Мое объявление о найме прислуги вы даже до редакции не донесли, верно?
Мисс Минтон медленно выпрямилась. Черное платьице, белый фартучек с накрахмаленными оборочками, аккуратный чепчик... Классическая горничная, глаз радуется! Но как я ее сразу не узнала — просто выше моего разумения. Она ничего не сделала со своим лицом, но облик изменился разительно. Опущенные долу глаза, скромно поджатые губки — и вот уже перед вами совсем другой человек. Человек низшего класса, до которого, увы, так называемому «светскому обществу» нет никакого дела.
Произошедшая на моих глазах метаморфоза ошеломляла. Мисс Минтон расправила плечи и подняла голову. Как ни пыталась она выглядеть пристыженной, коварный блеск глаз и упрямо вздернутый подбородок выдавали ее с головой.
— Ну и слава богу, что раскусили! — заявила нахальная девица. — Сил моих больше не было терпеть. Можете гордиться экономкой, мэм. Глаз не спускает со своих подопечных, шагу не дает ступить!
— Нет, вы только подумайте! — воскликнула я. — Какова наглость! Ни слова извинения... сожаления...
— Извиняюсь. Не могу сказать, что сожалею, хотя радости мало. Я тут надрывалась — днем на вас работала, ночью статьи писала, а вся слава доставалась моим коллегам.
— Ага. Выходит, появление полиции в опиумном притоне в тот самый вечер не было случайностью? И пресса заявилась тоже не...
— Это мой триумф! — гордо отозвалась нахалка. — Гаргори от беспокойства проболтался, а я приняла меры. Наврала, что голова болит, попросилась подышать воздухом... а у ворот какой-то мальчишка-араб болтался, я ему и сунула записку.
— И что скажет Эмерсон...
Улыбка мисс Минтон погасла.
— Боже! — прижав руки к груди, прошептала она. — А нельзя не говорить профессору?
— С какой стати? Брак без откровенности между супругами, мисс Минтон... Впрочем, сейчас не время для лекций. Должна признаться, мне неприятно, что его мнение беспокоит вас больше, чем мое. Эмерсон, конечно, производит впечатление на...
— Не в этом дело! — Девица заалела, но взгляда не отвела. — Я столько всего увидела... услышала... Такое взаимопонимание... такое единство... два человека как один... Теперь я знаю, каким может быть мужчина. Каким он должен быть! Его юмор, его доброта, его сила и нежная забота...
Ее счастье... и мое счастье, что ей не открылась другая сторона наших отношений. Что же до всего остального... Доброта и нежная забота — это, конечно, хорошо, но мисс Минтон, уверена, не настолько слепа, чтобы остаться равнодушной к пронзительной синеве его глаз, густой шевелюре цвета воронова крыла, великолепному торсу...
Журналистка опомнилась первой:
— Я немедленно уйду, мадам. Уведомить вас за полчаса — это не слишком...
— Не трудитесь. Вы не сами уходите. Вас увольняют. Без рекомендации, заметьте. Полчаса или час, юная леди, — мне все равно. Главное — вон из моего дома.
— Слушаюсь, мадам, — по слогам процедила мисс Минтон.
— Секундочку! — В мыслях об Эмерсоне я едва не совершила непростительную, бесчеловечную оплошность. Как можно было забыть разговор с Кевином? Он ведь сказал, что у девушки за душой ни пенни. Возможно, и до дому доехать не на что... — Я передумала. Останетесь до утра. В роли горничной, разумеется. Завтра можете идти куда глаза глядят. Если только... если только вы не позволите одному из ваших поклонников позаботиться о вас.
— Поклонников? — Мисс Минтон оглянулась уже от двери. — У меня нет никаких...
— Положим, я выразилась неудачно. Тем не менее два молодых джентльмена мечутся на улице в ожидании известий о вас. Я обещала подтвердить, что вы в безопасности. Какая жестокость! Какое бездумное равнодушие к друзьям...
— Нет у меня друзей! — в ярости отрезала мисс Минтон. — Одни соперники! И заботиться обо мне некому! На свете нет ни одного мужчины, которому я это позволила бы.
Один-то все же есть, дорогая. Ты можешь обмануть себя, но не меня.
— Поступайте как знаете, юная леди.
