А этот хлорат входит в гербициды. В те гербициды, которые продаются в любом магазине. И название у них – обхохочешься: «Без травы». Смешно, правда? Так вот, добавляешь сахар, древесный уголь, серу, фосфор и перемешиваешь. Процентное соотношение смеси – задача сложная, но у меня, по-моему, все получилось, как надо. Размешивал я пером, ужасно трясся. Но еще сложнее детонатор. Вот его…
Кувано говорил, слова лились из него тяжелым потоком. Говорил он тихо и долго. Словно играл сейшн с Орнеттом Коулменом. Я дал ему пощечину. Кувано посмотрел на меня, будто наконец пришел в себя, и неслышно пробормотал:
– Я убил человека.
7
Значит, это и есть ваше происшествие семьдесят первого года? – сказала Токо.
– Да.
– И он все-таки уехал во Францию?
Я кивнул:
– На следующий день он улетел из Ханэды. У него был забронирован билет.
– Повезло ему, могли бы поймать.
– В те годы было не так, как сейчас, на определение отпечатков пальцев требовалось время. Нас с Кувано загребли в полицию за участие в демонстрации в шестьдесят восьмом году. Нарушение общественного порядка. Мы провели там три дня, и у нас взяли отпечатки пальцев. Но мы думали, органам потребуется несколько дней, чтобы сличить их с теми отпечатками, которые остались на месте взрыва. Собственно, так оно и произошло.
Токо вздохнула.
– Значит, погибший случайно оказался полицейским?
– Именно так. Двадцатипятилетний постовой. Потом прочитал о нем в газете. Четвертый дан по дзюдо. По утрам он бегал, тренировался. Та же привычка, что и у меня. Наверное, не будь он полицейским, не стал бы смотреть, как горит автомобиль, а смылся бы побыстрее.
Пепельница была доверху набита окурками, но Токо вынула из пачки новую сигарету.
– Получается, взрыв – результат случайного стечения обстоятельств. Почему же ты не пошел с повинной? Тебя бы не стали судить строго. Ты нарушил всего лишь правила дорожного движения. Тебе бы не дали никакого срока, в худшем случае – условный. Ты же ничего не знал про бомбу. И Кувано обвинили бы не в убийстве, а в повлекшей смерть преступной оплошности.
– Может быть, – ответил я. – Я думал об этом. Мы целый день после случившегося мотались с ним по кафешкам на Синдзюку и ломали голову, что нам делать. Но Кувано никак не мог прийти в себя. Для трезвого решения требовалось время. Вот я и убедил его. Чтобы он уезжал, как планировал. А если решит сдаться, то ему достаточно обратиться в японское посольство в любой стране. И тогда, получив от него сигнал, я тоже приду в полицию с повинной.
– Он так и не сдался?
Я молча кивнул.
– Ты не испытывал к нему ненависти?
Я хотел налить виски в стакан – моя бутылка была уже пуста. Я открыл новую, которую поставила мне Токо.
– На мне тоже лежит часть ответственности за произошедшее. А он, мгновенно оценив ситуацию, спас ребенка. Мальчишка остолбенел в прострации. Если бы Кувано не повалил его, тот бы погиб или получил тяжелые ранения. Я же и пошевелиться не смог. Разве я имею право его ненавидеть?
Токо встала и открыла окно. Оглянулась и сказала:
– У твоей истории есть урок.
– Какой урок?
– Если держать тормоза в порядке, можно обойтись без сентиментальных воспоминаний.
Я улыбнулся:
– Это точно.
Она была абсолютно права.
Через открытое окно выветривался дым, скопившийся в комнате. На смену ему приходил свежий холодный воздух.
– Повезло ему. Так и не поймали.
– Тогда система расследований за рубежом была недостаточно развита. Деятельность Красной Армии стала привлекать к себе внимание позже. За год до этого угнали самолет «Ёдо», это происшествие взбудоражило всю страну. Во второй половине того же года отдельные группировки начали целенаправленную борьбу, проводя серии взрывов. В декабре взорвалась рождественская елка на Синдзюку. Кувано купил билет до Лондона, наверное, поэтому его не удалось разыскать ни полиции, ни через Интерпол.
– А чем занимался ты?
– Да разным. Пришлось поработать и в не совсем легальных местах.
