И каков результат? Их там просто побили, как щенков, и выгнали вон. Но это ещё не все. Некий Фролов из Фонда афганцев-инвалидов обратился к Чёрному, да, да, ты не ослышался, именно к Чёрному, к нашему обожаемому Грише Красильникову, с которым он, оказывается, имел какие-то дела, чтобы он переговорил со мной. И Чёрный со мной переговорил. Вот полтора часа назад он со мной переговорил. И по-дружески попросил меня оставить этого Кондратьева и его гребаный «Гермес» в покое. Ну, могу я отказать Чёрному или нет, как ты полагаешь, Живоглот?
Оторопевший Живоглот только пожал мощными плечами. Ему прекрасно было известно имя вора в законе Чёрного, который славился неукоснительным соблюдением воровских законов и пользовался большим авторитетом.
— Итак, молчишь? А теперь скажи, могу я отказать обратившимся ко мне за помощью тюменским браткам, которые в своё время сделали мне столько добра? Могу я отказать, например, Ферзю, с которым у них налажены деловые контакты?
И снова Живоглот прикусил язык. Ему доводилось один раз видеть на первый взгляд мягкого и обходительного Андрея Валентиновича Мехоношина по кличке Ферзь, богатого бизнесмена, близкого к правительственным кругам. И тем не менее одно это имя вызывало панический ужас. О жестокости этого человека ходили легенды.
— Опять же не могу. Ты меня поставил между двух огней, подлюка, — прошипел Гнедой. — Конечно, ни ты, ни я не знали, что может быть хоть какая-то связь между Чёрным и этим Кондратьевым. Оказалось, младший брат Чёрного служил в Афгане с этим Фроловым. Но вообще вся эта лажа на твоей совести… К нему надо было подступить аккуратно, звоночки, явиться домой, где он один или с любимой семьёй…
— У него нет семьи, — перебил пахана Живоглот. — У него жена и сын погибли при взрыве в Душанбе. Сам снимает хату и ничего не боится. Мы хотели взять его тёпленького. Он же косяка запорол, только что ему звонил Добродеев из Тюмени, ты же сам говорил. Я и думал, он в нокауте и, пока не оклемался, выложит все, что потребуют. А Амбал напугать может, проверено…
— Значит, его не смог, — вздохнул Гнедой. — И на старуху бывает проруха, — добавил он. — Факт то, что личность твоего Амбала уж больно примечательна. А где Амбал, там, значит, ты. А где ты, там, значит, и я… Так-то вот, дружище, головой надо думать.
Раздался телефонный звонок. Гнедой поднял трубку.
— Григорий Григорьевич, я вас горячо приветствую, — надел он на лицо приветливую улыбку и глотнул виски. — Да какие проблемы? Неужели вы полагаете, что я вам откажу? Обижаете, обижаете… Все будет в порядке, я же сказал. Я уже дал своим сигнал. Никто из моих Кондратьева не тронет. А уж как он будет выпутываться из-за своей собственной преступной ошибки, нас это не касается. Косяка он запорол большого, ох, большого, людей обул, сам того, понятно, не желая. Но кому от этого легче? — вздохнул он. — Кто людям-то их кровные вернёт, Григорий Григорьевич? Если он лох, кому от этого легче? Кто мог эту подставу сделать, спрашиваете? Да понятия не имею… Если узнаю, сообщу, вы же меня знаете… Ладно, заезжайте на огонёк, всегда рад вас видеть…
Не успел он положить трубку, как приветливая улыбка слетела с его лица.
— Вот что, Живоглот, — заявил он. — Амбала надо срочно убрать. Понял?! — закричал он, вскакивая с места. — Я с Чёрным дел иметь не желаю! Неплохо бы и Комара, но… повременим, больно уж он человечек незаменимый в некоторых вопросах… Нет, — ещё раз подтвердил он своё решение, немного подумав. — Только Амбала!
Его речь была прервана новым телефонным звонком.
