«Где Иосиф Бодмер и его друзья?» – снова спросил наш друг.
«Это тебя не касается!» – закричал Варлет.
«Немедленно отведи меня туда, где ты их удерживаешь! Поспеши, или я позову Гавриила!»
«Нет! – завопил Варлет, изнемогая от тревоги и ненависти. – Хорошо, я согласен, чтобы ты увел этих мальчиков с собой. При одном условии, естественно…»
«Каком условии?» – спросил Бальтазар.
«При условии, что ты дашь обещание мне служить».
«Служить? Тебе? Джонатану Абсалону Варлету?»
«Конечно, мне. Я – отличный хозяин…»
«Отличный, как свинье мясник, – ответил Бальтазар, рассмеявшись. – Прошу тебя, будь серьезен! Отведи меня туда, где ты держишь Бодмера и двух его товарищей. Иначе я позову Гавриила!»
«Хорошо, хорошо…» – проворчал Варлет и, сопровождаемый нашим другом, он спустился в глубь копей по крученой лестнице, которой, казалось, конца не будет. Наконец они подошли к двери, за которой слышались крики ужаса и боли – так кричат только под страшными пытками. Крики были такие жуткие, что Бальтазар задрожал всем телом.
«Что вы с ним делаете?» – спросил он.
«Ничего», – ответил Варлет и отворил дверь.
И действительно, Иосиф Бодмер находился в крохотной каморке один. Он не был даже привязан. Но из его сведенного судорогой рта вылетали жуткие вопли.
«Отчего он так мучается?» – спросил Бальтазар.
«От отсутствия жизни, – ответил Варлет, – от отсутствия надежды, от отсутствия любви, от отсутствия веры! От отсутствия!»
Бодмер воскликнул:
«Кто ты, чудовище, толкнувшее меня на преступление, а теперь пришедшее порадоваться моему унижению?»
«Ты сам выбрал себе дорогу преступлений, а я пришел сюда, чтобы вытащить тебя из этой геенны…» – сказал Бальтазар.
Бодмер засмеялся злым смехом:
«Как могу я верить твоим словам, ведь ты пришел сюда лишь ради того, чтобы причинить мне боль. Никто никогда не спасался от этого ужаса…»
«Тебе нужно следовать за мной», – сказал Бальтазар.
Бодмер посмотрел на него с ужасом и снова завыл, изнывая от страшной тоски. Джонатан Абсалон Варлет расхохотался:
«Малыш, неужто ты и взаправду веришь, что отсюда можно уйти? В самом деле, достаточно этому психу встать и зашагать, и он отсюда ушел бы. Ни один сторож его не остановил бы. Но он узник самого себя».
И тогда Бальтазар вошел в душу Иосифа Бодмера. Она была похожа на разрушенный город, опустошенный эпидемией. Запах гниения, который забивал ему дух в карьере, он ощутил и здесь. В этой пустыне он не заметил ни единого знака жизни, все было как бы уничтожено. Бальтазар позвал. Никто не откликнулся, даже эхо. Напрасно он прислушивался – ни шепота, ни дуновения ветерка. Все здесь вымерло.
Он подумал: «В каком-то дальнем закоулке этой души еще мерцает огонек, но как мне его отыскать? Безусловно, он прячется где-то на самых задворках этого несчастного мира и, в каком-то смысле, по ту сторону того, что я вижу». Тогда он взял душу Иосифа Бодмера, как берут мешок, и вывернул ее наизнанку. И действительно, в крохотной ложбинке, спрятанной под колючим кустарником, он заметил крохотное пятнышко света и, приблизившись к нему, увидел, что это девочка семи-восьми лет, которая горько плакала. Он сел возле нее. Она посмотрела на него с удивлением.
«Ты все, что осталось в опустошенной душе Иосифа Бодмера, – сказал Бальтазар. – Кто же ты?»
«Когда-то, уже очень давно, мы случайно встретились на улице. Отец вел его за ручку. Мой – тоже. Наши глаза обменялись глубоким взглядом, и мы пошли дальше, каждый своей дорогой. Больше нам никогда не судилось встретиться, но этого единственного взгляда оказалось достаточно. Вы же видите, я осталась в нем, хотя все здесь разрушено и разграблено. Здесь разверзлась земля, здесь все погибло, а я осталась, я остаюсь в самой глубине его души. Хотя он меня уже и не помнит…»
«Как тебя зовут?» – спросил Бальтазар, глубоко растроганный.
