Этот жест вызвал у Михея прилив злобного веселья. Он состроил кислую физиономию, скривил губы в презрительной ухмылке.
Луганов-младший растерялся. Потом, встретившись глазами с нахальными зенками боцмана, решил показать себя решительным парнем. Тем более от его действий сейчас зависел исход поединка. В данном случае, несмотря на недовольство отца его связью с Агды и малую ее значимость для окружавших его людей (боцман – не в счет), он более всего дорожил своей репутацией в ее глазах и в глазах персонала заведения. Как и большинство людей, он переоценивал благожелательное отношение к нему тех, с кем сводила его жизнь и кто, как он разумел, принимая в расчет свое социальное и финансовое превосходство, должен был питать к нему если не симпатию, то заискивающую почтительность, в надежде на щедрое вознаграждение. Служащие борделя, как и большинство проституток, между тем относились к Луганову-младшему со смесью насмешливой жалости и презрительного непонимания. Никто не мог взять в толк, чем же прельстила его громоздкая, нескладная и грубая девица, прельстила до такой степени, что он готов все забыть ради сомнительных свиданий с ней. Если бы Игорь просто время от времени навещал Агды, не гнушаясь при этом иногда услугами других проституток, персонал расценил бы это как барскую прихоть, нелепую извращенность и пресыщенность, характерные для сословия богачей. Но неуемная страсть Луганова-младшего к тучной кривоногой чукче делала его посмешищем в их глазах.
Стараясь выглядеть непринужденно и в высшей степени независимо, как бы «над ситуацией», Луганов неторопливо взял трубку. Руки у него дрожали из-за пережитого волнения и физической нагрузки. Но он справился с собой и приложил трубку к уху. Следствием нервного стресса явилась также его неосторожная забывчивость – он не принял во внимание, что отец, даже если он, Игорь, не скажет, где находится, может догадаться о месте его пребывания. Только поднеся трубку к уху, он осознал, что сказать о своем местонахождении все равно придется. «И черт с ним», – вдруг подумал он.
– Да, говорите же, я слушаю, – услышал он нетерпеливо взывающий голос отца.
На миг его пронзила острая тревога – он наконец осознал, насколько уязвимо его положение. Но отступать было некуда – на него смотрело столько глаз, и прежде всего глаза Агды, которая пристроилась в глубине каюты, но через открытую дверь поглядывала наружу.
– Это я, – пробубнил он в трубку.
– И что? – грубо спросил отец, узнав его.
– Я хочу знать, ты действительно заключил перемирие с Рокотовым?
Произнеся фамилию Сергея, он невольно посмотрел на него. Тот стоял, глядя на Луганова исподлобья. Этот упрямый тяжелый взгляд как будто что-то напомнил Игорю. Он вздрогнул, словно прошлое, утонувшее в тумане стольких дней, а теперь вдруг поднявшееся из морских глубин, окатило его холодной волной неприятных воспоминаний. Определенно, он где-то видел этого парня. Может быть, не с такими длинными волосами, без шрама на лбу, без этой мучительной заостренности, делавшей его лицо похожим на вырубленный в мраморе лик статуи.
Но все же Луганов сомневался.
Пытливый взгляд из-под низких бровей, плотно сжатые губы Рокотова, его резко обозначившиеся скулы, прядь, закрывавшая пол-лица, – все это придавало его внешности печать индивидуальности – не той, что в довольно размытом виде отмечает облик юности, а той, что выковывается годами, испытаниями, а потому Луганов, внимательней приглядевшись к Сергею, уже затруднялся сказать, видел он его на самом деле или просто суммировал во внешнем облике Рокотова все те лица, которые наблюдал в течение последних лет.
– А что? – раздраженно произнес Луганов-старший, чем вывел своего сына из задумчивости.
– Он сейчас передо мной, – с деловитой небрежностью сказал Луганов, напустив на себя гордый вид, – не знаю, что с ним делать.
