прочное, массивное дерево. Молодой инспектор украдкой огляделся по сторонам. Никто на него не смотрел. Он поднял руку над столом сантиметров на десять и ударил. Никакого эффекта. Правда, стаканы и бутылки разлетелись уже до этого, но стол даже не дрогнул. От такого удара пиво не выплеснулось бы на костюм. Куяма ударил снова, подняв руку чуть выше. Результат был тот же самый. Куяму охватила ярость. Вскинув руку, он со всей силой стукнул по столу и на сей раз достиг определенного результата. Громкий вопль боли привлек всеобщее внимание, и сочувствующие люди столпились вокруг Куямы. Официант принес мокрую повязку для компресса. Некоторые доказывали, что в таких случаях пиво — наивернейшее средство. Прошло минут десять, прежде чем детективы смогли вернуться к работе. Куяма чувствовал, как распухает и болезненно пульсирует под компрессом рука. На миг его охватило сомнение: где уж им отыскать этого дерзкого, хладнокровного профессионального убийцу.
— Прошу меня простить, — в этот момент тихо проговорил Дэмура. — Это была моя вина, нельзя было прерывать вас. К фактам мы вернемся попозже, а сейчас продолжайте, пожалуйста.
Обычно такие церемонные извинения раздражали Куяму, но сейчас они были ему приятны. Он продолжил, как ни в чем не бывало:
— Остановимся на Фукиде. Не станем даже обсуждать, насколько весомы его основания желать гибели Адзато. Я хотел бы знать, по силам ли ему убийство.
— Да. Я полагаю, по силам. — Дэмура задумался. Странным образом до сих пор он практически не принимал в расчет Фукиду, хотя с первого же момента распознал в нем искушенного мастера каратэ, а после того как он увидел Фукиду в поединке с телохранителем, это убеждение еще более окрепло. Должно быть, Дэмура старался отвести от него подозрения, потому что парень этот ему симпатичен. Да, несмотря на участие в фильмах, на использование каратэ, как средства заработать деньги, Фукида ему нравился. Он уже готов был рассказать об той своей симпатии Куяме, когда неожиданная мысль пронзила его мозг. Но ведь и к неведомому убийце он испытывал точно такое же странное, двойственное чувство — смесь ненависти и почтения. Мог ли быть Фукида этим человеком в маске, которого он видел в фильме? Над этим вопросом следовало подумать.
— Фукида достаточно хороший мастер, — как бы размышляя вслух, произнес Дэмура. — А точнее говоря, очень хороший. Но у меня такое впечатление, что убийца проходил иную школу каратэ, ту же самую, что и я, — школу Сюри той поры, когда еще не было деления на стили. Фукида изучал кэмпо — японизированный вариант шаолиньского бокса. Правда… — ему вспомнилась характеристика Фукиды, данная Сираи. — Правда, он обучался вадо-рю.
— А что это такое?
— Один из популярных стилей. Он возник в результате развития Сетокана, который, в свою очередь, восходит к древнему окинавскому каратэ из округа Сюри. — Дэмура открыл глаза, пытаясь воспроизвести в памяти детали боя Фукиды.
— Возможна ли в принципе такая вещь: мастер намеренно меняет манеру боя, чтобы сбить с толку зрителей?
— Безусловно, возможна. В особенности, если речь идет о таком мастере, как Фукида, который уже в силу своей профессии должен в совершенстве владеть различными видами каратэ. Но это, когда дело касается игры в кино. А в поединке не на жизнь, а на смерть, и с серьезным противником… тут уж не до нарочитого смешения стилей. Я видел Фукиду в деле и все же… все же затрудняюсь ответить со всей определенностью.
— Понятно. — Куяма не стал анализировать сомнения, раздиравшие душу Дэмуры, мысленно подведя итог рассуждениям: по мнению эксперта, Фукиде под силу было совершить это преступление. Мотив? Он лежит на поверхности: ищи женщину! Отсюда намечался логический переход к семейству Харрисов.
