.. ой... вот она. Я ударилась о нее ногой.
Бока саркофага из красного гранита находились почти на уровне головы Эмерсона. Он обхватил меня за талию и приподнял, чтобы я могла вскарабкаться на саркофаг.
– Пибоди, дай-ка свечу, осмотрю стены.
Эмерсон побрел к ближайшей стороне камеры. При тусклом освещении стены выглядели такими гладкими, словно были вырезаны из монолита. От вида этой ровной поверхности у меня сжалось сердце.
– Дорогой, держи свечу выше. Я летела довольно долго, прежде чем ударилась о воду.
– Я летел столько же, – ответил Эмерсон, но все-таки выполнил мою просьбу.
Он обошел две стены и был уже на середине третьей, когда где-то в вышине проступила темная тень. Эмерсон поднял свечу над головой. Он напоминал статую, мокрая рубаха скульптурно облепила мускулистый торс и руки. Эта картина навсегда отпечаталась в моем мозгу: Эмерсон с высоко поднятой рукой, в которой горит свеча, траурная мрачность гробницы...
Надежд выбраться отсюда было не много: выход из гробницы находился слишком высоко. Рост Эмерсона составляет шесть футов, во мне пять футов с небольшим. Арифметика удручающая.
Эмерсон все понимал не хуже меня. Прошло несколько мгновений, прежде чем он опустил руку и вернулся к саркофагу.
– Полагаю, здесь футов шестнадцать, – спокойно сказал он.
– Думаю, почти семнадцать.
– Пять футов один дюйм плюс шесть футов. Прибавить к этому длину твоих рук...
– И вычесть расстояние от твоей макушки до плеч...
Несмотря на серьезность положения, я расхохоталась – такими нелепыми выглядели все эти подсчеты. Эмерсон подхватил, его искренний смех эхом разнесся по камере.
– Можно все-таки попробовать, Пибоди.
Когда я забралась на плечи мужа и вытянулась насколько могла, от кончиков моих пальцев до края проема оставалось еще добрых три фута.
– А что, если ты встанешь мне на голову? – задумчиво пробормотал Эмерсон.
– Это даст нам еще двенадцать-тринадцать дюймов. Явно недостаточно.
Его руки обхватили мои лодыжки.
– Я подниму тебя на руках, Пибоди. Ты сможешь удержать равновесие, опираясь о стену?
– Конечно, дорогой. В детстве моим самым заветным желанием было стать акробаткой на ярмарке. А ты уверен, что удержишь меня?
– Да ты как пушинка, Пибоди. Если ты можешь сыграть роль акробатки, то я вполне могу рассчитывать на место циркового силача. Кто знает, вдруг нам когда-нибудь надоест археология? Мм тогда сможем стать циркачами.
– Замечательно!
– Начали, Пибоди.
По-моему, на этих страницах уже неоднократно упоминалось о впечатляющей мускулатуре Эмерсона, но до сих пор я и не представляла, сколько в нем силы.
Почувствовав под ногами пустоту, я не сдержала испуганный вздох. Но трепет быстро сменился восторгом. Я услышала, как Эмерсон задержал дыхание, и почти ощутила, как вздулись от напряжения его мышцы. Медленно, дюйм за дюймом, я приближалась к краю проема. Это напоминало полет. Никогда прежде я не испытывала ничего чудеснее.
Я боялась запрокинуть голову и посмотреть вверх: малейшее движение могло нарушить хрупкое равновесие. Но вот руки Эмерсона замерли, а под моими вытянутыми пальцами был все тот же холодный гладкий камень. Эмерсон издал вопросительный хрип. Я подняла взгляд.
– Три дюйма, Эмерсон. Ты можешь...
– Нет.
– Тогда опусти меня. Придется придумать что-то другое.
Путь вниз был значительно менее приятным. Когда мои ноги благополучно коснулись плеч супруга, я без сил прислонилась к стене. И правильно сделала, поскольку Эмерсон вдруг пошатнулся и мы оба едва не полетели вниз.
– Прости, Пибоди. Судорога.
– Неудивительно, дорогой. Дальше я сама спущусь.
Он нашел силы рассмеяться:
– Нет уж, я до конца исполню роль святого Христофораи отнесу тебя к саркофагу. Садись мне на плечи.
Эмерсон доставил меня обратно и тоже забрался на саркофаг. Несколько минут мы сидели бок о бок, легкомысленно болтая ногами и пытаясь отдышаться.