Рокотов криво усмехнулся, услышав конец фразы. Боцман с Дудником насмешливо переглянулись. Михей же послал Луганову-младшему недовольный взгляд – он был сыт по горло этим спектаклем и более всего (несмотря на клокочущую в нем злобу и ненависть) хотел определенности. Ситуация была несколько необычной, и он чувствовал себя в ней все более неловко. Здесь не могли помочь ни власть, которой он располагал, ни его раздражение, ни желание отомстить. В таких вот двусмысленных ситуациях выявляется порой наивная инфантильность и закоснелая неразвитость, присущие большим и малым бандитам. Зачастую они не знают, как реагировать, а вызванную собственным замешательством проволочку оценивают как проявление слабости со своей стороны. И это бесит их еще больше.
– Ну так оставь его в покое, – со вздохом разочарования ответил Луганов-старший.
– Кроме меня, здесь еще Вячеслав Иванович, а у него с Рокотовым свои счеты, – набравшись смелости, заявил Игорь, ловя свирепые взгляды Михея.
– У него не может быть никаких своих счетов, – пренебрежительно проговорил Федор Николаевич. – До завтра Рокотова не трогать… А ты где находишься? В «Кураже»? – рявкнул он.
– Я все объясню, – пролепетал Игорь, забыв о своем имидже делового человека.
– Чтоб через полчаса был дома, – резко сказал Федор Николаевич. – И передай трубку Михею.
Луганов молча протянул телефон авторитету.
– Слава, – Федор Николаевич превозмог свое отвращение и обратился к Михею проникновенным тоном, – мне Рокотов будет нужен завтра. Если он не выполнит моих условий, я позабочусь, чтобы он больше никогда нас не беспокоил. А пока пусть гуляет – у него в запасе не так уж много времени, – самодовольно усмехнулся он. – Ты меня понял?
– Понял, – в груди Михея клокотала обида, но перечить Луганову-старшему он не решался. Это означало бы открытую конфронтацию с властью, чего ему никогда не простили бы в Москве.
– Это заказ губернатора, – чтобы придать своим словам больше веса, заметил Федор Николаевич, – повремени с бойней. Я знаю, – дипломатично продолжил он, – нервы у тебя ни к черту, но прошу тебя: не горячись. Если он пойдет на сближение, обещаю, он компенсирует все, что натворил, если откажется – ему не плавать.
Михей положил трубку в карман и скривил губы в омерзительной ухмылке. За этой гримасой пряталась его ненависть к Рокотову, раздражение против Лугановых, обида на сестру. Но он не стал жаловаться Федору Николаевичу, дабы не выставлять себя в жалком и комичном виде перед Роком, его командой и своими телохранителями.
– Ну что ж, – грозно посмотрел он на Рока, – живи пока. Иди к себе, – сказал он сестре. – Расходитесь. Я здесь хозяин, а потому требую, чтобы вы, – снова зыркнул он на Сергея, – убрались с моего сейнера.
– Мы платим, как все клиенты, – возразил Рок, – разве тебе не нужны деньги?
– У меня их достаточно, чтобы обойтись без ваших жалких грошей, лишь бы не видеть вас тут, – заявил Михей. – Вон!
– Зачем накалять атмосферу? – едко усмехнулся Рок. – Ты ведь слышал, что сказал Федор Николаевич?
Рок перевел взгляд на подавленного всей этой неразберихой Луганова-младшего.
– Убирайся отсюда, не то я за себя не ручаюсь, – прохрипел покрасневший от бешенства Михей.
– О’кей, но только после того, как сделаю звонок Федору Михайловичу, – Року нравилось изводить Михея.
Михей открыл было рот, чтобы дать выход своему яростному гневу, но передумал.
– Мы, кстати, оплатили час удовольствий, – встрял Дудник.
– Ну так возвращайтесь к своим девкам! – заорал Михей. – И ты, – дико глянул он на Агды, – не хрена зенки таращить. Пошли вон! – закричал он уже на охранников борделя.
Агды смиренно опустила голову, но не пошевелилась. Михей, давая выход своему негодованию, шваркнул что было сил дверью, чтобы не видеть проститутки. Дверь захлопнулась, но Луганов снова открыл ее и вошел в каюту.
– У вас есть еще двадцать минут, – вслед ему проговорила Зоя, взглянув на часы.
– Знаю, – огрызнулся Луганов и закрыл за собой дверь каюты.
