В случае своей победы ты сможешь его уничтожить. Согласен?
Макамура медленно, церемонно поднялся.
— Там ты найдешь для себя подходящую одежду, — он указал Дэмуре на дверь, украшенную иероглифом «спокойствие».
Господина Кадзэ не оказалось на месте. Куяма какое-то время околачивался в приемной Шефа, обдумывая свой устный доклад, но затем сообразил, что, чем ждать попусту, лучше составить письменное донесение. Преимущества такой формы отчета были неоспоримы. Куяма вернулся в свой кабинет и попытался освободить место на столе: отодвинул в сторону письма, все еще ждущие ответа, неоформленные протоколы, непрочитанные сводки — словом, попытался устранить недостойный японского полицейского беспорядок. Еще немного, и под ворохом бумаг скрылся бы ничем не примечательный коричневый конверт с донесением Эноеды, но в последний момент взгляд молодого инспектора задержался на фамилии отправителя. Потрясенный Куяма держал конверт в руках, боясь вскрыть: как бы это послание с того света не обратилось в пепел.
Затем, придя в себя, он вытащил из ящика стола нож для разрезания бумаги и вскрыл конверт. Оттуда выпало школьное почасовое расписание и письмо. Куяма начал с последнего. Он сразу узнал ровный правильный почерк Эноеды. Тон послания был учтивый, чуть ли не извиняющийся.
«Уважаемый Куяма-сан! В соответствии с нашей договоренностью продолжаю совместную работу по расследованию дела об убийстве Адзато. К сожалению, вы не сумели связаться со мной, поэтому мне пришлось своим умом додумываться, какого рода помощь я мог бы оказать специалисту отдела расследований. Я полагал, что, если мне удастся установить, как провел Джонни Адзато последнюю неделю жизни, это может принести пользу делу. Ваше доверие — большая честь для меня, и, надеюсь, наше сотрудничество, к обоюдному удовлетворению, приведет к положительному результату».
Ну и витиеватое послание, Куяме бы такого ни в жизнь не сочинить! Жаль все же, что в наше время в школах не обучают эзопову языку, который дает представление об определенных вещах, не называя их своими именами. В этом письме четко вырисовывался характер Эноеды, каким его успел узнать Куяма. Отчаянная попытка прирожденного неудачника на ходу вскочить в экспресс удачи. Лесть, традиционное, вошедшее в плоть и кровь преклонение перед начальством и перед счастливчиками, от рождения. С другой стороны, сказывалась и уверенность в себе, свойственная профессионалу. Кто, как не Куяма, способен был оценить достоинства Эноеды: за полтора дня составить почасовой распорядок жизни Адзато за последнюю неделю. Бедный Эноеда! Если бы его не убили, это расследование обернулось бы для него горьчайшим воспоминанием жизни. Шеф, в лучшем случае, удовольствовался бы благодарственным письмом и разве что небольшим вознаграждением, но о переводе в центральный отдел Эноеде смешно было бы и мечтать.
Не без некоторых угрызений совести Куяма отложил письмо и взял расписание. Изумлению его не было границ: в почасовом графике почти не осталось пробелов. Внизу страницы мелкими иероглифами стояла пометка Эноеды: он готовит отдельное донесение, где будет указано, от кого, какие данные получены и кто их может подтвердить.
Взгляд Куямы невольно перескочил на среду. Утром — тренировка в саду, затем посещение конторы КМК. После этого обед в ресторане КМК на верхнем этаже здания. Вслед за этим посещение чайной. Визит на квартиру Кэндзо выпал из расписания, и, поскольку был очень кратким, Эноеде не бросился в глаза этот минутный пробел. В три часа дня — массовая драка неподалеку от станции метро «Хандзомон». Оттуда Адзато направился в Сингаку Синке Билдинг и, по свидетельству очевидцев, вел себя там скандально. Впрочем, на этот счет у Куямы не было сомнений. От Огавы Адзато направился домой и лег спать. Пробудившись ото сна, заперся у себя в комнате. Вечером ушел из дому, встретился с девицей, которую повел в бар «Зубы дракона». Там они развлекались до трех часов ночи, а затем отправились на квартиру девицы.
