А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Наверное, насмотрелись на таких, как я, до отвращения.
Я развернул газету. Крупный шрифт, как во вчерашних вечерних выпусках, бросался в глаза. «Взрыв на Синдзюку. 18 погибших, 47 раненых. Трагедия разыгралась в парке, в выходной, средь бела дня». На первой странице были помещены фотографии погибших, вместе с адресами и местом работы. Только одно тело пока не опознали. На первой фотографии из вертикального ряда – знакомое мне лицо. Парень, который придерживал кишки, выпадавшие из живота. Нобору Сада, тридцати шести лет. Служащий химической компании. Я заметил еще одного знакомого. С ним я обменялся парой слов. Отец той девчонки. Все-таки он погиб. Тоору Миядзака, сорока восьми лет. Начальник первого отдела безопасности и главный инспектор Департамента безопасности Управления полиции. Управление полиции? Мне бросился в глаза подзаголовок: «Среди погибших – руководитель из Управления полиции. Взрыв – дело рук экстремистов?» Я пролистал до страницы, посвященной событиям в обществе. Фотографий здесь не было, фамилии раненых сгруппировали по тем больницам, куда их направили. Я просмотрел весь список. Маю Миядзака, шести лет. Вместе с еще несколькими ранеными ее отправили в больницу при Медицинском университете Тоё. Прогноз выздоровления – три недели. Ее адрес совпадал с адресом начальника сектора общественной безопасности. Йокогама, район Мидори. Я заказал еще пива. Слишком холодное, чтобы пить в октябре, но я осушил кружку в одно мгновение. Если СМИ объявили трехнедельный срок выздоровления, значит, особого повода для беспокойства о ее здоровье нет. Но неизвестно, какими будут психологические последствия. Она потеряла отца. Это может повлиять на ее мечту о музыке. Я вспомнил, как остался без родителей. Я был постарше ее года на два. Они умерли от болезни с разницей в полгода. Единственное, что я помнил. Я даже лица их забыл. А через какое время она забудет лицо отца?
Я вернулся к первой странице и просмотрел статьи.
Вчера после полудня Управление полиции начало официальное расследование, учредив в полицейском управлении Синдзюку совместно с отделом убийств и общественной безопасности «Специальный штаб расследования взрыва в парке Тюо в Синдзюку». Штаб занялся активным поиском свидетелей и анализом взрывчатого вещества. Похоже, для всех – большой шок, что среди погибших – один из руководителей Управления полиции Тэцу Миядзака. На пресс-конференции, созванной штабом в пять вечера того же дня, объявили; взяты показания более чем у ста свидетелей. Свыше десяти из них видели около так называемого Ниагарского водопада большую серую сумку. Раньше всех, около семи утра, ее заметил совершавший пробежку американский бизнесмен, который жил в гостинице неподалеку. На месте, где лежала сумка, образовалась дыра в асфальте диаметром пятьдесят сантиметров. Так как взрывчатое вещество находилось здесь в течение долгого времени, штаб расследования сделал вывод о преднамеренном взрыве.
Из-за гибели крупного чина Управления полиции преобладающей стала версия взрыва, совершенного экстремистами. Но цель его пока определить не удалось: то ли стремились уничтожить представителя управления, то ли это был террористический акт, не направленный ни на кого конкретно. Если бы хотели убить одного человека, то проще было бы взорвать его дом, но взрывчатку положили в немного непривычном месте, и это сбивало с толку. Поначалу возникла версия о том, что взрыв был направлен на объект метростроя в связи с подозрениями в отношении генерального подрядчика, которым занимался отдел спецрасследований токийской прокуратуры. Но названия всех пяти строительных компаний, входящих в совместное предприятие, принявшее заказ на стройку, были настолько неизвестны, что они вряд ли могли послужить объектами взрыва. Более того, взрывчатку можно было бы преспокойно разместить поблизости, чего сделано не было, и данную версию не приняли всерьез. Таким образом, штаб принял две версии: террористический акт без конкретной цели или взрыв с целью уничтожения крупного чина Управления полиции Миядзаки. Все силы были пущены на поиск вещдоков, позволявших установить тип взрывного устройства: часовой механизм или дистанционное управление, что могло послужить важным ключом к расследованию. Однако среди прошлых террористических актов не было прецедентов использования дистанционного управления. Взрывчатое вещество направили на анализ в Институт криминалистики Управления полиции. Также были разосланы запросы в частные компании, связанные с производством взрывчатых веществ, в связи с чем можно было предположить, что в этот раз использовали нечто иное, чем хлорат или динамит, который обычно изготавливали и применяли террористы. Кроме того, по словам специалистов, судя по нанесенному ущербу, мощность бомбы в тротиловом эквиваленте равнялась сорока килограммам, или четыремстам шашкам динамита.
