И даже на решетке была плотная штора, которой постоялец этой замечательной камеры мог в любой момент отгородиться от внешнего мира.
Это и была, как я понял, та скромная обитель, про которую сказал национал-патриот Юрген Янсен.
Времени у нас было в обрез, но я все-таки не удержался и прислушался к рассказу Томаса.
- А дальше так, - говорил он, заглядывая в рукопись. - "Вечер того же дня. Красавица Агнесса лежит на тахте, покрытой персидским ковром. Она практически обнажена. Она открывает глаза и видит перед собой полковника Ребане. Агнесса: "Ах! Я была без сознания! Вы воспользовались моей беспомощностью!" Полковник Ребане: "Милая фрейлейн, я не отношусь к той категории мужчин, которые получают удовольствие от обладания бесчувственной женщиной". Агнесса: "Вы даже не притронулись ко мне? Это правда?" Полковник Ребане: "Да, это правда". Агнесса: "Ах, я никогда не встречала таких мужчин!"
- "Практически обнажена" - это красиво, - оценил Артист. - Эта сучка и есть русская шпионка, которую подослали к полковнику?
- Почему сучка? - обиделся Томас Ребане. - Пожалуйста, не оскорбляй даму. В конце концов, очень может быть, что она моя бабушка.
Он приготовился читать дальше, но нам пришлось прервать их увлекательное занятие,
- Зэка Злотников, с вещами на выход! - скомандовал Муха, отпирая его камеру.
Артист недовольно покачал головой:
- Вечно ты, Муха, торопишься. Куда я в таком виде пойду? Шмотки не высохли.
- На себе досушишь. Быстрей! - приказал я.
- А меня? Возьмите меня, ребята! - взмолился внук национального героя. - Мне очень нужно отсюда свалить! Что вам стоит? Возьмите!
- Давай возьмем, - поддержал Артист, с отвращением натягивая влажную гимнастерку. - Малый нормальный. И у него есть кое-какая любопытная информация. Очень даже любопытная.
- Отставить! У тебя все шутки. А тут не шутки. Нам бы самим выбраться.
- Вот так всегда, - уныло заключил Томас Ребане. - Каждый думает только о себе. А выручить другого человека, который попал в беду, - куда там. Своя задница всегда ближе к телу.
- Рубашка, - поправил Муха. - Своя рубашка ближе к телу.
- У кого-то рубашка, а у вас жопа! - парировал потомок эсэсовца.
- В какую беду ты попал? - спросил я.
- Не знаю, - хмуро ответил Томас. - Но от этого мне не лучше. От этого мне хуже.
- Я бы взял, - сказал мне Муха. - Тут все не так-то просто. Берем?
- Черт с ним! Выпускай!
- Только быстро, быстро! - скомандовал Муха, отпирая решетку.
Томас похватал какие-то шмотки, сунул их в спортивную сумку и, как был, в пижаме и тапочках, выскочил из камеры.
- Сценарий не забудь, - напомнил Артист. - Потом дочитаем. И обуйся!
Томас запихнул рукопись в сумку, сунул ноги в туфли и рванул к выходу.
- Стой! - остановил я его. - Все делать только по моей команде!
После треволнений минувшего дня весь лагерь спал беспробудным сном, но следовало соблюдать предельную осторожность. В любой операции самое важное и самое трудное - чисто уйти. И я сомневался, что нам удастся пройти по лагерю такой толпой и не привлечь нежелательного внимания. К "губе"-то мы шли нормально: начкар, с ним два солдата. Картина привычная и не вызывающая никаких вопросов. А сейчас нежелательным было любое внимание. Даже какой-нибудь дневальный, сдуру глянув в окно и увидев такую компанию, немедленно поднимет тревогу. Да и то сказать: два солдата спецподразделения "Эст", с ними эсэсовец в шинели с погонами роттенфюрера, но в красноармейской пилотке, и совсем уж какой-то придурок в красной пижаме и со спортивной сумкой в охапку.
Поэтому я забрал начальника караула и прошел с ним к штабному "уазику". Водителя не было. Я приказал начкару сесть за руль и подогнать УАЗ к дверям "губы". Потом за руль сел Муха, начкар рядом с ним, а я устроился на заднем сиденье, потеснив Артиста и Томаса. Ствол моего "калаша" упирался в спину начкара, напоминая ему о том, что любая самодеятельность нежелательна. Перед КПП я приказал ему выйти и открыть ворота. После этого мне осталось только вернуть его в караулку КПП и зафиксировать наручниками.
