— Нет.
Глаза Алека зловеще сверкнули, челюсти сжались.
— Я уже говорил, что думаю о твоей привычке носить мужской костюм. Или предпочитаешь забыть о моих словах? А может, веришь, что по-прежнему удастся играть мной? Обращаться как со слабовольным идиотом?
— Играть? О чем ты?
— Прекрасно понимаешь! Мягкая и покорная, и все это ложь, до последнего стона, срывающегося с этих прелестных губок, когда я беру тебя. Дни, когда вы правили мной железной рукой в бархатной перчатке, окончены, мадам. А теперь либо ты снимешь сама эту одежду, либо я сделаю это за тебя.
Это правда, она была мягкой и податливой, но…
— Это не ложь, Алек. Ты нуждался во мне, и я просто старалась стать такой, какой ты меня видел. Я ни за что не стала бы превращать тебя в орудие для достижения собственных целей и сомневаюсь, что это было возможно, даже если бы память не вернулась к тебе.
Он хищно ощерился, и выражение злобы почти уничтожило красоту черт. Джинни едва не отвернулась.
— Почему, — задумчиво протянул он, — почему я женился на тебе? Увидел что-то вроде вызова… безмозглую девчонку, которой нужно указать ее место? Иногда мне самому трудно понять причины.
— Я думала, что ты лю… что я тебе небезразлична.
Алек, смеясь, покачал головой и осушил бокал с шерри:
— Насколько припоминаю, я вел себя как рыцарственный дурак, чувствовал, что обязан защищать тебя, оберегать, особенно после смерти твоего отца. Ты была одинока и беспомощна.
— Вовсе нет!
— Разве? Ты была близка к разорению, и, как умная, расчетливая женщина, признала это сама, и…
— И поспешила выйти за богатого, влиятельного лорда?
— Да, в уме тебе не откажешь! Ты так и сделала! Получила мужа, готового заботиться о тебе, осыпать драгоценностями, купить столько платьев, сколько пожелаешь! Правда, сама ты неспособна выбрать наряд, который не выглядел бы обносками пугала, но муж всегда придет на помощь, не так ли?
— Я не нуждаюсь ни в твоей помощи, ни в твоей жалости, Алек. Однако твой вкус в одежде действительно безупречен.
— Ошибаешься, Джинни, тебе нужны моя жалость и защита, потому что я мужчина, которого воспитывали в понятиях долга и чести.
— Как ты можешь быть одновременно благородным и жестоким, Алек? Странное сочетание.
— Жестоким? Ты в самом деле думаешь так? Не согласен. По-моему, я просто вижу вещи в их истинном свете. О да, должен признать, что хотел лишить тебя девственности. Такая закоренелая старая дева… именно сопротивление и разжигало меня, Юджиния, хотя, по чести говоря, я предпочел бы женщину, которая умела бы подарить мне наслаждение и знала, чего ждать от меня, в свою очередь. Но это не играло роли, ведь под мужской одеждой таилась страсть, которая только и ждала освобождения. Спящая красавица в мужском костюме. И я хотел пробудить эту страсть, Джинни. Какое возбуждающее зелье — входить в тебя, чувствовать, как ты выгибаешься, слышать стоны и крики, ощущать, как твои пальцы впиваются в мое плечо. Я становился всемогущим. Ты очень чувственная женщина, Джинни, и это, возможно, стало главной причиной моей женитьбы на тебе.
— Но тебе, кажется, нравилось брать меня.
— Да. Загадка, не правда ли? Но это правда. Я ошибался, сомневаясь в твоей готовности отдаваться мне в любое время дня и ночи, а ведь именно поэтому женился на тебе… и еще из-за того, что Холли, кажется, ты нравишься.
— Но ты спал со многими женщинами и не женился ни на ком. Почему же я?
— Потому что ты была такой чертовски жалкой.
Джинни отпрянула, словно он ударил ее по лицу.
— Ну а теперь, дорогая жена, немедленно переоденься и выбрось эту идиотскую одежду. Я не желаю сидеть за одним столом с подобным созданием.
— Нет. Никогда. И не позволю приказывать мне, Алек. Ты мой муж, а не тюремщик.
— Я для тебе все, Джинни. Именно я буду выбирать то, что считаю для тебя лучшим и нужным. А тебе остается лишь повиноваться.
Джинни из последних сил старалась сохранить спокойствие.
