Ну, а после сегодняшних расследований я и вовсе стал крайне раздражителен. Я уж было решил, месье Воробейчик, что на сегодня со следствием покончено, — сказал Сантер, протягивая инспектору руку.
— Ну что вы! Можете называть меня просто месье Ванс! — ответил полицейский с улыбкой. — А то, наверное, мое имя Воробейчик ассоциируется с кавказскими погребками!
Асунсьон радостно восприняла это рукопожатие. Она чувствовала в Воробейчике силу и боялась, как бы отношение Сантера не оттолкнуло его.
— Так вы, значит, утомлены расспросами? — задумчиво спросил детектив. — Знаете, я тоже устал от них и если бы я не опасался… — тут он в нерешительности замолчал.
— Продолжайте же! — настойчиво попросил Сантер.
— ... если бы я не опасался вызвать у вас воспоминания, тем более мучительные, — ведь они еще совсем свежие, то я бы не скрыл от вас своего желания отведать ваш коктейль...
Тут вмешалась Асунсьон:
— Мне тоже приходилось делать различные коктейли. Вы не боитесь попробовать напиток моего приготовления? Навеянный моим вдохновением.
— Ничто иное не было бы мне столь приятно, — заверил ее месье Ване с той же обворожительной улыбкой.
И ни его тон, ни его поведение не позволяли в этом усомниться.
«Странный тип, — подумал Сантер. — Что же могло задержать его здесь?»
А этот «странный тип» достал тем временем из кармана серебряный портсигар с монограммой из букв
Y Y и Y, раскрыв его, протянул Асунсьон и Сантеру.
— А между нами говоря, что вы думаете об этом рыжем дьяволе?
— Однако... — начал было Сантер.
— Вы, конечно же, как и я, считаете его появление мифом, обманом зрения?
— Я хотел сказать...
— Что ж, вас не обвинишь в ошибочности... Это действительно миф! Грубый, но действующий безотказно.
Сантер ошеломленно смотрел на него.
— Вот он, этот ваш рыжий! — сказал месье Ванс в заключение, доставая из кармана пиджака очки с дымчатыми стеклами. — По крайней мере, его часть.
— Где вы это нашли?
— В его номере, в гостинице.
Удивление Сантера росло с каждой минутой.
— Но ведь полицейский, осматривавший номер, не нашел там ровным счетом ничего!
— Черт возьми! Я успел побывать там ещё до него, потому что я предпочитаю осматривать все сам лично. Я отношусь к этому непринужденно, и, вместе с тем, недоверчиво! Заметьте, что одной этой находки вполне достаточно для того, чтобы развеять этот мифический образ.
— Почему?
— Вы можете себе представить убийцу, который носит темные очки и имеет рыжую бороду?.. Да его засекли бы на первом же углу. Следовательно, все это — камуфляж, и вот тому доказательства: человек, носящий очки, человек, которому они необходимы для того, чтобы хорошо видеть, не станет забывать их в гостинице, особенно при известных вам обстоятельствах. Я, к примеру, близорук, однако не настолько, чтобы постоянно носить очки. Тем не менее, они всегда при мне...
— С этими словами месье Ванс достал из верхнего кармана пиджака очки в роговой оправе.
— ...и без них я никуда. Вывод: человек, которого мы разыскиваем, в очках не нуждается и, вероятнее всего, бороды не носит. Бородатый человек, принявший решение в один прекрасный день начать карьеру преступника, прежде всего позаботился бы о том, чтобы сбрить бороду, тем более рыжую.
— Но, в таком случае, для чего весь этот камуфляж? — спросил Сантер. — Ведь если следовать вашим рассуждениям, он может предназначаться лишь для того, чтобы скорее его найти.
— Вероятно, — ответил месье Ване, — он желает быть замеченным!
Повернувшись к Сантеру спиной, месье Ване направился к спальне:
— Так, значит, мадам, нападение на вас было совершено в момент, когда вы входили в спальню?
Оставив стаканы для приготовления коктейлей, Асунсьон подошла к месье Вансу.
— Совершенно верно.
— А вот эта дверь, выходящая на лестничную клетку, была открыта?