— Следующая кандидатура — писатель Эдди Харрис. Мотивов для убийства я не вижу, да, кстати сказать, — по моему, такая работа ему не по плечу. — Куяма из вежливости сделал паузу, чтобы Дэмура мог вставить слово, несказанно удивился, когда старик воспользовался предоставленной ему возможностью.
— Эдди Харрис выступал на состязаниях каратистов-профессионалов в 1970 году в Лос-Анджелесе. Одним из его противников был Джонни Адзато.
— Во-от как? И чем кончился поединок?
— Харрис проиграл и долгое время находился на волосок от смерти. Пришлось даже удалить одну почку.
— Ничего себе! Для мотива больше чем достаточно. Ну а что касается практического осуществления… отчего бы и не подыскать подходящего исполнителя?
— В самом деле, отчего бы и не подыскать? — Дэмура умолчал о том, что, на его взгляд, Харрис и поныне сохранил хорошую форму. А чего он стоит как боец, все равно предстоит решать ему, Дэмуре.
Еще какое-то время они перебирали киношников, каратистов, знакомых Адзато. Дэмура уже сделал знак официанту, что они хотят расплатиться, и тут Куяма вспомнил еще одного человека. Актер-толстячок, получивший главную роль в неоконченном фильме Адзато. Ему смерть Адзато открыла дорогу к блестящей карьере. Дэмура вежливо кивал головой, покуда Куяма не пересказал эпизод с репродуктором, сбитым с дерева. Равнодушное внимание собеседника в этот момент сменилось неподдельным интересом, и Куяма был уверен, что Дэмура в самое ближайшее время наведается на съемочную площадку.
Осоловелые от пива, они разошлись по домам. И все же Куяма долго не мог уснуть. Из головы не шел несчастный Эноеда и его неутешная вдова, неотступно преследовал строгий взгляд Шефа, снова и снова пытавшегося узнать, какое же задание он дал Эноеде и по какому праву, а когда ему удалось отогнать эти мучительные видения, им вновь овладело необъяснимое чувство, будто он уже напал на след, но прошел мимо убийцы, допустив какую-то оплошность…
Дэмура насильно заставил себя съесть бутерброд и сел к письменному столу, безо всякой нужды перекладывая разные бумаги, делая вид, будто работает, чтобы избежать разговоров с женой. Когда настала пора ложиться спать, он под каким-то предлогом задержался в кабинете. Распахнул окно, чтобы проветрить комнату, плавно опустился на корточки и закрыл глаза. Перед его мысленным взором, сменяя друг друга, проносились человеческие лица, фигуры, и чаще других мелькал человек в маске. Раз от раза он подходил все ближе, весь его облик был пронизан холодной жестокостью и грозной силой. Дэмура испытывал страх и почти физически ощущал мощь нацеленных в него ударов. Он все явственнее видел, как человек в маске налетает на него, круша его сопротивление. Наконец он овладел собой и как бы задержал кадр. Нападающий в маске вновь приблизился, однако воображаемый Дэмура стоял не дрогнув. Противники сшибались снова и снова, и схватка все чаще заканчивалась поражением незнакомца. Дэмура еще раз за разом одерживал верх, все более уверенной и четкой становилась его техника. К тому времени как он закончил медитацию, наступила полночь. Дэмура был весь потный, предельно измученный, каждая мышца его дрожала от напряжения, словно он и в самом деле провел тяжелый бой, зато душу его наполняло чувство уверенности в себе.