– Эмерсон, коробок со спичками еще при тебе?
– Можешь не сомневаться, Пибоди. Эта маленькая жестяная коробочка сейчас для нас дороже золота.
– Тогда дай мне, я положу ее к себе в карман. Он застегивается на пуговицу. И если ты не против, давай задуем свечу. Видишь ли, она единственная.
Эмерсон мрачно кивнул. Нас окутала темнота. Эмерсон обнял меня, и я положила голову ему на плечо. Некоторое время мы молчали. Затем замогильный голос произнес:
– Мы умрем в объятиях друг друга, Пибоди.
На редкость ободряющая мысль.
– Чепуха, Эмерсон. Не будем терять надежду. Мы еще не начали сражаться, как сказал один из книжных героев.
– Кто именно?
– Какая разница.
– Но если уж нам суждено умереть, то я хочу сделать это в твоих объятиях.
– Я тоже, дорогой мой Эмерсон, но позже. Пока умирать я не собираюсь. Давай-ка пораскинем мозгами, не найдется ли какой-нибудь выход.
– Надежда умирает последней! – провозгласил Эмерсон.
– Не надо поддерживать мой дух банальностями. Честно говоря, меня удивляет, почему похитители бросили нас сюда, вместо того чтобы убить в пустыне. Закопали бы наши хладные тела, их вовек никто бы не нашел. Правда, негодяи знали, что шансы на спасение почти равны нулю. Они не вернутся. Что касается помощи, то, насколько мне известно, ни один археолог не сумел пока обнаружить вход. Мерзавцы завалят камнями дыру, и мсье де Морган вряд ли ее найдет. Да он и не будет искать. Никому ведь и в голову не придет, что мы замурованы в недрах Черной пирамиды.
– Что верно, то верно – глупец де Морган дальше своего носа не видит, а уж отыскать вход – куда ему. Знаешь, Пибоди, я и в самом деле не прочь умереть в твоих объятиях, но, боюсь, это будет не так-то просто: слишком ты беспокойная. Ну скажи, почему ты непрерывно елозишь, словно одержима пляской святого Витта?
Этот нелепый вопрос я оставила без внимания.
– Как бы то ни было, не стоит рассчитывать на помощь извне... Придумала! Нам нужна подставка! Всего каких-то три дюйма, Эмерсон! Это же пустяк.
– Легко сказать – подставка. Саркофаг мы не сдвинем. Он небось тонну весит.
– Думаю, даже больше. А крышка не меньше нескольких сотен фунтов. Нет, они не подходят. А вдруг здесь есть что-то еще? Под этой грязью что угодно может скрываться. Удобная каменная скамеечка или ящик для благовоний. Да мало ли!
– Что ж, поищем, – согласился Эмерсон. – Но сначала давай обсудим другие возможности.
– Например, еще один вход? Ты прав. Жаль, что потолок находится так высоко. Света одной свечи недостаточно, чтобы исследовать все подозрительные трещины и впадины.
– В любом случае мы знаем, что на уровне пола проемов нет, иначе здесь не плескалась бы эта вонючая лужа.
Мы затихли, размышляя. Наконец Эмерсон усмехнулся.
– Питри лопнет от зависти! Если помнишь, он наткнулся на что-то подобное в Хаваре. Еще похвалялся тогда, что вычистил всю камеру, бродя по колено в воде и запихивая добычу босыми ногами в самый обычный совок для мусора.
– Ага, он нашел несколько прекрасных вещей! – подхватила я. – Резной каменный алтарь принцессы Птахнеферу...
– Отличная подставка вышла бы.
– А еще там были огромные гипсовые блюда и чаши... Только подумай, Эмерсон, какие сокровища могут здесь скрываться!
– Ну-ну, Пибоди, не входи в раж, нам сейчас не до археологии. Даже если... – Он испустил тяжкий вздох. – Даже если выберемся отсюда, все равно никто не даст порыться в этой пирамиде. Вотчина де Моргана.
– Уверена, он не станет возражать, если, отыскивая выход, мы сделаем несколько грандиозных открытий! Разве не в этом заключается наша главная цель – найти выход? Вот только мой блокнот размок... Зато линейка в целости и сохранности. Если попадется что-нибудь интересное, сможем измерить.
– Ты самая замечательная женщина на свете, Пибоди! Мало кто, будь то мужчина или женщина, сможет думать о научных открытиях, когда нужно думать о спасении собственной шкуры.
