А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

– Ганга, говорите? Значит, вы действительно... Как бы это сказать... Афроамериканец, что ли? То есть нет, конечно, какой же вы американец... – Он вконец смутился и замолчал.
– Вы имеете в виду, не негр ли я? – видя такое затруднение, решил помочь Федя, а Иннокентий Аркадьевич радостно закивал.
– Видите ли, мой папа негр, а я, конечно, похож на него, – вежливо объяснил Федя.
– Ах, вот как? Ну это просто замечательно, – потер руки тот, хотя вряд ли он смог бы объяснить, что именно замечательно: то, что папа Феди негр, или то, что Федя похож на своего родителя.
– А вот вас как зовут? – обратился он к Лехе, чтобы прекратить не совсем удобный разговор.
– Пешкодралов Алексей, – отрекомендовался тот. – Курсант Школы милиции, третий курс.
– Вы все, как я понимаю, с одного курса? – отчего-то обрадовался Добродушевич.
– И даже из одной группы, – поддакнул Веня, потом протянул ладонь: – Вениамин Кулапудов.
– Очень приятно, – Иннокентий Аркадьевич пожал протянутую руку. – Вы ведь участвовали в поимке преступников и ранее?
– И не раз! – Веня окинул взглядом товарищей. – Да будет вам известно, в этом кабинете находится самая лучшая убойная группа курсантов в Зюзюкинске. Даже, наверное, и в области.
– О, это просто замечательно, – восхитился Добродушевич. – Как же зовут остальных членов этой замечательной группы?
Дирол отрекомендовался коротко и быстро, а вот с Утконесовыми возникла небольшая заминка.
– Близнецы? – уточнил начальник отделения, сравнивая братьев друг с другом и не находя между ними ни единого отличия.
– Так точно! – подтвердили братья.
– Это нехорошо, – покачав головой, Иннокентий Аркадьевич вернулся на свое рабочее место. – Как же вас различать-то?
– Да очень же просто! – воскликнул Антон. – Я вот, например, Антон, а это мой брат Андрей!
– Все ты врешь! Это я Антон, а Андрей ты! – возразил второй Утконесов.
– Ну точно, я совсем забыл. Андрей действительно я, если, конечно, я не Антон.
– Никакой ты не Антон! Я в этом уверен, хотя, на всякий случай, надо спросить у Лехи. Он один нас различать может, правда, еще мама иногда... Хотя, нет, она тоже путается. Леха, я Антон или Андрей?
Леха пребывал в затруднении не меньшем, чем Иннокентий Аркадьевич, причем он совершенно не понимал, почему это Утконесовы решили, что он их может различить. Его выручил Дирол:
– Слушай, Антон, перестань разводить суматоху. Конечно, ты – Андрей, это же всем известно.
– Все, прекратите! – Добродушевич замахал руками и рассмеялся. – Ну не могу я долго сердиться! Как вас все-таки различать, вы скажите!
– Да никак не нужно, – объяснил Антон. – Называйте, как хотите. Если что, мы сами разберемся.
– На том и порешим, – начальник отделения удовлетворенно кивнул. – А теперь, ребята, мне нужно вас расселить.
Он снял трубку, набрал какой-то номер. Голос его сразу изменился, стал строгим и отрывистым:
– Семенову!.. Семенова? Как у вас с вопросом поселения группы курсантов?... Хорошо? Это хорошо. Подходите.
Он повесил трубку и немного виновато взглянул на курсантов:
– Что поделаешь, приходится быть резким. Иначе не слушаются. Раньше такое творилось... Страшная история.
– Расскажите, – участливо попросил Федя.
– Времени нет, – ответил тот. – Хотя... пока Семенова идет...
История майора Добродушевича действительно была немного грустной. Работая в отделении сначала в качестве рядового сотрудника, он испытывал постоянный стресс от резкого и грубого поведения своего начальника. Когда же карьера Добродушевича завела его самого в кресло начальника, он дал себе торжественное обещание: никогда и ни на кого не кричать, не ругаться, быть справедливым и ласковым с подчиненными.