— Кажется, она была открыта, но я в этом не уверена, точно я не помню...
— Выходит, человек, напавший на вас, мог находиться только в этом месте? Инспектор указал на угол, образованный стеклянной дверью, ведущей в гостиную, и дверью на лестничную клетку.
— Возможно...
— Не возможно, а именно так оно и было! — уверенно сказал месье Ванс и, задумчиво посмотрев на кровать, добавил, обращаясь к Сантеру: — Думаю, что к этой старинной кровати полагается еще и парчевое одеяло из шелка, украшенное золотой вышивкой или же что-нибудь в таком духе?
Этот вопрос, казалось, был неожиданностью для Сантера и прежде, чем ответить на него, он растерянно посмотрел сперва на Асунсьон, а затем перевел взгляд на кровать.
— Совершенно верно. Однако... я не понимаю, куда оно могло подеваться это одеяло...
— Так вы хотите сказать, что оно исчезло? Должно быть, одеяло было испачкано кровью и следователь решил...
— Но следователь ничего не сказал мне об этом. А я совершенно забыл об этой детали и, если бы вы об этом не заговорили...
— Вероятно, человек, похитивший тело вашего друга, завернул его в это одеяло...
Когда Асунсьон подала коктейли, месье Ванс обратился к Сантеру с очередным вопросом:
— Возвращаясь домой вместе с доктором, вы, вероятно, решили подняться лифтом, полагая, что так будет быстрее?
— Да, мы действительно вначале сделали попытку подняться лифтом, но поскольку он не работал, нам пришлось подниматься пешком.
— То, что он не работает, вы обнаружили только по возвращении или же он был испорчен еще с утра?
— Я обнаружил это лишь по возвращении, однако, не исключено, что он не работал весь день. Об этом можно справиться у консьержа.
— Вы правы, — сказал месье Ванс.
С коктейлем в руке он подошел к окну и заметил:
— А этот бородач — меткий стрелок... Лихой и меткий. Не могли бы вы, месье Сантер, предоставить мне образец вашего почерка, равно как и образцы почерков ваших друзей? А у вас, мадам, не найдется ли пары строчек, написанных вашей рукой?..
Без лишних вопросов Асунсьон протянула ему визитную карточку, на которой было написано несколько слов благодарности в чей-то адрес и которую она не успела отослать. Сантер же, роясь в ящиках секретера, не смог удержаться от вопроса:
— Вы что, коллекционируете автографы месье Ванс?
— Да, и уже успел собрать с полдюжины, автографов знаменитых преступников, — ловко парировал инспектор. — А это вещи господ Намотта и Жернико?
— Это вещи только месье Намотта, потому что вещи месье Жернико забрал с собой месье Воглер. Кажется, для тщательного досмотра.
— Если вы не против, мне бы хотелось как-нибудь вместе с вами осмотреть вещи месье Намотта.
— Я не против, только предупредите меня заранее, когда захотите это сделать, потому что я на несколько дней перееду в гостиницу «Титаник».
— Вот как! — ответил Воробейчик, который, казалось, думал о чем-то постороннем.
И, действительно, через некоторое время он спросил:
— Очевидно, связаться с вашими друзьями Тиньолем и Гриббом сейчас не представляется возможным?
— В данный момент это совершенно исключено. У меня не было от них никаких известий с того самого дня, когда... Да что я говорю! Вот уже пять лет, как я о них ровным счетом ничего не слышал! Мне неизвестно, где они находятся в данный момент и когда прибудут сюда.
Месье Ване погасил сигарету.
— Да! Вот в чем вся загвоздка! Они не смогут защититься...
И даже не пытаясь продолжить свои объяснения, он лишь кивнул на прощание головой и закрыл за собой дверь.
— Мадре миа! — воскликнула Асунсьон. — Он даже не притронулся к своему коктейлю. — Она посчитала это плохим предзнаменованием.
