня ни возвели казахский язык, обязательно будет нужен еще один из мировых языков — для нормального функционирования современного государства. И я сомневаюсь, что на смену русскому придет английский. Это просто нереально. Точнее, нереалистично. А нереалистичные цели лучше не ставить. Добавить английский к русскому и казахскому — похвально, замечательно, надо только приветствовать. Ни один язык лишним не бывает. Нужно лишь ставить реалистичные задачи и выполнять их эффективными методами.
— Президент Назарбаев поставил населению задачу на перспективу — трехъязычие.
— Трехъязычие в Казахстане — вещь прекрасная. Но надо эту задачу расшифровать.
— Расшифровать что: для чего казахский, для чего русский, а для чего — английский? Прогнозировать их статус и роль?
— Вот это — задача государственной политики: учитывая исторический опыт, прогнозировать будущее и пользоваться преимуществами и того, и другого, и третьего языков.
— Хорошо. Я тебе как эксперту-лингвисту задаю вопрос: какова должна быть роль каждого из трех языков?
— На данном историческом этапе казахский — один из символов государства, язык культурного наследия, объединяющий казахский этнос и скрепляющий казахстанскую государственность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Тем не менее, что касается русского языка, то в постсоветских странах тенденцию мы наблюдаем к его изгнанию из многих сфер жизни: из топонимики, делопроизводства, официального употребления. Очевидно, это форма национального самоутверждения и избавления от политической зависимости от бывшей метрополии. Особенно усердно искореняют великий и могучий на Украине и в странах Балтии. Процитирую сообщение агентства «Интерфакс» от 5 февраля 2009 года:
«В одной из киевских школ участников творческого конкурса дисквалифицировали за попытку прочесть стихи Пушкина на русском языке. Об этом агентству заявили представители Министерства иностранных дел РФ. По словам российских дипломатов, инцидент со стихами Пушкина произошел в средней школе Соломенского района Киева. На районном конкурсе, приуроченном ко Дню всех влюбленных (14 февраля), школьникам предлагалось исполнить песню и танец, а также показать небольшую театральную сценку. Двое участников конкурса решили прочитать отрывок из "Евгения Онегина", как отметили в МИДе, "не думая о возможных последствиях". "Возможными последствиями" оказалось отстранение школьников от конкурса, так как им не удалось прочитать "Онегина" на украинском языке по требованию жюри. Позже школьники, подчеркивают в МИД РФ, пожаловались, что из-за русского языка отстранили еще несколько человек».
Наиболее благополучна в СНГ ситуация с русским в Белоруссии и Казахстане.
Давай подробнее остановимся на взаимоотношениях русского и казахского.
Во-первых, мы оба в теме.
Во-вторых, эти отношения во многом показательны почти для всех республик бывшего СССР.
В-третьих, они не перешли в конфликтную форму, как, например, в Балтии, где для приобретения гражданства необходимо сдать экзамен на знание национального языка. В Казахстане дискриминация по языковому принципу запрещена Конституцией. У нас и президент, и правительство, и парламент говорят большей частью по-русски. Но все же и здесь достаточно ревнителей государственного языка, которые утверждают, что казахский — самодостаточен, и стремятся перевести на него практически все существующие понятия, которым прежде не было аналогов в казахском. Издаются словари, переполненные словами (в том числе и технической терминологией), которые рождены не в языковой среде, а изобретены в кабинетах на основе казахских корней.
— Не раз и не два предлагали мне разработать методику по интенсивному изучению казахского языка. Как-то я беседовал с одним гуманитарным замминистра, от которого исходило подобное предложение. И я спросил у него, как будет по-казахски крокодил, вертолёт и пианино. “Так и будет”, - ответил он. “А вот и нет”, - сказал я и показал ему словарь, где были совершенно другие варианты: колтырауын, тiк yшак и куй сандык (дословно: сундук для кюев, музыкальных импровизаций). “Тогда какому, — спрашиваю, — языку я должен учить: тому, что в словаре, или тому, на котором вы говорите в повседневной жизни?”