Куяма открыл глаза невыспавшийся, с головной болью. Отца уже не было дома. Может, сказаться больным и провести денек в постели? Конечно, Шефа это не обрадует, но с другой стороны, вряд ли он так уж жаждет сейчас лицезреть своего незадачливого протеже. Самое милое дело не показываться на глаза Шефу, пока нельзя будет похвалиться конкретными результатами. Господи, да где их взять, эти результаты?! И тут вдруг его осенило. Ведь он еще при чтении сценария принял определенное решение, а потом оно совершенно улетучилось из памяти, и, пытаясь вернуть утерянную мысль, он ощутил необычную боль; так «болит» у человека ампутированная рука или нога. Сонливость и дурное самочувствие как рукой сняло. Куяме казалось, что даже «гориллам» Маццони не удержать его в постели. Он умылся, но времени на завтрак пожалел. Машина — черный «ниссан-президент» — стояла в гараже, отец, судя по всему, отбыл на служебной. Куяма на какой-то миг заколебался. Он еще ни разу не брал отцовскую машину без спроса, но ведь рано или поздно должно же это случиться. Разумеется, отец другого мнения на этот счет, но если и брать машину, так именно в тот момент, когда первое серьезное дело в его практике вроде бы близится к развязке.
Он гнал машину по шоссе, направляясь к резиденции КМК. Куяме удалось полностью восстановить душевное равновесие. Утренний поток схлынул, дорога была относительно свободной. Машина слушалась малейшего движения водителя, и Куяма наслаждался ездой. Он вставил в магнитофон американскую кассету, и теперь ему казалось, будто вчерашний день — всего лишь дурной сон.
Он припарковал «ниссан» перед зданием офиса. Швейцар в униформе бросился стремглав, чтобы распахнуть дверцу. Вот что значит прибыть в роскошном черном лимузине. Кабинет директора-распорядителя помещался на третьем этаже. Куяма решил, что он достаточно глубоко проник в закулисные тайны КМК и кинопромышленности, чтобы позволить себе строить предположения. Директор наверняка окажется профессиональным менеджером, именно он представляет интересы Джонни Адзато и правления акционерного общества — этого скопища бездельников. При виде директора Куяма подумал, что не ошибся. Господин Миура казался типичным образчиком прилежного японца. Невысокого роста, в очках, учтивый, скромный. На таких вот трудягах и держатся заводы, конторы, акционерные общества. Такой господин Миура по пять лет не пользуется отпуском, а потом едет отдыхать в Европу. Дорвавшись до крепких европейских напитков, напивается допьяна, фотографирует всех своих спутников подряд, а те в свою очередь запечатлевают его, послушно таскается по всем музеям Парижа, а затем в Лидо, глотая слюнки, пожирает глазами обнаженных танцовщиц, похожих одна на другую как две капли воды. Конечно, в баре ему достается самое скверное место, а шампанское наливают из початой бутылки. И тут взгляд Куямы перешел на развешанные по стенам старые фотографии и афиши.
— Вас тогда и на свете не было, — директор приветливо улыбнулся. — Мое имя больше скажет вашим родителям.
Теперь и Куяма сообразил, что к чему. Ну, конечно же, это Сигэки Миура, прославленный киноактер довоенной Японии! Можно бы предположить, что эта легендарная личность давно уже перекочевала на страницы истории кино, и вот вам — неожиданная встреча в директорском офисе. Куяма и это воспринял как признак, что удача не покинет его сегодня. Стоит ему рассказать дома об этой встрече, и ему простят самовольство с машиной. Кто бы мог подумать, что этот невзрачный человечек в молодости был кумиром его матери!
Миура наслаждался, видя его смущением.
— Удивлены? Не вы первый…
— Не случайно люди удивляются. Вам бы заниматься искусством, а не в конторе… — Куяма запнулся. Он хотел сказать: «а не прозябать в конторе», однако, обведя взглядом кабинет, вынужден был признать, что не прав.
— Полно, мой друг! Надо уметь вовремя уйти. Я ведь выступал в амплуа первого любовника. Вы хоть представляете себе, что это значит? Если представляете, тогда хорошо. А теперь взгляните на меня и скажите: можете вы вообразить меня в роли первого любовника? Нет? Вот видите, поэтому я занимаюсь бизнесом, а не искусством.
— Гм… Вероятно, какого-то похожего решения ждали и от Адзато?