Я внимательно прочитал все статьи, потратив на это целый час. Прочитал я и вторую газету. Содержание ее мало чем отличалось от первой. «В тихий выходной день все изменилось в один миг. Как удержаться от гнева на безумцев?!» «Все силы брошены на поимку преступника. Главный инспектор токийского полицейского управления сделал специальное заявление». «Сложности расследования теракта. Почти все улики уничтожены». Как сообщали заголовки, ни детонатор, ни взрывное устройство пока найти не удалось. На странице светской хроники объектом основного внимания был начальник отдела безопасности Управления полиции Тэцу Миядзака. Из его послужного списка становилось понятно: он шел вверх по карьерной лестнице, не отклоняясь ни на шаг в сторону. В статье говорилось о Миядзаке и его окружении, и даже если отбросить вежливое отношение к покойному, впечатление о нем складывалось благоприятное. Он был несвойственно полицейскому чину мягок, вежлив и воспитан. Когда мы разговаривали с ним в парке, у меня сложилось такое же впечатление. «Он уделял много внимания дочери. Несколько лет назад умерла его жена, и я часто видела, как он выходил вместе с дочерью на прогулки, – рассказывала его соседка-домохозяйка. – Но мне и в голову не приходило, что он работает в полиции». Действительно, сложно представить себе полицейского чина, носящего шейный платок с узором «огурцами». Но почему он вчера оказался в парке Синдзюку, неизвестно. Показания дочери, получившей ранения, в газете не приводились.
Также в статье ничего не говорилось и о рыжем сектанте, которого я встретил. Не было практически никакой информации о раненых, лежавших в больницах. Зато много рассказов родственников погибших, немногих счастливчиков, отделавшихся легкими ранениями, и свидетелей, оказавшихся в парке. Приводились даже свидетельства экскурсантов со смотровой площадки на сорок пятом этаже мэрии. С высоты двести два метра можно было бы окинуть взором всю территорию парка, но посетители приняли гул и встряску за землетрясение, и их охватила паника. Лишь через несколько минут после взрыва они обратили внимание на то, что творится внизу, и столпились у окна, выходящего на восток. Точно так же повели себя и те, кто находился в гостинице-высотке напротив. Я прочитал все статьи во второй газете, и мне стало понятно: вокруг основных фактов возведена ограда. Типичное поведение полицейских структур, а для них – естественно необходимые меры. Наверное, умалчивается и немало другого. Статьи занимали много места, но информация в них давалась скудная. Сейчас органы строго охраняли крепость, построенную ими вокруг фактов. При происшествиях подобного рода редки случаи, когда информация в СМИ появляется первой.
Я погрузился в размышления. Наконец я заметил, что стал привлекать внимание официантов. Я оставил недоеденной полпорции риса с говядиной, взял газеты и вышел. Опять медленно побрел к бару. Дошел до него и открыл дверь. Горел свет, хотя я его выключал перед уходом.
Меня ждал посетитель.
Он сидел у стойки и курил. Увидев меня, встал. Ростом примерно такой же, как я. А во мне метр семьдесят пять. Но весил он, наверное, вдвое меньше. Худенький. Сначала я подумал, что это парнишка. Но нет, оказалось, девушка. С короткой стрижкой. В черных джинсах и черной майке – не по сезону. Лет около двадцати или чуть побольше. «Забыл дверь запереть», – подумал я. Но у меня никогда и привычки такой не было. Воровать-то нечего.
