– Помолчите, фройляйн, – оборвал ее Вирхов, – у вас и у самой нет алиби. А когда вы вернулись домой, господин Холомков? – И так как допрашиваемый молчал, следователь уточнил сам: – В три часа ночи?
– Может быть, может быть, – забормотал поникший красавец. – Но это отнюдь не доказывает, что я убил вашего покойника.
– Испытывали ли вы к господину Сайкину неприязненные чувства?
– Никаких чувств я к нему не испытывал.
– Откуда в вашем доме черный плащ с капюшоном?
– Маскарадный костюм. Подарок графа д'Ассейна, – мягко и осторожно солгал Илья Михайлович, – минувшей ночью получил на графской вилле. Можете спросить графа – свидетелей было предостаточно.
Пока Вирхов раздумывал, имеет ли отношение маскарадное одеяние Холомкова к ночным увеселениям Брунгильды Николаевны, вернувшейся в похожей одежде, очевидно, с того же маскарада у д'Ассейна, в разговор, воспользовавшись паузой, неожиданно вступил Тернов:
– А зачем вы телефонировали господину Суходелу и выясняли, как найти писателя Каретина?
– Я господина Суходела едва знаю. Я не звонил ему, – огрызнулся Холомков. – У вас нет доказательств.
– Верно, – согласился Вирхов, – только, по сообщению Сигизмунда Николаевича, звонивший обладал сиплым голосом, как и вы.
– Но у меня не сиплый голос, господин Вирхов, и вы это прекрасно знаете, – парировал Холомков. – Осип я только вчера, во время ночного пребывания в особняке графа д'Ассейна.
– А вот это не факт, – настаивал Вирхов – Вы хотели увести следствие на ложный путь, заставить нас искать мифическое существо, некоего Каретина, не имеющего никакого отношения к делу.
Илья Михайлович трагически сдвинул брови.
– Почему мифическое? – не выдержал полковник Вернер. – Дорогой мой, это-то ты можешь опровергнуть. Каретиных в городе много. И среди наших знакомых есть один. Помнишь, в «Аквариуме» пили вместе с биржевиком?
– Действительно. – Илья Михайлович расправил плечи и облегченно застрекотал: – Если б я хотел запутать следствие, я бы придумал кого-нибудь такого, кого нет в моем окружении. И я не так глуп, чтобы звонить Суходелу. Он мог узнать мой голос. И зачем мне вообще впутываться в ваше следствие?
Вирхов, слушая эту околесицу, с наисерьезнейшим видом перебирал бумаги на столе. Он рассчитывал, что – как часто бывало – некоторая алогичность не помешает, и разговор, затеянный Терновым, по кривой вывезет к неожиданной зацепке. Однако следовало перейти к более важным вопросам.
– Теперь обратимся к вашей рукописи.
– Это не моя рукопись! – Холомков воздел руки к потолку. – Я ничего не писал!
– А имя Карла Фрейберга вам известно? – вкрадчивым голосом спросил следователь.
– Разумеется, о нем много говорят. Что-то припоминаю и об «автомобиле Святителя Николая». Но это было так давно…
– Значит, сюжет книги вам известен. – Вирхов откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по столешнице. – Это уже не в вашу пользу.
– Но об автомобиле с иконой Николая Святителя известно и мне! – пришел на помощь другу Вернер. – Да и всякому образованному человеку, читающему петербургские газеты. Он несколько раз наезжал на одну и ту же даму. Об этом сообщалось в хроникальной колонке.
– У вас неплохие аналитические способности, Вильгельм Саввич, – сказал со значением Вирхов, – не от чтения ли уголовных романов полученные?
– Вовсе нет, уважаемый Карл Иваныч, – веснушчатый полковник позволил себе чуть улыбнуться, – я же служу в Главном артиллерийском управлении. И мне, так же как и вам, иногда приходится проводить экспертизы. Сопоставлять одно с другим, анализировать.
