— Вы хотите сказать, что он умер? — спросил Креспи. — Похоронен заживо?
— Боюсь, что так. Он был ранен и не смог убежать.
— Мир его душе, бедный мальчик… Я не думаю, что Домитилла будет жалеть о нем. Он преследовал ее весьма неприятным образом.
— Раз вы вспомнили о ней, скажите, вы ведь знаете, что она с недавних пор помолвлена с молодым человеком из местных?
— Да, она меня с ним познакомила… По правде говоря, мне кажется, что она заслуживает лучшего! Самое странное то, что познакомилась она с ним благодаря мне еще тогда, когда я в коляске объезжал свои виноградники. Я останавливался здесь, чтобы заказать у бондаря необходимые мне бочки. Отец не боялся оставлять Домитиллу без присмотра, а поскольку мне не хотелось, чтобы она сидела в одиночестве, я брал ее с собой.
— В коляске или в фиакре, — сказал Пол вполголоса, тихонько хлопнув друга по плечу.
Креспи сделал вид, что ничего не заметил, а Ларри, обрадованный этим дружеским жестом, не смог удержаться от гримасы боли.
— Что еще случилось? — спросил Пол в отчаянии.
— У меня вместо правого плеча фарш.
— Ты ранен?
— Немецкая пуля, представь себе.
Пол в изумлении уставился на приятеля:
— Немецкая пуля?
— Точно. Я схватил автоматную очередь, когда их штурмовой отряд занимал развалины аббатства, откуда я пытался выбраться. В конце моего запутанного расследования я наконец дошел до последнего, высшего этапа. До места, где я должен был найти мой «Грааль»! Тут меня и подстрелили. Уже стемнело, и мне удалось укрыться на какой-то ферме близ Пиньятаро в семье крестьян, которым я буду вечно благодарен. Они не только меня приютили, но и лечили разными припарками и настоями из трав, рецепты которых, по их словам, сохранились еще с древнеримских времен. Плечо почти зажило, но шрам производит ужасающее впечатление.
Пол слушал, и лицо его прояснялось.
— Плечо, прошитое немецкой очередью! Это здорово! — воскликнул он. — Лучше и быть не могло!
— Прости, не понял, — сказал Ларри.
— Мы сочиним целую историю об этом ранении, удачном, своевременном и желанном. А я все мучился, как снова поставить тебя в строй после того, как разыщу… Потому что я был уверен, что ты объявишься: ты это здорово умеешь делать! Хокинс просто обалдеет. Значит, так, слушай внимательно. Ты был ранен и две недели провалялся без сознания, а когда пришел в себя, то обнаружил, что потерял память и не знаешь, кто ты: англичанин, немец, бенедиктинский монах или бандит из Форчелла…
— Благодарю!
— Я сейчас произношу защитительную речь, пытаясь избавить тебя от английских застенков. Тебя подобрала какая-то местная семья…
— И это правда, как я тебе уже говорил!
— Прекрасный пример бытового героизма…
— Не будем преувеличивать! В том районе не было танков, и я отдал свои часы в обмен на их гостеприимство.
— Черт побери, не имеет значения, что было на самом деле! — воскликнул Пол. — Я пытаюсь тебя спасти! Я буду свидетельствовать о твоей храбрости и высоком моральном духе. Тебя подобрала эта семья… Прекрасно для них, для нас и для тебя. Статья в «Звездах и полосах» — Гейтскелл мне не откажет. Остается майор Хокинс. Ты у него в печенках сидел! Представь себе, что твой начальничек еще в январе внес тебя в список ослушавшихся приказа и дезертиров! Он уже облизывался, предвкушая, как подведет тебя под трибунал! Я все сделал для того, чтобы найти тебя, спроси у дона Этторе. Так я с ним и познакомился.
— Я ему рассказывал, — ответил Креспи.
— Хорошенько поразмыслив, я разработал план, который позволит тебя реабилитировать. Ты еще и орден получишь, — прибавил он, словно размышляя вслух. — После этого они ничего с тобой сделать не смогут.
— В тысяча девятьсот семнадцатом один итальянский офицер был награжден английским орденом, не помню каким, — заметил Креспи. — Он потребовал прекратить огонь, чтобы пропустить к линии фронта грузовик с австрийскими медсестрами, и все посчитали, что его человечный поступок заслуживает награды.
При слове «медсестра» Пол скривился.