Боцман и Дудник, переглянувшись с Роком, направились к ожидавшим их проституткам. Рок протолкнулся между застывшими столбами амбалами Михея.
– Может, вернешь телефончик? – Глядя на авторитета невинным взором, он протянул руку.
Михей, едва сдерживая себя, сунул руку в карман, куда он впопыхах сунул сотовый Рокотова.
– Спасибо, – кивнул Рок, забрал трубку и зашагал к выходу, оставив Михея злобно скрипеть зубами.
Глава 26
Сергей миновал просторный холл и, спустившись по трапу, вернулся в казино. Здесь он увидел Палермо и Мумбу – они были блокированы охранниками Михея.
Увидев Рока, охранники с недоумением воззрились один на другого. Подошедший к ним Рок лукаво улыбнулся.
– Отбой, парни, – сказал он, – ваш начальник распорядился.
Один из молодцов достал сотовый и, связавшись с шефом, получил необходимые распоряжения. Досадуя на то, что оказались пока без дела, парни обдали презрительными взглядами Рока и его подчиненных.
– Гуляйте пока, – с насмешливым снисхождением процедил один из них – тот, что был с волчьими глазами. – Но не нарывайтесь!
Предупредив таким образом Рока и его свиту, они вышли из зала. Рок сел за стойку и спросил текилы. Бармен с каким-то боязливым удивлением косился на него. Но текилу налил, видимо, решив, что конфликт между Роком и подручными Михея разрешился сам собой.
В этот момент показался Квасин. Он принял безучастный вид, словно происшедшее никоим образом его не коснулось. Рок не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться и над этим «фюрером». Он приподнял в воздухе стакан с текилой, салютуя Квасину как раз в тот момент, когда перехватил его напряженный взгляд. Квасин отвернулся с оскорбленным видом. Рок остался доволен. Он опрокинул текилу в глотку и пошел к кассе. Купив несколько фишек, сел за ближайший стол и поставил на черное.

* * *
Михей сидел перед сестрой насупленный и тревожный. Один из его «телков» с услужливой поспешностью привел опрокинутый в ходе любовных игр стол в исходное положение. Как только стол был водружен на прежнее место, Михей выгнал за дверь телохранителей и накинулся с ругательствами на сестру.
Валентина молча подняла вазу и коньячную бутылку. На ковре образовалось большое темное пятно, но не оно угнетало Михея, а то, что у него были связаны руки для расправы с Роком. Когда первый шок от внезапного решения Луганова-старшего прошел, когда миновал шквал негодования, вызванный тем, что вице-губернатор не удосужился предупредить Михея о своих изменившихся планах, вероломство сестры (а именно так он называл ее интрижку с Роком) повергло его в бешенство. Он бушевал примерно четверть часа, обзывая сестру шлюхой, а покусившегося на нее пирата грязным скотом, потом вдруг затих и погрузился в тоскливое оцепенение. Его каменное молчание тем не менее нарушалось злобным мстительным бормотанием, проклятиями в адрес губернатора, Лугановых и пиратов с «Вэндженса».
– Если еще раз я его здесь увижу, – яростно сипел он, – я его на мелкие кусочки разорву, а тебя, суку недотраханную, за борт выкину! Ты что думаешь, – Михей аж подскочил на диване, – он в тебя втюрился? Да он рад тебе под юбку залезть только затем, чтобы мне насолить! А ты уши развесила! – презрительно глянул он на Валентину.
– Он как раз говорил мало, так что уши развешивать у меня повода не было, – осмелилась возразить она.
– Ты мне еще поговори, тварь неблагодарная! – заорал он, вскочил и метнулся было к ней, сжимая кулаки.
– Только ударь! – тоже разошлась Валентина, отпрянув к стене. – Ты меня больше не увидишь!
– Куда же ты подашься? – злобно ухмыльнулся Михей, немного успокоившись. – К этому лохматому на корабль? Так он тебя и ждет! Или ты решила весь его экипаж, всех этих ублюдков недоношенных обслуживать? Меня позорить, а? – На последней фразе он снова сорвался, и его хриплый голос неестественно резко взлетел вверх и задребезжал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51