Я почувствовала, как щеки заливает румянец удовольствия. Дождаться такой похвалы от Эмерсона – великая честь.
– Спасибо, дорогой. Разрешишь ответный комплимент?
– С удовольствием, но потом, в более приятной обстановке. А пока давай еще раз обсудим, что же мы можем сделать...
И тут случилось нечто такое, от чего я едва не свалилась в воду. В кромешной тьме мелькнула тень. Уж не тронулась ли я умом?! Нет, это и впрямь свет... точнее, намек на свет. В глубоком мраке что-то происходило. Темнота была столь густая, что казалось, она давит на глазные яблоки, но где-то в ее чреве зарождалось свечение. Я поежилась. Ничего хорошего ждать не приходилось. Должно быть, грабители решили вернуться и прикончить нас...
Бледное свечение становилось все ярче и ярче. Оно шло с той стороны, где находился проем. Я ущипнула Эмерсона и прошипела:
– Гляди!
– Вижу! – прошипел он в ответ. – Быстро, Пибоди, в воду.
Он беззвучно соскользнул с саркофага. Я последовала за ним, Эмерсон поймал меня на лету.
– Ты думаешь, это возвращаются негодяи? – выдохнула я.
– Больше некому. Прячься за саркофаг, Пибоди. И ни звука!
Послышался тихий плеск – это Эмерсон двинулся куда-то в сторону. Объяснять он ничего не стал, да это и не требовалось: мы понимали друг друга без слов. Одно из двух: либо бандиты вернулись убедиться, что мы благополучно скончались, либо решили развлечься, наблюдая за нашими предсмертными муками. И если они нас не обнаружат, то наверняка спустятся вниз, чтобы найти наши тела. И вот тогда у нас появится шанс!
Я спряталась за каменным саркофагом, готовая в любой момент броситься Эмерсону на помощь.
Проем уже сиял желтым светом. На его фоне появился силуэт. Я не видела Эмерсона, но знала, что он притаился у стены под проемом. Мои пальцы сжали рукоятку ножа.
И тут... Честно говоря, я до сих пор не могу опомниться от изумления... Столь невероятный поворот событий не привиделся бы даже в самом разнузданном сне.
В абсолютной тишине послышался тихий голос. И звал голос меня. Все бы ничего, вот только так обращается ко мне лишь один-единственный человек в целом мире. Мое изумление было столь велико, что, забыв об осторожности, я вскочила и треснулась головой о край саркофага. Перед глазами вспыхнули искры. Я покачнулась, попыталась удержать равновесие... Свет внезапно погас, и темноту пронзил полный ужаса вопль. В следующую секунду неподалеку от меня раздался плеск.
Моим первым побуждением было ринуться вперед, но разум, как обычно, возобладал. По плеску и тяжелому дыханию я поняла, что Эмерсон шарит в воде и моя помощь будет лишь помехой. Мне тоже нашлось занятие: трясущимися пальцами я выковыряла из кармана непромокаемую коробку со спичками, зажгла свечу и укрепила ее на краю саркофага.
Эмерсон вынырнул из воды, встал на ноги и распрямился. В руках он держал что-то мокрое и неимоверно грязное. И живое. Я перевела дух и строго сказала:
– Рамсес, мне казалась, я предупреждала, чтобы ты никогда не входил внутрь пирамиды.
Глава одиннадцатая
1
– Ты же говорила, что вместе с тобой и папой можно, – пропищал Рамсес.
– Да, говорила. Но это иезуитский довод, Рамсес. Придется в ближайшем будущем провести с тобой беседу. Тем не менее твой поступок благороден, а намерения похвальны... Эмерсон, отпусти же его наконец и перестань сюсюкать.
Эмерсон замолчал на полуслове.
– Если отпущу, его рот окажется под водой.
– Да? Тогда посади на саркофаг.
Рамсеса усадили рядом со свечкой. Вид у него был неприглядный. С головы до ног нашего сына покрывал слой грязи. Но я видела его и в более жутких обличьях, так что особо не расстроилась.
– Твои намерения благородны, Рамсес, но должна заметить, что не очень-то разумно было прыгать.
– Я не прыгал, мамочка, я поскользнулся. Я принес веревку и хотел зацепить ее за что-нибудь, но...
– Понятно. Но если веревка при тебе, то нам от нее мало проку.
– Да, – вздохнул Рамсес и поник.