Путь был свободен. Позади было тихо. Кажется, обошлось. Но едва мы отъехали на километр и лагерь "Эста" скрылся за холмом, Артист приказал Мухе остановить машину.
- В чем дело? - спросил я.
- Мне нужна эта тачка, - заявил Артист. - Примерно на час. - Он обернулся к Мухе: - Поможешь?
- Почему нет? А что делать?
- Скажу.
- Кончай! - приказал я. - Хватит с нас приключений!
Но Артист не сдавался.
- Пастух, сегодня мой день, - сказал он. - Не мешай, а? Иди с Томасом к моей тачке и жди нас. Мы вернемся самое большое через час. И не спрашивай, что я хочу сделать.
Я колебался. Не нравилось мне это дело. И Артист не нравился. Какая-то дурь была в нем.
- Я нечасто тебя о чем-то прошу, - проговорил он. - Сейчас прошу. Ну?
Никогда я его таким не видел.
- Ладно, валите, - разрешил я, хотя мой внутренний голос прямо-таки вопил, протестуя. - Но чтобы через час были.
Артист сразу повеселел.
- Муха, гони вкруговую, - приказал он. - К понтонному мостику. А там разберемся.
Мы с Томасом выгрузились из "уазика" и потащились к стогу, возле которого была спрятана "мазератти". Пока я очищал тачку от маскировки, Томас переоделся в свой элегантный серый сюртук и спохватился:
- А плащ? Я забыл плащ!
- Какие проблемы? Сходи и возьми, - предложил я.
- Это ты так шутишь, да? - спросил он.
Я не ответил. Он уселся на переднее сиденье. Я завел машину, вывел ее на асфальтовую дорогу и поставил так, чтобы сразу увидеть Артиста и Муху, если они собьются с пути и появятся впереди или сзади нас.
Томас с робкой надеждой спросил:
- У вас выпить ничего нет?
- Ну ты даешь! - восхитился я. - Сейчас только об этом и думать!
- А ты бы о чем думал, если бы тебя продержали две недели на минеральной воде "Нарзан"?
Он надолго задумался, а потом задал вопрос, который, судя по всему, уже давно вертелся у него на языке:
- Вы кто, ребята?
- А ты? - вопросом на вопрос ответил я. - Кто ты? Если ты внук национального героя, почему тебя держат на "губе"?
- Они называют это - под домашним арестом, - объяснил Томас. - В Таллине я сидел дома. С охранником. А сейчас должен быть на съемках. Не возить же меня каждый день из Таллина. Вот и пристроили на "губу". С гарантией, что не свалю.
- Почему ты хочешь свалить? Почему они тебя не отпускают?
- Я им нужен.
- Зачем?
- Не знаю. Это все - раскрутка. Понимаешь? И фильм - раскрутка. И презентация. И я на презентации. Они раскручивают.
- Тебя?
- Нет. Альфонса Ребане.
- Твоего деда, - уточнил я.
- Да никакой он мне не дед! Его и близко не было в нашей семье! Он просто однофамилец. Ребане, если по-русски, - это Лисицын. И больше ничего общего у меня с ним нет. В этом-то все и дело!
- Точно?
- Еще бы не точно!
- Так, - сказал я. - Это кино, похоже, поинтересней того, что мы видели. Ты все расскажешь. Но не сейчас. Сначала дождемся ребят.
Прошел час. Их не было.
Час двадцать. Их не было.
Час сорок. Никого.
Я сидел в анатомическом водительском кресле "мазератти", облегающем спину и задницу, как объятия любимой жены, но ерзал, как на иголках. Вопрос был только один: что произойдет раньше - в лагере поднимут тревогу или они вернутся?
Мой внутренний голос возмущенно молчал. Обиделся, что я к нему не прислушался.
Темнота сгустилась так, как бывает только перед началом рассвета. С того места, где стояла наша тачка, были видны отсветы яркого лагерного освещения, а дальше справа - тусклая цепочка огней над укрепрайоном Эстонской дивизии СС.
И вдруг я заметил, что эти огни погасли. Были - и нет. Я даже сначала подумал, что мне показалось. Всмотрелся - не показалось. Ни единого огонька.
Что бы это могло значить?
4.10.
Начало рассветать. Ребят не было. У меня в душе появилось тяжелое предчувствие беды.
4.30.
- Вон они! - вдруг сказал Томас.
- Где?
- Да не впереди - сзади!