— Конечно. Правда, он еще не исчерпал своих возможностей. Ему просто надо было сделать передышку. Или изменить типаж… я уж не знаю. А вы, я слышал, расследуете дело о смерти несчастного Джонни?
— Да, — Куяма не сумел скрыть гордости. — Я хотел бы получить кое-какую информацию.
— Пожалуйста, — Миура королевским жестом обвел кабинет, словно желая сказать: все, что здесь есть, — к услугам полиции.
— Меня интересует вот какой вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Прошу меня простить, — в этот момент тихо проговорил Дэмура. — Это была моя вина, нельзя было прерывать вас. К фактам мы вернемся попозже, а сейчас продолжайте, пожалуйста.
Обычно такие церемонные извинения раздражали Куяму, но сейчас они были ему приятны. Он продолжил, как ни в чем не бывало:
— Остановимся на Фукиде. Не станем даже обсуждать, насколько весомы его основания желать гибели Адзато. Я хотел бы знать, по силам ли ему убийство.
— Да. Я полагаю, по силам. — Дэмура задумался. Странным образом до сих пор он практически не принимал в расчет Фукиду, хотя с первого же момента распознал в нем искушенного мастера каратэ, а после того как он увидел Фукиду в поединке с телохранителем, это убеждение еще более окрепло. Должно быть, Дэмура старался отвести от него подозрения, потому что парень этот ему симпатичен. Да, несмотря на участие в фильмах, на использование каратэ, как средства заработать деньги, Фукида ему нравился. Он уже готов был рассказать об той своей симпатии Куяме, когда неожиданная мысль пронзила его мозг. Но ведь и к неведомому убийце он испытывал точно такое же странное, двойственное чувство — смесь ненависти и почтения. Мог ли быть Фукида этим человеком в маске, которого он видел в фильме? Над этим вопросом следовало подумать.
— Фукида достаточно хороший мастер, — как бы размышляя вслух, произнес Дэмура. — А точнее говоря, очень хороший. Но у меня такое впечатление, что убийца проходил иную школу каратэ, ту же самую, что и я, — школу Сюри той поры, когда еще не было деления на стили. Фукида изучал кэмпо — японизированный вариант шаолиньского бокса. Правда… — ему вспомнилась характеристика Фукиды, данная Сираи. — Правда, он обучался вадо-рю.
— А что это такое?
— Один из популярных стилей. Он возник в результате развития Сетокана, который, в свою очередь, восходит к древнему окинавскому каратэ из округа Сюри. — Дэмура открыл глаза, пытаясь воспроизвести в памяти детали боя Фукиды.
— Возможна ли в принципе такая вещь: мастер намеренно меняет манеру боя, чтобы сбить с толку зрителей?
— Безусловно, возможна. В особенности, если речь идет о таком мастере, как Фукида, который уже в силу своей профессии должен в совершенстве владеть различными видами каратэ. Но это, когда дело касается игры в кино. А в поединке не на жизнь, а на смерть, и с серьезным противником… тут уж не до нарочитого смешения стилей. Я видел Фукиду в деле и все же… все же затрудняюсь ответить со всей определенностью.
— Понятно. — Куяма не стал анализировать сомнения, раздиравшие душу Дэмуры, мысленно подведя итог рассуждениям: по мнению эксперта, Фукиде под силу было совершить это преступление. Мотив? Он лежит на поверхности: ищи женщину! Отсюда намечался логический переход к семейству Харрисов.
— Следующая кандидатура — писатель Эдди Харрис. Мотивов для убийства я не вижу, да, кстати сказать, — по моему, такая работа ему не по плечу. — Куяма из вежливости сделал паузу, чтобы Дэмура мог вставить слово, несказанно удивился, когда старик воспользовался предоставленной ему возможностью.
— Эдди Харрис выступал на состязаниях каратистов-профессионалов в 1970 году в Лос-Анджелесе. Одним из его противников был Джонни Адзато.