– Мальчик мой, мальчик мой, – скорбно сказал Эмерсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Бока саркофага из красного гранита находились почти на уровне головы Эмерсона. Он обхватил меня за талию и приподнял, чтобы я могла вскарабкаться на саркофаг.
– Пибоди, дай-ка свечу, осмотрю стены.
Эмерсон побрел к ближайшей стороне камеры. При тусклом освещении стены выглядели такими гладкими, словно были вырезаны из монолита. От вида этой ровной поверхности у меня сжалось сердце.
– Дорогой, держи свечу выше. Я летела довольно долго, прежде чем ударилась о воду.
– Я летел столько же, – ответил Эмерсон, но все-таки выполнил мою просьбу.
Он обошел две стены и был уже на середине третьей, когда где-то в вышине проступила темная тень. Эмерсон поднял свечу над головой. Он напоминал статую, мокрая рубаха скульптурно облепила мускулистый торс и руки. Эта картина навсегда отпечаталась в моем мозгу: Эмерсон с высоко поднятой рукой, в которой горит свеча, траурная мрачность гробницы...
Надежд выбраться отсюда было не много: выход из гробницы находился слишком высоко. Рост Эмерсона составляет шесть футов, во мне пять футов с небольшим. Арифметика удручающая.
Эмерсон все понимал не хуже меня. Прошло несколько мгновений, прежде чем он опустил руку и вернулся к саркофагу.
– Полагаю, здесь футов шестнадцать, – спокойно сказал он.
– Думаю, почти семнадцать.
– Пять футов один дюйм плюс шесть футов. Прибавить к этому длину твоих рук...
– И вычесть расстояние от твоей макушки до плеч...
Несмотря на серьезность положения, я расхохоталась – такими нелепыми выглядели все эти подсчеты. Эмерсон подхватил, его искренний смех эхом разнесся по камере.
– Можно все-таки попробовать, Пибоди.
Когда я забралась на плечи мужа и вытянулась насколько могла, от кончиков моих пальцев до края проема оставалось еще добрых три фута.
– А что, если ты встанешь мне на голову? – задумчиво пробормотал Эмерсон.
– Это даст нам еще двенадцать-тринадцать дюймов. Явно недостаточно.
Его руки обхватили мои лодыжки.
– Я подниму тебя на руках, Пибоди. Ты сможешь удержать равновесие, опираясь о стену?
– Конечно, дорогой. В детстве моим самым заветным желанием было стать акробаткой на ярмарке. А ты уверен, что удержишь меня?
– Да ты как пушинка, Пибоди. Если ты можешь сыграть роль акробатки, то я вполне могу рассчитывать на место циркового силача. Кто знает, вдруг нам когда-нибудь надоест археология? Мм тогда сможем стать циркачами.
– Замечательно!
– Начали, Пибоди.
По-моему, на этих страницах уже неоднократно упоминалось о впечатляющей мускулатуре Эмерсона, но до сих пор я и не представляла, сколько в нем силы.
Почувствовав под ногами пустоту, я не сдержала испуганный вздох. Но трепет быстро сменился восторгом. Я услышала, как Эмерсон задержал дыхание, и почти ощутила, как вздулись от напряжения его мышцы. Медленно, дюйм за дюймом, я приближалась к краю проема. Это напоминало полет. Никогда прежде я не испытывала ничего чудеснее.
Я боялась запрокинуть голову и посмотреть вверх: малейшее движение могло нарушить хрупкое равновесие. Но вот руки Эмерсона замерли, а под моими вытянутыми пальцами был все тот же холодный гладкий камень. Эмерсон издал вопросительный хрип. Я подняла взгляд.
– Три дюйма, Эмерсон. Ты можешь...
– Нет.
– Тогда опусти меня. Придется придумать что-то другое.
Путь вниз был значительно менее приятным. Когда мои ноги благополучно коснулись плеч супруга, я без сил прислонилась к стене. И правильно сделала, поскольку Эмерсон вдруг пошатнулся и мы оба едва не полетели вниз.
– Прости, Пибоди. Судорога.
– Неудивительно, дорогой. Дальше я сама спущусь.
Он нашел силы рассмеяться:
– Нет уж, я до конца исполню роль святого Христофораи отнесу тебя к саркофагу. Садись мне на плечи.
Эмерсон доставил меня обратно и тоже забрался на саркофаг. Несколько минут мы сидели бок о бок, легкомысленно болтая ногами и пытаясь отдышаться.