— Уйду, как только рассветет, мадам. С вашего позволения, мадам. — Безо всякого позволения она дернула за ручку и захлопнула за собой дверь с таким треском, что, окажись поблизости миссис Уотсон, до рассвета нашей горничной в доме не дожить.
Еще несколько минут после ее ухода я позволила себе потратить на раздумья. События последнего часа развивались с такой скоростью, что даже мой острый ум отказывался их воспринимать. А значит, нужно срочно привести мысли в порядок.
С молодыми людьми все понятно. Увлечение мистера Уилсона мне бросилось в глаза еще при нашем знакомстве. О'Коннелл... С О'Коннеллом сложнее. Я-то считала, что им движет исключительно профессиональная ревность. Ан нет... С другой стороны, он и сам наверняка не отдавал себе отчета в нежных чувствах к мисс Минтон, пока она не пропала. А раз так — мне не в чем себя винить. Как я могла догадаться о романтической привязанности, если она еще не проявилась?
Неожиданная симпатия юной леди к Эмерсону вполне понятна и беспокойств вызывать не должна. Он не отвечал ей взаимностью, не подогревал ее страсть и, уверена, не станет этого делать.
Эмерсон... Вот загадка из загадок. Кто этот его странный визитер в тюрбане? Чья просьба... или угроза могла заставить моего любимого сорваться с места и исчезнуть, не сказав ни слова мне ?!
Бессмысленно выстраивать теории, не имея фактов. Остается только ждать его возвращения. А если не вернется? Если меня ждут долгие часы неизвестности? Ну что ж, сидеть сложа руки я не буду.
А пока нужно закончить начатое дело. Джентльмены наверняка не находят себе места. Раз уж обещала... будь добра соответствовать, Амелия Пибоди Эмерсон! Несмотря ни на какие тревоги.
Дворецкий маячил у окна прихожей.
— Рано еще, Гаргори. Профессор вряд ли вернется так быстро. Откройте дверь.
— О-о-о, мадам... — простонал Гаргори. — Вы ведь не уйдете, нет? Профессор мне не простит...
— До ворот и обратно, успокойтесь. — Молодые люди по домам не разошлись, чего и следовало ожидать. О'Коннелл носился туда-сюда по улице, а мистер Уилсон застыл в неподвижности, не сводя глаз с дома.
— Умоляю, мадам...
— Ну-ну, Гаргори. — Я потрепала дворецкого по руке. — Если хотите, можете постоять на крыльце и посмотреть. Я скажу пару слов этим джентльменам и вернусь.
На улицу выходить не пришлось. Заметив меня, оба ринулись к воротам, где все мы и встретились.
— Предположение оказалось верным, — сообщила я умирающим от тревоги молодым людям. — Мисс Минтон в полной безопасности.
— Это правда, миссис Амелия? — выдохнул Кевин.
— Честное слово, мистер О'Коннелл. Я когда-нибудь вас обманывала?
Плутовская улыбка мелькнула на губах ирландца.
— Как бы то ни было, на этот раз я вам верю.
— Но где же она? — вставил мистер Уилсон. — Мне нужно с ней поговорить, убедиться...
— Странно видеть вас в таком состоянии, мистер Уилсон. — И впрямь, наш юный коллега был сам не свой. Забыл снять шляпу, съехавшую на ухо, дико вращал глазами и буквально повис на прутьях ограды, уродуя свои элегантные серые перчатки.
— Прошу прощения, — пробормотал он. — Поверьте, я не сомневаюсь в данном вами слове.
— Надеюсь. Завтра мисс Минтон вернется к себе. Завтра и увидитесь. А теперь отправляйтесь по домам, выспитесь хорошенько и забудьте о своих тревогах. Мисс Минтон ничто не угрожает.
О'Коннелл тут же развернулся и зашагал прочь, не вынимая рук из карманов.
— Кепку наденьте, Кевин! — крикнула я вдогонку. — Вечером сыро!
Не оборачиваясь и не замедляя шага, ирландец вскинул руку в немом и довольно неучтивом прощании. Мой совет он проигнорировал. Мистер Уилсон отнял у меня еще минут десять изъявлениями благодарности и расспросами — безрезультатными, конечно.