— Во-от как? И чем кончился поединок?
— Харрис проиграл и долгое время находился на волосок от смерти. Пришлось даже удалить одну почку.
— Ничего себе! Для мотива больше чем достаточно. Ну а что касается практического осуществления… отчего бы и не подыскать подходящего исполнителя?
— В самом деле, отчего бы и не подыскать? — Дэмура умолчал о том, что, на его взгляд, Харрис и поныне сохранил хорошую форму. А чего он стоит как боец, все равно предстоит решать ему, Дэмуре.
Еще какое-то время они перебирали киношников, каратистов, знакомых Адзато. Дэмура уже сделал знак официанту, что они хотят расплатиться, и тут Куяма вспомнил еще одного человека. Актер-толстячок, получивший главную роль в неоконченном фильме Адзато. Ему смерть Адзато открыла дорогу к блестящей карьере. Дэмура вежливо кивал головой, покуда Куяма не пересказал эпизод с репродуктором, сбитым с дерева. Равнодушное внимание собеседника в этот момент сменилось неподдельным интересом, и Куяма был уверен, что Дэмура в самое ближайшее время наведается на съемочную площадку.
Осоловелые от пива, они разошлись по домам. И все же Куяма долго не мог уснуть. Из головы не шел несчастный Эноеда и его неутешная вдова, неотступно преследовал строгий взгляд Шефа, снова и снова пытавшегося узнать, какое же задание он дал Эноеде и по какому праву, а когда ему удалось отогнать эти мучительные видения, им вновь овладело необъяснимое чувство, будто он уже напал на след, но прошел мимо убийцы, допустив какую-то оплошность…
Дэмура насильно заставил себя съесть бутерброд и сел к письменному столу, безо всякой нужды перекладывая разные бумаги, делая вид, будто работает, чтобы избежать разговоров с женой. Когда настала пора ложиться спать, он под каким-то предлогом задержался в кабинете. Распахнул окно, чтобы проветрить комнату, плавно опустился на корточки и закрыл глаза. Перед его мысленным взором, сменяя друг друга, проносились человеческие лица, фигуры, и чаще других мелькал человек в маске. Раз от раза он подходил все ближе, весь его облик был пронизан холодной жестокостью и грозной силой. Дэмура испытывал страх и почти физически ощущал мощь нацеленных в него ударов. Он все явственнее видел, как человек в маске налетает на него, круша его сопротивление. Наконец он овладел собой и как бы задержал кадр. Нападающий в маске вновь приблизился, однако воображаемый Дэмура стоял не дрогнув. Противники сшибались снова и снова, и схватка все чаще заканчивалась поражением незнакомца. Дэмура еще раз за разом одерживал верх, все более уверенной и четкой становилась его техника. К тому времени как он закончил медитацию, наступила полночь. Дэмура был весь потный, предельно измученный, каждая мышца его дрожала от напряжения, словно он и в самом деле провел тяжелый бой, зато душу его наполняло чувство уверенности в себе.
Куяма открыл глаза невыспавшийся, с головной болью. Отца уже не было дома. Может, сказаться больным и провести денек в постели? Конечно, Шефа это не обрадует, но с другой стороны, вряд ли он так уж жаждет сейчас лицезреть своего незадачливого протеже. Самое милое дело не показываться на глаза Шефу, пока нельзя будет похвалиться конкретными результатами. Господи, да где их взять, эти результаты?! И тут вдруг его осенило. Ведь он еще при чтении сценария принял определенное решение, а потом оно совершенно улетучилось из памяти, и, пытаясь вернуть утерянную мысль, он ощутил необычную боль; так «болит» у человека ампутированная рука или нога. Сонливость и дурное самочувствие как рукой сняло. Куяме казалось, что даже «гориллам» Маццони не удержать его в постели. Он умылся, но времени на завтрак пожалел. Машина — черный «ниссан-президент» — стояла в гараже, отец, судя по всему, отбыл на служебной. Куяма на какой-то миг заколебался. Он еще ни разу не брал отцовскую машину без спроса, но ведь рано или поздно должно же это случиться. Разумеется, отец другого мнения на этот счет, но если и брать машину, так именно в тот момент, когда первое серьезное дело в его практике вроде бы близится к развязке.
