— Три недели назад… Угнали восьмиместный катер, на этой же реке. Именно такой, пожалуй, им и требовался: вместительный, сравнительно маленький, прыткий. Один стационарный и два навесных мотора — на случай непредвиденной нужды. Ох, и жрут же горючее, должно быть!
— Вот-вот… Но я должен подумать…
— А далеко успели они, по-вашему, убраться? — спросила Элизабет.
— Скорее всего, нет… — начал было О’Хара.
Фрост вмешался:
— Они могли запастись двумя десятками больших канистр. Достанет на много миль.
— Верно, — согласился О’Хара.
Окончилось утро, миновал день, близился солнечный закат, а надувная эйвоновская лодка продолжала скользить по водной глади. Всякий раз, когда трое членов экипажа подмечали на берегу пригодное для высадки место, Фрост сбрасывал обороты, и три пары глаз внимательно выискивали следы преследуемого катера.
Притоков было в избытке, но мелководных и узких, неспособных пропустить судно с достаточно большой осадкой. Надлежало мчаться вперед, и только вперед.
Туда, где в руках террористов находился Кевин, влекомый на свидание с отцом — однако отнюдь не такое, на которое мальчик рассчитывал раньше. Чильтону-младшему предстояло сделаться простой отмычкой, способной вскрыть секретный сейф… Убедить, заставить Чильтона-старшего разговориться.
А что случится с мальчиком впоследствии?
Ответ был очевиден для наемника. Да и для ирландца, безусловно, тоже. Если Элизабет предполагала истину, то скрывала свои подозрения с редким хладнокровием и мужеством.
Скорее всего, грустно подумал Фрост, судя по знаменитой на весь мир изобретательности людей Баадер-Мейнхофа, обоих — и сына, и отца, доставят прямиком к домашнему порогу. Изрешеченных, истерзанных, вполне и совершенно мертвых.
Вечерняя темнота спускалась над водами. Фрост поплотнее запахнул парку, но озноба отчего-то не поубавилось…
Глава одиннадцатая
Таиться далее было ни к чему, ежели кто-либо из КККП, до сих пор не получившей радиограммы от ирландца, и лихорадочна разыскивавшей Фроста, Бесс, О’Хару и Кевина, заметит костер — тем лучше. А если их обнаружат террористы, задача поисковой группы лишь облегчится…
Бесс наскоро заваривала кофе, а Фрост лежал на подстеленном одеяле, опираясь на локоть и разглядывая подругу. При этом наемник непроизвольно стискивал и разжимал кулаки: несообразный с нежным взглядом жест, однако краешком сознания Фрост продолжал думать о Кевине и похитителях, а полностью укротить естественную в подобном случае злость — попросту не в человеческих силах.
О’Хара чистил свой внушительный револьвер и еле слышно мурлыкал старинный ковбойский мотив. Еще раньше Фрост увидел, что смит-и-вессон, подобно его собственному браунингу, хромирован, и мысленно поставил ирландцу пятерку за сообразительность. Вороненая сталь очень устойчива к влаге и прочим неблагоприятным воздействиям, однако хром защищает еще надежнее.
О’Хара начинал положительно нравиться Фросту. Наемник не слишком-то жаловал государственные службы и сотрудников, работавших там, но ирландец явно отличался от себе подобных в лучшую сторону. Спокойный, отважный, знающий дело — и начисто лишенный снисходительного высокомерия федеральных агентов.
Наемник закурил.
О’Хара поморщился.
Он, видимо, не любил табачного дыма. По крайности, Фрост еще не видел в его зубах сигареты.
Зато увидел нечто иное. Правда, не в зубах. Но куда более любопытное. Пристегнутую к правой голени плоскую кобуру с маленьким, столь же плоским револьвером. Чрезвычайно разумно, и всегда обеспечивает запасным стволом в непредвиденных случаях.
— Эй, дружище!
— Да? — поднял голову ирландец.
— Что за систему ты приспособил на щиколотке?
— Систему?.. А!
О’Хара поглядел на Фроста через пляшущее пламя костра.
— Смит-и-вессон шестидесятой модели. А теперь любезность за любезность. Сиречь, встречный вопрос.
— Валяй, — улыбнулся Фрост.