Наконец и этот воздыхатель нашей горничной удалился восвояси, а я еще помедлила у ворот. Нет, призрачных надежд на быстрое возвращение Эмерсона я не питала, но воздух был так приятно прохладен, и густая зелень во дворе навевала воспоминания о любимом кентском поместье... А дома... что меня могло ждать дома? Одиночество... В лучшем случае — компания одуревшего от беспокойства Гаргори.
Ветки кустарника у самой ограды неожиданно качнулись. Ветра не было. На таком же кусте по другую сторону ворот серые от лондонской копоти листочки даже не шелохнулись. Что-то призрачно-белое, точно гигантский паук, раздвинуло ветви. Наружу вынырнуло... нет, не паук... неестественно худая рука... кисть, обтянутая сухой, почти прозрачной кожей. Я взяла сложенный листок из скрюченных узловатых пальцев. Рука исчезла... легкий шорох травы... видение пропало, как будто ушло под землю.
Посланец как раз в духе Айши. Загадочная леди недаром сказала, что я узнаю ее гонца.
Гаргори, похоже, ничего не увидел, иначе бросился бы ко мне с криком «Полиция!». Сунув послание в карман широкой юбки, я как ни в чем не бывало вернулась в дом и сразу же уединилась в библиотеке.
Листок был сложен вдвое, но не запечатан; снаружи ничего, внутри лишь одна строчка корявых иероглифов.
От волнения у меня все плыло перед глазами, и прошло несколько секунд, прежде чем я смогла рассмотреть причудливый набор пиктограмм. На расшифровку ушло куда больше времени. Казалось, автор послания лишь отдаленно знаком с изящным письмом древних египтян. Не только почерк, но и орфография (как ни странно это звучит по отношению к безбуквенному письму) привели бы в ужас любого египтолога.
Итак, обелиск... с этим все понятно, другого в Лондоне нет. Время... ни один египтянин не назвал бы полночь «серединой ночи»... Пиктограмма пары бегущих ног может означать только движение. Остался еще один значок. Просто палочка — вроде тех, что рисуют дети, постигая азы правописания.
«Приходи одна»? Не слишком оригинально, нужно сказать. Авторы анонимных писем, как правило, именно так и заканчивают свои послания... если хотят заманить человека в ловушку. Встреча в полночь на набережной с женщиной, которой не за что меня любить... Не западня ли? Я решила появиться у Иглы Клеопатры в половине двенадцатого, тем самым обеспечив себе хотя бы некоторое преимущество.
Тоскливый это был вечер, читатель. Один из самых тоскливых в моей полной приключений жизни. Я поужинала в одиночестве, если можно назвать ужином лихорадочную смену блюд. Вне себя от беспокойства, Гаргори метал на стол тарелки и уносил их с бешеной скоростью, а потом застыл на посту у окна прихожей. К возвращению профессора, полагаю, нам придется менять шторы, испорченные вконец издерганным Гаргори.
При всем желании, я вряд ли смогу перечислить все разумные, более-менее приемлемые и совершенно дикие теории, что мелькали в голове, пока я бродила по спальне в ожидании ночи. Сначала подумала, что таинственное рандеву — не более чем ловушка, из которой мне не выбраться. Мгновение спустя утешилась надеждой, что Айша в конце концов хочет назвать имя преступника. Затем вообразила, что Айша удерживает Эмерсона против его воли, заманив моего мужа мольбой о помощи и посулами... да мало ли что может пообещать мужчине такая дама! В этом случае она потребует выкуп. Господи! Какое это было бы счастье!
Лет приблизительно через пятьдесят после ужина (честное слово, я бы поклялась, что прошло не меньше полстолетия!) мои раздумья и терзания были прерваны осторожным стуком в дверь.
— Кто?
— Это я, мамочка. Можно войти?
Давно пора было уложить сына, поцеловать на ночь, а потом еще раз заглянуть в спальню и убедиться, что он по-прежнему в постели.
— Да, Рамсес. Я уже собиралась идти к тебе. От папы никаких известий, но я уверена, что волноваться не о чем.
Наше чадо, уже в ночной рубашке и босоногое (шлепанцы Рамсес не признает), как обычно, в такие минуты вызывало умиление и абсолютно ложное впечатление нормальности.
— Я хотел пожелать тебе спокойной ночи, мамочка, и узнать...
— Так я и думала. Пожелай и быстренько в кровать. Уже поздно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51