— Алло, Андрей Валентинович, добрый вечер, — снова надел приветливую улыбку Гнедой. — Да что вы, что вы, чтобы я отказался помочь нашим тюменским браткам? За кого вы меня принимаете? Они сделали для нашего общего дела столько добра, и чтобы я? Только вот что, Андрей Валентинович, — слегка нахмурился Гнедой. — Тут надо немножко обождать, дело не такое простое. Скрывать от вас не стану, вмешался Чёрный… Да, да, он имеет какие-то общие дела с Фондом афганцев-инвалидов, знаете, его брат служил в Афгане. Дайте срок, Андрей Валентинович, дайте срок, я сделаю все в лучшем виде… Сами напортачили, сами и выкрутимся. Вы не беспокойтесь, ещё не хватало, чтобы вы из-за такой мелочи беспокоились… Сам все сделаю, но дайте срок. Я беру это дело под свою личную ответственность. Все. До свидания, Андрей Валентинович.
Он положил трубку и угрюмо уставился на Живоглота.
— Ну? Что делать будем? — сквозь зубы процедил Гнедой…
…Через день Живоглоту домой позвонила сожительница Амбала.
— Коленька, ты не знаешь, куда мой Ленечка пропал? — рыдала она.
— Откуда я знаю, дура? — рявкнул Живоглот. — Нянька я твоему мордовороту, что ли? Трахается где-нибудь, наверное, или пьёт…
— Мы должны были с ним в Сочи лететь, билеты на руках, номер в гостинице забронирован….
— Полетите завтра, натрахается и припрётся к тебе, куда денется? — фыркнул Живоглот. — И не звони сюда больше.
Звонить и впрямь было совершенно бесполезно. Ибо Амбала накануне заманили на пустырь на окраине Москвы якобы на участие в толковище, а там Живоглот собственноручно, не желая перепоручать приказ Гнедого никому, преспокойненько, весело глядя ему в глаза, застрелил его из своего «ПМ» с глушителем. Труп оставили валяться на месте, даже не удосужившись замести следы. Наоборот, его гибель должна была быть показательной. А ещё через день Живоглот явился к сожительнице Амбала и потребовал денег, которые он якобы ему должен. Мудрая сожительница смекнула, что жизнь дороже денег, и протянула Живоглоту пачку долларов.
— Здесь не все, должно быть пять штук. Знаю, сколько получал. А ты отдала только три. Гони остальные, если хочешь жить, подлюка, — насупился Живоглот.
— Так он матери перевёл, в Сольвычегодск, — не моргнув глазом заявила сожительница. — У неё там дом совсем развалился, Ленечка давно собирался ей перевести.
Живоглот сплюнул и убрался восвояси. А сожительница вытащила из чулка две штуки зелёных и сгинула в неизвестном направлении, прекрасно поняв, что ждать Амбала совершенно бесполезно.
А вечером того же дня Гнедой одобрительно похлопал по плечу Живоглота.
— Вот это совсем другое дело. Хорошая работа есть хорошая работа, и ты заслужил награды за неё. Скоро ты сам съездишь в Сочи вместо почившего в бозе Амбала и прекрасно там отдохнёшь недельки две. Только ещё кое-какие дела надо сделать…
Он набрал номер Чёрного.
— А, Григорий Григорьевич, уже слышали? Вот так-то у нас дела делаются… Не лезь, как говорится, поперёк батьки в пекло, — улыбался Гнедой. — Не проявляй ненужной инициативы. Заезжайте на огонёк, всегда рад вас видеть…
Положил трубку, и улыбочку с его лица словно ветром сдуло.
— Ладно, Живоглот, дуй отдыхать, пей, гуляй, трахайся. А с Кондратьевым мы посчитаемся, он потенциальный труп. Так мне жалко твоего славного Амбала, надо за него отомстить. Только уж гнать коней не будем, пусть наши доблестные афганцы на некоторое время считают себя победителями…
Люсенька, иди ко мне! — елейным голоском крикнул он, когда за Живоглотом захлопнулась дверь. Она впорхнула в комнату и села к нему на колени. — Ты помнишь, солнышко моё, того страшного человека, который за двадцать минут уничтожил десять бутылок пива?
— Помню. А что? Он опять придёт к вам, Евгений Петрович? — прижалась она к мягкому плечу Гнедого, словно ища у него защиты от Амбала.
— Нет, — расхохотался Гнедой. — Он не придёт к нам. Никогда уже не придёт. Представляешь, его нашли на пустыре в Жулебине с простреленной головой.
— Честно говоря, ни чуточки не жалко, — словно извиняясь, прощебетала ангельским голоском Люсенька.