Девушка посмотрела на меня и вдруг спросила:
– Ты ранен?
– Мы где-то встречались? – сказал я.
В бар она не заходила. По крайней мере, до сих пор.
– Нет. Сегодня в первый раз, – ответила она. – Так ты ранен?
– А что, похоже?
– Похоже, похоже. По такому лицу, как гнилое яблоко, любому станет понятно. Или подрался?
– Вроде того. А ты кто?
Девушка сложила руки на груди и посмотрела на меня. Медленно выдохнула огромную струю дыма. Дым гигантским облаком окутал меня. Такая тощая, а объем легких будь здоров.
– Ты ведь Кикути. Тосихико Кикути. А сейчас тебя, кажется, называют Кэйскэ Симамура.
Я уставился на нее. На девчонку, от которой впервые за двадцать лет я услышал свое настоящее имя.
– А теперь все современные девушки отвечают вопросом на вопрос? Ты кто?
– Я Токо Мацусита.
Я протянул руку:
– Удостоверение личности.
– Ну и ну. Ты всегда с клиентами себе такое позволяешь?
– А сейчас бар закрыт. Так что ты не клиент. А посторонняя.
– Какой ты осторожный. Только с виду тормоз.
Я улыбнулся. Она посмотрела на меня, усмехнулась, спокойно достала из сумки листок бумаги и положила мне на ладонь. Студенческое удостоверение университета Дзёти. Имя и фамилия – те, что она сказала. Адрес: район Уэхара на Сибуе. Родилась в январе семьдесят второго. Двадцать один год.
Я вернул ей удостоверение.
– А если я скажу, что ты обозналась?
– Нет, не обозналась. Я поняла это по твоей улыбке. Абсолютно беззаботная улыбка. Точь-в-точь, как говорила мне мать. Даже беззаботней, чем я думала.
– Мать?
– Юко Эндо. Это ее девичья фамилия. Эндо пишется: «Эн» как «сад», а «До», как «храм». Не забыл?
Я еще раз молча пристально посмотрел на нее. Она усмехнулась:
– Не смотри так на меня. Хотя я и привыкла, что мужики на меня пялятся, непроизвольно руки чешутся заехать по кумполу.
– Твою маму я не забыл, – сказал я.
– Еще бы ты забыл. Ты же не в маразме, чтобы забывать женщин, с которыми жил. Или у тебя столько жен было, что и со счету сбился?
– Нет. Вместе я жил только с одной.
Девушка потушила сигарету в стоявшей рядом пепельнице. Тонкими пальчиками аккуратно сломала «Хоуп» на две половинки у фильтра.
– Ты жил с мамой всего лишь три месяца, да?
– Да, всего лишь три месяца.
– Сними очки, – попросила она.
– Зачем?
– Дай посмотреть, что там у тебя.
– Не надо. Само пройдет. Не впервой. Наверное, столько же, сколько раз на тебя мужики пялились.
– Нда-а, – пробурчала она. – А я-то думала, что в нашем мегаполисе уже вымерли такие неандертальцы, как ты.
– Вот именно в мегаполисе и можно выжить. Посмотри на тараканов.
– Мама говорила, что организм у тебя крепкий, а вот по части мозгов одно твое достоинство – ворчать и огрызаться.
– Я и сам так думаю. Но откуда ты знаешь об этом баре?
– Мама сказала.
На мгновение я онемел. Юко знала про бар… Помолчав, я спросил:
– А откуда она знала?
– Проезжала на машине по улице Ясукуни и случайно увидела тебя. Тогда она остановилась и посмотрела, куда ты вошел. Увидела табличку «Гохэй». Подождала немного – стали собираться посетители. Одного из них она расспросила о тебе, описав твою внешность, и поняла, что ты работаешь барменом. Ей и имя твое сказали, без проблем.
Я вздохнул. Я был похож на больного раком. Все вокруг все знают, кроме меня.
– Странная у вас семейка. Разве матери рассказывают дочерям про своих бывших любовников?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36