— Наслышан сих баек. Во всех вариантах наслышан. Все вы, послушать вас, ратуете. И ведь так раскрасиво. А как возможность куснуть появилась, тут-то и хапнул. Петраков мой по части таких мечтаний куда как силен. Тоже — чует моя душа — под кого-то подложить нас собирается. Но не дам. Пока жив — не дам. Хотите помочь — помогите, дайте денег. Отработаем, отслужим. Но сладких сказок про добрых дядей наслушался. Внутрь института никого чужих не пущу. Не надобно нам никаких банков. Ни плохих, ни хороших. Потому как плохой ли, хороший ли пират, но — пират.
— Но, Юрий Игнатьевич, без обеспечения, без гарантий никто денег не даст. Да и сами ж говорите: не ваше это дело — финансами управлять.
— Но и не ваше! Все, что мне нужно, — денег на завершение исследований. А продать технологии кому надо и без спекулянтов сумеем. Тогда и долги отдадим.
Господи! Сколько ж Забелин за последние годы наслушался таких пустых мечтаний от людей самых благородных. И всегда это заканчивалось одинаково — крахом. Вот даже и Мельгунов — умнейший из умнейших, но и он, стоящий на краю, так ничего и не понял.
Раздался звонок в дверь.
— Юра, я открою! — опять донеслось с кухни.
— Наталья это Власова. Мой начальник НИО РИО. Бумаги на подпись принесла, — догадался Мельгунов. — Я тут приболел немножко. — Он присмотрелся к вытянувшимся лицам. — Ах да, она ж еще при вас пришла.
Из прихожей донеслось оживленное женское щебетанье, удивленный вскрик, и вслед за тем в комнату вбежала и застыла в дверном косяке, будто в раме, изящная женская фигура в сиреневом джемпере.
— Мальчишки, — сказала она. — А ведь это вы. Юрий Игнатьевич, ну, вы не меняетесь — люди едва пришли, а вы уж их распекаете — в подъезде слышно.
Флоровский и Забелин, поднявшись, смотрели на нее.
— Сказал бы, что еще лучше. Но лучше некуда, — хрипло произнес Макс.
— Врешь, как всегда, — насмешливо оценила она комплимент.
— Да нет, в самом деле выглядишь просто уникально. — Это был редкий случай, когда Забелин согласился с приятелем. — Ну, чего стоишь как неродная? Подойди, облобызай старика Забелина.
— И с удовольствием. — Наташа подставила ему румяную, вблизи все-таки чуть подвядшую, как примороженное яблочко, щечку, почувствовала, что ощутил он губами это увядание, отстранилась выразительно: — Ну да и вы не помолодели.
Она медленно вывернулась от нежно прихватившего ее за талию Алексея, протянула левую руку неловко стоящему рядом Максиму:
— А что наш вечный балагур? Вижу, аж распирает от какой-то очередной гадости. Так и не сдерживай натуру, — потребовала она. — Пройдись по недостаткам талии. А то вот еще недоосвоенная тобой тема — строение моих лобных костей. Это ж ты доказывал, что женщина произошла от другой обезьяны… Ну давай, негодяй. А то решу, что тебя после бегства подменили.
— Наташа, можно я тебя сегодня провожу? — тихо попросил Максим.
— Пожалуй, не стоит. Провожатый ты, как выяснилось, стремный. При первой опасности и сиганешь по привычке. А что, Алексей Павлович, насчет того, чтоб меня проводить?
— А Алексей Павлович нам загадки тут загадывает. Вот говорит, что без его банчика институту нашему не подняться, — вернулся к захватившему его разговору Мельгунов.
— Я только сказал, что без серьезных гарантий денег на восстановление ликвидности ни один российский банк не даст.
— Ликвидность, рентабельность. — Мельгунов с отвращением «пополоскал» во рту ненавистные слова. — Пустой звон. Главное, чтоб человека на это дело найти, опытного, мозговитого, и чтоб свой до конца.
— А я уж и не свой? — Подзабытый было Максим небрежно подцепил на вилку и потащил в рот склизкий грибочек. — И насчет опыта… Зря, что ли, Максим Флоровский семь лет западные автобаны топтал? Что, съел, олигарх?
И он задиристо засмеялся.
Забелин затаился — такого галса он не ожидал даже от Макса.