— И, представь себе, мне его тоже ни чуточки не жалко! — весело рассмеялся Гнедой и полез рукой под миниатюрную юбочку Люсеньки.
Глава 9
Прошло три недели. Фирма «Гермес» продолжала работать. Кондратьев позвонил Добродееву и обещал рассчитаться, но не сразу. Добродеев вёл себя как ни в чем не бывало, был довольно любезен и сказал, что готов подождать. Дмитриева объявили во всероссийский розыск как пропавшего без вести.
Кондратьев не мог нарадоваться на Лычкина. Тот работал не покладая рук. Находил все новых клиентов, и своему процветанию фирма во многом была обязана его активности.
Инна переехала к нему на квартиру. Он познакомился с её родителями, и дело шло к свадьбе. Её любовь словно возродила его к жизни, и все дальше от него становился гарнизон под Душанбе, все реже видел он во сне свою Лену, все реже слышал голос Митеньки: «Папа, папа приехал!»
Но тут произошло неожиданное, что перевернуло их отношения.
— Лёш, — сказала Алексею Инна, — Лариса приглашает нас к себе на Восьмое марта.
— Неохота что-то, Инночка, я так устал, — вздохнул Алексей. — И не хочу я никуда идти. Мне хорошо с тобой, и никого, кроме тебя, я не хочу видеть. Давай проведём этот день вдвоём…
— Но, Лёш, Лариса моя сестра, и я её давно не видела. В кои-то веки хочет посидеть с родной сестрой и познакомиться с её женихом. И со своим кавалером она обещала меня познакомить. Мне тоже интересно. Она немного взбалмошная, но очень славная. Она так меня защищала в детстве, когда меня кто-то обижал. Ну пойдём, и ехать не так далеко, в Чертаново…
— Ну ладно, — вздохнул Алексей. — Раз уж ты так просишь… Надень только своё новое платье, которое я тебе купил. Я тебя ещё ни разу в нем не видел. Только когда примеряла. А оно тебе так идёт…
Инна поцеловала Алексея и бросилась наряжаться. Через полчаса она вышла к нему в темно-синем коротком платье, накрашенная, завитая, пахнущая чем-то французским.
— Ну, как я тебе? — улыбалась она.
— Ты очаровательна! — с восхищением глядел на неё Алексей. — Никогда не видел тебя такой красивой. А то все в брюках, в джинсах… Вот теперь вижу тебя во всей красе.
Недавно Алексей купил бежевую «шестёрку». Он хотел поехать на ней.
— Лёш, ты что, там пить не собираешься? Восьмое марта как-никак…
— Инночка, но я же не пью, мне совершенно не хочется пить. Разве что бокал шампанского, но от Чертанова до Тёплого Стана я уж как-нибудь доведу машину…
— Ну не поедем на машине, Лёш. Ты же не сможешь расслабиться. В кои-то веки пошли в гости, а ты будешь там цедить бокал шампанского. Изредка-то можно. Есть повод, — выразительно поглядела она на него. А он не понял её слов, их смысл дошёл до него значительно позднее…
… — Какие люди! — воскликнула, стоя в дверях, высокая блондинка в бордовом коротком платье и с дорогим макияжем на холёном лице. — Сестричка, Инночка! Живём в одном городе, а видимся так редко… Наконец-то я вас вытащила к себе! Ну проходите, проходите, давай, знакомь меня со своим женихом! — играла она глазками, глядя на Алексея. Тот даже смутился от её откровенного взгляда. Но Инна, как ни странно, взгляда этого не замечала.
Они вошли в комнату, и Алексей оторопел. За богато накрытым столом не было никого, кроме… Аллочки, которая работала у него секретаршей и так отважно вела себя во время наезда. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, так как Аллочка была родственницей Инны и Ларисы.
— Привет, — пробормотал он.
Инна сразу нахмурилась, насторожилась и вопросительно поглядела на Ларису. Та улыбнулась и пожала плечами.
— Все в сборе, все знакомы, поэтому прошу дорогих гостей за стол, — продолжала улыбаться Лариса.
— А где же твой кавалер? — продолжала недоумевать Инна.
