Между тем эти двое уже стояли рядом с нашим столом.
— Извините пожалуйста, вы не могли бы немного подвинуться? — спросил хитрюга Витольд у супружеской пары, сидевшей напротив нас.
Беата возмутилась:
— Здесь и без того тесно! Видите стол подальше? Там у вас точно будет больше шансов найти место.
Однако муж с женой встали. Они сказали, что уже собирались уходить, а расплатиться могут у стойки. Через секунду доктор Шредер уже сидел напротив меня, а Витольд — напротив Беаты.
— Ах, — воскликнула Беата, — я знаю, кто вы! Вы же Райнер Энгштерн, вы каждый год приезжаете с лекцией в народную школу в Геппенгейме!
Витольд кивнул.
— Меня зовут Беата Шпербер, — сказала она. — А это моя подруга Рози Хирте.
Доктор Шредер также представился.
— Мне кажется, что имя Розмари вам не совсем подходит, — бесцеремонно заявил Витольд. — А у вас, случайно, нет другого?
— Тира, — выдохнула я.
Беата посмотрела на меня с изумлением:
— Рози, этого не может быть! Ты никогда мне об этом не говорила!
Я смело взглянула Витольду в глаза и сказала:
— Знаете, мне кажется, что Райнер тоже не совсем ваше имя.
В скором времени мы уже называли друг друга вторыми именами. Беата предложила всем нам перейти на ты. Оказалось, что у Эрнста Шредера было только одно имя, но Витольд прозвал его Хаким, потому что, прежде чем стать аптекарем, тот учился на врача. Второе имя Беаты было Эдельтрауд, но она категорически запретила нам так себя называть.
Друг Витольда Эрнст, он же аль-Хаким, долго рассказывал мне о том, что его жена уехала в Америку, сын остался на второй год, а с Витольдом они познакомились в СДПГ. Этот лысеющий человек был очень общительным и приятным, но мне хотелось говорить только с Витольдом, лишь ему дарить свои взгляды и улыбки. А вот Беата уже нашла с ним общий язык. Если ей нравился мужчина, она забывала обо всем на свете. Вполуха я прислушивалась к их разговору. Вначале они вели крайне серьезную беседу о программе для высших народных школ, затем в шутливом тоне принялись сплетничать об одном чудаковатом пожилом преподавателе, а под конец развеселились так, что смеялись до слез и никак не могли остановиться. Мне было немного неприятно, что я не могу посмеяться от всей души вместе с ними. Но в то же время я не хотела обидеть дружелюбного доктора Шредера. Нужно было принимать участие в общем разговоре и держать себя вежливо. Но чем больше оживлялась сидящая рядом со мной Беата, тем быстрее улетучивалось мое хорошее настроение.
Между тем люди за нашим длинным столом пьянели все больше и кричали все громче, так что становилось трудно продолжать разговор. Тут Беата повернулась ко мне:
— У тебя что, голова болит? Ты сидишь с таким мрачным лицом!
Я заверила ее, что все хорошо, но, может быть, стоит поискать другое место, где воздух посвежее, а отсюда уйти. Я надеялась, что тогда мне удастся сесть рядом с Витольдом или хотя бы напротив него. Возражений ни у кого не было. Витольд даже подмигнул мне исподтишка, и у меня немного отлегло от сердца.
Мы шли узенькими переулками, которые были с любовью украшены разноцветными фонариками. Эрнст Шредер затащил нас в тир:
— Мы добудем нашим дамам прекрасный цветок!
От стрельбы мне стало не по себе: у нас с Витольдом с этим было связано слишком много неприятных воспоминаний. Эрнст Шредер продолжал упражняться в меткости, пока наконец не выиграл жуткую лиловую орхидею из пластика, которую галантно преподнес мне. Витольд пробовать не стал: сказал, что не хочет и не умеет стрелять.
Тут Беата выпалила:
— Я сделаю выстрел в твою честь!
Она сразу же попала в цель. Во всем, что касалось ловкости, у нее был талант от природы. Ей досталась красная роза, которую она долго пристраивала к воротнику рубашки Витольда. По-моему, она слишком за ним увивалась. Потом она весело заявила, что хочет покачаться на деревенских качелях.