– Неплохо тебе удалось скрываться.
– До сих пор – да.
– А теперь опять превратился в объект пристального внимания.
– Похоже, что так. Но хочу тебя предупредить, органы безопасности основательно покопались в нашем с Кувано прошлом. Думаю, и о моих отношениях с твоей матерью им известно.
– Мама умерла, – сказала она. – А ты, как и прежде, продолжаешь бегать.
– Может, ты и права. Но я собираюсь не только убегать, но и догонять. Я найду того, кто убил Юко и Кувано.
Токо посмотрела на меня. В ее глазах читалось удивление ребенка, который в первый раз увидел в зоопарке необычное животное.
– И откуда у тебя появляются такие странные мысли?
– Кувано был моим единственным другом. А Юко – единственная женщина, с которой я жил вместе.
Она смотрела на меня не отрываясь. И наконец произнесла:
– Что-то мне тоже выпить захотелось.
– Выпей.
Она встала и действительно принесла еще один стакан. Налила виски до краев и поднесла стакан к губам. Она пила виски не разбавляя, но помногу. Я же пил совсем по чуть-чуть и мог продолжать до бесконечности.
– А ты не хочешь поручить все полиции? Что ты один можешь сделать?
– Не знаю. Но хочу попробовать.
– Так же как вы пробовали заняться студенческой борьбой? Опять начнешь игру, в которой победитель известен?
– Может, и так.
Я отхлебнул виски и продолжил:
– Теперь мой черед задавать вопросы. Ты не знаешь, почему твоя мать вчера оказалась в парке?
Она опять потянулась к стакану. Содержимое его значительно уменьшилось. Я вспомнил, как пила Юко. Не могла и кружки пива выпить. Тут же становилась красная как рак.
– Я же сказала тебе, что говорила полиции. Не имею ни малейшего понятия. Но теперь поняла: она с тобой хотела встретиться. Раз она знала, где ты живешь, то могла быть в курсе и твоих привычек.
Я думал об этом. Вполне возможно. Действительно в последнее время я стал весьма неосторожен.
– Но если так, почему она не пришла ко мне в бар?
– Наверное, хотела разыграть случайную встречу.
– Ты сказала, она нашла меня около двух лет назад. Довольно большой срок.
– Я же тебе говорила. Женская гордость. А может, были и другие причины.
– Ты упоминала, что она рассказывала тебе о своем прошлом и о нас. А обо мне нынешнем?
Она покачала головой:
– Нет. Только истории из прошлого. Даже если она собиралась предпринять какие-то действия, меня она в них не посвящала.
– А когда вы общались в последний раз?
– Ты вопросы задаешь не хуже следователя. Ну да ладно. Она звонила мне в четверг, три дня назад. Не по делу, а поболтать. Мы ведь были как подруги. Она достаточно часто звонила мне. И я ей. В тот раз мы обсуждали перспективы коалиционного правительства. Тебе интересно ее мнение?
– Нет, – ответил я. – А больше ни о чем не говорили?
– О тебе.
– В каком плане?
– Я подрабатываю моделью. Знаешь компанию «Санрайз про»?
– Не знаю.
– Крупная компания в модельном бизнесе. Мой менеджер решил заняться шоу-бизнесом. И выбор пал на меня. Идея такая: раскрутить вокалистку с группой. Я решительно отказалась. Рассказала маме. Если у меня нет способностей, зачем себя насиловать? Мы заговорили о музыкальном слухе, и тут мама сказала, что знала одного человека, у которого дела со слухом обстояли крайне плохо. То есть тебя. «Никогда никого не встречала, у кого слух был бы хуже, чем у мужчины, с которым я когда-то жила». Я вздохнул.
– Что еще?
– Больше ничего. Разговор о тебе часто заходил именно так, был бы повод. Другими словами, она постоянно думала и помнила о тебе. Понятно?
Я продолжал расспрашивать Токо, какие еще касающиеся меня темы они обсуждали с матерью. И хотя разговор шел обо мне, его детали терялись в лабиринтах моей памяти. Оказывается, Юко помнила даже название сакэ, которое я притащил на ночной сеанс в кино. Выяснить удалось немного. Одно понятно – она лишь описывала подробности нашей жизни. Что она при этом думала, общая картина ее мыслей оставалась за кадром. Токо и сама это признавала.