Глава IX
Двое мужчин и одна женщина
Перед ними простиралась спокойная гладь озера. Они сидели одни на террасе ресторана за маленьким столиком накрытым бело-голубой скатертью. На середине стола в хрустальном фужере стояла ярко-красная, полностью распустившаяся гвоздика. Для того, чтобы посетители, сидящие на террасе, лучше чувствовали близость к природе, метрдотель приглушил радио, связывающее это место с внешним миром. Парк открывался во всем своем величии, а плавающие по озеру лебеди друг за дружкой направлялись к своему пристанищу, оставляя на воде изумрудные и цвета слоновой кости борозды.
— Это первое воскресенье сентября, — произнес Сантер.
Осторожно взяв фужер с цветком, он переставил его на другой столик, поскольку гвоздика мешала ему хорошо видеть Асунсьон.
Молодая женщина была одета в платье свободного покроя темно-фиолетового цвета с большим кружевным жабо. На левой стороне платья сверкала бриллиантовая брошь. На безымянном пальце было кольцо с миндального цвета ониксом, вправленным в платину. Черные густые волосы, ниспадающие на плечи из-под белой шляпы, почти по-монашески аскетичное строгое платье, кожа цвета охры, жабо из тонких кружев, ее украшения — все это выглядело столь гармонично, что глядя на нее, именно на нее, а не на озеро, над которым стояла дымка, и не на, парк, окрасившийся в пастельные тона лучами заходящего солнца, Сантер произнес:
— Это первое воскресенье сентября...
«Что за странное создание эта женщина, — подумал он. — Эта уроженка Сеговии, со спокойным, несколько уставшим голосом, суеверие которой не имело себе равных, которая два года прождала человека, с которым и знакома-то была всего каких-нибудь два часа или что-то вроде этого и которая при его исчезновении не проронила ни слезинки! Какие мысли прятались за этим гладким, словно отполированным несколько низким лбом, придающим ее лицу столько энергии и силы? На какие поступки могла толкнуть ее та решительность, которая читалась в изгибе бровей и складке губ? На что могла пойти эта женщина, испытывая любовь или ненависть?...»
— «Я люблю ее! Я люблю ее!» — в сотый раз за сегодняшний вечер повторил про себя Сантер. Он все отдал бы за возможность сказать ей об этом. Однако, перед ее загадочным взглядом он тушевался и терял себя. Один неуместный вопрос, одно признание — и Асунсьон может прервать эти столь дорогие ему минуты их встреч, во время которых Сантер мог надеяться, что их сердца бьются в такт, и во время которых он мог утешать себя важнейшей, горячей надеждой. И вот, всякий раз, порываясь сказать ей о своей любви, он начинал сперва колебаться, а затем и вовсе раздумывал.
Но при словах: «Это первое воскресенье сентября» Асунсьон обратила к нему свой красивый серьезный взгляд и отрешенно, словно из глубины своих мыслей, которые он не потревожил, а напротив, сделал более определенными, улыбнулась. Вот тогда-то, осмелев, Сантер взял Асунсьон за руку.
— Посмотрите... — сказал он, — сделав жест рукой в сторону уснувшего парка. — Чем это хуже Бермудских островов?
Она склонила голову, а он подумал, что она просто не хочет, чтобы он видел ее глаза, в которых он мог бы прочесть свою победу и уверовать в нее. Тогда он еще крепче сжал руку молодой женщины и с пересохшим от волнения горлом принялся подыскивать слова, которые бы помогли ему окончательно найти путь к ее сердцу.
Она все же первой нарушила тишину:
— Как же это ужасно, что мы до сих пор ничего не знаем о судьбе Марселя! Мы ведь даже не знаем, жив
ли он еще!,.
Выдержав паузу, Сантер неохотно ответил:
— Этот Воробейчик не вызывает у меня ни малейшего доверия. Он до сих пор ничего не узнал...
— Откуда вам это известно? Он не из тех людей, которые трубят обо всех своих открытиях.
— Но он до сих пор не выяснил даже то, каким образом было похищено тело Марселя. Консьерж говорит, что ничего не видел, а...
...а лифт ведь не работал. Вы можете себе представить, каким образом этот рыжий снес бы Марселя на плечах вниз по лестнице? Даже если это ему удалось, то, выйдя на улицу, он просто не мог бы не привлечь внимания! Все-таки не так-то просто разгуливать по улицам, пусть даже ночью, с окровавленным телом на плечах!