Я врубил заднюю скорость. Через две минуты Артист и Муха ввалились в машину, Артист хрипло выдохнул:
- Все в порядке. Гони!
- А где "уазик"?
Он неопределенно махнул рукой:
- Там бросили. Вместе со всеми "калашами". Гони, Серега, гони!
Я не заставил себя упрашивать. Единственным моим желанием было оказаться от этих мест как можно дальше. И как чувствовал: не успели мы отъехать километра на три, как до нас донесся вой сирены - в лагере "Эста" объявили тревогу. Я дал под сотню - больше не позволяла дорога, она была слишком узкая и извилистая, петляла между холмов. Но минут через пять Артист попросил ехать помедленней. "Мазератти" огибала высокий холм, поросший ельником и мелкими соснами.
- Тормозни! - скомандовал Артист. - Теперь мы в полной безопасности.
Я остановил тачку. Артист выпрыгнул из машины и полез по холму вверх, жестами предлагая нам следовать за ним. Поднявшись метров на сто, остановился.
- Вот отсюда все будет хорошо видно, - удовлетворенно сообщил он.
Я осмотрелся. Уже заметно рассвело. С косогора хорошо просматривались холмы левого берега реки, исполнявшей роль Векши, но было слишком далеко, чтобы разглядеть блиндажи и окопы. По полям, обтекая холмы, стелился туман. Из него прорастали березовые перелески, стога. Было сыро, пахло прошлогодней листвой. У нас в Затопине - морозы и вьюги, а здесь - почти весна. Было что-то очень приятное в этой мирной, доброй к человеку земле.
Артист напряженно всматривался в сторону Векши.
- И чего мы ждем? - спросил я. - Когда совсем рассветет?
- Нет. Когда они доберутся до блиндажа и включат свет.
- И что будет?
- Увидишь.
Ожидание затягивалось. Воспользовавшись этим, Муха стащил с себя камуфляжную куртку, потом брюки и выругался:
- И все ты, Артист! Из-за тебя хорошие штаны испортил!
На брючине его костюма темнело мазутное пятно.
- Отчистишь, - отмахнулся Артист. - Бензинчиком ототрешь. Да что же они тянут? Их же люди в блиндаже! Неужели никому не придет в голову пойти и проверить, что с ними?
И тут над укрепрайоном зажглась гирлянда огней.
- Всё! - завопил Артист. - Смотрите!
И мы увидели.
Сначала беззвучно вспухли холмы. По всей линии обороны засверкали словно бы злобные шаровые молнии. Земля вздыбилась, из нее выстреливали картечные сгустки камней, как из жерла проснувшегося вулкана. И лишь потом на наши ушные перепонки обрушился грохот взрыва. Вернее, серии взрывов, которые сливались друг с другом, образуя какой-то утробный гул. И не успела осесть поднятая на десятки метров земля, как начались короткие резкие взрывы. Я уже понял, что это такое: это начал рваться боезапас в "тиграх".
От внезапной тишины даже зазвенело в ушах.
- Вот вам, суки, битва на Векше! - изрек Артист. - Валим!
Мы скатились к дороге, погрузились в тачку. Артист сел за руль и погнал "мазератти" к шоссе, которое связывало Тарту с Таллином.
- А теперь объясни мне, что это было, - попросил я Артиста.
- Да все очень просто. Мы вывели цепь на рубильник, которым включается освещение. Единственная проблема была - взрыватели не сразу нашли. Они были в снарядном ящике в штабном блиндаже.
- И пришлось поуродоваться, пока перетаскали тол к танкам, - добавил Муха. - До чертовой матери они его наготовили.
- А насчет трупов можешь не беспокоиться, - заверил меня Артист. - Все кадры сидели в штабном блиндаже. А рядом с ним ничего не взрывалось.
- Это, конечно, утешает, - сказал я. - Но я тебя спросил не о том, каким образом вы замкнули взрывную цепь. Я тебя спросил совсем о другом.
- Понимаю. Я просто реализовал сценарий. Все точно по тексту. Получив приказ из ставки фюрера, доблестные эстонские патриоты отступили, А перед этим взорвали свои позиции. Вместе с боевой техникой. Чтобы она не досталась врагу.
- С какой техникой?
- Со всей. Четыре "тигра". И с десяток крупповских пушек.
- Артист, твою мать! - сказал я. - Ты хоть понимаешь, что натворил?
- А что я натворил?
- Это теракт! И вмешательство в дела суверенного государства!
- Ничего подобного, - возразил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57