— Я, видишь ли, не раз и не два сталкивался с людьми твоего пошиба. Даже держал нескольких, — невесело хмыкнул ирландец, — под следствием. Знаю людей этого сорта, все они в чем-то весьма похожи. Один психологический тип, разумеешь?
Фрост кивнул.
— Но ты отличаешься от остальных. И крепко отличаешься. Ты, к примеру, искренне обеспокоен судьбой малыша и, сдается мне, готов с бешеной гориллой вступить в рукопашную, лишь бы отбить его. Как, между прочим, и эта достойная леди.
— Не сомневайтесь, — улыбнулась Элизабет. — Даже с бешеным носорогом.
— Не сомневаюсь. Влюбленные — прошу прощения, коль скоро сказал бестактность, — влюбленные почти всегда мыслят в одном направлении. Скажи, капитан, ты совершенно убежден, что занимаешься именно тем ремеслом, для которого предназначен?
Одно мгновение Бесс лукаво смотрела на Фроста. Отблески пламени играли в ее живых, задорных глазах. Женщина подвинулась, прильнула к наемнику, обняла его за шею.
— Хм! — сказал Фрост. — Упомянутая тобою леди задает мне в точности такой же вопрос уже не упомню сколько времени… Думаю, мое ремесло не из худших. По крайности, я не умею ничего иного.
— Ты дипломированный преподаватель языка и литературы, — возразила Элизабет. — И еще — опытный водитель.
Наемник лишь лениво отмахнулся.
— Кстати, — вздохнул О’Хара, — В твоем личном дельце ничегошеньки не говорится о происхождении этой глазной повязки. Прости за нескромность, как ты ею обзавелся?
Фрост улыбнулся едва ли не со злорадством, заранее смакуя чепуху, которую готовился изречь. Но внезапно подскочил, осененный неожиданной мыслью.
— К лешему! То есть, расскажу, но в другой раз! Послушай, а что, если они рассчитывали спровадить тебя на тот свет — руками ныне покойного Карла, — и завладеть вот этой лодчонкой?
— Не понимаю, Фрост, — сказала Элизабет.
— Сейчас поймешь. Ведь мы не знаем в точности, украли катер наши приятели террористы, или кто-либо другой. А вдруг они рассчитывали уйти в лодке О’Хары?
— Тогда на кой пес было им дырявить твою? Взяли бы спокойно — и смылись.
На этот вопрос ответить было тяжелее. Но Элизабет умудрилась.
— Вы уверены, что за этой публикой не охотятся помимо нас? Что никто не крался у них по пятам, не изуродовал нашу лодку именно дабы отрезать негодяям путь к отступлению по реке?
— Чушь, прошу прощения, — возразил О’Хара. — Отчего же эти благодетели не вмешались, когда немцы накинулись на вас и Кевина?
— А они могли не подозревать о нашем присутствии, — сказала Элизабет. — Видите ли… Я профессиональный репортер, знакома с картотеками и досье, ускользающими от внимания даже таких специалистов, как федеральные агенты. Вы предполагаете, мы и впрямь столкнулись с бандой Баадер-Мейнхофа?
— Почти убежден. Или полностью убежден. Пожалуй, последнее…
— У израильтян — огромный зуб на этих людей. За мейнхофской сволочью охотились чуть ли не с тем же прилежанием, с каким отлавливали Эйхмана. Что, если…
— Умница, — тихо сказал Фрост. — Но это значит…
— Что?
— Что голубчики удирали посуху, яко по водам! Но с куда меньшими удобствами и прытью. Следовательно, мы…
— Уже опередили их, — подхватил О’Хара. — Но это всего лишь предположение, мисс.
— Резонное предположение, — сказал наемник. — Вспомни: мы не слышали мотора. А уж восьмиместный катер, беря с места, ревет не хуже среднего, а то и тяжелого танка! Понимаешь?
О’Хара сощурился и медленно кивнул.
— Стало быть… — произнес он.
— Стало быть, надобно задержаться и провести кой-какие разыскания. Рассуждаем: если у террористов трехмоторный катер — нам их так и так не догнать. А если они продираются сквозь лесные дебри — нужно идти навстречу или наперерез. Это уж как повезет.
— Излагай. У тебя, похоже, имеется план.