— А пойдешь? — поразился услышанному и Мельгунов. — Замом? Хотя платить особо нечем. Ты ж там к другим деньгам привык.
— Сговоримся, сэнсэй. Я ведь не за зарплатой приехал.
И он весело подмигнул, косясь на реакцию прислушивающейся в полном изумлении Натальи.
— Добрые слова. Если на пользу науке и если институт вытащим, — взволнованный Мельгунов поднял рюмку, — может, и впрямь вместе-то, как теперь говорят, прорвемся.
— И даже в голове не держите, — заверил вошедший в роль Флоровский.
— Авантюра, — не сдержался пораженный более легкомыслием Макса, чем непрактичностью Мельгунова, Забелин. — Деньги в банках. И любой банк даст их только под хорошие гарантии либо под контрольный пакет.
На этот раз Мельгунов даже не улыбнулся. Напротив, теперь он не скрываясь, прищурив глаз и поджав губы, разглядывал Забелина.
— Так вот с чем вы здесь. Запах падали почувствовали олигархрены. Смотри, Максим, кого на плечах своих привел.
Он желчно жевал губами, как всегда делал перед тем, как сказать что-то неприятное. Щеки его при этом втягивались по рельефу десен. Очевидно, неточно был выточен зубной протез. Исхудавшая шея в свежем, как всегда, воротничке потряхивалась гусиной кожей. И как-то особенно заметно стало то, чего не разглядели они поначалу, — что всесильный прежде Юрий Игнатьевич Мельгунов обратился за эти годы в старика — шумного, задиристого, пытающегося что-то отстоять и, в сущности, беспомощного.
И как же наивны в глазах Забелина выглядели сотни умных, «остепененных» людей, терпеливо ждущих от этого сделавшегося бессильным старика избавления от безысходности.
— Что так недобро? — Забелин попытался обратить сказанное в шутку. — Сами жаловались, что забросили институт. Вот и…
— А то, что не быть здесь вашему банку. Да и другим тоже. Пусть крохоборы в государстве чего хотят делают, а я институт в торги не отдам. И нечего здесь вынюхивать.
— Да он же не от банка говорил, — попытался вступиться Максим.
— Молчи, молчи, Максим. Тебе наших дел сразу не понять. И не заблуждайся, все они в одной банке. В паучьей банке. — Глаза старика, довольного удачным каламбуром, загорелись торжествующей злостью, как у человека, перешедшего некий психологический рубеж.
— Полагаю, что после этого пламенного спича мне следует удалиться, — догадался Забелин.
— Юрий Игнатьевич, да что ж так-то? — На этот раз не выдержала Наталья. — Это ж не чужой. Это Алешка наш.
— Ваш?! — подозрительно вскинулся старик. — Даже Иуде дважды предать не удалось. Так вот для всех…
— Не надо для всех, — успокоительно тронул его за рукав Забелин. — Просто будем считать, что возвращение в родные пенаты не состоялось.
— Вот-вот, именно будем считать. К вящему, так сказать, — добившись цели, Мельгунов чуть смягчился. — И не обижайтесь, Алексей Павлович, но по разные мы теперь стороны баррикад. Размежевались. И как не быть власти под руку с пиитом, так и нам, ученым, не к лицу лебезить перед всякими олигарфренами. Так своему Второву распрекрасному и передайте. Вылазка-де не удалась, старик сказал, что, покуда жив, не пировать вашей братии в институте. Ничего, что так?
Он испытующе разглядывал насупившегося ученика, вызывая его на открытую драчку.
— Ничего. — Забелин придержал изготовившегося к страстной защите Максима. — От вас ничего — умоюсь. Только смею предположить, Юрий Игнатьевич, что какие бы наипрекраснейшие фанта… планы вы тут ни строили, но без денег ничего не составится.
— Но не с вашими ворованными. Вот так-то!
— Как хотите. Других в стране нет.
— Ан найдутся! Обойдемся без субчиков. Как, Максим, найдутся?
— Найдем, найдем, Юрий Игнатьевич, — поспешно успокоил его Флоровский, отвечая на отчаянные Натальины жесты из-за спины Мельгунова. Она уж не в первый раз ожесточенно постучала себя пальцем по сердцу.
— И не в кабалу! А исключительно в заем. С отдачей. А уж отдать у нас есть чем. Накопили, слава богу, потенциалец! — накидывался Мельгунов. — И чтоб родине на пользу! Помните еще слово-то такое? Или где красть сподручней, там и родина? Как там у вас шутят?!