— Да ну его, — махнула рукой Лариса. — Это настоящий искатель приключений. Представляешь, только вчера смотался по каким-то делам в Турцию. Ну какие у него могут быть дела в Турции, никак в толк не возьму. Челночным бизнесом не занимается, я вообще, правда, не знаю, чем он занимается… Но вот — поставил перед фактом за час до рейса. И я осталась совершенно одна, — щебетала Лариса.
Инна продолжала хмуриться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Оторопевший Живоглот только пожал мощными плечами. Ему прекрасно было известно имя вора в законе Чёрного, который славился неукоснительным соблюдением воровских законов и пользовался большим авторитетом.
— Итак, молчишь? А теперь скажи, могу я отказать обратившимся ко мне за помощью тюменским браткам, которые в своё время сделали мне столько добра? Могу я отказать, например, Ферзю, с которым у них налажены деловые контакты?
И снова Живоглот прикусил язык. Ему доводилось один раз видеть на первый взгляд мягкого и обходительного Андрея Валентиновича Мехоношина по кличке Ферзь, богатого бизнесмена, близкого к правительственным кругам. И тем не менее одно это имя вызывало панический ужас. О жестокости этого человека ходили легенды.
— Опять же не могу. Ты меня поставил между двух огней, подлюка, — прошипел Гнедой. — Конечно, ни ты, ни я не знали, что может быть хоть какая-то связь между Чёрным и этим Кондратьевым. Оказалось, младший брат Чёрного служил в Афгане с этим Фроловым. Но вообще вся эта лажа на твоей совести… К нему надо было подступить аккуратно, звоночки, явиться домой, где он один или с любимой семьёй…
— У него нет семьи, — перебил пахана Живоглот. — У него жена и сын погибли при взрыве в Душанбе. Сам снимает хату и ничего не боится. Мы хотели взять его тёпленького. Он же косяка запорол, только что ему звонил Добродеев из Тюмени, ты же сам говорил. Я и думал, он в нокауте и, пока не оклемался, выложит все, что потребуют. А Амбал напугать может, проверено…
— Значит, его не смог, — вздохнул Гнедой. — И на старуху бывает проруха, — добавил он. — Факт то, что личность твоего Амбала уж больно примечательна. А где Амбал, там, значит, ты. А где ты, там, значит, и я… Так-то вот, дружище, головой надо думать.
Раздался телефонный звонок. Гнедой поднял трубку.
— Григорий Григорьевич, я вас горячо приветствую, — надел он на лицо приветливую улыбку и глотнул виски. — Да какие проблемы? Неужели вы полагаете, что я вам откажу? Обижаете, обижаете… Все будет в порядке, я же сказал. Я уже дал своим сигнал. Никто из моих Кондратьева не тронет. А уж как он будет выпутываться из-за своей собственной преступной ошибки, нас это не касается. Косяка он запорол большого, ох, большого, людей обул, сам того, понятно, не желая. Но кому от этого легче? — вздохнул он. — Кто людям-то их кровные вернёт, Григорий Григорьевич? Если он лох, кому от этого легче? Кто мог эту подставу сделать, спрашиваете? Да понятия не имею… Если узнаю, сообщу, вы же меня знаете… Ладно, заезжайте на огонёк, всегда рад вас видеть…
Не успел он положить трубку, как приветливая улыбка слетела с его лица.
— Вот что, Живоглот, — заявил он. — Амбала надо срочно убрать. Понял?! — закричал он, вскакивая с места. — Я с Чёрным дел иметь не желаю! Неплохо бы и Комара, но… повременим, больно уж он человечек незаменимый в некоторых вопросах… Нет, — ещё раз подтвердил он своё решение, немного подумав. — Только Амбала!
Его речь была прервана новым телефонным звонком.
— Алло, Андрей Валентинович, добрый вечер, — снова надел приветливую улыбку Гнедой. — Да что вы, что вы, чтобы я отказался помочь нашим тюменским браткам? За кого вы меня принимаете? Они сделали для нашего общего дела столько добра, и чтобы я? Только вот что, Андрей Валентинович, — слегка нахмурился Гнедой. — Тут надо немножко обождать, дело не такое простое. Скрывать от вас не стану, вмешался Чёрный… Да, да, он имеет какие-то общие дела с Фондом афганцев-инвалидов, знаете, его брат служил в Афгане. Дайте срок, Андрей Валентинович, дайте срок, я сделаю все в лучшем виде… Сами напортачили, сами и выкрутимся. Вы не беспокойтесь, ещё не хватало, чтобы вы из-за такой мелочи беспокоились… Сам все сделаю, но дайте срок. Я беру это дело под свою личную ответственность. Все. До свидания, Андрей Валентинович.