— Я тебя не понимаю. Сегодня и все эти дни я сидела в той комнате, пытаясь отыскать хоть какие-то нити, ведущие к разгадке убийства твоего управляющего. Какая разница, что я надела? Кому это интересно? Почему ты ведешь себя так ужасно?
— Я не просил тебя становиться сыщиком. Не женское дело так рисковать. Ты могла упасть или пораниться, и…
Этого Джинни не вынесла.
— Прекрати! Просто не верю, что ты способен говорить подобные вещи, Алек! Я твоя жена и хочу помочь нам обоим, поскольку Каррик-Грейндж стал и моим домом. Убийство так же касается меня, как и тебя.
Алек широкими шагами направился к ней. Джинни отказывалась отступить, хотя видела, что выражение лица мужа остается абсолютно непроницаемым. Сжав огромными руками ее плечи, Алек спокойно объявил:
— Выслушайте, леди Шерард! Вы моя жена и носите моего ребенка. Я хочу, чтобы с вами ничего не случилось. Мой долг — заботиться о вашей безопасности. Неужели не понимаете такой простой вещи?
Он слегка тряхнул ее.
— Ты глуп, — бросила она, не повышая голоса. — Проклятый глупец! Отпусти меня!
— Ты снимешь этот маскарадный костюм?
Джинни взглянула в прекрасное замкнутое лицо:
— Иди к дьяволу!
Алек неожиданно отпустил ее и толкнул на диван, а сам устремился к двери и повернул ручку замка.
— Сейчас! — велел он.
Джинни, с трудом поднявшись, бросилась за диван. Это крохотное расстояние дало ей мужество выстоять и подогрело ярость.
— Попробуй дотронуться до меня, Алек, и я сделаю так, что ты об этом пожалеешь!
— Вероятно, — ответил он скучающе. — Но это не имеет значения. Пора уже тебе понять, что ты женщина и, следовательно, вполовину не сильна так, как я.
— Но поверь, обладаю вдвое большей решимостью. Берегись, Алек, я на все готова. Прекрати нести вздор и открой дверь.
Алек помедлил, словно потрясенный ее словами, и наконец кивнул:
— Ты права, не очень это хорошая идея.
И уже через мгновение дверь была открыта, и Алек с издевательским поклоном встал рядом с Джинни.
Она молчала, вынуждая себя не броситься бежать, но невольно ускорила шаг, проходя мимо мужа. Неожиданно она почувствовала, как его рука обвилась вокруг талии. Он подхватил ее под мышку, словно мешок с зерном, но тут же, словно вспомнив о младенце в ее чреве, немедленно приподнял Джинни, перекинув ее через плечо.
Она сыпала всеми мыслимыми угрозами, но Алек только смеялся. Когда Джинни пообещала позвать слуг, он засмеялся еще громче. Она принялась обрабатывать кулаками его спину, но, очевидно, не причинила ни малейшей боли. Подняв голову, Джинни заметила Смайта, миссис Макграфф и Джайлса. Никто не произнес ни слова. Джинни с ужасом увидела, как Джайлс изо всех сил сдерживается, чтобы не засмеяться. Это взбесило ее еще больше, и она снова замолотила кулаками по спине мужа:
— Немедленно прекрати, Алек!
Он просто покачал головой и пошел быстрее. Добравшись до хозяйских покоев, Алек вошел и захлопнул ногой дверь. Потом, почти швырнув ее на постель, запер спальню и замок смежной двери.
Джинни быстро вскочила и метнулась к дальней стороне кровати. Она не спускала глаз с мужа, подмечая каждое его движение, гадая, о чем он думает, что собирается делать. Скорее всего сорвать с нее одежду.
Она придвинулась ближе к стене и с отчаянием поглядела в окно. Нет, выпрыгнуть нельзя, до земли добрых тридцать футов.
— Попробуй только, — сказал он за ее спиной — Я знаю, что ты женщина и, следовательно, обладаешь самой малой толикой здравого смысла, но сейчас декабрь, и ты беременна. Только из уважения к твоему положению я готов удовлетвориться тем, что сорву с тебя это смехотворное облачение. Правда, я предпочел бы задать тебе хорошую трепку, но придется довольствоваться малым. Поди сюда, Джинни.
Джинни замерла, высокомерно подняв подбородок.
— Убирайся к дьяволу!
— Ты становишься однообразной. Это в тебе говорит американка. Иди сюда. Больше я не намерен повторять.
— Прекрасно, потому что ты начинаешь мне надоедать, Алек.