— Но ведь... — возразила Асунсьон, водя ногтем по скатерти, — у черного хода его могла поджидать машина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Ну что вы! Можете называть меня просто месье Ванс! — ответил полицейский с улыбкой. — А то, наверное, мое имя Воробейчик ассоциируется с кавказскими погребками!
Асунсьон радостно восприняла это рукопожатие. Она чувствовала в Воробейчике силу и боялась, как бы отношение Сантера не оттолкнуло его.
— Так вы, значит, утомлены расспросами? — задумчиво спросил детектив. — Знаете, я тоже устал от них и если бы я не опасался… — тут он в нерешительности замолчал.
— Продолжайте же! — настойчиво попросил Сантер.
— ... если бы я не опасался вызвать у вас воспоминания, тем более мучительные, — ведь они еще совсем свежие, то я бы не скрыл от вас своего желания отведать ваш коктейль...
Тут вмешалась Асунсьон:
— Мне тоже приходилось делать различные коктейли. Вы не боитесь попробовать напиток моего приготовления? Навеянный моим вдохновением.
— Ничто иное не было бы мне столь приятно, — заверил ее месье Ване с той же обворожительной улыбкой.
И ни его тон, ни его поведение не позволяли в этом усомниться.
«Странный тип, — подумал Сантер. — Что же могло задержать его здесь?»
А этот «странный тип» достал тем временем из кармана серебряный портсигар с монограммой из букв
Y Y и Y, раскрыв его, протянул Асунсьон и Сантеру.
— А между нами говоря, что вы думаете об этом рыжем дьяволе?
— Однако... — начал было Сантер.
— Вы, конечно же, как и я, считаете его появление мифом, обманом зрения?
— Я хотел сказать...
— Что ж, вас не обвинишь в ошибочности... Это действительно миф! Грубый, но действующий безотказно.
Сантер ошеломленно смотрел на него.
— Вот он, этот ваш рыжий! — сказал месье Ванс в заключение, доставая из кармана пиджака очки с дымчатыми стеклами. — По крайней мере, его часть.
— Где вы это нашли?
— В его номере, в гостинице.
Удивление Сантера росло с каждой минутой.
— Но ведь полицейский, осматривавший номер, не нашел там ровным счетом ничего!
— Черт возьми! Я успел побывать там ещё до него, потому что я предпочитаю осматривать все сам лично. Я отношусь к этому непринужденно, и, вместе с тем, недоверчиво! Заметьте, что одной этой находки вполне достаточно для того, чтобы развеять этот мифический образ.
— Почему?
— Вы можете себе представить убийцу, который носит темные очки и имеет рыжую бороду?.. Да его засекли бы на первом же углу. Следовательно, все это — камуфляж, и вот тому доказательства: человек, носящий очки, человек, которому они необходимы для того, чтобы хорошо видеть, не станет забывать их в гостинице, особенно при известных вам обстоятельствах. Я, к примеру, близорук, однако не настолько, чтобы постоянно носить очки. Тем не менее, они всегда при мне...
— С этими словами месье Ванс достал из верхнего кармана пиджака очки в роговой оправе.
— ...и без них я никуда. Вывод: человек, которого мы разыскиваем, в очках не нуждается и, вероятнее всего, бороды не носит. Бородатый человек, принявший решение в один прекрасный день начать карьеру преступника, прежде всего позаботился бы о том, чтобы сбрить бороду, тем более рыжую.
— Но, в таком случае, для чего весь этот камуфляж? — спросил Сантер. — Ведь если следовать вашим рассуждениям, он может предназначаться лишь для того, чтобы скорее его найти.
— Вероятно, — ответил месье Ване, — он желает быть замеченным!
Повернувшись к Сантеру спиной, месье Ване направился к спальне:
— Так, значит, мадам, нападение на вас было совершено в момент, когда вы входили в спальню?
Оставив стаканы для приготовления коктейлей, Асунсьон подошла к месье Вансу.
— Совершенно верно.
— А вот эта дверь, выходящая на лестничную клетку, была открыта?
— Кажется, она была открыта, но я в этом не уверена, точно я не помню...