Он положил трубку и угрюмо уставился на Живоглота.
— Ну? Что делать будем? — сквозь зубы процедил Гнедой…
…Через день Живоглоту домой позвонила сожительница Амбала.
— Коленька, ты не знаешь, куда мой Ленечка пропал? — рыдала она.
— Откуда я знаю, дура? — рявкнул Живоглот. — Нянька я твоему мордовороту, что ли? Трахается где-нибудь, наверное, или пьёт…
— Мы должны были с ним в Сочи лететь, билеты на руках, номер в гостинице забронирован….
— Полетите завтра, натрахается и припрётся к тебе, куда денется? — фыркнул Живоглот. — И не звони сюда больше.
Звонить и впрямь было совершенно бесполезно. Ибо Амбала накануне заманили на пустырь на окраине Москвы якобы на участие в толковище, а там Живоглот собственноручно, не желая перепоручать приказ Гнедого никому, преспокойненько, весело глядя ему в глаза, застрелил его из своего «ПМ» с глушителем. Труп оставили валяться на месте, даже не удосужившись замести следы. Наоборот, его гибель должна была быть показательной. А ещё через день Живоглот явился к сожительнице Амбала и потребовал денег, которые он якобы ему должен. Мудрая сожительница смекнула, что жизнь дороже денег, и протянула Живоглоту пачку долларов.
— Здесь не все, должно быть пять штук. Знаю, сколько получал. А ты отдала только три. Гони остальные, если хочешь жить, подлюка, — насупился Живоглот.
— Так он матери перевёл, в Сольвычегодск, — не моргнув глазом заявила сожительница. — У неё там дом совсем развалился, Ленечка давно собирался ей перевести.
Живоглот сплюнул и убрался восвояси. А сожительница вытащила из чулка две штуки зелёных и сгинула в неизвестном направлении, прекрасно поняв, что ждать Амбала совершенно бесполезно.
А вечером того же дня Гнедой одобрительно похлопал по плечу Живоглота.
— Вот это совсем другое дело. Хорошая работа есть хорошая работа, и ты заслужил награды за неё. Скоро ты сам съездишь в Сочи вместо почившего в бозе Амбала и прекрасно там отдохнёшь недельки две. Только ещё кое-какие дела надо сделать…
Он набрал номер Чёрного.
— А, Григорий Григорьевич, уже слышали? Вот так-то у нас дела делаются… Не лезь, как говорится, поперёк батьки в пекло, — улыбался Гнедой. — Не проявляй ненужной инициативы. Заезжайте на огонёк, всегда рад вас видеть…
Положил трубку, и улыбочку с его лица словно ветром сдуло.
— Ладно, Живоглот, дуй отдыхать, пей, гуляй, трахайся. А с Кондратьевым мы посчитаемся, он потенциальный труп. Так мне жалко твоего славного Амбала, надо за него отомстить. Только уж гнать коней не будем, пусть наши доблестные афганцы на некоторое время считают себя победителями…
Люсенька, иди ко мне! — елейным голоском крикнул он, когда за Живоглотом захлопнулась дверь. Она впорхнула в комнату и села к нему на колени. — Ты помнишь, солнышко моё, того страшного человека, который за двадцать минут уничтожил десять бутылок пива?
— Помню. А что? Он опять придёт к вам, Евгений Петрович? — прижалась она к мягкому плечу Гнедого, словно ища у него защиты от Амбала.
— Нет, — расхохотался Гнедой. — Он не придёт к нам. Никогда уже не придёт. Представляешь, его нашли на пустыре в Жулебине с простреленной головой.
— Честно говоря, ни чуточки не жалко, — словно извиняясь, прощебетала ангельским голоском Люсенька.
— И, представь себе, мне его тоже ни чуточки не жалко! — весело рассмеялся Гнедой и полез рукой под миниатюрную юбочку Люсеньки.