— Действительно, подавляющая часть этих неологизмов — мертворожденные. И издаваемые словари превращаются в предмет мучений только для казахстанских студентов и иностранцев, которые исправно их зубрят, затем пытаются говорить выдуманными кем-то словами, а носители языка их не понимают.
— Иногда возникает иллюзия, что, если язык защищается от вторжения заимствованных слов, он сохраняет свою девственную чистоту. Но видеть в присутствии некоренного языка чужое или даже враждебное влияние — это все равно, что считать агрессией экспансию зарубежных технологий. Русский язык, который нельзя заподозрить в умирании, по статистике ежедневно (!) заимствует 10–15 слов. И переваривает их. Впитывая привычные нам суффиксы, приставки и окончания, они “обрусевают”: эсэмэски, симка, хакнуть, апгрейдить, мыло вместо e-mail и пр. Уже никто не помнит, откуда взялись эти слова, но они стали частью русского языка. Да и в глобальном английском языке больше 50 процентов лексики — заимствования. Большинство — из французского: enter — entrer (войти), table — table (стол), chair — chaise (кресло). А он запускает их в другие языки под своим флагом. Слова — это вольные странники, а не крепостные на службе у одного барина. Как к этому относиться? Я считаю, постоянное соприкосновение одного языка с другими делает его сильнее, живее.
— А сколько лингвистических нашествий претерпел русский язык. И все усвоил, абсорбировал! В то же время русский не терпит искусственного конструирования новых слов. За весь XIX век, несмотря на титанические старания славянофилов с их мокроступами вместо галош, закрепилась, пожалуй, только промышленность — существительное, придуманное Карамзиным вместо индустрии.
— Искусственно регулировать язык — это, мягко говоря, непродуктивно. Можно вбухивать огромные бюджетные деньги в языковые курсы, перевод терминологии на национальный язык, издание словарей, но, пока не будут найдены точки мотивации для изучения языка, дело не сдвинется. Человек задницу не поднимет, пока ему не приспичит. Если поставлена цель — надо понять: для чего?
Кстати, сам я за время регулярных поездок в Казахстан, начиная с 2003 года, освоил структуру казахского языка, набрал необходимый лексический багаж. Но ни в Алма-Ате, ни в Астане мне не хватало и не хватает живого общения с носителем языка. Лучше, конечно, чтобы это была носительница…
— Послушай, а может, мы высасываем проблему из пальца? И реванш национальных языков по отношению к русскому вызван всего лишь нежеланием русских из ближнего зарубежья учить язык страны проживания? Ведь в массе своей русские (как, впрочем, и англичане с американцами) до сих пор невосприимчивы — то ли из вековой лени, то ли из остаточного имперского менталитета — к чужим языкам, даже родственным. Помню, ездил я в 1994 году в Штаты дней на 40, проходил курс «Пресса в США». И в нашей группе была красивая девушка Мирьяна из Белграда, сербка, мужа убили на войне, но дело не в этом. Она мой русский прекрасно понимала, а я ее сербский — с огромным трудом, поэтому мы вынуждены были общаться на английском. А ведь сербский — фактически законсервированный церковнославянский язык. Точно так же все украинцы прекрасно понимают русских, а мы их — весьма и весьма частично.
— Украинцы просто русский знают.
— А только ли поэтому?
— Должен тебе сказать: украинский язык — это понятие весьма расплывчатое.
— ???
— Есть официальный украинский литературный язык, созданный рядом авторов времён Тараса Шевченко (свою прозу, кстати, он писал по-русски) в XIX веке, который не является разговорным практически нигде на Украине. Люди, которые говорят на мове, живут, в основном, в западной части страны, а на самом западе — наречие, близкое к польскому языку. Значительная часть населения говорит на суржике — смеси украинского и русского. В северных областях — диалекты, переходные к белорусскому. Весь юг, восток страны и Крым изъясняются по-русски.