— Тут уж я пас, — сказал пухлый Эрнст, — у меня при одном взгляде на качели начинает кружиться голова.
Мне тоже не очень хотелось, чтобы вся эта толпа заглядывала мне снизу под широкие юбки. Но моим мнением никто не интересовался. Беата просто взяла Витольда под руку, и вскоре оба взмыли ввысь. Они стояли на качелях совсем близко друг к другу и весело хохотали. Это было пошло до отвращения.
Наконец они спрыгнули на землю. Витольд выглядел очень бледным и больше не смеялся.
— По-моему, тебя сейчас стошнит. Не забывай, что тебе уже не двадцать, — дружелюбно заметил Хаким.
А вот Беата не упускала возможности прикинуться двадцатилетней девушкой, хотя была ровно на три месяца старше меня: она заявила, что голова у нее никогда не кружится и что профессия кровельщика или трубочиста подошла бы ей как нельзя лучше.
Витольд не слушал ее: он пытался добраться до ближайшей скамейки.
— Слушай, старик, — сказал Эрнст Шредер, — приди в себя! Ты что как в воду опущенный? Или тебе совсем худо стало?
Витольд судорожно сглотнул.
— Представляешь, я взлетаю на качелях, хохочу во все горло, издаю какие-то обезьяньи звуки и вдруг замечаю внизу двоих учеников из Ладенбурга!
— So what? — наивно воскликнула Беата. — Учителя, что же, вовсе не люди?
Эрнст поспешил разъяснить ей ситуацию:
— Райнер на больничном, и ученики думают, что он лежит дома, в постели. И вдруг они видят его на качелях! Они могут подумать бог знает что. Теперь, если они решат прогулять урок, то, чего доброго, будут его шантажировать.
— Погоди, — сказал Витольд. — Я, конечно, на больничном, но мне поставили диагноз — «тяжелое психическое истощение на почве депрессии». Врач категорически запретил мне валяться в постели и подолгу размышлять. Он рекомендовал мне побольше гулять.
Витольд как-то резко погрустнел и сказал, что хочет домой. Он все продумал: приехал сюда на велосипеде, чтобы не пришлось вести машину в нетрезвом состоянии. Я вызвалась доставить его домой на своей машине, погрузив на нее велосипед, однако он мрачно заметил, что не будет меня утруждать. Дескать, сегодня ему хочется переночевать дома, в собственной постели, а до Ладенбурга его вполне сможет подбросить Эрнст.
На этом мы расстались. Днем я заезжала за Беатой, и теперь мне надо было отвезти ее домой. Мы сели в машину, и тут началось:
— Рози, а ты произвела на этого доктора Шредера неизгладимое впечатление! Поздравляю!
Я промолчала. Какая чушь! Беата сказала это только затем, чтобы я принялась восхищаться ее собственными успехами. Ну уж нет! Такого удовольствия я ей доставлять не собиралась. Меня так и подмывало высадить ее где-нибудь в темном переулке, но я не хотела показывать ей переполнявшие меня разочарование и ярость. Никаких прав на Витольда у меня не было, к тому же приходилось делать вид, будто мы только что познакомились.
Так и не дождавшись проявления безудержного восторга с моей стороны, Беата принялась расхваливать себя сама.
— По-моему, сегодня я тоже была на высоте, — начала она.
Мне казалось, что я вот-вот расплачусь.
— Оказалось, что у нас с Энгштерном много общих знакомых, к тому же наши дети дружат. Нам было о чем поговорить! — не унималась моя подруга.
Я все молчала. Наконец Беата прекратила свою болтовню, и до конца Бергштрассе мы ехали по темной дороге в полной тишине.
Когда мы были уже почти на месте, я все-таки решилась спросить:
— А вы собираетесь встретиться еще раз? Беата засмеялась:
— Что ты! С его-то обаянием! Я такому не пара, он слишком хорош для меня. Я была не прочь провести в его компании вечер, а больше — это уже чересчур. Потом неприятностей не оберешься. Знаешь, когда такой потрясающий мужик вдруг остается один, он моментально находит себе новую жену, лет на десять моложе. Поверь, уж я-то знаю!
Я выслушала это без особого удовольствия.
— Между прочим, твой Юрген еще моложе! — заметила я.
