Ждать, пока этот твердокаменный человек перезарядит ружье, он не стал. Как ни была ему противна мысль об убийстве, Корнеев решился. Не вставая, он поднял руку с пистолетом и выстрелил по фигуре лесника, не заботясь о том, чтобы выбрать уязвимое место. Его рукой управлял инстинкт.
Выстрел отбросил лесника к стене. Падая, он споткнулся о балку, перекатился через нее и упал куда-то за кучу щербатых кирпичей. Корнеев слышал, как клацнуло о камни выпавшее из его рук ружье.
На большее Корнеева не хватило. Он вскочил на ноги, испытав резкую боль в боку и, скрючившись, заковылял к выходу. Путаясь в высокой траве, начал огибать развалины и только тут обратил внимание, что все еще держит в трясущейся руке взведенный пистолет.
Не раздумывая, он с силой отшвырнул его в сторону и тут же почувствовал себя гораздо лучше. Холодные струи дождя хлестали его по лицу, но сейчас это было даже приятно. Корнеев был словно в лихорадке.
Он выскочил на противоположную сторону развалин, посмотрел по сторонам. Откуда-то послышался слабый голос Фишкина. Качнулись кусты. Корнеев бросился туда.
Фишкин сидел в грязи, зажимая рукой рану на бедре. Кровь вытекала из-под его пальцев и тут же уносилась потоками воды. Лицо Фишкина было бледно, но он еще храбрился.
– Я слышал, ты стрелял, да? – возбужденно спросил он. – Ты убил гада?
– Боюсь, что убил, – сказал Корнеев. – Тебя задело?
– Этот гад нас перехитрил, – нервно сказал Фишкин. – Он не вышел на шум. Он на шум выстрелил. А я, лох, зазевался. Хорошо еще, в ногу попало. В живот бы – тогда все.
– Ну-ка стой! – скомандовал Корнеев, сбрасывая с себя куртку, а затем и рубаху. – Я должен взглянуть, что там у тебя... Снимай штаны!
Осмотрев рану, он пришел к выводу, что опасности для жизни нет, но затягивать с медицинской помощью не следовало. В мышцах застряло немало дроби, и кровотечение было приличное. Корнеев стащил с себя и майку, разорвал ее на полосы и связал в импровизированный бинт.
– Перевязка по-сырому! – объявил он Фишкину. – Не скажу, что врачи рекомендуют, но другого выхода нет, брат. Кровь остановить нужно. Терпи!
– Я терплю, – стиснув зубы, ответил Фишкин.
Корнеев туго перебинтовал рану и велел Фишкину одеваться.
– Сейчас я в развалины загляну, – хмуро сказал Корнеев. – Туда перебираться будем. Все-таки не под открытым небом. Только...
Он хотел сказать, что нужно убрать труп, но язык будто присох у него к гортани. Фишкин, шипя и гримасничая, натянул штаны и обессиленно привалился к дереву.
– Пить охота! – пожаловался он.
– Сейчас попьешь, – пообещал Корнеев. – Даже поешь, если повезет. Только подожди немного.
Он повернулся и побежал назад. Ему совсем не хотелось возвращаться в церковь, но оставлять раненого товарища под дождем было невозможно. Корнеев решил, что сделает все, что от него требуется.
Скользя на мокрой траве, он выскочил из-за угла, метнулся к крыльцу и остановился как вкопанный. На пороге, под осыпавшейся аркой, во весь свой немалый рост стоял лесник.
Он был страшен. Дождь еще не успел смыть кровь, обильно текущую по его лицу, и оно было похоже на какую-то диковинную багровую маску. От этого жуткого зрелища Корнеев содрогнулся. Но по-настоящему ему стало страшно еще через мгновение, когда он осознал, что лесник вовсе не собирается умирать и в руках у него заряженное ружье.
Его пистолет валялся где-то в траве, и найти его Корнеев теперь бы не смог, даже если бы сильно этого захотел. А он и не хотел, потому что понимал, что во второй раз сознательно и преднамеренно выстрелить в человека уже не сумеет.
Лесник его заметил. Секунду они смотрели друг на друга сквозь стеклянную сеть ливня, а потом лесник вскинул ружье. Однако сейчас в его движениях не было легкости, он действовал, как заведенная и не вполне исправная машина.