— Выходит, человек, напавший на вас, мог находиться только в этом месте? Инспектор указал на угол, образованный стеклянной дверью, ведущей в гостиную, и дверью на лестничную клетку.
— Возможно...
— Не возможно, а именно так оно и было! — уверенно сказал месье Ванс и, задумчиво посмотрев на кровать, добавил, обращаясь к Сантеру: — Думаю, что к этой старинной кровати полагается еще и парчевое одеяло из шелка, украшенное золотой вышивкой или же что-нибудь в таком духе?
Этот вопрос, казалось, был неожиданностью для Сантера и прежде, чем ответить на него, он растерянно посмотрел сперва на Асунсьон, а затем перевел взгляд на кровать.
— Совершенно верно. Однако... я не понимаю, куда оно могло подеваться это одеяло...
— Так вы хотите сказать, что оно исчезло? Должно быть, одеяло было испачкано кровью и следователь решил...
— Но следователь ничего не сказал мне об этом. А я совершенно забыл об этой детали и, если бы вы об этом не заговорили...
— Вероятно, человек, похитивший тело вашего друга, завернул его в это одеяло...
Когда Асунсьон подала коктейли, месье Ванс обратился к Сантеру с очередным вопросом:
— Возвращаясь домой вместе с доктором, вы, вероятно, решили подняться лифтом, полагая, что так будет быстрее?
— Да, мы действительно вначале сделали попытку подняться лифтом, но поскольку он не работал, нам пришлось подниматься пешком.
— То, что он не работает, вы обнаружили только по возвращении или же он был испорчен еще с утра?
— Я обнаружил это лишь по возвращении, однако, не исключено, что он не работал весь день. Об этом можно справиться у консьержа.
— Вы правы, — сказал месье Ванс.
С коктейлем в руке он подошел к окну и заметил:
— А этот бородач — меткий стрелок... Лихой и меткий. Не могли бы вы, месье Сантер, предоставить мне образец вашего почерка, равно как и образцы почерков ваших друзей? А у вас, мадам, не найдется ли пары строчек, написанных вашей рукой?..
Без лишних вопросов Асунсьон протянула ему визитную карточку, на которой было написано несколько слов благодарности в чей-то адрес и которую она не успела отослать. Сантер же, роясь в ящиках секретера, не смог удержаться от вопроса:
— Вы что, коллекционируете автографы месье Ванс?
— Да, и уже успел собрать с полдюжины, автографов знаменитых преступников, — ловко парировал инспектор. — А это вещи господ Намотта и Жернико?
— Это вещи только месье Намотта, потому что вещи месье Жернико забрал с собой месье Воглер. Кажется, для тщательного досмотра.
— Если вы не против, мне бы хотелось как-нибудь вместе с вами осмотреть вещи месье Намотта.
— Я не против, только предупредите меня заранее, когда захотите это сделать, потому что я на несколько дней перееду в гостиницу «Титаник».
— Вот как! — ответил Воробейчик, который, казалось, думал о чем-то постороннем.
И, действительно, через некоторое время он спросил:
— Очевидно, связаться с вашими друзьями Тиньолем и Гриббом сейчас не представляется возможным?
— В данный момент это совершенно исключено. У меня не было от них никаких известий с того самого дня, когда... Да что я говорю! Вот уже пять лет, как я о них ровным счетом ничего не слышал! Мне неизвестно, где они находятся в данный момент и когда прибудут сюда.
Месье Ване погасил сигарету.
— Да! Вот в чем вся загвоздка! Они не смогут защититься...
И даже не пытаясь продолжить свои объяснения, он лишь кивнул на прощание головой и закрыл за собой дверь.
— Мадре миа! — воскликнула Асунсьон. — Он даже не притронулся к своему коктейлю. — Она посчитала это плохим предзнаменованием.
Глава IX
Двое мужчин и одна женщина
Перед ними простиралась спокойная гладь озера. Они сидели одни на террасе ресторана за маленьким столиком накрытым бело-голубой скатертью. На середине стола в хрустальном фужере стояла ярко-красная, полностью распустившаяся гвоздика. Для того, чтобы посетители, сидящие на террасе, лучше чувствовали близость к природе, метрдотель приглушил радио, связывающее это место с внешним миром. Парк открывался во всем своем величии, а плавающие по озеру лебеди друг за дружкой направлялись к своему пристанищу, оставляя на воде изумрудные и цвета слоновой кости борозды.
