Ведь вам нужно о чем-то спросить меня? Верно?
— Еще не знаю, — ушел от прямого ответа Люсин, сильно подозревая, что выглядит в ее глазах чуть ли не идиотом.
— Если у вас действительно есть ко мне дело, мы могли бы увидеться в более подходящей обстановке. — Наталья Андриановна без особого удовольствия опустилась на влажную скамью.
— Например? Я бы скорее утопился, чем рискнул пригласить вас в уголовный розыск.
— Кафедра вас уже не устраивает?
— Не хочу лишний раз мелькать перед вашими сослуживцами. Ведь дальше этой проклятой сберкассы мы не продвинулись ни на шаг… Погонят меня к чертовой бабушке и будут правы.
— Ой-ой-ой, какой ужас! Вне милиции вы, конечно, своей жизни не представляете? — заметила она подчеркнуто иронично. — Суровый ветер романтики дует в ваше лицо. Вы прирожденный сыщик!
— Зачем вы так, Наталья Андриановна? — Люсин почувствовал себя задетым. — Я ведь вам как на духу признался…
— Как на духу? — она словно прислушалась к тайному значению слова. — Но я никудышный исповедник, Владимир Константинович. Я жестока и рациональна до мозга костей… Поэтому говорите поскорее, в чем суть.
— А если ни в чем? Если я осмелился побеспокоить вас просто так? Это что, преступление?
— Вы серьезно? — Наталья Андриановна взглянула на него с веселым удивлением.
— Поверьте, что мне не до шуток, — мрачно потупился Люсин. Усталый, издерганный неудачами, он позволил себе поддаться минутному настроению и не знал теперь, как выбраться из опасной зоны, куда его столь неожиданно занесло. — Я не виноват, что подвернулась эта посудина.
— Разве я вас в чем-нибудь обвиняю? — Откровенно потешаясь, она словно бы поощряла Люсина на дальнейшие излияния.
— В самом деле, куда мне было вас повести? — Уловив перемену в ее настррении, он немного приободрился и обрел спасительный юмор. — В киношку? Для этого я слишком стар. В театр? Но где взять приличные билеты, если я не располагаю ни временем, ни знакомствами? Что же остается, милая моя Наталья Андриановна? Ресторан? — В притворном ужасе он закрыл лицо. — Об этом даже подумать страшно, ведь вы можете как-то не так понять…
— Отвечу откровенностью на откровенность. — Удивительно похорошев, Наталья Андриановна едва отдышалась от беззвучного смеха. — Я обожаю кино и могу спокойно прожить без театра. Не помню, когда и была там в последний раз. Поэтому предлагаю сойти в ближайшем порту и поискать чего-нибудь поинтересней. — Она посмотрела на часы.
— Вы изумительны, Наталья Андриановна! — восхищенно признал Люсин. — И если вы позволите мне звать вас просто по имени, то я поверю, что чудесное слово «будущее» имеет ко мне хоть какое-то отношение.
— Охотно, — она кивнула с видом королевы, приветившей мимоходом пажа. — А теперь выкладывайте, что у вас на уме, — потребовала совершенно будничным тоном.
— Ей-богу, никакой задней мысли.
— Так не бывает в наше время.
— Но вы даже не знаете…
— Знаю! — Она определенно не желала слышать никаких оправданий. — И умею ценить искренность порывов и откровенность чувств. Однако не станете же вы утверждать, что вызвали меня на свидание исключительно в галантных целях?
— Не стану, — вынужденно откликнулся Люсин, отворачивая лицо.
— Да воздастся вам за чистосердечие!
— Но мне действительно очень хотелось увидеть вас, — признался он с непонятной обидой. — И это самое главное…
— Понимаю, — она ободряюще кивнула. — Теперь давайте второстепенное.
— Прямо допрос какой-то! — пожаловался Люсин. — Если вы так уж добиваетесь правды, то да, признаюсь, предлог для встречи у меня заготовлен. На всякий случай.
— Вот и прекрасно.
— Но я хочу, чтобы вы знали: это всего лишь предлог. Я бы не рискнул потревожить вас из-за подобной мелочи… Вам не очень холодно, Наташа?
— Нет, ничего. — Она выжидательно нахмурилась. — Не люблю околичностей.