Корнеев увидел нацеленные на него стволы и невольно попятился. Нога его наткнулась на валяющееся в траве бревно. Он потерял равновесие и с коротким криком упал на землю.
От удара сместилось сломанное ребро и отозвалось горячей болью во всем правом боку. Преодолевая эту боль, Корнеев перевернулся и шлепнулся в неглубокую канавку, наполненную дождевой водой. Он успел сделать это прежде, чем лесник спустил курок. Заряд крупной дроби взметнул фонтан грязи на том самом месте, где только что лежал Корнеев, но не причинил ему никакого вреда.
Лесник стал спускаться с крыльца, медленно, точно двигался под водой. В каком-то смысле так оно и было. Дождь неистовствовал вовсю. Но Корнееву казалось, что все происходит с неимоверной быстротой. Он судорожно пытался выбраться из своего грязного убежища, из скользкой ямы, которая вдруг превратилась в ловушку.
Лесник был уже на самой нижней ступеньке, сплошь заросшей дикой травой. Он был так близко, что казалось – он может коснуться Корнеева стволом ружья. Так же неторопливо прицелился он в сидящего на мокрой земле Корнеева, кое-как сумевшего выбраться из канавы, и в следующую секунду неминуемо должен был прозвучать роковой выстрел. Корнеев уже чувствовал, как пригоршня раскаленного свинца разрывает его грудную клетку и превращает в фарш внутренности. Предотвратить это он был не в силах.
Но в этот момент произошло невероятное. В монотонном грохоте ливня вдруг возник резкий и высокий, почти музыкальный звук. Это выглядело так, словно захлопнулась массивная стальная дверь. А прямо над головой лесника из ничего образовалась сверкающая, как солнце, капля – сгусток белого пламени размером с мужской кулак.
«Шаровая молния! – отстраненно удивился Корнеев. – Хамлясов мечтал, что увидит здесь массу шаровых молний. Жаль, что как раз сейчас его нет с нами».
Трудно было представить такую вещь, которая могла бы вывести из равновесия лесника, но шаровая молния явилась для него полной неожиданностью. Выстрела не прозвучало. Лесник, смешно открыв рот, опустил ружье и воззрился на зависший над его головой огненный шар, забыв про сидящего напротив него Корнеева. Тот должен был бежать, но какая-то неведомая сила приковала его к месту. Вместе с лесником он неотрывно следил за шаровой молнией.
Огненный клубок, точно маятник, покачивался в воздухе, делая едва заметные движения то влево, то вправо, а потом нырнул вниз, прилип к леснику, юркнул за отворот его плащ-палатки и вдруг исчез.
Лесник издал горлом странный звук, побледнел как полотно и выпустил из руки ружье. Оно шлепнулось на землю, выстрелило и срезало оказавшийся на линии огня куст чертополоха. Едва стих гром выстрела, как шаровая молния неожиданно возникла уже за спиной лесника, легонько покачиваясь, проплыла по воздуху еще метра четыре и тихо исчезла. Лесник с ужасом посмотрел вниз, на свою грудь – на то место, куда вошла молния, а потом колени у него подкосились, и он грузно упал набок, лицом в грязь.
Корнеев вскочил и бросился к нему, намереваясь поднять ружье. Однако едва он протянул к нему руку, как рядом снова возник необычный звук. Корнеев скосил глаза и увидел, как прямо на него пикирует еще одна шаровая молния. Эта была раза в два больше, и по ее поверхности пробегали голубоватые блики. Корнеев, как завороженный, уставился на нее, не в силах ни пошевелиться, ни оторвать взгляда от небесного огня.
Вдруг, не долетев до него, шаровая молния с оглушительным грохотом разорвалась. Перед Корнеевым возникла огромная ослепительная вспышка, от которой потемнело в глазах. Он не помнил, отбросило ли его в сторону или же он отпрыгнул сам, но опомнился он опять на прежнем месте – лежа в канаве. Понял он это лишь на ощупь. Перед глазами по-прежнему стояла абсолютная чернота, перемежающаяся призрачными белыми вспышками.
«Ослеп! – с ужасом подумал Корнеев. – Я ничего не вижу! Мы пропали».
Забыв обо всем, он выкарабкался из ямы и наугад пошел прочь. Через некоторое время руки его коснулись сырой кирпичной стены, и он стал пробираться дальше, придерживаясь за нее. Дойдя до угла, он хрипло крикнул:
– Фишкин! Вадим! Отзовись!