Куяма еще раз пробежал глазами расписание. Все отрезки времени складывались в единое целое. Но ведь если Харрис прав, то Адзато от Огавы должен был прямиком направиться к главарю банды. Однако времени у него не оставалось: в три часа тридцать пять минут он вышел из офиса, а в три пятьдесят уже был дома… Куяма безнадежно махнул рукой. Внимательно изучив расписание по часам — четверг, пятницу и конец недели, — он несколько растерялся. Нигде ни следа такого визита, который можно было как-то увязать с предполагаемым главарем банды. Неужели Адзато так и не удалось узнать его имя? Или же… Куяму бросило в жар — его и не было, этого главаря банды. Как же он раньше не додумался! Адзато проводил свой частный сыск по шаблонам приключенческих фильмов, но жизнь ведь не обязана придерживаться шаблонов. Огава наверняка был последним звеном в цепочке и не мог отослать воинственного Адзато к кому-либо другому. Огаве артист грозил разоблачением, и Огава нанял таинственного убийцу. Куяма понятия не имел, как это доказать, но чувствовал, что выиграл. Правда, с посторонней помощью, но он все же раскрыл дело об убийстве Адзато.
В гардеробной Дэмура нашел чистое, свежевыстиранное кимоно и подобрал к нему гладкий, без иероглифов, черный пояс. Взглянув в зеркало и убедившись, что одежда его в порядке, он вошел в додзе. Не обращая внимания на Фукиду, он опустился на корточки и с закрытыми глазами стал ждать противника. Тренировочный зал Макамуры был первоклассным: чистые, светлые стены, на одной из них зеркало, вдоль другой выстроились макивары; в деревянных бадьях песок и мелкие камешки для тренировки кончиков пальцев. Красиво выведенные тушью иероглифы:
«Малейший промах может обернуться пагубной ошибкой».
У третьей стены поместился крохотный алтарь, над ним — японский флаг. Взгляд Фукиды вернулся к старому сыщику. Неряшливый, плохо одетый человек на глазах превратился в личность, внушающую уважение. Было видно, что спокойствие его не напускное. В таких тренировочных залах он чувствовал себя как рыба в воде, это был его привычный мир. Затем появился Макамура. Он тоже облачился в белое, безо всяких украшений кимоно, а на потертом черном поясе сверкало лишь его имя, вышитое золотом.
Ни один из противников не стал тратить время на разминку. Оба бойца считали гораздо важнее духовную подготовку. Дэмура с просветленным лицом был погружен в медитацию вплоть до последней секунды перед появлением противника. Макамура, 'по всей вероятности, освободился от посторонних мыслей наверху, в своей комнате. На пол позади себя он положил какую-то бумагу.
— Это мое признание. Можешь взять, если сумеешь, — медленным, спокойным шагом он двинулся к Дэмуре. А тот стоял как вкопанный, лишь взгляд его менялся по мере приближения противника. Фукиде не раз приходилось наблюдать, как меняется взгляд каратиста даже во время тренировочных встреч. В нем чувствуется напряженное внимание, а после нескольких ударов, нанесенных сильнее, чем требуется, в глазах бойца появляются гнев, холодная ярость, желание сокрушить противника. Но то, что Фукида увидел сейчас, ему было в новинку. Взгляд Макамуры и прежде не отличался дружелюбием, теперь же он был полон открытой угрозы. Этот хладнокровный, мертвенно-спокойный взгляд казался страшнее, чем самый злобный. Глаза Дэмуры изменились еще больше: словно змея глядела с его обычно приветливого лица. Фукиде довелось однажды наблюдать старика в поединке, но тогда в нем не было и следа этого грозного выражения.