— Что такое Абраксас , Наталья Андриановна? — спросил Люсин, словно позабыв о дарованной ему привилегии на более интимное обращение. — А заодно и Абракадабра?
— Вы нашли его! — она испуганно вздрогнула. — Я так и знала.
— Простите? — выжидательно прищурился Люсин. — Вы это о чем? — Он осторожно коснулся ее затянутой в шелковую перчатку руки.
— Не нужно, — с гримасой досады отстранилась Наталья Андриановна. — У меня достаточно крепкие нервы, и я не упаду в обморок…
— Ей богу, ничего не пойму! — Люсин умоляюще прижал руки к груди. — Объясните, пожалуйста, в чем дело?
— Вы меня спрашиваете? — Ее испуг сменился растерянностью. — Но разве вы не нашли… Георгия Мартыновича?
— Да с чего вы взяли! — уязвленный до глубины души Люсин едва сдерживался. — Разве я стал бы скрывать?
¦
Тем более обманывать, плести хитроумные выкрутасы? Мило же я выгляжу в ваших глазах!
— Простите, — уголки ее ярких губ виновато дрогнули. — Я сама не ведаю, что несу. Но откуда тогда вы узнали про браслет? Ну, конечно, — Гротто облегченно вздохнула, — как я сразу не догадалась! Вам рассказал кто-то из наших?
— Час от часу не легче! Какой еще браслет? Никто и ничего мне не рассказывал. С чего вы взяли?
— Тогда почему вас заинтересовало слово Абраксас?
— Да все оттуда же: из его записей и набросков. Даже рисунок нашел со змеями. Не понимаю, почему это вас так удивило…
— Не сердитесь, — примирительно промолвила Наталья Андриановна. — У меня и в мыслях не было вас обидеть. Просто я страшно испугалась. Вроде бы давно готова к самому худшему и надежды никакой нет, но стоило вам вспомнить про этого Абраксаса, сердце так и оборвалось… Сейчас, сейчас все объясню, — заторопилась она. — Дело в том, что слово было вырезано на камне, который я подарила шефу на его шестидесятилетие. Теперь понимаете?
— По крайней мере, начинаю понимать, — прояснел взором Владимир Константинович. — Вы меня тоже простите за невольный эмоциональный всплеск…
— Меня это ничуть не задело. Даже совсем наоборот. Вы совершенно правильно возмутились. Но не будем сводить мелочные счеты. Инцидент исчерпан и вычеркнут из памяти. Договорились?
— Вы слишком великодушны, Наташа, — Люсину так нравилось повторять ее имя. — Единственное, что меня извиняет, так это чистота помыслов. Когда вокруг полный тупик и нигде ничего не светит, хватаешься за соломинку. Я вообще стараюсь прояснять все до конца, любую мелочь. Отсюда и возник этот чертов Абраксас. А тут еще впервые за много недель выдался свободный вечер… Странный вечерок, вы совершенно правы… Словом, под настроение…
— Вы как будто извиняетесь.
— Так оно и есть, — подтвердил он. — Мне необыкновенно приятно быть с вами. Но у жизни есть дурацкая особенность. То, что еще минуту назад представлялось нам почти пустяком, вдруг неожиданно вырастает и становится исключительно важным. Предлог — вы просто вынудили меня признаться, что я его… почти выдумал, — сделался чуть ли не самоцелью. — Боясь, что будет превратно понят, Люсин умоляюще заглянул ей в глаза. — Расскажите, ну, пожалуйста, про этот ваш камешек, Наташа?
— Да-да, конечно. — Мимолетным касанием пальцев она как бы заверила, что все поняла. — Это может оказаться очень нужным для вас, потому что Георгий Мартынович никогда не расставался с подарком. Я, надо признать, здорово угодила ему. Дала повод немного позабавиться. Он сам набросал эскиз алхимического змея, а потом уговорил одного знакомого ювелира изготовить браслет из сплава семи металлов и вставить туда камень.
— Семь металлов древнего мира? Семь планетных стихий?
— Вы, я вижу, сильно продвинулись вперед, — одобрительно кивнула Гротто. — Сплав получился серебристозеленоватым, не похожим ни на один из металлов.