«Я уже не знаю, – ответила девочка. Я так давно сижу здесь, между этих двух камней, всеми забытая…»
«Пойдем со мной», – сказал он ей и, взяв за ручку, вытащил ее из углубления и вывел на середину души. Потом, оставив ее там, вышел наружу и, оказавшись в адской каморке, обратился к Иосифу Бодмеру:
«Прекрати стонать. И загляни внутрь себя!»
Несчастный ответил:
«У меня нет больше „себя“. Моя душа пуста!»
«Умоляю тебя, – сказал Бальтазар. – Посмотри!»
Варлет хохотал, надрывая живот.
Бодмер посмотрел внутрь себя. Потом сказал:
«Я вспоминаю… Это было весной, после полудня. Отец держал меня за ручку…»
Варлет прекратил смеяться.
«Замолчи!» – рявкнул он.
Но Иосиф продолжал:
«Я любил эту девочку, теперь я хорошо вспоминаю! У нее были каштановые волосы, и она держала в руке корзиночку…»
«Ступи шаг вперед!» – скомандовал Бальтазар. Словно парализованный, Бодмер задрожал всем своим телом и путем нечеловеческого усилия сумел сделать один шаг. «Еще!» – приказал Бальтазар.
Варлет был в ужасе от увиденного. На его глазах Бодмер зашагал, Бодмер продвигался вперед, Бодмер вышел из каморки. Он последовал за Бальтазаром, который, направившись к выходу из карьера, открыл двери двум другим студентам, последовавшим за ним.
Когда они подошли к тому месту, где осталась Борака, Бальтазар приказал им молиться и ждать. Они опустились на колени и восславили Бога. Что касается нашего друга, то он возвратился назад к Джонатану Абсалону Варлету, который, увидев, что тот возвращается, воскликнул:
«С меня достаточно! Уходи!»
Но Бальтазар взял его за руку и спросил:
«Где мой отец?»
«Какой отец?»
«Я позову Гавриила», – пригрозил Бальтазар.
По нескончаемым соляным коридорам они отправились к Иоганну Сигизмунду, который, увидев сына в этом месте, крайне удивился.
«Что ты здесь делаешь, Кобер-сын? Ты не мертв, насколько мне известно».
«Зачем ты скрыл от меня, что Варлет упрятал тебя сюда? – спросил Бальтазар. – Я надеялся, ты вкушаешь блаженство в раю…»
«О, мне не хотелось, чтобы ты беспокоился! Впрочем, время от времени меня посещают члены моей семьи. Дорогая Валентина, дорогая Гертруда! Они приходят с детьми. Это немного меня развлекает. Но скажи мне, Кобер-сын, как ты сообразил, что я здесь?»
«Благодаря соли… Она была у тебя на одежде! Пойдем со мной!»
«Куда пойдем?»
«В жизнь!»
«Нет, – сказал Иоганн Сигизмунд, – в этом на меня не рассчитывай. Отведи меня в Рай, если ты так этого хочешь, но на землю я не вернусь. Это слишком трудно…»
«Ну, хорошо, тогда отправимся в Рай!» – согласился Бальтазар и потащил отца под оторопевшим взглядом Варлета, который не мог воспротивиться его воле.
«Когда-нибудь я вернусь и открою все двери!» – бросил Бальтазар.
Варлет бросился наутек и укрылся в самой глубине своего логова, напуганный и растерянный.
Они присоединились к Иосифу Бодмеру и его друзьям, которые молились и ждали их возле Бораки. Они все уселись на нее верхом. Сначала она тронулась рысью, потом пустилась в галоп. И наконец полетела по воздуху. Когда они прибыли к вратам Рая, Бальтазар обнял отца, и тот весело отправился в обиталище праведников. А три студента и их спаситель вскоре достигли земли. Еще несколько мгновений – и они уже были во Фрибурге. Занимался рассвет.
В дверь постучали. Бальтазар Кобер с трудом приподнялся со своей кровати, осторожно спустил ноги на пол и пошел открывать дверь.
– Брат Кобер, – сказала мать, – вы что-то очень долго сегодня спите…
– А что случилось? – спросил наш друг, который и правда проснулся с большим трудом.
