Томас Ребане, даже не подозревавший, какое пристальное внимание самых разных людей приковано к его скромной персоне, всегда предпочитал разговоры свободные и веселые, как игра в шашки в "Чапаева", где выигрыш смешит, а проигрыш не огорчает. Но он понимал, что с Крабом в "Чапаева" не сыграешь. Но и к мордобою прибегать не хотелось. После истории с компьютерами Томас не испытывал к Крабу никаких приятельских чувств, но силовых методов он не одобрял в принципе. Зачем? Интеллигентные люди всегда могут договориться мирно. Назвать Краба интеллигентным человеком было, конечно, преувеличением, но Томас считал, что его собственной интеллигентности вполне хватит на двоих.
И потому, когда снизу позвонил портье и спросил, ждет ли господин Ребане господина Анвельта, Томас ответил, что ждет с нетерпением, радушно встретил Краба у входа и в изысканных выражениях поблагодарил господина Анвельта за то, что тот любезно откликнулся на его приглашение.
Но тут произошел небольшой инцидент, разрушивший атмосферу всеобщей доброжелательности, которую пытался создать Томас. Вместе с Крабом в номер вошел начальник его охраны Лембит Сымер с большим круглым пластырем на лбу, из-под которого ореолом светился предгрозового оттенка синяк, и молча, хмуро, даже не поздоровавшись с Томасом, двинулся в гостиную. На пути его возникло препятствие в виде Мухи, который мирно стоял в дверях в своем сером пиджаке букле, прислонясь плечом к косяку и сложив на груди руки. Лембит отодвинул его в сторону, что было нетрудно, так как он был на голову выше Мухи и гораздо плотней, и шагнул в гостиную. Но тут же стремительно пересек прихожую спиной вперед и вылетел в коридор, весом своего тела распахнув входную дверь, которая, по счастью, не успела захлопнуться.
Все произошло так быстро, что Томас, гостеприимно принимавший у Краба макинтош, даже не понял, каким образом это получилось. Сначала он увидел Сымера сидящим на полу у лифта, а потом Муху, который стоял в дверях гостиной в той же позе.
Лембит вскочил на ноги и с угрожающим видом двинулся на Муху. Томас поспешно кинулся между ними и развел руки, как судья на боксерском ринге.
- Господа, господа! - воззвал он. - Муха, ты ведешь себя неприлично. Это Лембит Сымер, начальник охраны нашего гостя господина Стаса Анвельта. Он должен осмотреть номер и убедиться, что безопасности его хозяина ничто не угрожает. - А Сымеру объяснил: - Это мой секьюрити. Господин Олег Мухин. Вы коллеги, господа, так что держите себя соответственно.
- Лембит Сымер? - переспросил Муха. - Где-то я слышал это имя. В этом номере за безопасность всех присутствующих отвечаю я. А коллега Лембит Сымер пусть подежурит в коридоре или отдаст мне пушку на временное хранение.
Но у Сымера были другие представления о своих обязанностях. Он оттолкнул Томаса, выхватил из-под куртки пистолет и приказал Мухе:
- К стене! Руки за голову!
Тут снова произошло что-то настолько быстрое, что Томас не понял что. Сымер почему-то оказался лежащим на ковре в позе эмбриона, а его пистолет каким-то образом перекочевал в руки Мухи. Он зачем-то его понюхал, выщелкнул обойму и пересчитал патроны. Затем загнал обойму на место и сунул пистолет в карман. После этого поднял Сымера, вывел его из холла и усадил на банкетку у лифта. Приказал:
- Вот здесь и сиди. Тихо. А то схлопочешь.
Он вернулся в номер и запер дверь. Посоветовал Крабу:
- Вы бы сказали своему авгуру, что личное оружие нужно чистить сразу после употребления.
- Какому авгуру? - удивился Томас. - Ты все перепутал. Авгуры - это жрецы в Древнем Риме. Они толковали волю богов. Ты, наверно, хотел сказать аргусу. Это правильно. Аргус - такой великан, которого Гера приставила сторожить возлюбленную Зевса Ио. Сначала она превратила Ио в корову, а потом приставила к ней Аргуса. Так что охранника можно назвать аргусом.
- Пусть аргусу, - согласился Муха. - Но пушку чистить все равно нужно. А то быстро изнашивается ствол. В конце концов его разорвет и выбьет ему глаз. И будет у вас кривой начальник охраны. Он из ментов?