Макамура тоже почувствовал, что противник сильнее, чем он думал. Он остановился и застыл в неподвижности. Странный это был поединок — психологическое единоборство двух неподвижно замерших людей. А стоило любому из них сделать молниеносный выпад — и бойцу такого класса, как Фукида или Адзато, пришел бы конец. Да, борьба была в высшей степени необычной. Противники не делали обманных движений, не принимали угрожающих поз, лишь упорно следили друг за другом. Их напряженная неподвижность напоминала замерший перед взлетом реактивный самолет, в котором уже запущен мотор. Оба держались в нескольких сантиметрах от той черты, за которой каждый из них чувствовал себя в безопасности. Это точно выверенное расстояние окружало их подобно незримому защитному колпаку или некоему силовому полю, в которое никто не смеет вступить безнаказанно.
«Вот почему они не прибегают к обманным маневрам», — подумал Фукида. Он понимал, что если выйдет целым из этой передряги, то не забудет удивительного поединка вовек… Пока один из противников не высунется из-за защитного колпака, не переступит невидимую, но ощутимую границу, он волен делать что угодно. Время тянулось нескончаемо долго. Прошло не менее пяти минут, а у противников не дрогнул взгляд, не ослабло внимание, не сбился дыхательный ритм, ни один из них не давал другому ни малейшего шанса к нападению. Первым не выдержал Макамура и начал едва заметно подбираться к противнику. У Фукиды кровь застыла в жилах: сейчас сшибутся! Но нет, Дэмура не принял вызова и точно так же медленно, расчетливо отступил на несколько сантиметров. Расстояние между противниками оставалось прежним. Макамура снова двинулся вперед, на этот раз быстрее, а Дэмура попятился, с невероятной точностью сохраняя все ту же дистанцию. Шаг его был не короче и не длиннее, чем требовалось. Даже в ритме движения он приноравливался к противнику. И все же он был в худшем положении, Фукида понимал это. В таких случаях преимущество на стороне нападающего. Он все настойчивее теснит противника, пока не заставит его спасаться чуть ли не бегством, тем самым ломая и его душевное сопротивление. Единственная возможность — удачная контратака. Но Дэмура, по всей видимости, не собирался останавливать противника предостерегающим ударом. Вместо нападения он сделал шаг в сторону, удаляясь больше, чем до сих пор. Он хотел занять новую позицию, чтобы затем начать все сначала, но… судя по всему, опоздал. У Фукиды перехватило дыхание, он едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Макамура тоже оценил представившуюся возможность. Он устремился вслед за Дэмурой и теперь уже не теснил его, а гнался за ним. Дэмура скользнул назад, еще раз и еще…
Даже Фукида с его двадцатилетним опытом за плечами с трудом сориентировался в том, что произошло. В очередной раз Дэмура не отступил назад, а в тот момент, когда преследующий его Макамура нарушил заветную границу, обрушил встречный удар. Классический, общеизвестный прием, просто Дэмура выполнил его стремительнее, резче, неожиданнее, чем это удавалось обычным каратистам, и лучше сумел скрыть свое намерение. Окажись любой другой на месте его противника, и поединку пришел бы конец. Любой — но не Макамура. В то же мгновение ударил и он. Оба парировали встречные удары и вновь перешли в атаку. Последовала короткая, жестокая схватка. Дэмура внешним ребром стопы ударил противника по косточке на щиколотке, при этом правая рука Дэмуры из положения отбивающей защиту вышла из зоны удара, скользнула назад и вновь устремилась вперед, нанеся рубящий удар ребром ладони, тогда как его левая блокировала руку Макамуры. Но Макамура тоже был воплощенная стремительность: он провел удар снизу вверх коленом, ладонью свободной руки целя в лицо Дэмуре, и выставил локоть левой для защиты. Когда удар, нацеленный в пах, пришелся в солнечное сплетение, Дэмура почувствовал облегчение. В последнюю долю секунды он успел сложиться вдвое, выводя нижнюю часть корпуса из-под удара. Впрочем, его удар ногой тоже не был эффективен: лодыжки у Макамуры в результате длительных тренировок стали твердыми как камень и утратили чувствительность к боли. Дэмура решил продолжить поединок, перебросив противника через себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Макамура медленно, церемонно поднялся.