— Опишите подробнее камень.
— Карнеол-печатка в форме эллипса, притом необыкновенно яркого, багряно-огненного оттенка. Он достался мне от бабушки. В самом центре, на длинной оси, надпись по-гречески: «Абраксас». Я уже точно не помню, что она означает. Кажется, имя какого-то восточного божества. В древности это слово считалось магическим. Георгий Мартынович как-то объяснял, что численное произведение составляющих его букв дает триста шестьдесят пять — число дней солнечного года. Ему нравилось думать, что инталия была изготовлена во втором или третьем веке александрийскими гностиками.
— Наверное, это большая ценность?
— Только для тех, кто понимает.
— А как она попала в вашу семью?
— Однако вы проявили явно повышенный интерес. Неужели вам могут хоть как-то пригодиться все эти подробности?
— Никогда нельзя знать заранее. Иногда приходится перебрать по крупинке песок. Не всегда получается, но я стремлюсь руководствоваться тем же принципом, отсеиваю все постороннее. Дела-то мои далеко не блестящи… Ну что, поищем подходящее кино? — вспомнил вдруг Люсин, когда теплоходик, врубив на полную мощность музыку, начал подруливать к пристани возле театра эстрады.
— Может, лучше в другой раз? Пропало желание…
— А он будет, этот другой раз?
— Не знаю, — Наталья Андриановна приподнялась, одернув плащ, и словно бы нехотя прошла через пустой салон к трапу. — Мне кажется, что вам не следовало задавать такой вопрос, — бросила она, не повернув головы.
Вдохнув тонкий запах ее духов, Люсин мысленно составил ориентировку насчет браслета с камнем.
— Вы правы, — удрученно откликнулся он. — Язык мой — враг мой. Не обращайте внимания. Как жаль, что все хорошее так быстро кончается… Это я о нашем путешествии, Наташа.
Она не ответила, и Люсин умолк, запоздало догадываясь, что слова иногда разъединяют вернее любого безмолвия.
Глава двадцать четвертая
ТРАВНИК МАКРОПУЛОСА
Утро началось для Люсина в нарастающем темпе. Не успел он получить от начальства очередное многозначительное напоминание о том, что всякому терпению есть предел, как поступила добрая весть: нашелся долгожданный Петя! Застопорившийся было маховик вновь готовился набрать обороты, и это внушало безусловный оптимизм. Однако за неизбежными хлопотами и лавиной телефонных звонков освежающее дуновение радости вскоре растаяло, а вместе с ним притупилось и едкое чувство обиды. В итоге все пришло к общему знаменателю, и вторую половину дня Владимир Константинович провел сравнительно спокойно, хотя и ощущал себя время от времени несправедливо задетым. И это прежде всего мешало ему самозабвенно погрузиться в запутанные лабиринты чужой души.
Жизненный путь Петра Васильевича Корнилова, известного среди московских книжных жучков под кличкой Петя-Кадык, не был отмечен особо патологическими эпизодами. По крайней мере, в масштабах уголовного розыска. Ухватиться было в сущности не за что, хотя общий фон рисовался вполне определенно: задержания по подозрению в спекуляции, предупреждение насчет тунеядства и плюс ко всему неоднократное знакомство с медвытрезвителями различных районов Москвы. Детально изучив справку, полученную из отделения милиции, Люсин вынес твердое убеждение в том, что сорокашестилетний Петя практически никогда не занимался общественно полезным трудом. Покончив после девятого класса с образованием, он трудоустраивался великое множество раз, но нигде не задерживался дольше пяти месяцев. На иных предприятиях, вроде СМУ № 31, где подвизался в должности моториста водооткачивающей установки, его трудовой стаж вообще исчислялся двумя неделями. Судя по всему, Петя упорно искал свое особое место в жизни.
Не столько воображаемые осложнения, сколько логические противоречия не позволяли Люсину наметить основные вехи предстоящей беседы с Петром Корниловым. Невольно соткавшийся в воображении образ недоучки определенно не вязался с репутацией тонкого, хотя и хищного, знатока книги. А ведь именно таким — этого у него не отнимешь — слыл Петя среди весьма уважаемых людей. В числе его постоянных клиентов были, наверное, не только Солитов и Баринович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Еще не знаю, — ушел от прямого ответа Люсин, сильно подозревая, что выглядит в ее глазах чуть ли не идиотом.