— А потом я покажу им фотографию, — поспешно продолжил он.
— Какую фотографию?
— Фотографию, благодаря которой я узнал, что ты там, наверху! Помнишь, накануне бомбардировки над тобой пролетел самолет-разведчик?
— Помню… Теперь я понял!
— Я почти вырвал эту фотографию из рук генерала Макинтайра, потому что мне показалось тогда, что я тебя узнал… Ты стоял в той же позе, что и в ротонде Рэдклиффа в Оксфорде!
— Чертов Макинтайр! — воскликнул Креспи. — Мне больно думать об ужасной и бесполезной бомбардировке и о том, что немецкие десантники все еще занимают развалины, которые вы, лейтенант, покинули последним.
— Это как раз то, что я и предсказывал, — вздохнул Пол. — Руины оборонять гораздо проще, чем неповрежденное здание! Я говорил об этом Макинтайру, но все напрасно! Как бы то ни было, я постараюсь дать понять твоему майору, и на этот раз гораздо более настойчиво, чем прежде, что ты находился там по моей просьбе, чтобы попытаться спасти хотя бы часть сокровищ аббатства…
Ларри устало махнул рукой:
— Там ничего не было, старина. Но мы не могли знать об этом.
— Если бы только Коррадо связался с нами вместо того, чтобы пытаться получить деньги от Амброджио… А ведь он достаточно его знал, чтобы понимать, что ему это не удастся!
— Бедный мальчик, больше всего он хотел повидаться с Домитиллой, — сказал дон Этторе. — Бумаги, которые он ему принес — хотя мне неизвестно их содержание, — были только предлогом, чтобы еще раз попытаться добиться расположения малышки. Что же касается Амброджио Сальваро, то если бы Коррадо сообщил ему, что все ценности вывезены из аббатства, он бы не захотел, чтобы вы об этом узнали.
— Почему? — спросил Пол.
— Чтобы поднять цену на информацию, которую мог бы вам предоставить. Попытаться привязать вас к себе в некотором роде. А потом, зная о вашем интересе ко всему этому, воспользоваться им, чтобы внушить мысль о том, что он наложил лапу на целый кладезь ценнейших документов…
— Ни Пол, ни я никогда бы не стали покупать документы сомнительного происхождения, тем более ворованные!
— Я знаю это, друзья, но настоящий мошенник не может себе представить, что есть честные люди! Однако я все же хотел бы знать, что с ним случилось.
— Он так и не появился? — спросил Ларри, стараясь придать своему голосу уверенность и заинтересованность.
На этот раз, кажется, настал черед удивляться дону Этторе:
— Как? Домитилла вам ничего не рассказала?
— А что она сказала вам? — спросил Ларри, не боясь, что дон Этторе расскажет ему что-то, о чем он не знает.
— Так вот… Ее отец так и не дал о себе знать. Она прождала его две ночи, бедняжка, одна в пустой квартире на Ривьера-ди-Кьяйя. Она даже отказывалась спуститься ко мне и воспользоваться моим гостеприимством. А потом решила больше не возвращаться в этот дом, несмотря на то что я предлагал ей пожить у меня, — простодушно рассказывал Креспи,
— Я помню только, что Амброджио не явился на встречу, которую я назначил ему в церкви Санта-Мария деи Анджели. Помнишь, Пол, я зашел к тебе, чтобы предупредить… Тогда ты еще должен был ехать в Беневенто.
Пол кивнул:
— Насколько я помню, это была наша последняя встреча, и она прошла не слишком гладко…
Ларри пожал плечами, словно речь шла о каком-то пустяке.
— А Домитиллу я едва знал. Не смотри на меня так, Пол, я говорю правду. Просто у меня создалось впечатление, что отец и дочь составили некий заговор, чтобы вынудить меня на ней жениться. Они вместе написали мне странное письмо, так встревожившее Пола, — сказал Ларри, обращаясь к Креспи. — Как настоящий друг, он тут же представил себе, как я попадаю в ловушку и оказываюсь связанным на всю жизнь!
— Признайся, ты не остался к ней равнодушен!
— Как бы то ни было, я встретился с ней вчера, когда люди смотрели, как лава пожирает их деревню. Это было не место, да и не время для долгого разговора. Она подошла ко мне вскоре после того, как я узнал, что это ее жених пошел со мной, чтобы попытаться спасти Коррадо! Он сын одного из местных старейшин. По крайней мере она ни в чем не будет нуждаться.