Так Добродушевич проработал два года, при этом совершенно оправившись от стрессов и пагубного влияния людской грубости на ранимую психику начальника отделения. Это были самые замечательные два года его жизни. На работу Иннокентий Аркадьевич приходил с радостью, всем улыбался, был приветлив и радушен. Домой он возвращался, также улыбаясь, здоровье его поправилось. Однако на исходе второго года, когда эйфория доброты немного прошла, Добродушевич стал замечать, что результаты работы отделения оставляют желать лучшего. Сотрудники ленились страшно, плевали на все просьбы и указания Иннокентия Аркадьевича, регулярно уходили в самовольные отпуска, причем при этом умудрялись получать отпускные. Отделение из передового постепенно становилось отстающим.
Несчастный Добродушевич просто не представлял, что ему делать. Начитавшись умных книжек, он всячески стимулировал своих работников и материально, и духовно. Ничто не помогало. Психика начальника отделения вновь начала расстраиваться, что и привело Иннокентия Аркадьевича прямиком к психотерапевту. Тот поделился с ним надежным и проверенным лекарством, с помощью которого можно наладить работу отделения. Психотерапевт посоветовал Добродушевичу почаще кричать на подчиненных, а иногда даже рявкать на них. Вид положено было всегда иметь строгий, голос – резкий. Вместо кресел в кабинетах поставить стулья, причем чем ниже, тем лучше. Ну и все в таком духе.
Завести такой порядок Иннокентий Аркадьевич решился не сразу. Неделю он учился «делать строгое лицо» перед зеркалом втайне от всевидящего ока жены, которая по причине собственной страшной ревнивости терпеть не могла, когда муж крутился у зеркала, так как это было первым признаком того, что ее муж собирается завести интрижку на стороне. Еще неделю, стоя под душем, Добродушевич вырабатывал командирский тон. На борьбу с привычкой постоянно улыбаться ушло больше времени – целых два месяца. Бороться с собой было сложно, но когда он все-таки освоил новую методику, то понял, что лучшего метода работы ему не найти. Вот так и жил с тех пор добрый начальник отделения Добродушевич, который для всех своих подчиненных был самым строгим и требовательным руководителем.
– Так что вы уж держите себя серьезно, когда Семенова придет, – попросил он в заключение своего рассказа.
Семенова появилась через пять минут. Это была хрупкая, невысокая женщина среднего возраста. Окинув беглым взглядом курсантов, она вытянулась перед начальником.
– По вашему вызову прибыла! – отрапортовала она.
– Где поселите гостей?
– Гостиница «Счастье Калошина», десятый этаж, номера с тысяча первого по тысяча шестой. С администрацией все улажено.
– Выполняйте! – рявкнул Добродушевич, нахмурив брови и выдвинув вперед нижнюю челюсть, отчего немедленно стал похож на самца гориллы в зоопарке.
Сухо попрощавшись с ребятами, Добродушевич напоследок сменил выражение лица, улыбнулся и незаметно подмигнул им, после чего курсанты немедленно попали в руки лейтенанта Семеновой.
– У вас много вещей? – деловито осведомилась она. Именно осведомилась, а не спросила, настолько сухим тоном это было сказано.
– Совсем нет, – ответил за всех Дирол. – Только вы не напрягайтесь так. Мы не кусаемся, – на всякий случай добавил он.
Смерив его ледяным взглядом, Семенова поджала губы, как будто смертельно обиделась на искреннее признание Дирола, после чего сказала:
– Тогда, если не возражаете, пойдем пешком.
Сказав это, она тут же развернулась и быстрым шагом направилась вдоль по улице.
– Интересно, – тихо спросил Антон у Андрея, догоняя ушедшего вперед лейтенанта, – а если бы мы ей возразили?
– Я повезла бы вас на такси, – не поворачиваясь, ответила их сопровождающая.
Через пять минут, когда курсанты предстали перед входом в гостиницу, их начали обуревать противоречивые чувства. С одной стороны, ехать в такси расстояние, которое можно пройти за пять минут, как-то неразумно. Но, с другой – к такому зданию подходить пешком немного стыдно. Гостиница «Счастье Калошина» явно была предназначена для гостей несколько более высокого уровня, нежели курсанты Школы милиции из соседнего Зюзюкинска. Высокое здание, отделанное стеклом и мрамором, производило солидное впечатление. Войдя в холл, курсанты почувствовали непреодолимое желание никогда больше отсюда не выходить. Полумрак, прохлада и обилие мягких диванов привлекали мятежные курсантские души.