– Тогда вы мне сейчас и поможете, – предложил Вирхов. – Ваше мнение, коллега, я приму к сведению. Итак, что мы имеем? Мы имеем рукопись повести «Автомобиль Святителя Николая». На рукописи проставлено имя И. Холомковец. Читаю первую фразу: «Карл Фрейберг, известный в петербургских кругах как непревзойденный мастер криминального анализа, отложил в сторону „Санкт-Петербургские ведомости“ и обратился к своему другу и помощнику Антону Пиляеву: „Странно, очень странно… Автомобиль с изображением образа Николая Святителя мчится по улице как одурелый“…»
– Начало завлекательное, – заметил Вернер. – И вскоре должна появиться, догадываюсь, таинственная незнакомка.
– Она появится, не сомневайтесь, – ответил Тернов, слегка потерявший нить разговора, залюбовавшись синьориной Чимбалиони. Он с сожалением оторвал взгляд от ее пухленького колена, обтянутого тяжелым бархатом платья.
– Дело не в незнакомке, – продолжил Вирхов. – В рукопись рукой Сайкина внесены изменения. После изменений первая фраза выглядит так: «Шерлок Холмс, известный в лондонских кругах как непревзойденный мастер криминального анализа, отложил в сторону „Таймс" и обратился к своему другу доктору Ватсону: „Странно, очень странно… Автомобиль с фигуркой Иоанна Крестителя мчится по улице как одурелый"…» Вы понимаете, что это значит?
Полковник Вернер прикусил нижнюю губу.
– Полагаю, тогда должно быть изменено и название рукописи.
– Совершенно верно. – Вирхов поощрительно кивнул. – После сайкинской правки рукопись стала называться «Автомобиль Иоанна Крестителя». Вы мыслите в правильном направлении. Но это еще не все.
– Об остальном можно догадаться и без дедукции, – завершил Вернер. – Имя И. Холомковец перечеркнуто. И вместо него вписано Конан Дойл.
– С вашей помощью мы пришли к единственно возможной версии. – Вирхов удовлетворенно потер ладони. – Излагаю. Господин Холомков втайне от всех сочинил повесть, чтобы прославить короля петербургских сыщиков Карла Фрейберга. Выбрал себе псевдоним, весьма схожий со своей собственной фамилией. Отнес сам – или передал через знакомых – сочинение Сайкину. Однако книжный пройдоха решил, что с неизвестным автором можно обойтись весьма бесцеремонно. Кому интересны рассказы об отечественном сыщике? Ведь в России полиция и сыск – это все негодяи и ретрограды. А вот британские сыщики… Очередное расследование Шерлока Холмса, несомненно, привлечет большее внимание читателей и принесет громадные барыши. Тогда Сайкин своей собственной рукой поменял все российские названия и имена на английские, изменил название и имя автора и выпустил книжонку в свет. Издательский нюх его не подвел. Книжонка стала популярной – ею зачитываются и горничные, и интеллигентные дамы, и дамы из высшего света. Узнав в сем опусе свое собственное детище, господин Холомков понял, что Сайкин его обокрал. Тогда он начал звонить Сайкину и угрожать. Сигизмунд Суходел сообщил нам о некоем телефонном террористе, и, что особенно характерно, звонки раздались сразу после выхода в свет «Автомобиля».
– Ничего этого не было! – Холомков вскочил. – Я приходил совсем недавно с госпожой Малаховской в издательство и фотографировал Сайкина и иже с ним.
– Голубчик, не надо так волноваться, – осадил его Вирхов. – Я еще не завершил изложение версии. Итак, господин Холомков вознамерился застрелить негодяя Сайкина. Однако, немного поостыв, понял, что сам угодит на каторгу. Тогда он решил успокоить издателя и дождаться удобного момента, чтобы отомстить, но таким изощренным способом, чтобы самому уйти от ответственности. И такой момент наступил. Сайкин воспылал страстью к фройляйн, – Вирхов слегка наклонил голову в сторону забывшей о пахитоске синьорины Чимбалиони, – и снял квартиру в доме Рымши. К тому времени Сайкин уже не ждал от неудачливого писателя ничего дурного. Возможно, выплатил ему часть гонорара, который получил сам за мистера Конан Дойла. В тот роковой вечер господин Сайкин ожидал в своем гнездышке фройляйн. Возможно, в сопровождении господина Холомкова.
Обессиленный Холомков плюхнулся на стул.