— Если у вас действительно есть ко мне дело, мы могли бы увидеться в более подходящей обстановке. — Наталья Андриановна без особого удовольствия опустилась на влажную скамью.
— Например? Я бы скорее утопился, чем рискнул пригласить вас в уголовный розыск.
— Кафедра вас уже не устраивает?
— Не хочу лишний раз мелькать перед вашими сослуживцами. Ведь дальше этой проклятой сберкассы мы не продвинулись ни на шаг… Погонят меня к чертовой бабушке и будут правы.
— Ой-ой-ой, какой ужас! Вне милиции вы, конечно, своей жизни не представляете? — заметила она подчеркнуто иронично. — Суровый ветер романтики дует в ваше лицо. Вы прирожденный сыщик!
— Зачем вы так, Наталья Андриановна? — Люсин почувствовал себя задетым. — Я ведь вам как на духу признался…
— Как на духу? — она словно прислушалась к тайному значению слова. — Но я никудышный исповедник, Владимир Константинович. Я жестока и рациональна до мозга костей… Поэтому говорите поскорее, в чем суть.
— А если ни в чем? Если я осмелился побеспокоить вас просто так? Это что, преступление?
— Вы серьезно? — Наталья Андриановна взглянула на него с веселым удивлением.
— Поверьте, что мне не до шуток, — мрачно потупился Люсин. Усталый, издерганный неудачами, он позволил себе поддаться минутному настроению и не знал теперь, как выбраться из опасной зоны, куда его столь неожиданно занесло. — Я не виноват, что подвернулась эта посудина.
— Разве я вас в чем-нибудь обвиняю? — Откровенно потешаясь, она словно бы поощряла Люсина на дальнейшие излияния.
— В самом деле, куда мне было вас повести? — Уловив перемену в ее настррении, он немного приободрился и обрел спасительный юмор. — В киношку? Для этого я слишком стар. В театр? Но где взять приличные билеты, если я не располагаю ни временем, ни знакомствами? Что же остается, милая моя Наталья Андриановна? Ресторан? — В притворном ужасе он закрыл лицо. — Об этом даже подумать страшно, ведь вы можете как-то не так понять…
— Отвечу откровенностью на откровенность. — Удивительно похорошев, Наталья Андриановна едва отдышалась от беззвучного смеха. — Я обожаю кино и могу спокойно прожить без театра. Не помню, когда и была там в последний раз. Поэтому предлагаю сойти в ближайшем порту и поискать чего-нибудь поинтересней. — Она посмотрела на часы.
— Вы изумительны, Наталья Андриановна! — восхищенно признал Люсин. — И если вы позволите мне звать вас просто по имени, то я поверю, что чудесное слово «будущее» имеет ко мне хоть какое-то отношение.
— Охотно, — она кивнула с видом королевы, приветившей мимоходом пажа. — А теперь выкладывайте, что у вас на уме, — потребовала совершенно будничным тоном.
— Ей-богу, никакой задней мысли.
— Так не бывает в наше время.
— Но вы даже не знаете…
— Знаю! — Она определенно не желала слышать никаких оправданий. — И умею ценить искренность порывов и откровенность чувств. Однако не станете же вы утверждать, что вызвали меня на свидание исключительно в галантных целях?
— Не стану, — вынужденно откликнулся Люсин, отворачивая лицо.
— Да воздастся вам за чистосердечие!
— Но мне действительно очень хотелось увидеть вас, — признался он с непонятной обидой. — И это самое главное…
— Понимаю, — она ободряюще кивнула. — Теперь давайте второстепенное.
— Прямо допрос какой-то! — пожаловался Люсин. — Если вы так уж добиваетесь правды, то да, признаюсь, предлог для встречи у меня заготовлен. На всякий случай.
— Вот и прекрасно.
— Но я хочу, чтобы вы знали: это всего лишь предлог. Я бы не рискнул потревожить вас из-за подобной мелочи… Вам не очень холодно, Наташа?
— Нет, ничего. — Она выжидательно нахмурилась. — Не люблю околичностей.