— Ну да, — сухо подтвердила Беата. — Но ты же видишь, какая между ними разница!
Тут я опять почувствовала к ней некоторое расположение и попрощалась не так холодно, как собиралась.
Дни, последовавшие за этой субботой, ползли как улитки. Мы ни о чем не договаривались, встречи ждать не приходилось, я не знала, когда снова увижу Витольда. Писать ему тоже не хотелось, чтобы не разрушать таинственную незавершенность наших отношений. Кроме того, я боялась писать учителю: а вдруг он найдет в письме кучу ошибок и исчеркает все красной ручкой? Да и вообще сочинения никогда мне не удавались.
Когда наконец раздался звонок, я с надеждой схватила трубку, но это оказалась всего лишь Беата.
— Привет, Рози, как самочувствие после недавних возлияний? Ты ведь к такому не привыкла? — В ее голосе слышалась насмешка. — Кстати, в это воскресенье наши поклонники были у меня в гостях.
Я хотела притвориться, что не придаю этому особого значения, но к горлу, словно червь, подползло глухое отчаяние. У меня вырвался сдавленный стон.
— Что-то Дискау заскулил, — продолжала Беата, — ты наверняка сегодня еще с ним не гуляла. Так о чем это я? Ах да, в воскресенье, около шести вечера, кто-то вдруг позвонил в дверь. Гости были совсем некстати, у меня как раз ужинали дети. Оказалось, что это Райнер Энгштерн (к счастью, Беата сказала Райнер, а не Витольд) и Эрнст Шредер. Если помнишь, в субботу Райнер вернулся к себе в Ладенбург. А теперь наш добрый Эрнст отвозил его вместе с велосипедом обратно в Бикельбах. Было очень мило с их стороны заглянуть ко мне ненадолго. Сказали, что им было по дороге.
Я хмыкнула. Для того чтобы заехать ко мне в гости, им действительно пришлось бы сделать приличный крюк, это нужно было признать. Беата продолжала:
— Они не смогли отказаться от приглашения поесть с нами. На ужин у меня как раз была баранья нога с чесноком и зеленой фасолью. Уверена, что этим холостякам понравилось!
Я знала, что Беата очень хорошо готовила. Только этим и можно было объяснить привязанность к ней Юргена. Еще бы, ведь путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
— А как отреагировали дети? — упавшим голосом спросила я.
— Знаешь, иногда они бывают просто очаровательны. Они с Райнером тут же нашли общий язык. Лесси и так уже знала его через Еву и Макса. Оказалось, у Вивиан с Рихардом тоже есть друзья, которые раньше учились у него. Райнер очень оживленно с ними беседовал и особенно интересовался учебой Вивиан: она ведь собирается стать искусствоведом.
А что я могла предложить Витольду? Я не имела ни малейшего представления о том, как нужно готовить баранью ногу, и не могла похвастаться тремя детьми, которые оживляли бы домашнюю атмосферу. Беата призналась:
— Между прочим, Эрнст очень даже ничего, но Райнер нравится мне еще больше. Рози, этим потрясающим знакомством я обязана тебе, и никому другому. Если бы не ты, мне бы и в голову не пришло гуда пойти.
У меня по щекам катились слезы, но, к счастью, Беата не могла этого видеть. Как будто нарочно подыскивая слова, чтобы побольнее меня уязвить, она все никак не могла остановиться:
— Кстати, на следующей неделе Райнер собирается покинуть свой уединенный приют. В понедельник он уже выйдет на работу, хотя вполне мог бы остаться на больничном подольше. Но ему не терпится вернуться домой, говорит, там полно работы.
Настала свинцово-тяжелая ночь. Я ворочалась без сна. С детства мне внушали, что ухаживать должен мужчина. А если он этого не делал? Наверное, все представления, унаследованные мной от матери-монашки, давно устарели. Беата действовала намного решительнее. Может, стоило последовать ее примеру, взять инициативу в свои руки и съездить к нему еще раз? Или это будет слишком навязчиво? Трудно сказать.
В пятницу вечером я не выдержала. Если ничего не предпринять, выходные будут потеряны. На всякий случай я позвонила в Ладенбург. Неожиданно для меня трубку взял Витольд.
— Розмари Хирте, — промямлила я. Так я обычно представляюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32