– Эмерсон, коробок со спичками еще при тебе?
– Можешь не сомневаться, Пибоди. Эта маленькая жестяная коробочка сейчас для нас дороже золота.
– Тогда дай мне, я положу ее к себе в карман. Он застегивается на пуговицу. И если ты не против, давай задуем свечу. Видишь ли, она единственная.
Эмерсон мрачно кивнул. Нас окутала темнота. Эмерсон обнял меня, и я положила голову ему на плечо. Некоторое время мы молчали. Затем замогильный голос произнес:
– Мы умрем в объятиях друг друга, Пибоди.
На редкость ободряющая мысль.
– Чепуха, Эмерсон. Не будем терять надежду. Мы еще не начали сражаться, как сказал один из книжных героев.
– Кто именно?
– Какая разница.
– Но если уж нам суждено умереть, то я хочу сделать это в твоих объятиях.
– Я тоже, дорогой мой Эмерсон, но позже. Пока умирать я не собираюсь. Давай-ка пораскинем мозгами, не найдется ли какой-нибудь выход.
– Надежда умирает последней! – провозгласил Эмерсон.
– Не надо поддерживать мой дух банальностями. Честно говоря, меня удивляет, почему похитители бросили нас сюда, вместо того чтобы убить в пустыне. Закопали бы наши хладные тела, их вовек никто бы не нашел. Правда, негодяи знали, что шансы на спасение почти равны нулю. Они не вернутся. Что касается помощи, то, насколько мне известно, ни один археолог не сумел пока обнаружить вход. Мерзавцы завалят камнями дыру, и мсье де Морган вряд ли ее найдет. Да он и не будет искать. Никому ведь и в голову не придет, что мы замурованы в недрах Черной пирамиды.
– Что верно, то верно – глупец де Морган дальше своего носа не видит, а уж отыскать вход – куда ему. Знаешь, Пибоди, я и в самом деле не прочь умереть в твоих объятиях, но, боюсь, это будет не так-то просто: слишком ты беспокойная. Ну скажи, почему ты непрерывно елозишь, словно одержима пляской святого Витта?
Этот нелепый вопрос я оставила без внимания.
– Как бы то ни было, не стоит рассчитывать на помощь извне... Придумала! Нам нужна подставка! Всего каких-то три дюйма, Эмерсон! Это же пустяк.
– Легко сказать – подставка. Саркофаг мы не сдвинем. Он небось тонну весит.
– Думаю, даже больше. А крышка не меньше нескольких сотен фунтов. Нет, они не подходят. А вдруг здесь есть что-то еще? Под этой грязью что угодно может скрываться. Удобная каменная скамеечка или ящик для благовоний. Да мало ли!
– Что ж, поищем, – согласился Эмерсон. – Но сначала давай обсудим другие возможности.
– Например, еще один вход? Ты прав. Жаль, что потолок находится так высоко. Света одной свечи недостаточно, чтобы исследовать все подозрительные трещины и впадины.
– В любом случае мы знаем, что на уровне пола проемов нет, иначе здесь не плескалась бы эта вонючая лужа.
Мы затихли, размышляя. Наконец Эмерсон усмехнулся.
– Питри лопнет от зависти! Если помнишь, он наткнулся на что-то подобное в Хаваре. Еще похвалялся тогда, что вычистил всю камеру, бродя по колено в воде и запихивая добычу босыми ногами в самый обычный совок для мусора.
– Ага, он нашел несколько прекрасных вещей! – подхватила я. – Резной каменный алтарь принцессы Птахнеферу...
– Отличная подставка вышла бы.
– А еще там были огромные гипсовые блюда и чаши... Только подумай, Эмерсон, какие сокровища могут здесь скрываться!
– Ну-ну, Пибоди, не входи в раж, нам сейчас не до археологии. Даже если... – Он испустил тяжкий вздох. – Даже если выберемся отсюда, все равно никто не даст порыться в этой пирамиде. Вотчина де Моргана.
– Уверена, он не станет возражать, если, отыскивая выход, мы сделаем несколько грандиозных открытий! Разве не в этом заключается наша главная цель – найти выход? Вот только мой блокнот размок... Зато линейка в целости и сохранности. Если попадется что-нибудь интересное, сможем измерить.
– Ты самая замечательная женщина на свете, Пибоди! Мало кто, будь то мужчина или женщина, сможет думать о научных открытиях, когда нужно думать о спасении собственной шкуры.