— Что такое Абраксас , Наталья Андриановна? — спросил Люсин, словно позабыв о дарованной ему привилегии на более интимное обращение. — А заодно и Абракадабра?
— Вы нашли его! — она испуганно вздрогнула. — Я так и знала.
— Простите? — выжидательно прищурился Люсин. — Вы это о чем? — Он осторожно коснулся ее затянутой в шелковую перчатку руки.
— Не нужно, — с гримасой досады отстранилась Наталья Андриановна. — У меня достаточно крепкие нервы, и я не упаду в обморок…
— Ей богу, ничего не пойму! — Люсин умоляюще прижал руки к груди. — Объясните, пожалуйста, в чем дело?
— Вы меня спрашиваете? — Ее испуг сменился растерянностью. — Но разве вы не нашли… Георгия Мартыновича?
— Да с чего вы взяли! — уязвленный до глубины души Люсин едва сдерживался. — Разве я стал бы скрывать?
¦
Тем более обманывать, плести хитроумные выкрутасы? Мило же я выгляжу в ваших глазах!
— Простите, — уголки ее ярких губ виновато дрогнули. — Я сама не ведаю, что несу. Но откуда тогда вы узнали про браслет? Ну, конечно, — Гротто облегченно вздохнула, — как я сразу не догадалась! Вам рассказал кто-то из наших?
— Час от часу не легче! Какой еще браслет? Никто и ничего мне не рассказывал. С чего вы взяли?
— Тогда почему вас заинтересовало слово Абраксас?
— Да все оттуда же: из его записей и набросков. Даже рисунок нашел со змеями. Не понимаю, почему это вас так удивило…
— Не сердитесь, — примирительно промолвила Наталья Андриановна. — У меня и в мыслях не было вас обидеть. Просто я страшно испугалась. Вроде бы давно готова к самому худшему и надежды никакой нет, но стоило вам вспомнить про этого Абраксаса, сердце так и оборвалось… Сейчас, сейчас все объясню, — заторопилась она. — Дело в том, что слово было вырезано на камне, который я подарила шефу на его шестидесятилетие. Теперь понимаете?
— По крайней мере, начинаю понимать, — прояснел взором Владимир Константинович. — Вы меня тоже простите за невольный эмоциональный всплеск…
— Меня это ничуть не задело. Даже совсем наоборот. Вы совершенно правильно возмутились. Но не будем сводить мелочные счеты. Инцидент исчерпан и вычеркнут из памяти. Договорились?
— Вы слишком великодушны, Наташа, — Люсину так нравилось повторять ее имя. — Единственное, что меня извиняет, так это чистота помыслов. Когда вокруг полный тупик и нигде ничего не светит, хватаешься за соломинку. Я вообще стараюсь прояснять все до конца, любую мелочь. Отсюда и возник этот чертов Абраксас. А тут еще впервые за много недель выдался свободный вечер… Странный вечерок, вы совершенно правы… Словом, под настроение…
— Вы как будто извиняетесь.
— Так оно и есть, — подтвердил он. — Мне необыкновенно приятно быть с вами. Но у жизни есть дурацкая особенность. То, что еще минуту назад представлялось нам почти пустяком, вдруг неожиданно вырастает и становится исключительно важным. Предлог — вы просто вынудили меня признаться, что я его… почти выдумал, — сделался чуть ли не самоцелью. — Боясь, что будет превратно понят, Люсин умоляюще заглянул ей в глаза. — Расскажите, ну, пожалуйста, про этот ваш камешек, Наташа?
— Да-да, конечно. — Мимолетным касанием пальцев она как бы заверила, что все поняла. — Это может оказаться очень нужным для вас, потому что Георгий Мартынович никогда не расставался с подарком. Я, надо признать, здорово угодила ему. Дала повод немного позабавиться. Он сам набросал эскиз алхимического змея, а потом уговорил одного знакомого ювелира изготовить браслет из сплава семи металлов и вставить туда камень.
— Семь металлов древнего мира? Семь планетных стихий?
— Вы, я вижу, сильно продвинулись вперед, — одобрительно кивнула Гротто. — Сплав получился серебристозеленоватым, не похожим ни на один из металлов.
— Опишите подробнее камень.