Хотелось завалиться на эти самые диваны, лежать неподвижно и думать о всяких глупостях.
– По всем признакам, здесь работает кондиционер, – заключил Веня, оглядываясь.
– Мы здесь будем жить? – уточнил Дирол. Пребывание в Калошине нравилось ему все больше и больше.
– На десятом этаже, – уточнила Семенова.
– Пентхауз! – выдохнул Веня. – За чей счет банкет?
– Уж точно не за мой, – так же восхищенно ответил ему Дирол. – Я пуст.
– Не волнуйтесь, с администрацией гостиницы все улажено, – успокоила их Семенова.
– А что, места попроще не нашлось? – поинтересовался Федя.
– Все остальные гостиницы заняты конкурсантами, – объяснила она. – А теперь давайте размещаться.
Все подошли к длинной стойке, за которой прохлаждался услужливого вида портье.
– Good Morning, ladies and gentlmen! – на неплохом английском поприветствовал он их.
– Уже давно день, вообще-то, – поправил его Федя, к которому и относились эти слова.
– Вы говорите по-русски?
– Ну да, – пожал плечами Федя.
– Вот и отлично. Заполните, пожалуйста, бланки.
Курсанты расселись по креслам и начали старательно заполнять анкеты, при этом постоянно подглядывая и списывая. Эта процедура заняла много времени, так что Семенова успела уладить все формальности и поговорить с портье. В результате у того сложилось мнение, что в гостиницу приехали чрезвычайно важные гости города. Тем временем «гости» продолжали пыхтеть над бланками.
– Слышь, Дирол, а какой у нашей школы адрес? – спросил Леха, почесывая карандашом в затылке.
– Зачем тебе?
– Да вот, – Леха ткнул в анкету, – тут нужно написать домашний адрес.
– Так это же твой родной адрес надо написать, дубина! По которому ты в деревне проживаешь.
– Вот еще! – возмутился Пешкодралов. – Между прочим, Мочила всегда нам говорил, что школа – это наш дом, а окружающие – наша семья.
– А в качестве ближайших родственников ты нас собираешься указать? – вступил в разговор Веня.
– Вот вы мне сдались! Я деда напишу! Я же знаю, что у ближайших родственников должна быть фамилия такая же, как у меня. А у меня только у деда такая же фамилия. Мне мамка свою девичью фамилию записала, чтобы ее род продолжился. Она ведь единственный ребенок в семье.
– Вот и пиши адрес деда, только школу в покое оставь, – отрезал Дирол.
– Как же я его адрес напишу, когда он в лесу живет, – бормотал Леха, почесывая затылок. – Хотя, может, так и сделать. Дрыщинский заказник, домик лесника.
Пока Леха вписывал в анкету адрес своего деда, Антон дошел до вопроса «вес» и озадачился.
– Это когда же я в последний раз взвешивался? – задумался он, уставившись в потолок.
– Проблемы? – подбежал к нему портье.
– Ага, то есть, yes, – ответил тот, вспомнив о любви портье к английскому языку, но тут же сплюнул и проговорил: – Да что вы, по-русски не умеете говорить? Весы бы мне раздобыть.
– Так это айн момент, – кивнул тот и исчез. Появился он через двадцать секунд, держа в руках маленькие напольные весы.
– Думаешь, они меня выдержат? – поинтересовался Антон у брата. Тот придирчиво осмотрел чудо заграничной техники.
– Выдержат, – вынес он вердикт. – Они на триста кило рассчитаны, а ты точно меньше весишь.
– Надо же, какие крохотные, а такую массу выдерживают. Ну, тогда ладно, – согласился Антон и встал на весы. Некоторое время он внимательно смотрел на экранчик, где высветился его вес, потом опять позвал брата: – Слышь, Андрюха. Посмотри, что у меня там.
Андрей внимательно изучил экран, потом протер глаза и еще раз рассмотрел цифры.
– Сто восемьдесят килограмм, – прошептал он.
– А я уж думал, мне почудилось, – ничуть не расстроился Антон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41