Всякую фразу Мельгунов начинал произносить осторожно, вполтона, но, едва начав, распалялся и заканчивал крикливым фальцетом.
— Ну что ж. — Забелину ничего не оставалось, как, со всей возможной небрежностью улыбнувшись, откланяться. — Похоже, не судьба мне тебя сегодня проводить, Наталья. Придется Максом удовольствоваться. Но в ближайшие же дни я у твоих ног. А с тобой, Макс, завтра же созвонимся. — Он успокаивающе пожал локоть колеблющемуся другу. — Юрий Игнатьевич, и все-таки если какая помощь…
— Прощайте, Алексей Павлович.
— Алеша! Куда же? У меня как раз чай. — Из кухни на крики выбежала Майя Павловна. — Юра! Что же это? Снова за свое!
Быстро поцеловав ее в щечку, Забелин вышел.
— Смотри не обмани опять лет на десять! — стараясь выглядеть веселой, крикнула вслед Наталья.
Глава 3
Черный АИСТ
— Ты уверен, что мы не ошибаемся? — Второв не в первый раз требовательно вскинул голову, и не в первый раз Покровский принял на себя пронизывающий его взгляд и, стараясь быть твердым, повторил:
— Бе-зу-словно!
Он замолчал, решившись на этот раз не отводить заслезившиеся от напряжения глаза. Но Второв, неудовлетворенный кратким ответом, продолжал впиваться в него, будто стараясь выдрать из подкорки сокровенные мысли. И Покровский в очередной раз не выдержал:
— Ну, хорошо. Давай еще пройдемся. Во-первых и в-главных, надо поскорей забыть про эту чушь. — Он приподнял и отбросил установленную на президентском столе табличку «Банк „Светоч“ вне политики. Благо клиента — вот единственная наша политика».
— И что в этом плохого? — насупившийся Второв демонстративно вернул табличку на место.
— А то, что нельзя, будучи внутри, быть вне. По законам науки нельзя. Понимаешь?.. Не понимаешь. Хорошо. Не будем копать глубоко. Начнем с девяносто шестого. То, что он до сих пор банку горючими слезами отливается, с этим ты согласен?.. А это и есть практическое преломление бредовой вашей идеи.
— Бредовой?! Стремление работать на экономику, поднимать страну, ответственность перед людьми, что тебе деньги доверили, — это для тебя бред?!
— Вот что, Владимир Викторович, если тебе очередные дифирамбы нужны, так вызови кого-нибудь из холуев, — наверняка в приемной в ожидании царского взгляда болтаются. А если о деле, так давай о деле. Отделим мух от котлет. Так что? Продолжим или разбежимся?.. Я, в конце концов, ученый, а не нянька, чтоб по сто раз на дню уговаривать. Согласен — скорректировали планы и — побежали. Нет…
— Ну-ну. Дальше.
— Так вот, перед президентскими выборами ты в очередной раз решил отсидеться над схваткой. Ты не влез в заваруху и ухитрился отбиться от администрации президента, не дав под выборы денег.
— Я и другим не дал.
— Так еще того хуже. Что получили в результате? Ну, то, что ты с правительством победившим отношения порушил, — то разговор особый. Но ведь от банка отвернулись все: коммунисты, жириновичи — все.
— Потому что все они на поверку одинаковы.
— Так и я о том. Все они на одном поле играют. Клетки разные — это уж кому куда угораздило высадиться. А поле общее. И правила игры согласованные. И то, что ты на поле это конституционное, пардон, нагадил…
— Я ни с одним не переругался.
— Это ты так думаешь. Поддержи ты тогда администрацию, и, я тебя уверяю, даже коммунисты смирились бы. Поддержи коммунистов… — Он храбро встретил порывистое движение Второва. — Только предположим. Отхлестали бы после, конечно. Но тоже поняли бы. Ошибся мужик. Не на того поставил. Но сыграл! А так кто ж такое презрение потерпит?
— Зато никто не сможет сказать, что Второв перед кем-то прогнулся!
— А позвоночник развивать — тоже, между прочим, не лишнее. Мы в России. И здесь один звонок сверху может единовременно такую прибыль принести, какую ты на самых успешных банковских операциях и за год не всегда отобьешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44