После некоторой паузы Фишкин неуверенно подал голос. Корнеев понял, где он примерно находится, и пошел на голос. Дождь мешал ему идти, ноги путались в траве, скользили по разъезжающейся жиже, один раз больно хлестанула по лицу мокрая ветка.
– Что с тобой, Гриша? – испуганно воскликнул Фишкин, когда Корнеев, запутавшись в кустах, повалился на землю.
– Плохо дело. Ослеп я, – глухо отозвался Корнеев. – Молния шаровая перед глазами разорвалась. А другая прямо через лесника прошла. Там он валяется. Не знаю уж – живой или мертвый. Хамлясова бы сюда, он бы все в деталях изучил...
– Так, значит, ты не застрелил? – спросил с сожалением Фишкин. – Лесника, я имею в виду?
– А черт его знает, – равнодушно сказал Корнеев. – Он сам меня чуть не застрелил. Живучий, что твой зомби. Башка вся в крови, а он ходит.
– А ты совсем ослеп? – простодушно поинтересовался Фишкин. – Это плохо. Мы с Крупицыным увечные, ты – слепой. Как же мы выбираться отсюда будем?
– Ты бы пока дурацких вопросов не задавал! – посоветовал ему Корнеев. – Дал бы отдохнуть маленько.
– Понял, Гриша! – вздохнул Фишкин. – Просто я расстраиваюсь, что без тебя мы точно из болота не выйдем. Это еще Крупицын не знает. Узнает – истерика нам обеспечена.
– Ладно, не нагнетай, – оборвал его Корнеев. – Остался же кто-то живой у Хамлясова. Рано или поздно помощь придет. Просто поголодать придется, да вот нога твоя еще меня смущает. Операция нужна.
– Операция – ладно, сейчас хотя бы часок в сухом месте побыть, – мечтательно сказал Фишкин. – Может, в развалины перебазируемся? Раз этого молнией убило...
– Откуда мне знать, убило его или нет? – сердито отозвался Корнеев. – Другого кого, может, и убило бы, а этого – не знаю. Хочешь – проверь.
– Да куда мне без ноги! – смущенно заметил Фишкин. – Может, ты того – на спине меня допрешь? Посидим под крышей... Ты же обещал, что у нас даже еда будет.
– Обещанного три года ждут! – сказал Корнеев. – Я вот голову ломаю, как нам до Крупицына добраться. Он ведь сам не догадается хотя бы на метр сдвинуться. Так и будем сидеть по разные концы.
– Знаешь, тогда давай попробуем проползти, – предложил Фишкин. – Заберемся через ту дыру, где меня подстрелили. Тут рукой подать. Даже я, пожалуй, осилю. А там уже разбираться будем.
Корнеев согласился попробовать. Ему самому осточертел дождь. От бесконечного стука капель по голове он потерял способность соображать.
Они поползли. Фишкин заметно переоценил свои силы, и эти несколько метров они преодолевали не меньше получаса. Наконец они оказались под сводами разрушенной церкви. Корнеев внутренне приготовился к новой встрече с живучим лесником, но Фишкин сообщил, что вокруг пусто. Он даже нашел в себе силы выбраться к порогу и выглянуть наружу. То, что он там увидел, заставило Корнеева занервничать.
– Посмотри хорошенько! – потребовал он. – Не может быть, чтобы его там не было. Если он жив, значит, должен быть здесь. А если мертв, то тем более.
Фишкин старался изо всех сил. Он сумел выбраться на крыльцо, чтобы получше осмотреть площадку перед развалинами, но тут в пяти метрах от него в дерево ударила молния. Потрясение было столь велико, что Фишкин скатился с крыльца обратно, ушиб раненую ногу и на некоторое время отключился.
Очнувшись, он подтвердил свои слова, но идти больше никуда не хотел. Нога снова начала кровоточить, чувствовал себя Фишкин неважно, а кроме того, он теперь до смерти боялся молний.
– Давай лучше поищем здесь какое-нибудь оружие, – предложил он Корнееву. – Если вдруг лесник вернется, мы врежем ему по черепу.
– Этот лесник бессмертен, – мрачно сказал Корнеев. – Нам его не достать. Будем ждать, пока судьба сама не разрешит эту проблему. Без глаз я ни на что не годен.
Они забились в самый темный угол церкви и стали ждать. Хватило их ненадолго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42