Я почувствовала, как щеки заливает румянец удовольствия. Дождаться такой похвалы от Эмерсона – великая честь.
– Спасибо, дорогой. Разрешишь ответный комплимент?
– С удовольствием, но потом, в более приятной обстановке. А пока давай еще раз обсудим, что же мы можем сделать...
И тут случилось нечто такое, от чего я едва не свалилась в воду. В кромешной тьме мелькнула тень. Уж не тронулась ли я умом?! Нет, это и впрямь свет... точнее, намек на свет. В глубоком мраке что-то происходило. Темнота была столь густая, что казалось, она давит на глазные яблоки, но где-то в ее чреве зарождалось свечение. Я поежилась. Ничего хорошего ждать не приходилось. Должно быть, грабители решили вернуться и прикончить нас...
Бледное свечение становилось все ярче и ярче. Оно шло с той стороны, где находился проем. Я ущипнула Эмерсона и прошипела:
– Гляди!
– Вижу! – прошипел он в ответ. – Быстро, Пибоди, в воду.
Он беззвучно соскользнул с саркофага. Я последовала за ним, Эмерсон поймал меня на лету.
– Ты думаешь, это возвращаются негодяи? – выдохнула я.
– Больше некому. Прячься за саркофаг, Пибоди. И ни звука!
Послышался тихий плеск – это Эмерсон двинулся куда-то в сторону. Объяснять он ничего не стал, да это и не требовалось: мы понимали друг друга без слов. Одно из двух: либо бандиты вернулись убедиться, что мы благополучно скончались, либо решили развлечься, наблюдая за нашими предсмертными муками. И если они нас не обнаружат, то наверняка спустятся вниз, чтобы найти наши тела. И вот тогда у нас появится шанс!
Я спряталась за каменным саркофагом, готовая в любой момент броситься Эмерсону на помощь.
Проем уже сиял желтым светом. На его фоне появился силуэт. Я не видела Эмерсона, но знала, что он притаился у стены под проемом. Мои пальцы сжали рукоятку ножа.
И тут... Честно говоря, я до сих пор не могу опомниться от изумления... Столь невероятный поворот событий не привиделся бы даже в самом разнузданном сне.
В абсолютной тишине послышался тихий голос. И звал голос меня. Все бы ничего, вот только так обращается ко мне лишь один-единственный человек в целом мире. Мое изумление было столь велико, что, забыв об осторожности, я вскочила и треснулась головой о край саркофага. Перед глазами вспыхнули искры. Я покачнулась, попыталась удержать равновесие... Свет внезапно погас, и темноту пронзил полный ужаса вопль. В следующую секунду неподалеку от меня раздался плеск.
Моим первым побуждением было ринуться вперед, но разум, как обычно, возобладал. По плеску и тяжелому дыханию я поняла, что Эмерсон шарит в воде и моя помощь будет лишь помехой. Мне тоже нашлось занятие: трясущимися пальцами я выковыряла из кармана непромокаемую коробку со спичками, зажгла свечу и укрепила ее на краю саркофага.
Эмерсон вынырнул из воды, встал на ноги и распрямился. В руках он держал что-то мокрое и неимоверно грязное. И живое. Я перевела дух и строго сказала:
– Рамсес, мне казалась, я предупреждала, чтобы ты никогда не входил внутрь пирамиды.
Глава одиннадцатая
1
– Ты же говорила, что вместе с тобой и папой можно, – пропищал Рамсес.
– Да, говорила. Но это иезуитский довод, Рамсес. Придется в ближайшем будущем провести с тобой беседу. Тем не менее твой поступок благороден, а намерения похвальны... Эмерсон, отпусти же его наконец и перестань сюсюкать.
Эмерсон замолчал на полуслове.
– Если отпущу, его рот окажется под водой.
– Да? Тогда посади на саркофаг.
Рамсеса усадили рядом со свечкой. Вид у него был неприглядный. С головы до ног нашего сына покрывал слой грязи. Но я видела его и в более жутких обличьях, так что особо не расстроилась.
– Твои намерения благородны, Рамсес, но должна заметить, что не очень-то разумно было прыгать.
– Я не прыгал, мамочка, я поскользнулся. Я принес веревку и хотел зацепить ее за что-нибудь, но...
– Понятно. Но если веревка при тебе, то нам от нее мало проку.
– Да, – вздохнул Рамсес и поник.
– Мальчик мой, мальчик мой, – скорбно сказал Эмерсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47