Он гнал машину по шоссе, направляясь к резиденции КМК. Куяме удалось полностью восстановить душевное равновесие. Утренний поток схлынул, дорога была относительно свободной. Машина слушалась малейшего движения водителя, и Куяма наслаждался ездой. Он вставил в магнитофон американскую кассету, и теперь ему казалось, будто вчерашний день — всего лишь дурной сон.
Он припарковал «ниссан» перед зданием офиса. Швейцар в униформе бросился стремглав, чтобы распахнуть дверцу. Вот что значит прибыть в роскошном черном лимузине. Кабинет директора-распорядителя помещался на третьем этаже. Куяма решил, что он достаточно глубоко проник в закулисные тайны КМК и кинопромышленности, чтобы позволить себе строить предположения. Директор наверняка окажется профессиональным менеджером, именно он представляет интересы Джонни Адзато и правления акционерного общества — этого скопища бездельников. При виде директора Куяма подумал, что не ошибся. Господин Миура казался типичным образчиком прилежного японца. Невысокого роста, в очках, учтивый, скромный. На таких вот трудягах и держатся заводы, конторы, акционерные общества. Такой господин Миура по пять лет не пользуется отпуском, а потом едет отдыхать в Европу. Дорвавшись до крепких европейских напитков, напивается допьяна, фотографирует всех своих спутников подряд, а те в свою очередь запечатлевают его, послушно таскается по всем музеям Парижа, а затем в Лидо, глотая слюнки, пожирает глазами обнаженных танцовщиц, похожих одна на другую как две капли воды. Конечно, в баре ему достается самое скверное место, а шампанское наливают из початой бутылки. И тут взгляд Куямы перешел на развешанные по стенам старые фотографии и афиши.
— Вас тогда и на свете не было, — директор приветливо улыбнулся. — Мое имя больше скажет вашим родителям.
Теперь и Куяма сообразил, что к чему. Ну, конечно же, это Сигэки Миура, прославленный киноактер довоенной Японии! Можно бы предположить, что эта легендарная личность давно уже перекочевала на страницы истории кино, и вот вам — неожиданная встреча в директорском офисе. Куяма и это воспринял как признак, что удача не покинет его сегодня. Стоит ему рассказать дома об этой встрече, и ему простят самовольство с машиной. Кто бы мог подумать, что этот невзрачный человечек в молодости был кумиром его матери!
Миура наслаждался, видя его смущением.
— Удивлены? Не вы первый…
— Не случайно люди удивляются. Вам бы заниматься искусством, а не в конторе… — Куяма запнулся. Он хотел сказать: «а не прозябать в конторе», однако, обведя взглядом кабинет, вынужден был признать, что не прав.
— Полно, мой друг! Надо уметь вовремя уйти. Я ведь выступал в амплуа первого любовника. Вы хоть представляете себе, что это значит? Если представляете, тогда хорошо. А теперь взгляните на меня и скажите: можете вы вообразить меня в роли первого любовника? Нет? Вот видите, поэтому я занимаюсь бизнесом, а не искусством.
— Гм… Вероятно, какого-то похожего решения ждали и от Адзато?
— Конечно. Правда, он еще не исчерпал своих возможностей. Ему просто надо было сделать передышку. Или изменить типаж… я уж не знаю. А вы, я слышал, расследуете дело о смерти несчастного Джонни?
— Да, — Куяма не сумел скрыть гордости. — Я хотел бы получить кое-какую информацию.
— Пожалуйста, — Миура королевским жестом обвел кабинет, словно желая сказать: все, что здесь есть, — к услугам полиции.
— Меня интересует вот какой вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28