Он направился к ней, и Джинни, видя, что он так же взбешен, как она, рванулась к смежной двери, молясь, чтобы в скважине торчал ключ. Молитва ее не была услышана. Она почувствовала, как жесткие ладони сжали предплечья. Алек с силой рванул ее на себя.
— Ну вот, — удовлетворенно объявил он, разрывая сорочку от шеи до талии. Джинни высвободила руку и впечатала кулак в живот мужа. Тот только проворчал что-то, и в глазах блеснули искорки ярости.
— Отпусти меня, Алек. Отопри дверь и оставь меня в покое. Если хочешь, чтобы я уехала, только скажи, и меня здесь не будет. Утром. Тебе никогда больше не придется выносить мое общество. Пусти же!
Алек, не отвечая, продолжал действовать, не давая Джинни опомниться. Еще минута, и клочья сорочки валялись на полу. Он стянул лохмотья, оставив Джинни обнаженной до талии. Она пыталась успокоиться, дышать ровнее, не показывая волнения, хотя знала, что Алек смотрит на нее, и от этого приходила в ярость, чувствуя себя одновременно еще более беззащитной. Это было ужасно.
— Никогда не прощу тебя за это, Алек. Будь ты проклят! Отпусти меня!!
Алек ошеломленно молчал, не сводя взгляда с жены, и наконец тихо пробормотал:
— Твои груди стали еще больше. И, подняв руку, нежно сжал ее грудь.
— И тяжелее. И еще прекраснее, если это только возможно.
Джинни сжалась, но он крепко держал ее.
— Не трогай меня!
— Хорошо, — с готовностью согласился Алек, сдергивая с нее брюки, сапоги и шерстяные чулки, а когда Джинни осталась совершенно обнаженной, улыбнулся: — Очень мило, дорогая жена. Очень мило.
Его рука снова легла на ее грудь, нежно лаская. Джинни почувствовала первые огоньки желания, но твердо решила ни на что не обращать внимания. Но Алек подхватил ее на руки и понес к кровати. На этот раз он не бросил Джинни на постель, а осторожно положил на спину и сел рядом.
— Ну а теперь, — сказал он спокойно, словно вел светскую беседу, — давай поговорим, жена. Ты хочешь бросить меня?
— Да. Ни за что не останусь, не буду терпеть унижения и оскорбления.
— Ну а сейчас, когда лежишь на своей прелестной спинке, голая, и я, полностью одетый, смотрю на тебя. Это ты можешь стерпеть?
Джинни втянула в себя воздух, замахнулась, чтобы ударить его, но Алек перехватил ее руку и опустил на кровать.
— О нет, не выйдет. Теперь я хочу взглянуть на своего сына.
— Это дочь!
Алек легонько погладил ее живот, закрыл глаза, замер на мгновение и, не двигаясь, тихо сказал:
— Ты никуда не поедешь. Моя жена останется со мной и будет делать, как велю я.
В этот момент в желудке Джинни громко заурчало. Глаза Алека распахнулись.
— Я накормлю тебя, Джинни, — засмеялся он, — но немного погодя. Ну а пока я буду просто наслаждаться, глядя на тебя.
Наклонившись, он начал целовать ее живот короткими поцелуями-укусами, а когда выпрямился, глаза потемнели, и Джинни поняла, что Алек хочет ее, увидела, как на загорелой шее лихорадочно бьется жилка.
— Я не нравлюсь тебе, — пробормотала она. — Как ты можешь хотеть меня?
— Это, конечно, мое извращенное упрямство. У тебя прелестное тело, Джинни. Для меня большая радость наблюдать, как набухает твой живот. И груди.
— Я замерзла, Алек, — процедила Джинни и в подтверждение своих слов вздрогнула.
Он поспешно разделся, разбрасывая одежду по полу, что на него было совершенно не похоже — обычно Алек все аккуратно вешал на место. Скользнув под одеяло, он притянул Джинни к себе, поцеловал в лоб и нежно прошептал:
— Ну а теперь, мисс Юджиния, я хочу войти в тебя. Как тебе понравится такое?
Лишь ее тело желало этого, но только не она, Юджиния Пакстон Каррик. Алек сказал, что считает себя разумным человеком… значит, стоит попытаться.
Джинни отстранилась настолько, чтобы суметь взглянуть в лицо мужа:
— Алек, почему ты делаешь это? Почему так обращаешься со мной? Я ничем тебя не обидела, не причинила боли и хотела только помочь, быть с тобой, облегчить одиночество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58