— Совершенно верно. Ты и Бесс уводите лодку вниз по реке. Впереди — крутая излучина, так что я пересеку мыс гораздо быстрее, нежели обернетесь вы сами. Если предположения наши ошибочны — совершу прогулку ради моциона. Если же справедливы — то, учитывая фору в три-четыре часа, которую получили террористы, они где-то здесь и вынуждены заночевать. Дальше начинаются пороги, быстрина. Переправляться через эдакое местечко во мраке — чистое самоубийство. Не решатся. И, значит, у меня есть неплохой шанс наткнуться на милую компанию. И, понятно, захватить врасплох…
— Уразумел. Но только моцион буду совершать я, а вы с Элизабет занимайтесь мореходством.
Фрост помолчал. Неторопливо кивнул. Ирландец объявил себя генералом крошечной армии, а человеком, способным пререкаться с личным составом, О’Хара не выглядел. Спорить было бесполезно.
— Что ж, если ты настаиваешь…
Наемник вскочил и, метя ирландцу в пах, с кошачьим проворством сделал ложный замах ногой — классический пинок из французского бокса, известного как “сават” и весьма схожего с каратэ. О’Хара, к чести своей собственной, и Федерального Бюро вообще, успел уклониться от совершенно внезапного и всецело предательского нападения.
Этого-то капитан и ждал.
Фростовский локоть с размаху стукнул прямо в челюсть ирландца, кулак врезался ему в живот, а когда О’Хара согнулся, новый — теперь уже нисходящий — удар локтем в левую лопатку распростер его на траве.
— Помоги, — выкрикнул Фрост, оборачиваясь к Элизабет. — Он тощий, но тяжел, и весьма!
Секунду спустя Элизабет уже была рядом с наемником. Вдвоем они приподняли бесчувственное тело, перевернули, оттащили в сторону.
Фрост отобрал у федерального агента оба револьвера, отдал женщине.
— Торжественно вручишь, когда опамятуется. Это займет у голубчика минут примерно десять. И даст мне достаточную фору.
— Да оставь ты оружие на месте, — недовольно сказала Элизабет. — Зачем непременно устраивать церемонию? Думаешь, очень ловко себя почувствую? “Простите за причиненное беспокойство, примите наши извинения и ваши пушки”?
— Возможно, спросонок этот субъект бывает раздражителен. И я не хочу, чтобы он сперва палил, а потом рассуждал…
Фрост отсалютовал ирландцу, произнес: “До скорого свидания… маэстро!” — и бросился прочь.

Ночь не походила на предыдущую. Дул пронизывающий ветер, летели по темному небу густые облака, сквозь которые лишь изредка проглядывала ущербная луна. Звезд было не видать вообще.
В воздухе витало что-то противное: то ли крупная морось, то ли мелкий мокрый снег — во всяком случае, это “что-то” было очень холодным.
Лес безмолвствовал. Животные, птицы, насекомые чувствовали приближение бури с точностью, которая заставила бы позеленеть от лютой зависти любого ученого метеоролога. А уж такая полная тишь, подумалось Фросту, предвещает, наверное, из ряда вон выходящую непогоду…
При случайных проблесках лунного сияния Фрост приметил клочья шерсти на древесной коре. Здесь терся и чесал бока ветвисторогий канадский олень — огромный, крепко смахивающий на лося. Олень то ли зимней линькой занимался, то ли опрятностью отличался неимоверной и прихорашивался у всякого ствола, то ли, напротив, был неряхой, которого по заслугам донимали блохи, вызывавшие нестерпимый зуд, — но шерстяные метки красовались вдоль всей тропы.
Ее-то и выбрал Фрост, ибо олени, повинуясь инстинкту, всегда стараются ходить по стежкам наименьшего сопротивления — там, где поменьше валежника, выбоин, промоин, колючего кустарника.
В правой руке наемник уже держал полностью заряженный и подготовленный к бою пистолет-пулемет KG—9, а знаменитый хромированный браунинг — взведенный и поставленный на предохранитель — обретался в заранее расстегнутой кобуре. Черный светящийся циферблат “Омеги” сообщал: капитан торопится по лесу уже двадцать минут.
Голени Фроста начинали ныть от напряжения, легкие саднило по той же причине.
“Курить меньше следует! — подумал Фрост не без досады на себя самого: — Ты, в конце концов, не кабинетный затворник, а полевой боец!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24