- Да, - подтвердил Томас. - Лембит служил в полиции. Ты определил это по запаху его пистолета?
- Нет, по манерам, - ответил Муха. - Проходите в гостиную, господии Анвельт, - вежливо предложил он гостю. Приказал Томасу: - Говорите по-русски. - А Крабу сказал: - Пушку верну, когда будете уходить.
- Когда из нее стреляли? - спросил Краб, напряженно морщаясь, словно бы пытаясь понять что-то очень важное.
- Это вам объяснит ваш авгур. То есть аргус. Спросите у него.
Краб мрачно оглянулся на входную дверь, потом ощупал Муху своими злыми крабьими глазками и молча проследовал в гостиную.
Томас искренне огорчился. Атмосфера не способствовала. Совсем не способствовала. Но он все же решил не отклоняться от сценария предстоящей встречи, который сам собой сложился у него в голове, пока он ждал гостя и страдал от невозможности выпить. Но разговор предстоял ответственный, а серьезный человек никогда не путает дело с удовольствием. На всякий случай Томас все же подвел Краба к стенному бару и сделал широкий приглашающий жест:
- Выбирай. Твой бар, конечно, богаче, но и этот тоже ничего себе. Рекомендую "Мартель". Но есть и "Камю". Налить "Камю"?
Но Краб решительно отказался:
- Я к тебе приехал не пить. Зачем звал?
- Уверен, что не хочешь? Да ты не стесняйся. Я с тобой тоже за компанию выпью. Капельку "Мартеля". А?
- Хватит болтать, - буркнул Краб. - Грузи.
- Тогда располагайся, - со вздохом разочарования предложил Томас, указывая на белые кожаные кресла, стоявшие посреди гостиной вокруг белого, с позолоченной окантовкой, стола. - В кабинет не приглашаю. Он занят. Там работает мой пресс-секретарь, готовит текст моего интервью для английского информационного агентства Рейтер. Они попросили срочно. Их интересует мое мнение по широкому кругу вопросов.
- Агентство Рейтер интересует твое мнение? - усомнился Краб, погружая увесистое квадратное тело в низкое кресло. - Какое у тебя, блин, может быть мнение?
- Это зависит от проблемы, - разъяснил Томас. - По одной проблеме у меня одно мнение, а по другой совершенно другое.
- Какое? - повторил Краб.
- Я еще точно не знаю. Когда мой пресс-секретарь закончит работу над интервью, скажу. Знаешь, Стас, я решил последовать твоему совету и заняться политикой, - продолжал Томас, расхаживая по гостиной и свободно жестикулируя. - К бизнесу у меня склонности нет, никаким ремеслам я не обучен. Остается интеллектуальная деятельность. То есть политика.
- Ты же художник, - с ухмылкой напомнил Краб, закуривая "гавану".
- Это -святое. Это, Стас, -для души. А хочется быть просто полезным людям. Хочется, знаешь ли, помочь людям пережить эти трудные времена. Поэтому на предстоящих выборах я решил баллотироваться в рийгикогу. Это наш однопалатный парламент, - объяснил он Мухе, который устроился в позе стороннего наблюдателя на широком, во всю торцевую стену гостиной, диване.
- Ты что, с бодуна? - удивился Краб.
- Немножко есть, - признался Томас. - А что, заметно? Но это не препятствует. Это даже помогает. Как-то невольно раскрепощаешься мыслью.
- Тебе же было все сказано про парламент. С отсидкой по сто сорок седьмой ты даже во второй тур выборов не пройдешь. Да тебя никто и не выдвинет!
- Я думал об этом. Да, думал. Но это не препятствие. Нет, Стас, не препятствие. Я все объясню. И люди меня поймут.
- Что ты объяснишь? Что ты можешь объяснить, бляха-муха?