Глава 9
Прошло три недели. Фирма «Гермес» продолжала работать. Кондратьев позвонил Добродееву и обещал рассчитаться, но не сразу. Добродеев вёл себя как ни в чем не бывало, был довольно любезен и сказал, что готов подождать. Дмитриева объявили во всероссийский розыск как пропавшего без вести.
Кондратьев не мог нарадоваться на Лычкина. Тот работал не покладая рук. Находил все новых клиентов, и своему процветанию фирма во многом была обязана его активности.
Инна переехала к нему на квартиру. Он познакомился с её родителями, и дело шло к свадьбе. Её любовь словно возродила его к жизни, и все дальше от него становился гарнизон под Душанбе, все реже видел он во сне свою Лену, все реже слышал голос Митеньки: «Папа, папа приехал!»
Но тут произошло неожиданное, что перевернуло их отношения.
— Лёш, — сказала Алексею Инна, — Лариса приглашает нас к себе на Восьмое марта.
— Неохота что-то, Инночка, я так устал, — вздохнул Алексей. — И не хочу я никуда идти. Мне хорошо с тобой, и никого, кроме тебя, я не хочу видеть. Давай проведём этот день вдвоём…
— Но, Лёш, Лариса моя сестра, и я её давно не видела. В кои-то веки хочет посидеть с родной сестрой и познакомиться с её женихом. И со своим кавалером она обещала меня познакомить. Мне тоже интересно. Она немного взбалмошная, но очень славная. Она так меня защищала в детстве, когда меня кто-то обижал. Ну пойдём, и ехать не так далеко, в Чертаново…
— Ну ладно, — вздохнул Алексей. — Раз уж ты так просишь… Надень только своё новое платье, которое я тебе купил. Я тебя ещё ни разу в нем не видел. Только когда примеряла. А оно тебе так идёт…
Инна поцеловала Алексея и бросилась наряжаться. Через полчаса она вышла к нему в темно-синем коротком платье, накрашенная, завитая, пахнущая чем-то французским.
— Ну, как я тебе? — улыбалась она.
— Ты очаровательна! — с восхищением глядел на неё Алексей. — Никогда не видел тебя такой красивой. А то все в брюках, в джинсах… Вот теперь вижу тебя во всей красе.
Недавно Алексей купил бежевую «шестёрку». Он хотел поехать на ней.
— Лёш, ты что, там пить не собираешься? Восьмое марта как-никак…
— Инночка, но я же не пью, мне совершенно не хочется пить. Разве что бокал шампанского, но от Чертанова до Тёплого Стана я уж как-нибудь доведу машину…
— Ну не поедем на машине, Лёш. Ты же не сможешь расслабиться. В кои-то веки пошли в гости, а ты будешь там цедить бокал шампанского. Изредка-то можно. Есть повод, — выразительно поглядела она на него. А он не понял её слов, их смысл дошёл до него значительно позднее…
… — Какие люди! — воскликнула, стоя в дверях, высокая блондинка в бордовом коротком платье и с дорогим макияжем на холёном лице. — Сестричка, Инночка! Живём в одном городе, а видимся так редко… Наконец-то я вас вытащила к себе! Ну проходите, проходите, давай, знакомь меня со своим женихом! — играла она глазками, глядя на Алексея. Тот даже смутился от её откровенного взгляда. Но Инна, как ни странно, взгляда этого не замечала.
Они вошли в комнату, и Алексей оторопел. За богато накрытым столом не было никого, кроме… Аллочки, которая работала у него секретаршей и так отважно вела себя во время наезда. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, так как Аллочка была родственницей Инны и Ларисы.
— Привет, — пробормотал он.
Инна сразу нахмурилась, насторожилась и вопросительно поглядела на Ларису. Та улыбнулась и пожала плечами.
— Все в сборе, все знакомы, поэтому прошу дорогих гостей за стол, — продолжала улыбаться Лариса.
— А где же твой кавалер? — продолжала недоумевать Инна.
— Да ну его, — махнула рукой Лариса. — Это настоящий искатель приключений. Представляешь, только вчера смотался по каким-то делам в Турцию. Ну какие у него могут быть дела в Турции, никак в толк не возьму. Челночным бизнесом не занимается, я вообще, правда, не знаю, чем он занимается… Но вот — поставил перед фактом за час до рейса. И я осталась совершенно одна, — щебетала Лариса.
Инна продолжала хмуриться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58