– Это еще предстоит выяснить. Надеюсь, с вашей помощью, Илья Михайлович, – с ехидцей обратился следователь к изнемогающему обвиняемому. – Как бы то ни было, Сайкин сам открыл ему дверь, но вместо ночи сладострастия наступила для издателя последняя ночь. Скорее всего, Илья Михайлович под дулом пистолета заставил Сайкина попятиться и войти в гостиную, стал угрожать. У старика не выдержало сердце, он рухнул с кресла. Господин Холомков ничего не добился. В ярости он залил лицо умершего чернилами и разорвал над покойником злосчастную книжонку «Автомобиль Иоанна Крестителя». О, Илья Михайлович все предусмотрел. На случай, чтобы никто не мог установить его личность, он облачился в черный плащ с капюшоном. Может быть, и тот, который валяется на софе в его кабинете, якобы предназначенный для маскарада у д'Ассейна.
– Остается добавить, что господин Холомков принес с собой флакон с кислотой, чтобы запутать следствие, – добавил Тернов.
– Мало нас котелок путал, – подхватил Вирхов, – его сам Сайкин имел в тайничке. А вынул, ожидая прихода прелестницы, чтобы подкрепить свои мужские силы – медики знают, что сельдерей с солью способствует тому. Не обошлось и без толченого кактуса, подарка Суржикова.
– Как интересно! – синьорина Чимбалиони всплеснула пухленькими ручками. – И все из-за меня! Илья Михайлович, если вы укокошили старого развратника, я прощу вам книжонку, будь она неладна. Я вас прекрасно понимаю – мало того, что он отнял у вас имя, славу и гонорар, так еще вздумал состязаться с вами на любовном фронте! Это уж совсем ни в какие ворота! Для меня созданы вы!
Устав от долгого монолога, Вирхов обмахивался вынутым из кармана платком и в продолжение неуместной тирады циркачки не сводил глаз с почти изобличенного преступника, замечая на его прекрасном лице смену разнообразных чувств: досаду, возмущение, гнев, растерянность, отчаяние…
– Плащ мы взяли с собой. Не сомневаюсь, что при обыске мы найдем в вашем доме и оружие, – сказал Вирхов. – Нет сомнения, что, опросив вашу прислугу, узнаем и имя того, чьей рукой переписано ваше сочинение.
Как ни странно, но Илья Михайлович Холомков совладал со своими чувствами и, приосанившись, выпалил:
– Никаких прямых доказательств, что я преступник, у вас нет. Я напишу протест прокурору. Я требую адвоката. Уверен, меня оправдают. Вы находитесь на ложном пути.
– Вот-вот, напишите, голубчик. Мы вам и бумагу дадим, и ручку. Поликарп Христофорович, – распорядился Вирхов, – принесите писчебумажные принадлежности, ручку, чернильницу.
Затаив дыхание, собравшиеся в камере наблюдали, как обвиненный в преступлении, покрываясь красными пятнами, дрожащей рукой старательно выводит под диктовку Вирхова первые строки злополучного произведения. Потом Вирхов взял исписанный лист, поднес к глазам и внимательно долго сравнивал написанное с лежащим перед ним образчиком.
– Нужна графологическая экспертиза, – мрачно объявил он, – преступник пытается изменить почерк. Размеры букв не совпадают, но очертания многих сходны.
– Ничего я не менял, у меня рука дрожала, – дерзко возразил Холомков.
Вирхов повернулся к рыжеусому полковнику.
– Уважаемый эксперт, – сказал он устало, – как вы думаете, какова при всех перечисленных обстоятельствах вероятность того, что кто-то неизвестный нам мог воспользоваться именем Холомкова для создания псевдонима?
Полковник, переместившийся к окну и царапавший ногтем верхний край бочки, отозвался не сразу:
– По правде говоря, при всех вышеперечисленных обстоятельствах, сложившихся в непротиворечивую версию, вероятность этого ничтожно мала…
– Вот видите, Илья Михайлович, – укоризненно проговорил Вирхов, – напрасно вы упорствуете. Адвоката мы вам, конечно, дадим. И прокурору можете писать сколько угодно. Только шансов избежать возмездия у вас практически нет. Так что придется вам проследовать в арестантскую. Подпишите протокол.
Холомков, необыкновенно бледный и прекрасный, поднялся и прошествовал к столу, где восседал Поликарп Христофорович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35