— Там ты найдешь для себя подходящую одежду, — он указал Дэмуре на дверь, украшенную иероглифом «спокойствие».
Господина Кадзэ не оказалось на месте. Куяма какое-то время околачивался в приемной Шефа, обдумывая свой устный доклад, но затем сообразил, что, чем ждать попусту, лучше составить письменное донесение. Преимущества такой формы отчета были неоспоримы. Куяма вернулся в свой кабинет и попытался освободить место на столе: отодвинул в сторону письма, все еще ждущие ответа, неоформленные протоколы, непрочитанные сводки — словом, попытался устранить недостойный японского полицейского беспорядок. Еще немного, и под ворохом бумаг скрылся бы ничем не примечательный коричневый конверт с донесением Эноеды, но в последний момент взгляд молодого инспектора задержался на фамилии отправителя. Потрясенный Куяма держал конверт в руках, боясь вскрыть: как бы это послание с того света не обратилось в пепел.
Затем, придя в себя, он вытащил из ящика стола нож для разрезания бумаги и вскрыл конверт. Оттуда выпало школьное почасовое расписание и письмо. Куяма начал с последнего. Он сразу узнал ровный правильный почерк Эноеды. Тон послания был учтивый, чуть ли не извиняющийся.
«Уважаемый Куяма-сан! В соответствии с нашей договоренностью продолжаю совместную работу по расследованию дела об убийстве Адзато. К сожалению, вы не сумели связаться со мной, поэтому мне пришлось своим умом додумываться, какого рода помощь я мог бы оказать специалисту отдела расследований. Я полагал, что, если мне удастся установить, как провел Джонни Адзато последнюю неделю жизни, это может принести пользу делу. Ваше доверие — большая честь для меня, и, надеюсь, наше сотрудничество, к обоюдному удовлетворению, приведет к положительному результату».
Ну и витиеватое послание, Куяме бы такого ни в жизнь не сочинить! Жаль все же, что в наше время в школах не обучают эзопову языку, который дает представление об определенных вещах, не называя их своими именами. В этом письме четко вырисовывался характер Эноеды, каким его успел узнать Куяма. Отчаянная попытка прирожденного неудачника на ходу вскочить в экспресс удачи. Лесть, традиционное, вошедшее в плоть и кровь преклонение перед начальством и перед счастливчиками, от рождения. С другой стороны, сказывалась и уверенность в себе, свойственная профессионалу. Кто, как не Куяма, способен был оценить достоинства Эноеды: за полтора дня составить почасовой распорядок жизни Адзато за последнюю неделю. Бедный Эноеда! Если бы его не убили, это расследование обернулось бы для него горьчайшим воспоминанием жизни. Шеф, в лучшем случае, удовольствовался бы благодарственным письмом и разве что небольшим вознаграждением, но о переводе в центральный отдел Эноеде смешно было бы и мечтать.
Не без некоторых угрызений совести Куяма отложил письмо и взял расписание. Изумлению его не было границ: в почасовом графике почти не осталось пробелов. Внизу страницы мелкими иероглифами стояла пометка Эноеды: он готовит отдельное донесение, где будет указано, от кого, какие данные получены и кто их может подтвердить.
Взгляд Куямы невольно перескочил на среду. Утром — тренировка в саду, затем посещение конторы КМК. После этого обед в ресторане КМК на верхнем этаже здания. Вслед за этим посещение чайной. Визит на квартиру Кэндзо выпал из расписания, и, поскольку был очень кратким, Эноеде не бросился в глаза этот минутный пробел. В три часа дня — массовая драка неподалеку от станции метро «Хандзомон». Оттуда Адзато направился в Сингаку Синке Билдинг и, по свидетельству очевидцев, вел себя там скандально. Впрочем, на этот счет у Куямы не было сомнений. От Огавы Адзато направился домой и лег спать. Пробудившись ото сна, заперся у себя в комнате. Вечером ушел из дому, встретился с девицей, которую повел в бар «Зубы дракона». Там они развлекались до трех часов ночи, а затем отправились на квартиру девицы.