— Кстати, владеющих литературным казахским языком — тоже довольно мало. Когда слышишь на улице разговорную казахскую речь, она почти всегда щедро сдобрена русскими словами.
— Я вот чуть ли не каждого в Алма-Ате спрашиваю: назовите мне современного казахского писателя. А мне все отвечают: Мухтар Ауэзов.
— В начале века мы его столетие праздновали.
— Это все равно, как если бы я назвал современным русским писателем, скажем, Льва Толстого. Вот в чем вопрос. Ну, обяжут в Казахстане всех выучить казахский. А что они читать-то будут?
— «Слова назидания» Абая, которого называют у нас казахским Пушкиным. Но вот скажи: какова разница во внешних языковых угрозах французскому и, к примеру, казахскому? Ведь французское государство считает себя вправе ограничивать экспансию английского путем ограничений в кинопрокате, в использовании заимствований (ordinateur вместо computer и т. д.). Почему французский от английского защищать нужно, а казахский от русского — нет?
— Во-первых, тут различия в изначальной ситуации. Во Франции у французского никогда в истории не было конкурента — второго языка, что и позволило ему захватить приличный ареал во всем мире и стать одним из мировых языков. То есть, французский относится к небольшому числу языков, которые успевают охватить все необходимые темы в образовании, науке, технологии. Таких языков не очень много. Есть языки, которые тоже абсолютно доминируют на своей территории — к примеру, шведский в Швеции, — но, тем не менее, не поспевают за прогрессом. На шведском физически не может быть такого объема научной литературы по всем специальностям, как на английском и на французском. Во-вторых, я не считаю, что французский надо так уж защищать от английского. На мой взгляд, эта угроза преувеличена.
— Может быть, нелюбовь ко всему английскому во Франции — предмет исторической ревности? Ведь некогда в Англии французский считался языком знати, а английский — наречием черни. И теперь, дескать, бывший варвар, дворня лингвистическая приходит к нам барином.
— Причины тут можно усмотреть в национальном менталитете. Возьмем ситуацию в канадской провинции Квебек, где практически все франкоканадцы — 95 процентов — прекрасно говорят и понимают по-английски, но на национальном, я бы сказал, на сентиментальном уровне чутко и остро реагируют на любое попрание, как им кажется, прав и сферы употребления французского языка.
А что касается казахского, то дело не в том, надо ли защищать его от русского языка. Вопрос в другом: какие цели эта защита преследует, и каким образом это делать?
Защита с помощью изобретения новой терминологии в массовом масштабе — это не защита, а мёртвому припарки. Это не помогает. Не способствует выживанию языка и его распространению. До какого бы высокого уровня ни возвели казахский язык, обязательно будет нужен еще один из мировых языков — для нормального функционирования современного государства. И я сомневаюсь, что на смену русскому придет английский. Это просто нереально. Точнее, нереалистично. А нереалистичные цели лучше не ставить. Добавить английский к русскому и казахскому — похвально, замечательно, надо только приветствовать. Ни один язык лишним не бывает. Нужно лишь ставить реалистичные задачи и выполнять их эффективными методами.
— Президент Назарбаев поставил населению задачу на перспективу — трехъязычие.
— Трехъязычие в Казахстане — вещь прекрасная. Но надо эту задачу расшифровать.
— Расшифровать что: для чего казахский, для чего русский, а для чего — английский? Прогнозировать их статус и роль?
— Вот это — задача государственной политики: учитывая исторический опыт, прогнозировать будущее и пользоваться преимуществами и того, и другого, и третьего языков.
— Хорошо. Я тебе как эксперту-лингвисту задаю вопрос: какова должна быть роль каждого из трех языков?
— На данном историческом этапе казахский — один из символов государства, язык культурного наследия, объединяющий казахский этнос и скрепляющий казахстанскую государственность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25