— Карнеол-печатка в форме эллипса, притом необыкновенно яркого, багряно-огненного оттенка. Он достался мне от бабушки. В самом центре, на длинной оси, надпись по-гречески: «Абраксас». Я уже точно не помню, что она означает. Кажется, имя какого-то восточного божества. В древности это слово считалось магическим. Георгий Мартынович как-то объяснял, что численное произведение составляющих его букв дает триста шестьдесят пять — число дней солнечного года. Ему нравилось думать, что инталия была изготовлена во втором или третьем веке александрийскими гностиками.
— Наверное, это большая ценность?
— Только для тех, кто понимает.
— А как она попала в вашу семью?
— Однако вы проявили явно повышенный интерес. Неужели вам могут хоть как-то пригодиться все эти подробности?
— Никогда нельзя знать заранее. Иногда приходится перебрать по крупинке песок. Не всегда получается, но я стремлюсь руководствоваться тем же принципом, отсеиваю все постороннее. Дела-то мои далеко не блестящи… Ну что, поищем подходящее кино? — вспомнил вдруг Люсин, когда теплоходик, врубив на полную мощность музыку, начал подруливать к пристани возле театра эстрады.
— Может, лучше в другой раз? Пропало желание…
— А он будет, этот другой раз?
— Не знаю, — Наталья Андриановна приподнялась, одернув плащ, и словно бы нехотя прошла через пустой салон к трапу. — Мне кажется, что вам не следовало задавать такой вопрос, — бросила она, не повернув головы.
Вдохнув тонкий запах ее духов, Люсин мысленно составил ориентировку насчет браслета с камнем.
— Вы правы, — удрученно откликнулся он. — Язык мой — враг мой. Не обращайте внимания. Как жаль, что все хорошее так быстро кончается… Это я о нашем путешествии, Наташа.
Она не ответила, и Люсин умолк, запоздало догадываясь, что слова иногда разъединяют вернее любого безмолвия.
Глава двадцать четвертая
ТРАВНИК МАКРОПУЛОСА
Утро началось для Люсина в нарастающем темпе. Не успел он получить от начальства очередное многозначительное напоминание о том, что всякому терпению есть предел, как поступила добрая весть: нашелся долгожданный Петя! Застопорившийся было маховик вновь готовился набрать обороты, и это внушало безусловный оптимизм. Однако за неизбежными хлопотами и лавиной телефонных звонков освежающее дуновение радости вскоре растаяло, а вместе с ним притупилось и едкое чувство обиды. В итоге все пришло к общему знаменателю, и вторую половину дня Владимир Константинович провел сравнительно спокойно, хотя и ощущал себя время от времени несправедливо задетым. И это прежде всего мешало ему самозабвенно погрузиться в запутанные лабиринты чужой души.
Жизненный путь Петра Васильевича Корнилова, известного среди московских книжных жучков под кличкой Петя-Кадык, не был отмечен особо патологическими эпизодами. По крайней мере, в масштабах уголовного розыска. Ухватиться было в сущности не за что, хотя общий фон рисовался вполне определенно: задержания по подозрению в спекуляции, предупреждение насчет тунеядства и плюс ко всему неоднократное знакомство с медвытрезвителями различных районов Москвы. Детально изучив справку, полученную из отделения милиции, Люсин вынес твердое убеждение в том, что сорокашестилетний Петя практически никогда не занимался общественно полезным трудом. Покончив после девятого класса с образованием, он трудоустраивался великое множество раз, но нигде не задерживался дольше пяти месяцев. На иных предприятиях, вроде СМУ № 31, где подвизался в должности моториста водооткачивающей установки, его трудовой стаж вообще исчислялся двумя неделями. Судя по всему, Петя упорно искал свое особое место в жизни.
Не столько воображаемые осложнения, сколько логические противоречия не позволяли Люсину наметить основные вехи предстоящей беседы с Петром Корниловым. Невольно соткавшийся в воображении образ недоучки определенно не вязался с репутацией тонкого, хотя и хищного, знатока книги. А ведь именно таким — этого у него не отнимешь — слыл Петя среди весьма уважаемых людей. В числе его постоянных клиентов были, наверное, не только Солитов и Баринович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64