- Демонстрирую. Дорогие сограждане! Да, я действительно схлопотал шесть месяцев по статье сто сорок седьмой, часть первая, за мошенничество, выразившееся в так называемой "ломке" чеков Внешторга. Я мог бы сказать вам, дорогие сограждане, что специально подставился, чтобы не попасть под каток памятного всем вам большого политического процесса над молодыми эстонскими националистами и диссидентами. А я вполне мог под него попасть, потому что дома у меня хранился машинописный экземпляр книги Александра Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ", которую я иногда читал перед сном. Но я не скажу вам этого. Нет, не скажу. Я не буду врать. Я считаю, что политик не должен врать своим избирателям без крайней необходимости. Я действительно фарцевал у "Березок" и "ломал" чеки и на этом деле подзалетел. Но что значит фарцевать? Это то, чем занимается сегодня вся Эстония. Это обыкновенная торговля, и сейчас кажется странной нелепостью, что за это человека можно было посадить в тюрьму. А что значит "ломать" чеки, дорогие сограждане? Официальная цена одного чека Внешторга была рубль, я предлагал два, но на самом деле за сто чеков платил только сто рублей, а не двести, как обещал. Да, я обувал. Но кого? Тех, кто сам хотел наварить на чеках. А чеки, как вы знаете, были в основном у советской партноменклатуры, имевшей возможность выезжать за рубеж. Такие чеки были и у наших моряков и рыбаков, но ни одного из них я не кинул. Но не потому, что я их боялся, нет! А потому, что уважал их нелегкий труд! Ну как? Муха, ты человек посторонний. Ты бы за меня проголосовал?
- Двумя руками.
- Вот видишь, - обратился Томас к Крабу. - Народ меня понимает.
- Про кидалово на авторынке тоже скажешь? - поинтересовался Краб. -Как ты впаривал продавцам "куклы"?
- Во-первых, это было редко. А во-вторых, не я, а мы. Ты меня прикрывал. И на этом деле меня не прихватывали. Однажды били - да, было дело. Да ты сам хорошо помнишь, потому что нас били вместе. Но ментовка ни разу не прицепилась.
- Но люди-то знают. И на предвыборном собрании обязательно спросят.
- Кто? Ты?
- Зачем я? Найдутся желающие. Тут тебе и придут кранты.
- Недооцениваешь ты меня, Стас, - укорил Томас. - И людей недооцениваешь. Это нехорошо. Людей нужно уважать. Любить не обязательно, а уважать нужно.
Он встал в позу трибуна и обратился к Мухе:
- Дорогие сограждане! Тут некоторые намекают на то, что я впаривал так называемые "куклы" продавцам машин на нашем авторынке. Честно признаюсь: было. Но что это означает? Это означает, что человек пригонял на рынок новые "Жигули" и объявлял за них два и даже три номинала. Официальная цена оформлялась через кассу, а "вышку" он получал налом. Вот эту "вышку" я и выдавал ему в виде "кукол". Я обманывал, да. Но кого? Кто в советские времена мог покупать автомобили по госцене? Да все та же партийно-хозяйственная номенклатура. Так кого же я обувал? Партократов и вороватых чиновников! Я не считаю себя безгрешным, дорогие сограждане. Нет, не считаю. Мне часто бывает, стыдно за бесцельно прожитые годы, потраченные на выживание. Но чем занимались все вы? Выживали. Кто как мог. И если кто-то из вас ни разу не спер с завода болта или хотя бы канцелярской скрепки со службы, пусть первый бросит в меня камень! И я немедленно сниму свою кандидатуру! А вам придется голосовать за политиканов, которые врали вчера, врут сегодня и будут врать всегда! Выбор за вами, сограждане! Голосуйте душой!
Муха поаплодировал. Томас скромно поклонился и подошел к бару, так как решил, что пятьдесят граммчиков "Мартеля" он заслужил. И даже, пожалуй, сто. Да, сто. И все. Все, пока не будет сделано дело.
Краб покатал во рту сигару и озадаченно проговорил:
- По-моему, Фитиль, ты гонишь пургу. Только никак не въеду зачем.
- Никакой пурги, - возразил Томас, опускаясь в кресло и закуривая "Мальборо". - Скажу тебе больше. Я уже решил, по какому округу выставлю свою кандидатуру. По Вяйке-Ыйсмяэ. Это таллинские "Черемушки", - объяснил он Мухе. - Самый большой район города.
- Вяйке-Ыйсмяэ? - переспросил Краб. - Да тебя закидают тухлыми яйцами! Там же полно русских. А ты, блин, внук эсэсовца, если помнишь!
- И все-таки Вяйке-Ыйсмяэ, - повторил Томас. - Именно потому, что я внук Альфонса Ребане. Я тебе скажу, Стас, в чем тут фишка. Но только между нами. Пока об этом не должен знать никто. Придет время, узнают все. А сейчас - молчок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57