Куяма еще раз пробежал глазами расписание. Все отрезки времени складывались в единое целое. Но ведь если Харрис прав, то Адзато от Огавы должен был прямиком направиться к главарю банды. Однако времени у него не оставалось: в три часа тридцать пять минут он вышел из офиса, а в три пятьдесят уже был дома… Куяма безнадежно махнул рукой. Внимательно изучив расписание по часам — четверг, пятницу и конец недели, — он несколько растерялся. Нигде ни следа такого визита, который можно было как-то увязать с предполагаемым главарем банды. Неужели Адзато так и не удалось узнать его имя? Или же… Куяму бросило в жар — его и не было, этого главаря банды. Как же он раньше не додумался! Адзато проводил свой частный сыск по шаблонам приключенческих фильмов, но жизнь ведь не обязана придерживаться шаблонов. Огава наверняка был последним звеном в цепочке и не мог отослать воинственного Адзато к кому-либо другому. Огаве артист грозил разоблачением, и Огава нанял таинственного убийцу. Куяма понятия не имел, как это доказать, но чувствовал, что выиграл. Правда, с посторонней помощью, но он все же раскрыл дело об убийстве Адзато.
В гардеробной Дэмура нашел чистое, свежевыстиранное кимоно и подобрал к нему гладкий, без иероглифов, черный пояс. Взглянув в зеркало и убедившись, что одежда его в порядке, он вошел в додзе. Не обращая внимания на Фукиду, он опустился на корточки и с закрытыми глазами стал ждать противника. Тренировочный зал Макамуры был первоклассным: чистые, светлые стены, на одной из них зеркало, вдоль другой выстроились макивары; в деревянных бадьях песок и мелкие камешки для тренировки кончиков пальцев. Красиво выведенные тушью иероглифы:
«Малейший промах может обернуться пагубной ошибкой».
У третьей стены поместился крохотный алтарь, над ним — японский флаг. Взгляд Фукиды вернулся к старому сыщику. Неряшливый, плохо одетый человек на глазах превратился в личность, внушающую уважение. Было видно, что спокойствие его не напускное. В таких тренировочных залах он чувствовал себя как рыба в воде, это был его привычный мир. Затем появился Макамура. Он тоже облачился в белое, безо всяких украшений кимоно, а на потертом черном поясе сверкало лишь его имя, вышитое золотом.
Ни один из противников не стал тратить время на разминку. Оба бойца считали гораздо важнее духовную подготовку. Дэмура с просветленным лицом был погружен в медитацию вплоть до последней секунды перед появлением противника. Макамура, 'по всей вероятности, освободился от посторонних мыслей наверху, в своей комнате. На пол позади себя он положил какую-то бумагу.
— Это мое признание. Можешь взять, если сумеешь, — медленным, спокойным шагом он двинулся к Дэмуре. А тот стоял как вкопанный, лишь взгляд его менялся по мере приближения противника. Фукиде не раз приходилось наблюдать, как меняется взгляд каратиста даже во время тренировочных встреч. В нем чувствуется напряженное внимание, а после нескольких ударов, нанесенных сильнее, чем требуется, в глазах бойца появляются гнев, холодная ярость, желание сокрушить противника. Но то, что Фукида увидел сейчас, ему было в новинку. Взгляд Макамуры и прежде не отличался дружелюбием, теперь же он был полон открытой угрозы. Этот хладнокровный, мертвенно-спокойный взгляд казался страшнее, чем самый злобный. Глаза Дэмуры изменились еще больше: словно змея глядела с его обычно приветливого лица. Фукиде довелось однажды наблюдать старика в поединке, но тогда в нем не было и следа этого грозного выражения.