– Пришли солдаты, чтобы отвести этих троих бандитов, которые на вас напали, в гражданский суд. Сегодня утром они ведут себя, словно невинные ягнята. Посидев в погребе, они стали совсем другими. Сыну богача всегда на пользу хорошая порка. Что касается вас, брат Кобер, то вы, наверное, забыли, что сегодня первый диспут! Он начинается меньше, чем через час. Поспешите, брат Кобер!
Вот так все и случилось. Теперь он знал, на что способен. Однако это знание не добавило ему гордыни. Не только все три студента были живы, но и никто не помнил о том, что случилось раньше. Не удивительно ли, что время могло вот так возвращаться назад, стирать то, что оно уже записало, и спокойно начинать новый ряд событий, как будто прежнего и не существовало? Бальтазару это вовсе не казалось чем-то необыкновенным, он больше удивлялся, что каждому человеку не дано по его хотению переходить из вчерашнего дня в завтрашний и из завтрашнего – во вчерашний. Что касается Варлета, то не стоило удивляться, что он обитал в соляных копях и там держал в заточении души, которые попали в его когти. Но какой грех совершил его отец, чтобы там оказаться?
Одеваться ему было трудно. Правая рука болела и почти не сгибалась. Левая щека опухла, вдвое увеличившись в объеме. Что касается уха, то оно исчезло под перевязкой, которую наложили ему вчера. Он испытывал легкое головокружение и спустился на первый этаж с большими предосторожностями. Мать подала ему большую миску супа.
– Здорово же они отделали вас, эти мерзавцы! Подумать только! Суд присудит им по несколько хороших ударов палкой и носить камни на строительстве собора в течение двух-трех месяцев! Это пойдет на пользу этим сыночкам богатых папаш… Давайте, я вам еще добавлю супа, мой дорогой Бальтазар…
Он съел добавку и вышел.
Толпа двигалась по направлению к крытому зерновому рынку, где должен был состояться диспут между священнослужителями протестантской веры и богословами-католиками. С одной стороны, в дебатах принимали участие Эбергард Оппенгеймер, Шредер и Фридрих Каммершульце; с другой – иезуит Готфрид Буддеке в одной команде с отцом Каскаролли и неким двойником Савонаролы по имени Баста Кручиверде. Все это светское общество разместилось на помосте, воздвигнутом посреди зала. Публика, стоя, толпилась вокруг.
Здесь было много мужчин, но также и женщин с детьми. Все эти люди болтали, иногда спорили, шутили и смеялись, пытаясь расположиться поудобнее, чтобы получше видеть и получше слышать. Бальтазару было нелегко протискиваться сквозь эту толпу, тем более, что малейшее нажатие на его руку отдавалось в ней острой болью. Наконец ему удалось взобраться на цоколь деревянной колонны, которая поддерживала крышу, как раз в тот момент, когда, заиграв на трубе, человек, похожий на герольда, потребовал тишины. И тотчас, поднявшись, Буддеке, иезуит, начал с некоторой снисходительностью:
– Установить, то ли Земля – центр Вселенной, как то неопровержимо доказано в Священном Писании, то ли, она, как утверждают наши новые мыслители, бесцельно блуждает в небе – вот тема нашего сегодняшнего диспута.
Протестант Шредер вскочил со своего места:
– Не это является темой нашего сегодняшнего диспута! Мы собираемся обсудить вопрос, возникают ли в связи с тем фактом, что Землю можно мыслить как небесное светило, которое подчиняется законам, действующим в отношении Луны и других планет, серьезные проблемы в вопросе Веры.
Слово взял Каммершульце:
– В течение длительного времени мы верили, что Земля – это неподвижная точка во Вселенной, а Вселенная обращается вокруг Земли, как нам кажется, когда мы смотрим на звезды ночью и на Солнце – днем. Это соответствовало убеждению, что человек – главное создание Бога, которого Он наделил исключительным правом и одарил всеми своими милостями. И в самом деле, до своего грехопадения человек и Эдем находились в центре мироздания – можно в этом не сомневаться. Но когда случилось грехопадение, все опрокинулось по причине этого самого грехопадения. Эдем распался на мелкие части, человек размножился, а Земля, фрагмент другого бесконечно большого целого, была сбита со своей оси, потеряла свое центральное положение и стала обращаться вокруг Солнца, представляющего собой образ божества, тогда как изгнанный из Рая человек не может и мечтать, чтобы когда-нибудь возвратиться в потерянный центр мироздания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32