— Это первое воскресенье сентября, — произнес Сантер.
Осторожно взяв фужер с цветком, он переставил его на другой столик, поскольку гвоздика мешала ему хорошо видеть Асунсьон.
Молодая женщина была одета в платье свободного покроя темно-фиолетового цвета с большим кружевным жабо. На левой стороне платья сверкала бриллиантовая брошь. На безымянном пальце было кольцо с миндального цвета ониксом, вправленным в платину. Черные густые волосы, ниспадающие на плечи из-под белой шляпы, почти по-монашески аскетичное строгое платье, кожа цвета охры, жабо из тонких кружев, ее украшения — все это выглядело столь гармонично, что глядя на нее, именно на нее, а не на озеро, над которым стояла дымка, и не на, парк, окрасившийся в пастельные тона лучами заходящего солнца, Сантер произнес:
— Это первое воскресенье сентября...
«Что за странное создание эта женщина, — подумал он. — Эта уроженка Сеговии, со спокойным, несколько уставшим голосом, суеверие которой не имело себе равных, которая два года прождала человека, с которым и знакома-то была всего каких-нибудь два часа или что-то вроде этого и которая при его исчезновении не проронила ни слезинки! Какие мысли прятались за этим гладким, словно отполированным несколько низким лбом, придающим ее лицу столько энергии и силы? На какие поступки могла толкнуть ее та решительность, которая читалась в изгибе бровей и складке губ? На что могла пойти эта женщина, испытывая любовь или ненависть?...»
— «Я люблю ее! Я люблю ее!» — в сотый раз за сегодняшний вечер повторил про себя Сантер. Он все отдал бы за возможность сказать ей об этом. Однако, перед ее загадочным взглядом он тушевался и терял себя. Один неуместный вопрос, одно признание — и Асунсьон может прервать эти столь дорогие ему минуты их встреч, во время которых Сантер мог надеяться, что их сердца бьются в такт, и во время которых он мог утешать себя важнейшей, горячей надеждой. И вот, всякий раз, порываясь сказать ей о своей любви, он начинал сперва колебаться, а затем и вовсе раздумывал.
Но при словах: «Это первое воскресенье сентября» Асунсьон обратила к нему свой красивый серьезный взгляд и отрешенно, словно из глубины своих мыслей, которые он не потревожил, а напротив, сделал более определенными, улыбнулась. Вот тогда-то, осмелев, Сантер взял Асунсьон за руку.
— Посмотрите... — сказал он, — сделав жест рукой в сторону уснувшего парка. — Чем это хуже Бермудских островов?
Она склонила голову, а он подумал, что она просто не хочет, чтобы он видел ее глаза, в которых он мог бы прочесть свою победу и уверовать в нее. Тогда он еще крепче сжал руку молодой женщины и с пересохшим от волнения горлом принялся подыскивать слова, которые бы помогли ему окончательно найти путь к ее сердцу.
Она все же первой нарушила тишину:
— Как же это ужасно, что мы до сих пор ничего не знаем о судьбе Марселя! Мы ведь даже не знаем, жив
ли он еще!,.
Выдержав паузу, Сантер неохотно ответил:
— Этот Воробейчик не вызывает у меня ни малейшего доверия. Он до сих пор ничего не узнал...
— Откуда вам это известно? Он не из тех людей, которые трубят обо всех своих открытиях.
— Но он до сих пор не выяснил даже то, каким образом было похищено тело Марселя. Консьерж говорит, что ничего не видел, а...
...а лифт ведь не работал. Вы можете себе представить, каким образом этот рыжий снес бы Марселя на плечах вниз по лестнице? Даже если это ему удалось, то, выйдя на улицу, он просто не мог бы не привлечь внимания! Все-таки не так-то просто разгуливать по улицам, пусть даже ночью, с окровавленным телом на плечах!
— Но ведь... — возразила Асунсьон, водя ногтем по скатерти, — у черного хода его могла поджидать машина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21