Макамура тоже почувствовал, что противник сильнее, чем он думал. Он остановился и застыл в неподвижности. Странный это был поединок — психологическое единоборство двух неподвижно замерших людей. А стоило любому из них сделать молниеносный выпад — и бойцу такого класса, как Фукида или Адзато, пришел бы конец. Да, борьба была в высшей степени необычной. Противники не делали обманных движений, не принимали угрожающих поз, лишь упорно следили друг за другом. Их напряженная неподвижность напоминала замерший перед взлетом реактивный самолет, в котором уже запущен мотор. Оба держались в нескольких сантиметрах от той черты, за которой каждый из них чувствовал себя в безопасности. Это точно выверенное расстояние окружало их подобно незримому защитному колпаку или некоему силовому полю, в которое никто не смеет вступить безнаказанно.
«Вот почему они не прибегают к обманным маневрам», — подумал Фукида. Он понимал, что если выйдет целым из этой передряги, то не забудет удивительного поединка вовек… Пока один из противников не высунется из-за защитного колпака, не переступит невидимую, но ощутимую границу, он волен делать что угодно. Время тянулось нескончаемо долго. Прошло не менее пяти минут, а у противников не дрогнул взгляд, не ослабло внимание, не сбился дыхательный ритм, ни один из них не давал другому ни малейшего шанса к нападению. Первым не выдержал Макамура и начал едва заметно подбираться к противнику. У Фукиды кровь застыла в жилах: сейчас сшибутся! Но нет, Дэмура не принял вызова и точно так же медленно, расчетливо отступил на несколько сантиметров. Расстояние между противниками оставалось прежним. Макамура снова двинулся вперед, на этот раз быстрее, а Дэмура попятился, с невероятной точностью сохраняя все ту же дистанцию. Шаг его был не короче и не длиннее, чем требовалось. Даже в ритме движения он приноравливался к противнику. И все же он был в худшем положении, Фукида понимал это. В таких случаях преимущество на стороне нападающего. Он все настойчивее теснит противника, пока не заставит его спасаться чуть ли не бегством, тем самым ломая и его душевное сопротивление. Единственная возможность — удачная контратака. Но Дэмура, по всей видимости, не собирался останавливать противника предостерегающим ударом. Вместо нападения он сделал шаг в сторону, удаляясь больше, чем до сих пор. Он хотел занять новую позицию, чтобы затем начать все сначала, но… судя по всему, опоздал. У Фукиды перехватило дыхание, он едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Макамура тоже оценил представившуюся возможность. Он устремился вслед за Дэмурой и теперь уже не теснил его, а гнался за ним. Дэмура скользнул назад, еще раз и еще…
Даже Фукида с его двадцатилетним опытом за плечами с трудом сориентировался в том, что произошло. В очередной раз Дэмура не отступил назад, а в тот момент, когда преследующий его Макамура нарушил заветную границу, обрушил встречный удар. Классический, общеизвестный прием, просто Дэмура выполнил его стремительнее, резче, неожиданнее, чем это удавалось обычным каратистам, и лучше сумел скрыть свое намерение. Окажись любой другой на месте его противника, и поединку пришел бы конец. Любой — но не Макамура. В то же мгновение ударил и он. Оба парировали встречные удары и вновь перешли в атаку. Последовала короткая, жестокая схватка. Дэмура внешним ребром стопы ударил противника по косточке на щиколотке, при этом правая рука Дэмуры из положения отбивающей защиту вышла из зоны удара, скользнула назад и вновь устремилась вперед, нанеся рубящий удар ребром ладони, тогда как его левая блокировала руку Макамуры. Но Макамура тоже был воплощенная стремительность: он провел удар снизу вверх коленом, ладонью свободной руки целя в лицо Дэмуре, и выставил локоть левой для защиты. Когда удар, нацеленный в пах, пришелся в солнечное сплетение, Дэмура почувствовал облегчение. В последнюю долю секунды он успел сложиться вдвое, выводя нижнюю часть корпуса из-под удара. Впрочем, его удар ногой тоже не был эффективен: лодыжки у Макамуры в результате длительных тренировок стали твердыми как камень и утратили чувствительность к боли. Дэмура решил продолжить поединок, перебросив противника через себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28