Я изменил содержание вопросов:
– Твоя мама где-нибудь работала?
– В агентстве переводов. Офис находится неподалеку от Аоямы, где она жила. Мама свободно говорила на нескольких языках. Работала синхронистом на международных конференциях и симпозиумах, переводила ответственные коммерческие переговоры. Агентство открылось недавно, но развивалось быстро.
– А твой отец работал в МИДе.
– Мать сосватали отцу. Сразу после того, как она рассталась с тобой. Частый случай – выдать дочку политика за аппаратного работника. Ты понял, почему такая женщина, как мать, смогла согласиться на подобное?
Я покачал головой.
– Мне кажется, я догадалась.
– О чем?
– Она согласилась из-за тебя.
– Из-за меня?
– По-моему, я поняла и то, почему она ушла от тебя. Там, где ты, нет места другому человеку. Ты заперся в самой тесной каморке мира. От которой все держатся подальше. Осознав это, мама разочаровалась.
Только я хотел прокричать: «Подожди со своими выводами», как раздался телефонный звонок. Не выпуская стакана из рук, она взяла трубку радиотелефона. Односложно сказала:
– Да, – и стала слушать молча. Нахмурила брови. – Хорошо, я вернусь часов в двенадцать. Узнай, устроит ли его это время.
Она подождала ответа некоторое время. Похоже, на другом конце линии опять заговорили. Наконец она сказала:
– Хорошо, – и положила трубку. Глубоко вздохнула. – Звонил дед. Говорит, следователь хочет поговорить со мной во что бы то ни стало. Следователь из первого отдела Управления полиции. Пристал как банный лист. Придется вернуться к деду в двенадцать.
– Понял. – Я поднялся. – Тогда я пойду.
Она испуганно посмотрела на меня.
– Что так рано? Еще только начало одиннадцатого. До дедова дома – десять минут на машине, не больше.
– Наверное, они вспомнили о моих отношениях с Юко Эндо. И узнали о том, что ты здесь.
– Я сказала тебе: в полиции нет информации об этой квартире. Невозможно даже представить, чтобы дед дал им адрес. Он тоже полицию недолюбливает. Хотя и занимает высокий пост.
– Я вообще-то газеты читаю, так что могу понять, что к чему. По крайней мере, определить характер твоего деда по его высказываниям. Но и в полиции не идиоты сидят. Они, скорее всего, узнали, что ты живешь одна. И теперь тихо продолжают расследование. Например, выясняют твой адрес.
– Я член семьи пострадавшей.
– Ты, кажется, не выразила горячего желания помочь следствию. Наверное, они не предполагают, что ты общаешься со мной, но не успокоятся., пока не перероют все твои связи. Такие у них правила. Особенно в отношении тех, кто не очень-то приветлив.
Возникла пауза, и Токо тут же сказала:
– Не слишком ли ты высоко оцениваешь полицию?
– Не знаю. Разумнее готовиться к худшему.
– Куда ты пойдешь? Ведь в свой бар тебе уже не вернуться.
– Обо мне не стоит беспокоиться. И на встрече со следователем можешь сказать, что видела меня. Что ты будешь говорить, сама решишь, наверное, нужно приврать, будто я вел себя угрожающе.
– Зачем?
– Меня разыскивает полиция. Любой человек, вступающий со мной в контакт, попадет в неприятную ситуацию. Ты должна стоять на стороне полиции, а не на моей стороне.
Она разъяренно зыркнула на меня. Ее глаза сверкали. Сколько раз я видел этот взгляд! Притягивающее сверкание, которое всегда появлялось в глазах ее матери, когда она сурово отчитывала меня, теперь поселилось во взгляде дочери.
– Я не шучу, – сказала она строго. – Я не обязана подчиняться твоим приказам. И буду делать так, как мне хочется.
Я грустно улыбнулся. На мгновение мне показалось, что передо мной стоит молодая Юко. Я встал, перегнувшись через раму, взял кроссовки с балкона и обернулся.
– У меня к тебе только одна просьба.
– Какая?
– Ты ведь пойдешь на квартиру Юко? Забрать ее вещи или еще за чем-нибудь.
– Конечно. Кроме меня, заняться этим некому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36