Он махнул рукой, словно отгоняя муху и давая понять: «Хватит о Домитилле».
— Я понял, что у нее была причина находиться в Сан-Себастьяно, — ответил Пол. — Но как там оказался ты? Ты говорил, что залечивал свою рану в Пиньятаро, и вдруг оказался здесь?
— Может быть, я хотел увидеть извержение вблизи, как дон Этторе в двадцать девятом, — пошутил Ларри.
— Вот опять! Ты что-то говорил о своем «Граале»…
— Так вот… Сказать честно, я хотел разыскать документ, который не смог получить в аббатстве. Я понял, что «маленький монашек», как вы говорите, дон Этторе, унес его с собой. Недалеко отсюда, в Сан-Доменико, деревушке на склоне вулкана, я разыскал негодяя и смог наконец завершить свое расследование.
— Ты нашел бумаги?
— На самом деле это кусок пергамента, — сказал Ларри, вынимая из-за пазухи обернутый в ткань цилиндр. — Коррадо сказал мне, что вернулся за ним в дом, потому что Амброджио Сальваро отказался платить…
— Мне кажется, что это как-то связано с исчезновением Сальваро, — заметил дон Этторе. — Может быть, Коррадо решил отомстить своему сообщнику… Но маленький послушник унес свою тайну в могилу, и в этой стране двумя мерзавцами стало меньше!
— Всякий обвиняемый может рассчитывать на смягчающие вину обстоятельства, — спокойно ответил Ларри. — Как я понял, смерть жены послужила толчком, с которого началось падение Амброджио. А неодолимое влечение, которое испытывал к Домитилле Коррадо…
— Хватит их защищать, — нетерпеливо прервал его Пол. — Покажи лучше то, что ты искал с риском для жизни…
— Наверное, я слишком много ждал от всего этого, — прошептал Ларри.
Издалека, с вершины вулкана, снова послышались глухие взрывы. Огромный конус, венчавший гору, стал еще темнее, чем накануне.
— Вот какие дела, — произнес дон Этторе. — Весь мрак мира, кажется, обрушился на нас.
— Вернемся в палатку, — предложил Пол. — Посмотрим, что нам принес лейтенант, и поедем, дон Этторе.
Ларри уже развязал веревку и разложил рисунок на койке.
— Мрак поглотил и рисунок, — вздохнул он. — Коррадо полз по грязи, прижимая его к себе, и это рисунку не понравилось.
Дон Этторе и Пол взволнованно склонились над пергаментом.
— Шесть летящих гусей, я хорошо вижу, — сказал Пол прежде, чем повернуться к Ларри. — Ведь во время нашего последнего разговора ты что-то спрашивал об этом?
— Да, Амброджио рассказал мне о рисунке в одну из наших с ним встреч, но я не знал, чем все это обернется. Это доказывает, что он хотел нам его продать!
— Самое главное, что ты его нашел, — сказал Пол. — Кажется, для тебя он очень важен! Если бы он так не пострадал, то был бы очень красив, — прибавил он, снова устремив на него свой взгляд.
— Как будто несчастные птицы летят сквозь пепел, извергаемый Везувием, — произнес Креспи. — Рисунок стоит того, чтобы его отреставрировать. Хотите, я дам вам адрес человека, который раньше занимался моими картинами? Он спас моего Ланфранко, когда того залило водой.
— Пусть решает принцесса Скальци. Но, судя по всему, ей было неизвестно, что на рисунке имеются две дарственные надписи. Одна — написанная рукой Байрона и обращенная к Шелли. Она отклеилась от листа пергамента, и Коррадо забыл ее в Монтекассино, к вящему гневу Амброджио (по крайней мере так он мне рассказывал). Байрон подарил рисунок другу в благодарность за теплый прием, который тот оказал ему в Пизе. А другую надпись, — продолжил Ларри, переворачивая рисунок, — я обнаружил, слегка потерев оборотную сторону. Ее сделал сам Шелли, обращаясь к Элизе, гувернантке Мэри, что подтверждает мою гипотезу о том, что Элиза Фоджи и была матерью маленькой Елены — того загадочного младенца, рождение которого так потрясло Шелли, что он поспешил уехать из Неаполя двадцать восьмого февраля тысяча восемьсот девятнадцатого года, оставив ребенка кормилице…
— И все это происходило под моей крышей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70